Вочеловечение Бога Слова

Историк Павел Кузенков о догматических аспектах Боговоплощения

Сегодня праздник Рождества Христова. Об этом важнейшем событии в истории человечества и его догматическом значении мы беседуем с кандидатом исторических наук Павлом Владимировичем Кузенковым, преподавателем Сретенской духовной семинарии.

— Павел Владимирович, какое для вас самое убедительное доказательство того, что Иисус Христос — Воплотившийся Бог?

— Когда Господь начал Свою проповедь и за ним последовали Его ученики, в какой-то момент Он спросил их: «За Кого вы почитаете Меня?» Тогда Петр от имени всех апостолов ответил: «Ты Христос, Сын Бога Живаго». То есть даже ближайшие ученики Христа далеко не сразу поняли, Кто перед ними. Потому Господь и сказал Петру: «Не плоть и кровь открыли тебе это, но Отец Мой, Сущий на небесах». Господь посчитал особым чудом, что Его собственные ученики увидели в Нем Сына Живого Бога — Того, Кого мы сейчас почитаем в Иисусе Христе, т.е. Сына Божия, Второе Лицо Пресвятой Троицы.

Даже человеку, воспитанному на Ветхом Завете, который полон пророческих предсказаний о Боговоплощении, нелегко было принять весть о том, что Сын Божий и Сам Бог будет обитать с нами, что и произошло в день Рождества Христова, когда Он родился от Духа Святого и Марии Девы и стал жить среди нас. Вот насколько непросто было в то время непосредственным свидетелям этих событий узреть тайну Божественного воплощения. Тем сложнее увидеть какие-то доказательства нам — людям, которых отделяет от этого времени две тысячи лет и которые, вообще говоря, утратили духовную глубину восприятия библейских текстов.

При этом Господь настолько возлюбил человека, что не дал ему прямых доказательств этой истины. Помните, как иудеи просили Его сотворить им знамение с неба? Но такого рода доказательство означало бы лишение человека самого важного — дара свободы. И Господь требует от нас подвига веры и подвига любви. Он требует от нас, чтобы это было для нас не очевидно — а значит, и не вынужденно. То, что очевидно — то вынужденно, и в этом нет свободы выбора. Поэтому и называется христианство именно верой, а не знанием о Боге, потому что всегда в нем остается недоказанность, неочевидность.

Лично для меня свидетельством того, что Христос есть истинный Бог, является Его подвиг на Кресте

Но лично для меня не столько доказательством, сколько свидетельством того, что Христос есть истинный Бог, является Его подвиг на Кресте. Потому что обычный человек не в силах был бы вынести такого рода величайшее служение, которое совершил Христос во имя рода человеческого. Служение, которое выразилось в удивительных словах, обращенных к Отцу: «Если возможно, да минует Меня чаша сия; впрочем не как Я хочу, но как Ты». Через крестную жертву изменилась судьба рода человеческого, история пошла другим путем.

Всё это было немыслимо для античного сознания. Как это: Бог умирает, Бог отдает Себя в жертву, Бог страдает?

Мы приходим к духовному совершенству только через жертву и страдания

Это немыслимо было и для иудеев, которые видели в Боге великого и абсолютно всемогущего Создателя, Который не может быть подвержен никакому насилию. Но для христиан и христианской веры это самое зримое доказательство того, что Бог стал человеком, что Бог воскрес, чтобы все мы воскресли. Это и главный смысл христианства — что человек должен сам стать богом по благодати. Поэтому Божественная природа Господа нашего Иисуса Христа очевидным образом видна именно в величии Его страдания. Для меня, как для историка, это еще и своего рода образ действий христианина в подобных ситуациях: мы приходим к духовному совершенству только через жертву и страдания.

— При этом Церковь сталкивалась с возникновением различных ересей, связанных с соединением во Христе двух природ: Божественной и человеческой.

