К вопросу о созыве Поместного собора Русской Православной Церкви

В новейший период церковной истории голоса о необходимости созыва Поместного собора зазвучали в церковной и околоцерковной среде в связи с принятием Юбилейным Освященным Архиерейским собором 2000 г. «Устава Русской Православной Церкви», который изменял статус Поместного собора и упразднял периодичность его созыва, менял его место, роль и значение в современной системе высшего церковного управления. Критики нововведений заявляли об ослаблении принципа соборности Церкви, об усилении иерархического начала в высшем церковном управлении, нивелировании роли клириков и мирян в решении общецерковных вопросов. Эти разрозненные возражения, время от времени появлявшиеся на страницах печатных и электронных СМИ, звучавшие в интервью некоторых представителей духовенства и церковной общественности, постепенно стали объединяться в конкретную идею о необходимости созыва Поместного собора на повестку дня которого должен быть вынесен целый ряд вопросов, касающихся внутренней и внешней политики Русской Православной Церкви.

Идея созыва Поместного собора обрела внешние очертания и содержательное наполнение в «Открытом письме Святейшему Патриарху епископа Диомида, клириков, монашествующих и мирян Анадырско-Чукотской епархии» от 6 июня 2007 г., в решении епархиального собрания Анадырско-Чукотской епархии от 6 июня 2007 г., а также в «Обращении ко всем архипастырям, пастырям, клирикам, монашествующим и всем верным чадам Святой Православной Церкви» от 19 января 2007 г. и «Пояснении» к нему, изданному по благословению епископа Диомида. В данных документах утверждается необходимость созыва Поместного собора, состоящего из епископата Русской Православной Церкви, представителей клира и мирян, который подверг бы общецерковному рассмотрению вызывающие критику авторов обращений некоторые направления как внутренней, так и внешней деятельности Церкви. При этом авторы обращения ссылаются на опыт проведения Всероссийского церковного собора 1917-1918 гг. и необходимость возвращения к его наследию.

Не вдаваясь в суть претензий авторов обращений, попытаемся рассмотреть вопрос о необходимости и целесообразности созыва Поместного собора, состоящего из епископов, клириков и мирян в свете канонических установлений, исторического опыта Церкви, в том числе опыта Всероссийского церковного собора 1917-1918 гг. и всех последующих Соборов, а также ответить на вопрос, был ли подорван принцип соборности Церкви ныне действующим «Уставом Русской Православной Церкви» 2000 г.?

* * *

Сторонники созыва Поместного собора исходят из отношения к последнему как к единственному органу высшей церковной власти, полномочному решать любые церковные вопросы на том лишь основании, что он имеет всецерковный представительный состав, а не состоит из одних лишь епископов, как Архиерейский собор и Священный Синод. Однако церковное сознание, выраженное в канонических установлениях, не использует принцип всецерковного представительства в качестве критерия принадлежности высшей церковной власти. Опираясь на 34-е Апостольское правило и 9-е правило Антиохийского собора, мы можем заключить, что высшая власть в Поместной Церкви принадлежит Собору епископов и Предстоятелю Церкви.