— Это одна из самых удивительных тайн Божественного Промысла. Действительно, можно уверовать в то, что Иисус Христос есть Сын Бога Живаго. Тем более что так прямо и написано в Писаниях. И Сам Христос в Писании говорит о Себе словами Петра и одобрят слова Петра. Но как объяснить сочетание Божественной и человеческой природы? Ведь согласно античной философии, Бог есть существо неизменное, бессмертное и совершенно бесстрастное. Человек же смертен, переменчив и подвержен страстям — и это тоже свойство человеческой природы. И если Господь облекся в человеческую плоть, значит, Он принял на себя человеческую природу. Как совместить эти, казалось бы, несовместимые вещи? И на этой почве возникали некоторые весьма красивые логические конструкции. Ну, я уж не говорю про те ранние формы, когда возникали течения, которые признавали и очень почитали Христа как великого Пророка и Учителя, но не признавали его Божественной природы. Таковы, кстати говоря, мусульмане, которые учат, что Иса (Иисус) — величайший Пророк, но христиане извратили сущность Его учения, объявив Его Богом, ввели многобожие и так далее. То есть они стоят на страже монотеизма — действительно важнейшего достижения ветхозаветной религии. Очень важно сохранить единобожие. Но как совместить его с наличием Бога Отца и Бога Сына? Уже это смущало многих в древности.

Кого-то смущало, что евангельские слова «В начале было Слово, и Слово было у Бога, и Слово было Бог» уж очень сильно напоминали философские концепции

Других смущало, что евангельские слова «В начале было Слово, и Слово было у Бога, и Слово было Бог» уж очень сильно напоминали философские концепции. Возникла даже секта «алогов», которые считали подделкой Евангелие от Иоанна и, соответственно, учение о Слове Божием, о Логосе они отвергали.

С другой стороны, многие впадали в другую крайность и считали, что Сын Божий и Бог настолько едины, что между Ними в принципе нет никакого различия, что это просто разные проявления Одной и Той же Личности как некие аватары. То есть Бог может поворачиваться человеку разными сторонами, но это, тем не менее, некое единое Лицо.

Чтобы из всех этих хитросплетений выкарабкаться, потребовалась колоссальная по интеллектуальной интенсивности работа Святых Отцов — величайших умов древности. Пик всей этой христологической, как ее называют, дискуссии пришелся на конец IV — V век. И в конечном счете Церковь выработала единственно верное со всех точек зрения учение о Боге, которое обходит изъяны всех других концепций.

Тут надо иметь в виду, что христианство не претендует на знание о Боге. Тайна Божественной Троицы, тайна Воплощения для человеческого ума не постижимы. Когда мы говорим об учении Церкви, мы говорим именно о системе взглядов, которая отвергает ложное учение. То есть по сути дела христианское богословие всегда апофатично, оно всегда отрезает ложные умствования, чтобы человек не впал в ошибку. Поэтому иногда приходится слышать, что христианское богословие недоказуемо. Как я уже говорил, в Бога можно только уверовать, Его нельзя познать в падшем состоянии. Но уверовать можно истинно, а можно ложно. То есть мнения о Боге могут быть и ложные. И собственно, понятие «Православие» («Ортодоксия») как раз и состоит в том, что человек придерживается истинного мнения о Боге.

Христианство учит, что Господь Иисус Христос есть истинный Бог и истинный человек

Христианская догматика учит, что Господь Иисус Христос есть истинный Бог и истинный человек. Что две природы в Нем соединились таким образом, что не образовали некую третью природу, что они не слились, но и не могут быть разделены, что они соединились непреложным образом и не могут уже отныне разъединиться, и что они при своем соединении не изменили друг друга. Человеческая природа не была подчинена Божественной, Божественная природа не претерпела изменений от соединения с человеческой. Эти вещи трудно понять, но все остальные варианты догматически ущербны, потому что из них вытекает ложность наших упований на спасение.