Знают ли каноны Вселенской Церкви и церковная история Соборы, состоящие из епископов, клириков и мирян, которым бы принадлежала высшая церковная власть? Известно, что церковные Соборы начали собираться уже в первые века христианства. В их компетенцию входило решение возникавших в церковной среде споров и недоумений, осуждение разного рода лжеучений, выработка правил и решение вопросов, касающихся внутренней церковной жизни, а также церковного управления. Соборы Поместных Церквей еще до 4-го века сделались обычным явлением в Церкви. Каноническими правилами закрепляется значение Собора как органа высшей власти и управления Поместной Церкви. Согласно канонам Церкви Поместный собор состоял из епископов областной (в современном понимании – поместной) Церкви, созывался и проходил под председательством митрополита (Предстоятеля Поместной Церкви) (I Всел. 5, IV Всел. 19, VI Всел. 8, Ант. 16, 19, 20). Каноны ничего не говорят об участии на Соборах клириков и мирян. Более того, везде, где в канонах речь идет о Соборах, указывается на их состав исключительно из одних епископов. Именно Архиерейскому собору церковные правила предоставляют все полномочия высшей церковной власти и управления. Однако церковная история свидетельствует, что клирики и миряне все же принимали участие в Соборах различного уровня – от Поместных и до Вселенских. Это, казалось бы канонически не оправданное участие, в то же время не воспрещается церковными правилами. Вопрос заключается в соборном статусе клириков и мирян, который не мог быть и не был идентичным статусу епископов. Как известно, на Апостольском соборе в Иерусалиме в 51 г. под председательством апостола Иакова присутствовали не одни лишь апостолы, но «и пресвитеры и братия» (Деян. 15, 23). Римский собор 251 г., рассматривавший вопрос о принятии в Церковь отпадших во время гонений, по свидетельству церковного историка Евсевия, состоял «из шестидесяти епископов, а пресвитеров и диаконов находилось на нем еще более»[1]. На Карфагенском соборе (256 г.), созванном в связи с вопросом о перекрещивании еретиков, помимо епископов присутствовали также пресвитеры, диаконы, исповедники и устоявшие в вере миряне. На Антиохийском соборе (268-269 гг.), созванном для рассмотрения ереси Павла Самосатского, также присутствовали диаконы и пресвитеры. Однако несмотря на участие клириков и мирян в соборном процессе, общим правилом было решающее голосование вопросов, подвергавшихся соборному обсуждению, епископами, как преемниками апостолов. В качестве примера приведем Карфагенский собор 256 г. Его акты перечисляют мнения только епископов, хотя участие на Соборе, как мы знаем, принимали помимо епископов клирики и миряне.

Таким образом, на Соборах Поместных Церквей право решающего голоса принадлежало епископам, обладающим в церковном сознании полнотой апостольской власти и полномочным решать все дела своей Церкви (Апост. 37; I Всел. 5; IV Всел. 19; VI Всел. 64; Трулл. 8; Карф. 8, 59, 61, 64 и др. Сард. 1, 5, 9, 11 и др.). Только епископы, или представляющие их лица, подписывали соборные решения, и, таким образом, давали им силу церковных законов. Клирики и миряне если и допускались на Соборы, то с тем правом голоса, которое предоставлялось им епископами. Чаще всего речь шла о совещательном голосе. В решающем голосовании клирики и миряне, за редким исключением, не участвовали. Такой статус и границы соборного участия не ущемляли роли и значения клириков и мирян в решении общецерковных вопросов, поскольку их участие в подготовке Собора, в соборных прениях, оказание помощи епископам в соборных совещаниях, другими словами экспертная деятельность, составляли важнейший элемент всего соборного процесса.

Истории, однако, известны и исключения из общего канонического и исторически обусловленного правила о праве одних епископов принимать решения на Соборах. Так, на VII Вселенском соборе помимо епископов присутствовали и голосовали монашествующие, сыгравшие важную роль в деле восстановления иконопочитания. Проф. А.В. Карташев сообщает, что во вступлении к протоколам Собора монахи и императорские чиновники не указывались в качестве членов с решающим голосом, но на втором заседании Собора монашествующим было предоставлено право голоса[2].

* * *

В истории Русской Православной Церкви известны примеры Соборов, на которых принимали участие клирики и миряне. В большинстве случаев степень участия клириков и мирян сводилась к совещательной функции, без участия в голосовании подлежавших соборному решению вопросов. Особняком в истории Русской Церкви стоит Всероссийский церковный собор 1917-1918 гг., сыгравший важнейшую роль в жизни Церкви как по кругу обсуждавшихся внутрицерковных и внешнецерковных вопросов, так и по прецеденту своего состава и спепени участия его членов в решении соборных вопросов.

Сторонники созыва Поместного собора на современном этапе развития Русской Православной Церкви водружают на свои знамена опыт Собора 1917-1918 гг., утверждая в качестве незыблемой идею о равноправном участии в высшем церковном управлении, а также в решении всего спектра общецерковных проблем и вопросов, наряду с епископами клириков и мирян. Для ответа на вопрос, справедливо ли данное мнение, обратимся к истории проведения Собора 1917-1918 гг. и дособорному периоду.

Рассмотрение Собора 1917-1918 гг. возможно исключительно в контесте эпохи конца XIX-начала XX вв., изменений, происходивших на уровне государства и общества, с которыми теснейшим образом была связана Русская Церковь. Созыв и проведение Всероссийского церковного собора 1917-1918 гг. происходили в особой атмосфере, которая формировалась в условиях более чем двухсотлетнего перерыва в созыве церковных Соборов, копившихся церковных вопросов и не находивших своего решения в рамках синодальной системы высшего церковного управления, а также популярности в общественной, а также церковно-общественной среде демократических идей представительства, которые в переложении на церковную почву приобретали характер идеи всецерковного представительства. Известно, что вопрос о составе ожидаемого в начале XX в. Поместного собора был поднят еще в 1905 г. во время активной церковно-общественной дискуссии, нашедшей свое отражение на страницах церковной и светской печати. Отличительной чертой данной дискуссии были несомненная глубина осмысления проблематики состава Собора, а также высокий уровень церковного сознания. К сожалению, в выражавшихся мнениях порой присутствовала и определенная сословная заинтересованность, чуждая стремлению ко благу Церкви, не опирающаяся на церковное Предание, закрепленное в канонических установлениях. Началом дискуссии можно считать обращение группы петербургских священников («группа 32-х») к митрополиту Антонию (Вадковскому), в то время возглавлявшему столичную кафедру. В своем обращении представители столичного духовенства изложили свой взгляд на состав Поместного собора. Они потребовали широкого представительства на Соборе клириков и мирян, а также предоставления возможности клирикам и мирянам иметь на Соборе равные с епископами права. Вот что писали в своей записке священники: «Не считая правильной мысль, что первый Собор, по встречающимся для совершенной организации его затруднениям, может состоять из одних только епископов, мы полагаем, что он-то, прежде всего, и должен обладать характером всецерковного представительства. 200-летнее отсутствие соборов и современное положение высшей иерархии, не избираемой, как встарь, самими церквами, то есть клиром и народом самих вдовствующих церквей, обязательно требует участия на соборах низшей иерархии и мирян»[3].

Предварявшие созыв Собора в 1917 г. опрос мнений епархиальных архиереев, работа специально созданных предсоборных органов – Присутствия, Совещания и Совета, выявили разногласия по вопросу о составе Собора в среде епископата, духовенства и церковной общественности. В «Отзывах епархиальных архиереев» 1905 г. проблема состава ожидаемого Поместного собора вызвала большие разногласия. Каков должен быть состав – архиерейский, из епископов и рядового духовенства, или тех и других и мирян, и в каком качестве две последние категории – с совещательным или решающим голосом? Голоса разделились следующим образом:

• за Собор епископов, на который клир и миряне допускаются без права голоса, высказались шесть архиереев. Архиепископ Волынский Антоний (Храповицкий), принадлежащий к данной группе архиереев, в своих заявлениях шел дальше и указывал, что «никто, кроме епископов, не должен быть допущен на Собор»[4].
• 23 архиерея, в том числе епископ Иркутский Тихон (Троицкий-Донебин), высказались за участие на Соборе наряду с епископами представителей духовенства и мирян. При этом, епископы должны были обладать правом решающего голоса, а представители духовенства и мирян – правом совещательного голоса[5].
• За полноправное участие наряду с епископами выборных представителей от клира и мирян с правом решающего голоса выступило три архиерея, в их числе архиепископ Финляндский Сергий (Страгородский)[6].