Допустим, мы последовали бы ереси Нестория. Несторий учил о том, что Иисус Христос есть соединение человека Иисуса и Бога Слова. Из этого соединения произошло некое новое Лицо, Лицо-единение, которое он назвал Христом. То есть Бог Слово и человек Иисус образовали Христа. И поэтому Мария есть Мать человека Иисуса. Бог Отец есть Отец Бога Сына, а Христос родился от Марии, и в этом смысле Марию можно назвать Христородицей. Но ни в коем случае ее нельзя назвать Богородицей, потому что Сын Божий родился от Отца прежде всех век. Если мы последуем этому учению, окажется, что соединение Иисуса и Бога Слова было хоть и чудесным, но одномоментным. Его сподобился, как учил Несторий, только один величайший безгрешный праведник Иисус, который был предызбран для такого удивительного таинства. А как же мы? Наша-то природа каким образом спасена? И оказывается, что если это соединение было лишь соединением на уровне Лиц и не было соединения природ, тогда оказывается, что и человеческая природа не спасена.

С противоположной стороны стоит учение Евтиха (или, как его иногда называют, Евтихия) монофизитство. Евтих учил, что соединение природ во Христе привело к созданию единой природы. Что оно оказалось настолько тесным, что человечество и Божество слились воедино. И ясно, что слились они в Божественную природу, потому что Божество выше человечества. Но, исходя из этой концепции, получается, что человечество умаляется при обожении и возникает изменение человеческой природы. Она оказывается как бы вовлечена в Божественную. И самое ущербное содержание этого учения состоит в том, что страдания Христа в этой ситуации — это страдания Бога, Который страданию не подвержен. Отсюда следствие евтихианства — афтартодокетизм. Исповедующие это учение люди считали, что крестные муки Христа мнимы, ведь Господь Бог не претерпевает страдания. Но это влекло за собой очень опасные последствия. Ведь тогда возникало ощущение некой иллюзии и театральности всех происходивших в Евангелии и описанных в Новом Завете событий. И конечно, с догматической точки зрения это неприемлемая конструкция.

Поэтому остается только православное определение, выработанное на IV Вселенском Соборе в Халкидоне, в соответствии с которым Церковь учит нас, а мы уже исповедуем, что Божество и человечество — две природы — соединились во Христе в одном Лице. Причем соединение это не привело ни к появлению особой единой природы, ни к появлению единого Лица. То есть во Христе Иисусе не существует отдельного человека и отдельного Бога. И Лицо — если хотите, субъект этого соединения — есть Второе Лицо Пресвятой Троицы. Как собственно и написано в Символе веры: «[верую] во Единаго Господа Иисуса Христа, Сына Божия, Единороднаго, иже от Отца Рожденнаго, ... нас ради человек и нашего ради спасения… Воплотившагося от Духа Свята и Марии Девы». То есть это Тот Самый Сын Божий, Который был рожден прежде всех век от Отца и Он же рожден во времени от Богородицы. И это то самое учение, которое позволяет нам Деву Марию называть Богородицей. И вот такое, достаточно сложное с точки зрения какой-то философии, но неуязвимое с точки зрения догматических последствий учение и считается православным.

У отца Георгия Флоровского есть любопытные аналогии с нашим временем: он называет несторианство антропологическим максимализмом, а евтихианство антропологическим минимализмом. И в этом смысле западное христианство, особенно христианство новейшего времени, гуманистическое, которое слишком высоко ставит человека и человеческое начало в Господе, похоже на несторианство. Кстати, отсюда и католическая специфика изображения Распятия, на котором Господь изображен обязательно скорчившимся от муки. В то время как для Востока, согласно этой аналогии, более характерно преувеличенное внимание к Божественному началу во Христе — отсюда свойственное восточному христианству иконное изображение Христа, бесстрастного Бога. Конечно, это лишь игра определенных смыслов, хотя та мода, которая в начале XX века появилась в Европе на несторианство, показывает, что что-то в этой концепции есть… Вообще, преувеличенное внимание к человеческому началу, человеческой свободе, конечно, имеет место во всей западной цивилизации, которую мы называем цивилизацией гуманистической. При этом в какой-то момент преувеличенное внимание к человеческому фактически приводит к тому, что эта цивилизация перестает быть христианской, а человек не просто выходит на уровень Бога — он занимает место Бога.