В 1906 г. на заседаниях первого отдела Предсоборного Присутствия большинство его членов: прот. Я.П. Светлов, свящ. А.П. Рождественский, профессоры В.З. Завитневич, В.И. Несмелов, М.А. Машанов, А.И. Бриллиантов, Н.П. Аксаков и др. выразили мнение, что наряду с епископами высшая церковная власть должна принадлежать клирикам и мирянам. Последние две категории должны иметь право участвовать на Соборе наряду с епископами. Особенно настаивал на праве участия клира и мирян на Поместном соборе с правом решающего голоса в своих заявлениях Н.Д. Кузнецов. В противовес мнению о возможном представительстве на Соборе клириков и мирян свои доводы приводили члены Предсоборного Присутствия 1906 г.: уже упоминаемый архиепископ Антоний (Храповицкий), а также епископ Тульский Лаврентий, которые выступали за исключительно епископский состав ожидаемого Собора[7]. Таких же позиций придерживался Святейший Синод в своем докладе, представленном 22 марта 1905 г. императору Николаю II. В конечном итоге ст.1 положения «О составе предстоящего чрезвычайного Собора Русской Церкви и порядке производства дел на оном», выработанного Предсоборным Присутствием и утвержденного императором 25 апреля 1907 г., закрепила тезис о том, что Поместный собор должен состоять из епископов, клириков и мирян, однако последние две категории, согласно ст. 4 указанного «Положения», могли участвовать на Соборе лишь с правом совещательного голоса[8].

Как и сегодня, в начале XX в. выдвигались опасения неблагоприятного развития внутрицерковной ситуации вследствие оттягивания времени созыва Собора, отказа в равноправии клирикам и мирянам. Так, член «Братства ревнителей церковного обновления» Н.П. Аксаков предупреждал своих оппонентов о возможности церковного раскола, который произойдет, если требования о равноправном участии клириков и мирян на Соборе не будут приняты. Он заявлял: «Епископы выработают и утвердят на Соборе проект устроения; но решение их не получит силы только от того, что оно будет единогласным желанием всех епископов. Церковь скажет или, по крайней мере, может сказать, что не одобряет такого устроения дел, не желает его и признает не соответствующим ни действительным ее потребностям, ни хранимому ею Преданию. Права или не права будет эта, невольно отрешенная от епископов Церковь, но раскол произойдет»[9]. Такое убеждение вряд ли соответствовало действительности, и свидетельствовало скорее о стремлении автора нагнетать нервозную обстановку вокруг вопроса о равноправии на Соборе наряду с епископами клириков и мирян. Анализируя подчас полярные мнения о составе ожидавшегося Собора можно придти к выводу, что преимущество, с позиции количественного соотношения и взвешенной позиции, сочетавшей каноническую норму и сложившиеся исторические реалии, было у сторонников участия клириков и мирян в соборном процессе, но при условии контроля епископата за принимаемыми Собором решениями. Данная позиция возобладала.

В конечном итоге на Всероссийский церковный собор 1917-1918 гг. были призваны епископы, клирики и миряне, но принятие решений на нем было поставлено под контроль Епископского совещания, состоявшего из всех архиереев – членов Собора. Соборный «Устав» в ст.64 раздела VI предусматривал, что все важные решения после их рассмотрения полным составом Собора подлежали обсуждению с позиции соответствия Священному Писанию, догматам, канонам и церковному преданию, а также утверждению со стороны Епископского совещания[10]. При этом Епископское совещание, согласно ст.66 раздела VI «Устава» Собора 1917-1918 гг. могло отвергнуть 3/4 своих членов то или иное соборное решение и передать на повторное рассмотрение Собора. В случае если соборное решение вновь будет отвергнуто Епископским совещанием, то оно не могло стать соборным определением и получить законной силы[11]. Это свидетельствовало о наличии хотя и ограниченного, но все же контроля епископов за принимаемыми Собором решениями, несмотря на то, что количественно архиереи на Соборе составляли менее 1/5 его участников. Ни одно важное решение Собора не могло приобрести законной силы и стать соборным определением без согласия епископата. Другое дело вопрос о степени эффективности контроля со стороны епископата за принимаемыми Собором решениями. Сложно говорить о такой эффективности при условии, что 3/4 голосов епископов – членов Епископского совещания минус один голос не могли препятствовать принятию даже самого одиозного соборного решения. Не было никакой гарантии, что воля клириков и мирян, полноправно участвующих на Соборе, не будет навязана Церкви, даже в том случае, если она окажется не совпадающей с точкой зрения простого большинства епископата, несущего полноту ответственности за Церковь перед Богом. Причину такого ограничения епископского контроля в «Уставе» Собора 1917-1918 гг. можно объяснить заинтересованностью в ослаблении влияния Епископского совещания на ход соборных процессов, нежеланием предоставить епископату большие полномочия по сравнению с другими членами Собора из состава клириков и мирян, несмотря на то, что именно контроль со стороны епископата за принимаемыми соборными решениями делал Собор 1917-1918 гг. каноничным. Канонами Церкви утверждается необходимость рецепции соборных решений со стороны епископата. Если данное условие не выполняется, или выполняется частично, следовательно, норма церковных правил не реализуется в полной мере. Итак, мы должны констатировать, что «Уставом» Собора 1917-1918 гг. была завышена планка критерия санкционирования епископатом соборных решений.

* * *

Всероссийский Церковный собор вынужденно прекратил свою работу в сентябре 1918 г. В ходе своей работы Собор принял определение «Об общих положениях о высшем управлении Православной Российской Церкви» от 4 ноября 1917 г., п.1 которого закреплял состав Поместного собора из епископов, клириков и мирян[12]. Однако ни данным определением, ни последующими определениями и церковно-правовыми актами указанная норма не детализировалась. Остался без ответа церковного законодателя вопрос о том, в каких соотношениях должны быть представлены епископы, клирики и миряне на Соборе, какова должна быть степень участия в соборном процессе клириков и мирян, каким образом будет реализован принцип контроля епископата за принимаемыми соборными решениями. В период после завершения работы Собора 1917-1918 гг. Русская Церковь в построении своего высшего управления опиралась на норму определения от 4 ноября 1917 г. и закрепляла в правовых актах состав Поместных соборов из епископов, клириков и мирян. При этом в данных церковно-правовых актах не указывалось, с каким правом голоса могли участвовать на Соборах клирики и миряне. Поместный собор 1945 г., поместные Соборы 1971, 1988 и 1990 гг. состояли из епископов, представителей клира, монашествующих и мирян. Однако в условиях правового вакуума в вопросе об участии с правом совещательного либо решающего голоса представителей клира и мирян по тем или иным вопросам, наблюдалась различная практика. Так, при избрании Патриарха Алексия (Симанского) на Поместном соборе 1945 г. голосовали только епископы. На Поместном соборе 1990 г., созванном после кончины 3 мая Патриарха Пимена (Извекова), в выборах нового Предстоятеля Русской Церкви хотя и участвовали клирики и миряне, но в рамках тех кандидатур, которые были избраны Архиерейским собором, созванным накануне собора Поместного. Итак, опыт проведения поместных Соборов в XX столетии в новых исторических условиях, отличных от первой четверти века и напрямую связанных с иным состоянием общества и государства, не позволяет говорить об устоявшейся модели участия клириков и мирян в соборном процессе.

Практика проведения поместных Соборов Русской Церкви в XX веке приводит к выводу о том, что Поместный собор так и не стал по-настоящему функциональным органом высшей церковной власти. После окончания Всероссийского церковного собора в 1918 г. до настоящего времени удалось провести лишь четыре поместных Собора, в отличие от Соборов архиерейских. Созыв и проведение Поместных соборов не было поставлено в зависимость от необходимости решения назревших важных церковных вопросов, но было связано с избранием нового Предстоятеля Церкви и принятием основополагающих церковно-правовых актов (положения и устава об управлении Церковью). Такое отношение к Поместному собору было обусловлено наследием советской эпохи, когда в условиях ограниченной возможности созвать Собор, Церковь была вынуждена решать круг общецерковных вопросов на уровне Священного Синода, и время от времени на Архиерейском соборе. Состав Поместного собора, не опирающийся на требования церковных канонов, усложненный порядок его созыва, высокая финансовая затратность проведения Собора, также стояли в ряду факторов, не позволявших Собору стать отлаженным и действенным механизмом системы высшего церковного управления.