У монофизитов другая тенденция — тенденция к умалению человечества, и эта тенденция в высшей своей форме проявляется в религиях фаталистического характера, когда от человека ничего не зависит — все в воле Божией.

Православное христианство избегает обеих крайностей: оно сохраняет и высоту человечества, и подобающее ему место.

— Некоторые связывают праздник Рождества Христова с ожиданием чудесных перемен в своей жизни. Откуда это?

— Праздник Рождества Христова — это праздник некоего обновления, нового жизненного цикла, начала новой, лучшей жизни. Рождество Спасителя знаменовало это начало для всего человечества, при этом каждый из нас ежегодно связывает с этим Праздником некий перелом в своей собственной жизни. Это, конечно, чисто символическое явление, потому что Господь совершает чудеса не по календарю.

Для нас важно, что и в день Праздника, и во время Рождественского поста мы гораздо чаще обращаемся к Богу с молитвами

Однако для нас важно, что и в этот праздничный день, и во время Рождественского поста мы гораздо чаще чем обычно обращаемся к Богу с молитвами. В это время общение человека и Бога более тесно, более интенсивно — и Господь отзывается на наши призывы. Самое же важное и в своих молитвах и в своем желании изменить жизнь к лучшему сохранять две вещи: полное доверие к Богу (если что-то тебе не дано по воле Божией, значит так лучше для тебя) и избегать гордыни, когда Господь отвечает на твои молитвы и дает тебе то, о чем ты просишь.

— А случалось ли в вашей жизни, что Господь отзывался на молитвы?

— Да, такие события бывали в моей жизни. Один раз речь шла о болезни близкого мне человека, жизнь которого буквально весела на волоске, так что не было никаких объективных причин для того, чтобы дело пошло на поправку. Осталась одна только надежда на Господа. Я ничего Богу не обещал. Знаете историю, как Мартен Лютер во время грозы обещал: «Если Ты спасешь меня от удара молнии, я стану монахом»? Мы знаем, чем это все кончилось: монахом-то он стал, да только потом разрушил Католическую церковь изнутри. Такие обеты очень опасны, это неудобоносимые бремена. Человек не может играть с Богом в такую торговлю: я — Тебе, Ты — мне. Зачем это? Богу от нас ничего не нужно кроме любви. Поэтому я попросил, что называется, задаром, ничего не обещая. Но просил, как мне казалось, искренне. И действительно, все пошло очень хорошо: этот человек сейчас жив и здоров.

— Что вы могли бы пожелать нашим читателям в праздник Рождества Христова?

В земной жизни Господа было мало радостных дней, но кончилось все это светлым Воскресением

— Дорогие друзья, в эти радостные дни, счастливые дни Рождественского праздника хотелось бы пожелать и вам и всем нам прежде всего крепости в вере. Потому что именно эта крепость помогает преодолевать любые невзгоды, помогает радоваться нашим земным радостям и помогает не впадать ни в какие уныния, ни в какие скорби при всякого рода неприятностях, которые неизбежны на нашем пути. Рождество Христово напоминает нам о земной жизни Самого Господа, в которой было достаточно мало радостных дней, было много несправедливостей, было много горя, было предательство — самое страшное, наверное, из того, что может постичь человека. Но кончилось все это не страшной пыткой и казнью на Кресте, а светлым Воскресением. Так и для нас Рождество — это память не только о начале, но и о том, чем заканчивается жизнь христианина. Она заканчивается воскресением из мертвых, жизнью будущего века, новым рождением. И земное рождество влечет за собою рождество небесное. Всегда помнить об этом я бы и пожелал всем нам.

Беседовал Дмитрий Дементьев

http://www.pravoslavie.ru/put/76345.htm