Юбилейный Освященный Архиерейский собор, приняв в 2000 г. «Устав Русской Православной Церкви», пошел по пути оптимизации функционирования высшего церковного управления, поскольку к этому времени сформировалась потребность в определенной корректировке церковно-правового статуса, компетенции и перераспределении прав и обязанностей органов высшей власти и управления Русской Православной Церкви. Отличительной особенностью «Устава» 2000 г. стало изменение статуса и компетенции Поместного и Архиерейского соборов. Поместный собор из органа, которому согласно «Уставу об управлении Русской Православной Церкви» 1988 г. принадлежала высшая законодательная, исполнительная и судебная власть в Русской Церкви, превратился в орган, которому принадлежит высшая церковная власть только в области вероучения и канонического устройства. Помимо этого была устранена и периодичность созыва поместных Соборов, которая, согласно «Уставу» 1988 г. равнялась пяти годам. Архиерейский собор приобрел статус высшего органа иерархического управления, перестав быть органом высшей церковной власти в период между поместными Соборами. При этом компетенция Архиерейского собора увеличилась, что произошло частично за счет полномочий Поместного собора. К примеру, Архиерейский собор стал церковным судом высшей инстанции, переняв указанное полномочие у Поместного собора. Таким образом, «Устав» 2000 г. закрепил очевидное изменение баланса властных полномочий в пользу Архиерейского собора, что привело к усилению его роли и значения в системе высшего церковного управления.

Опираясь на требования церковных канонов, мы можем охарактеризовать преобразовательные изменения «Устава» 2000 г. как вполне согласующиеся с ними, поскольку каноны Церкви содержат правила об обязательности созыва Соборов епископов области (поместной Церкви), которым (Соборам) совместно с Первым епископом области принадлежит высшая власть в Поместной Церкви, и ничего не говорят об обязательности Соборов, на которых полноправными участниками наряду с епископами выступали бы клирики и миряне.

Зададимся вопросом, не влекло ли преобразование института высшей власти и управления Русской Православной Церкви в «Уставе» 2000 г., связанного с усилением иерархического начала в ВЦУ, к нарушению принципа соборности и не шло ли в разрез с соборно-патриаршей формой управления?

М.В. Шкаровский отмечает в своем исследовании, что благодаря определению «Об общих положениях о высшем управлении Православной Российской Церкви» от 4 ноября 1917 г. «на многие десятилетия в церковном сознании утвердился принцип соборности, представление о том, что верховную власть в Русской Православной Церкви имеет Собор из епископов, клириков и мирян, а органы Высшего церковного управления подчинены и подотчетны ему»[13]. Можем ли мы из этого высказывания сделать вывод о том, что принцип соборности в высшем церковном управлении заключается в составе Собора из епископов, клириков и мирян? Выше мы выяснили, что каноны со всей очевидностью свидетельствуют об участии на областных Соборах и принятии решений только епископами той или иной Поместной Церкви. При этом сами каноны не запрещают присутствия на Соборах клириков и мирян, а церковные прецеденты свидетельствуют о наличии подобной практики со времен Древней Церкви. Ставить вопрос о соблюдении принципа соборности в высшем церковном управлении при условии обязательного участия и принятия решений наряду с епископами клириками и мирянами – абсолютно неправомерно. Принцип соборности в высшем церковном управлении нельзя путать с принципом всецерковного представительства. Со всей очевидностью принцип соборности вытекает из соборно-патриаршей формы устройства высшего церковного управления, основанного на 34-ом Апостольском правиле, свидетельствующем о сбалансированности власти Предстоятеля и Собора епископов, при котором нет места единовластию Предстоятеля. Итак, в каноническом понимании соборность в высшем церковном управлении – это существование наряду с Предстоятелем Церкви соборного органа, состоящего из епископов и наделенного властными полномочиями, решения в котором принимаются согласованно.

Таким образом, «Уставом» 2000 г. не нарушается принцип соборности в высшем церковном управлении, а также не наносится ущерба соборно-патриаршей форме этого управления, поскольку сохраняется соборный порядок принятия решений органами высшей власти и управления Русской Православной Церкви, Патриарх осуществляет управление Церковью совместно с Синодом, и подотчетен Поместному и Архиерейскому соборам.

* * *

На современном этапе бытия Русской Православной Церкви, построения системы ее высшего управления, настроенной на оперативное решение возникающих проблем и вопросов, касающихся внутренней и внешней жизни Церкви, призыв к созыву Поместного собора несет образ искусственности и надуманности. Сегодняшний день кардинально отличается от обстановки начала XX века, предшествующей созыву и проведению Всероссийского церковного собора 1917-1918 гг. В тот период в жизни Церкви, ее высшего, епархиального и приходского управления накопилось немало неразрешенных проблем, препятствовавших миссии Церкви, ее просветительской деятельности. Для решения этих проблем был необходим Собор, который после детального рассмотрения и обсуждения смог бы выработать правила, позволявшие Церкви в условиях тогдашнего общества и государства приступить к внутреннему церковному обновлению и строительству. Современная ситуация – иная. Перед Церковью сегодня не стоит задача реформирования тех или иных уровней своего управления, решения сложных задач внутренней и внешней церковной жизни. Сформированная система высшего церковного управления позволяет достаточно эффективно решать общецерковные вопросы, формировать различные направления миссии Церкви в обществе.

Что касается необходимости привлечения клириков и мирян к процессу высшего церковного управления и соборной деятельности, то сегодня, наверное, невозможно представить себе, что органы высшей церковной власти и управления могут функционировать без экспертной деятельности, консультативной помощи представителей духовенства и мирян, их участия в процессе дособорного обсуждения проектов решений. Важнейшей составляющей соборного процесса является подготовительный этап, заключающийся в серьезной аналитической и интеллектуальной работе представителей духовенства и мирян по подготовке проектов соборных документов и заявлений. Помимо этого, клирики и миряне активно участвуют в обсуждении предлагаемых архиерейским Соборам проектов решений. В качестве примера можно привести опыт разработки и обсуждения проекта «Основ социальной концепции Русской Православной Церкви». Еще до рассмотрения проекта документа Юбилейным Освященным Архиерейским собором 2000 г. базовые идеи проекта «Основ» подвергались обсуждению на различных совещаниях и конференциях, основными участниками которых были духовенство и миряне, а также экспертное сообщество.

В основе работы синодальных учреждений, которые в соответствии со ст.3 раздела VI «Устава» 2000 г. являются органами исполнительной власти Святейшего Патриарха и Священного Синода[14], лежит деятельность ответственных сотрудников – клириков и мирян – специалистов в различных областях церковной жизни, а также внутренней и внешней деятельности Церкви. Без активного участия клириков и мирян в работе епархиального и приходского управления, представляется невозможным успешное функционирование последних.

Актуальной задачей в сфере высшего церковного управления на сегодняшний день является не стремление к созыву Поместного собора, а забота о своевременном отклике на нужды Церкви, ответ на всё новые вызовы быстро меняющегося общества, усилия по утверждению в обществе нравственных ценностей, стремление к сохранению церковного единства.

[1]Евсевий Памфил. Церковная история. СПб., 1848. Т.1. С. 386.

[2]Карташев А.В., проф. Вселенские соборы. Клин: Христианская жизнь, 2004. С. 623.

[3]К Церковному Собору. [Сб.]. СПб., 1906. С. 127.

[4]Отзывы епархиальных архиереев по вопросу о церковной реформе: В 2-х чч. М.: Крутицкое подворье, 2004. Ч. 1. С. 166.

[5] Там же. Ч. 2. С. 827.

[6]Там же. С. 434.

[7]Журналы и протоколы Предсоборного присутствия: В 4-х т. СПб., 1906-1907. Т. 2. С. 585.

[8]ГАРФ. Ф. 3431. Оп. 1. Д. 578. Л. 38.

[9]К Церковному Собору. [Сб.]. СПб., 1906. С. 128.

[10]Деяния Священного Собора Православной Российской Церкви. Предисловие, документы и материалы к созыву и деятельности Предсоборного Совета и Собора. М., 1918. Кн.1. Вып. 1. С. 43.

[11]Там же.

[12] Собрание определений и постановлений Священного Собора Православной Российской Церкви 1917-1918 гг: В 4-х вып. М., 1994. Вып. 1. С. 3.

[13]Шкаровский М.В. Влияние Всероссийского Поместного Собора 1917-1918 годов в советскую эпоху. // Церковь и время. 2003. № 4. С. 170.

[14]Устав Русской Православной Церкви. // Церковь и время. 2001. № 2 (15). С.22.

Священник Сергий Звонарев

Источник:  http://www.pravoslavie.ru/smi/483.htm

 Комментарии к статье с сайта "Богослов.Ру"  

http://www.bogoslov.ru/text/304763.html

Никогда не опровергал и был всегда согласен с тезисом о необходимости трактования церковных правил в контексте исторической эпохи времени их появления. Однако сегодня, по прошествии шестнадцати веков со времени формирования канонического корпуса, мы не имеем единого мнения о том, в какой мере должны применяться те или иные правила Церкви. Ряд правил потеряли свою актуальность, другие применяются не в полной мере. Однако Церковь не отменяла ни одно из правил. De jure все они имеют обязательный характер и должны соблюдаться. Но можем ли мы применять каноны "всегда и везде"? Вопрос степени применяемости церковных правил - большая проблема современности. Нужно поднимать эту тему, дискутировать и предлагать пути решения.
+++
К вопросу о зависимости епископата. Мне непонятно, почему А. Бондач усиленно пытается утвердить мысль о том, что епископат обязательно должен быть от кого-либо зависим - если не от клира и мирян, то от "феодалов - капиталистов" и "главы государства". Сегодня, благодарение Богу, иерархия в большей степени независима в принятии решений, чем, пожалуй, во все предыдущие периоды истории нашей Церкви. Неправомерно ставить вопрос, что если не контроль со стороны клира и мирян, то, неизбежно, со стороны крупного бизнеса и власти в лице "Совета по делам РПЦ". На мой взгляд, необхоимо задуматься над тем, что существует серьезная опасность того, что под прикрытием наиболее активных мирян на высшее церковное управление могут оказывать давление бизнес структуры и структуры власти, причем, что очень вероятно, даже не нашего государства. При существующем уровне коррупции, финансового лоббирования интересов, ВЦУ вполне может оказаться под контролем не "широких слоев клира и мирян", а сил, не имеющих никакого отношения к Церкви. Церковь не должна быть детерминирована никакими общественными институтами. Она не имеет нужды быть подконтрольной обществу, поскольку внутренне слажена и дисциплинирована, способна существовать в различных внешних политических и экономических форматах, руководствуясь, при этом, исключительно внутренними установлениями, имеющими Божественное санкционирование. Такое положение вещей ни в коей мере не препятствует Церкви быть институтом гражданского общества, активно вовлекаться в жизнь общества.
Мы сегодня всеми силами должны бороться за сохранение современного свободного status quo Церкви (ее высшего церковного управления) и ее независимости от каких бы то нибыло сил.
+++
Между потенциалом и его практической реализацией наличествует огромная разница. Поэтому, когда я говорю, что сегодня есть возможность вести цивилизованную дискуссию по актуальным проблемам церковной жизни, но этой дискуссии не хватает, то в этих словах нет противоречия. Сегодня никто не мешает вести цивилизованный, аргументированный, на хорошем научном уровне диалог. Но его очень редко можно встретить. Взгляните на церковые печатные и электронные СМИ, проанализируйте публицистику, и вы столкнетесь с проблемой недостатка в открытом цивилизованном диалоге. Есть приятные исключения, но их, увы, пока немного.
+++
Зачаточный трехлетний опыт работы Высшего Церковного Совета не позволил в последующие десятилетия убедиться в принципиальной важности и необходимости существования этого органа. Действовавшие на протяжении XX столетия органы ВЦУ выполняли те задачи, которые предполагалось Собором 1917-1918 гг. возложить на ВЦС. Надобность в Высшем Церковном Совете отпала, потому-то вопрос о его реконструкции в XX веке не поднимался.
+++
Безусловно, профессионализм в деятельности синодальных учреждений во-многом зависит от способности привлекать свежие, на высоком уровне подготовленные силы, а также специалистов из различных областей науки и знания, практиков. Не могу ответить на вопрос о том, кто занимался подготовной проектов документов о церковном судопроизводстве. Если бы это делал я, то обязательно пригласил бы уважаемого А. Бондача в качестве участника рабочего процесса.
Экспертное и профессиональное сообщество всегда немногочисленно, поэтому выбирать и копаться в специалистах особенно не приходится. Кроме того, нет ничего зазорного или некорректного в том, чтобы самому проявить инициативу, заявить о своем желании включиться в рабочий процесс. Не думаю, что это будет холодно, с равнодушием воспринято в том или ином синодальном учреждении.