Протодиакон Андрей Кураев: Миссиология. Учебное пособие. Издание Белгородской семинарии, 2009

ОТЗЫВ НА БЕЛГОРОДСКИЙ УЧЕБНИК

Поскольку я – один из соавторов этого учебника (точнее – автор двух глав: «Ошибки миссионера» и «Методика диспута с протестантами»), я помню о том, как создавался сей сборник пестрых глав, и потому могу свидетельствовать, что его составители изначально невысоко оценивали ожидаемый результат.

Задача сборника состояла в том, чтобы на время заткнуть методическую дыру, образовавшуюся в наших семинарских расписаниях: курс миссиологии есть, а никаких учебников по нему все же нет. При этом все понимали, что качество этой временной заплатки будет низким. Слишком разные люди пишут по разному и о разном на страницах этого сборника.
Слава Богу, что учебник вышел. Он принесет свою пользу. Теперь главное – избежать его канонизации.
Три части учебника неравномерны и неравнокачественны.
Половину страниц (и целый учебный год) занимает изложение истории миссии, причем она подается как тождественная истории миссии  РПЦ. Это означает, что в учебнике
а) нет истории раннехристианской миссии;
б) нет истории христианизации варварской Европы, в том числе ирландской миссии;
в) нет описания современной православной миссии (например, греческой миссии в Африке);
г) нет не то что анализа, а хотя бы презентации современной инославной миссии.
Вообще учебник слишком натужно антиэкуменичен. Его авторы забыли, что пишут не учебник по «обличительному богословию»,  и потому в вопросах миссии католики и протестанты для нас не столько оппоненты, сколько учителя. Особенно неприличны нападки на римских пап, ПОДДЕРЖАВШИХ миссию Кирилла и Мефодия  у славян (с. 16). Также неуместны нападки на иезуитов  в главе 1.6. Иезуитские школы смогли повернуть вспять реформацию в Польше – и об этом стоило бы миссионерам знать подробнее. Вместо этого они читают очередную злую карикатуру. (Зато у другого автора в другой главе невесть зачем декларируется тождество понимания миссий в РПЦ и в какой-то «Книге Общей Молитвы Американской епископальной Церкви» (с. 225). Это знание зачем-то нужно семинаристам?)
То, что рассказ по истории русской миссии занимает половину учебных часов и страниц, было оправданно при начале преподавания миссиологии. Но сейчас все же уже накоплен не исторический, а собственно миссиологический материал, которым можно заполнить выделенное учебное время.
Разговор по истории русской миссии может быть уже вынесен за скобки курса миссиологии. Книги на эту тему есть (труд А. Б. Ефимова плюс данный учебник), и желающий может легко получить обзорное представление о нескольких ярких страницах миссии. Сегодня уместно было бы разговор об истории русской миссии вернуть в рамки курса истории РПЦ, а те или иные исторические эпизоды  и прецеденты просто встраивать в ход миссиологического повествования.
Уделять половину учебного времени рассказу об истории миссии неуместно еще и потому, что  при попытке  из истории вынести советы для работы современного миссионера мы получаем лишь набор банальностей, очевидных для современного семинариста еще до того, как он приступил к урокам миссиологии (мол, надо любить туземцев и говорить на их языке).
Редукция миссиологии к истории миссии удобна лишь для преподавателя, силой администрации мобилизованного на преподавание миссиологии. Но это мало поможет рождению новых миссионеров.
Несуразность учебника видна из того, что в нем мы видим 4 часа, выделенные на рассказ о миссии древнерусских монастырей (хотя миссиологический аспект их деятельности по скудости источников можно было бы изложить за 15 минут), в то время как  тема «разговор с молодежной аудиторией» занимает лишь один (!) час.
Если уж касаться странностей расчасовки – нельзя не отметить неоправданное уравнивание Японской Миссии и Иерусалимской. Обеим - по 4 часа. Но миссия в Японии была именно миссионерской. О ней есть огромный и интересный материал. Ни один миссионер не оставил по себе таких подробных дневников как св. Николай Японский (правда, издание его дневников почему-то отсутствует в библиотеке Белгородской семинарии с миссионерской направленностью, причем нет ни только полного пятитомного, но и вообще никакого!). Миссия  же в Иерусалиме была лишь синонимом японской. Она не занималась проповедью Христа магометанам. Это проект археологический, политический, паломнический, пастырский, но менее всего – миссионерский.
Опять же наводит на грустные раздумья то, что «миссия  в молодежной среде» лишь на час привлекла внимание авторов учебника, а вот «миссия в тюрьме»  интересует их  в два раза больше. Похоже, что молодежи наши миссионеры боятся больше, чем бандитов. Также два часа авторы учебника считают необходимым выделить на ознакомление со структурой Миссионерского Отдела МП. Наверно, она очень запутана и очень опасна при попытках ее некомпетентного использования. В любом случае того, кто дочитает этот скучнейший самоотчет Миссионерского Отдела до конца, ждет приз – шок при чтении рекомендуемой литературы. Тут он узнает, что фамилия патриарха Алексия была – Ридегер (с. 223).
Общим недостатком всего учебника является то, что он как раз не учебник. Лишь у некоторых авторов (среди которых отмечу А. Б. Пивоварова, автора глав 3.1-3.2.2) видна забота о студенте. У большинства же авторов сборника нет вопрошаний к себе о том, нужно ли именно студенту именно вот это знание или вот эта формула. Поражает нагромождение имен и дат в главе по миссии русских монастырей. Но особенно тяжко придется студенту при пересказе догматических (и, кстати, вовсе не имеющих отношения к теме) нагромождений во второй части учебника. Ну, как, например, воспроизвести такую фразу – «Через Литургию и  исполнение заповедей происходит явление в силе Животворящего Духа Святого Самого Иисуса Христа как Господа и введение в мир действительного Царства Божия» (с. 226)?! Вот бы автор попробовал дать пример понятной миссионерской речи и сказал – «Миссия должна быть пасхальной. Она должна свидетельствовать о Господе, Победившем смерть» и не пожалеть еще двух фраз о связи Пасхи и Литургии...
Составители и авторы учебника путают книгу для чтения и учебник. В учебнике не должно быть «лишнего». Каждая дата и каждое имя должны быть оправданны. Их стоит приводить и запоминать только в том случае, если без их запоминания утрачивается целостность всего курса.
Кроме того, учебник с трудом выполняет свою роль проводника в мир тематической информации. Списки литературы в конце каждой главки почти всегда в нерабочем состоянии.
Библиография приводится:

а) неполная
(например, в главе об алтайской миссии нет упоминания об издании: Нестеров С. В. Словом и житием наставляя: Жизнь и труды преподобного Макария Алтайского. М., 2005 хотя именно в нем собраны наиболее значительные творения преп. Макария Алтайского. Также удивляет отсутствие ссылок на издания трудов митр. Макария (Невского). В главе «Миссия в Китае» удивляет отсутствие ссылок на книги свящ. Петра Иванова «Из истории христианства в Китае» (М., 2005) и А. В. Ломанова «Христианство и китайская культура» (М., 2002). В главе о японской миссии странно отсутствие  ссылки на полное пятитомное издание дневников св. Николая Японского. В главе о миссионерских съездах нет указаний на издание их материалов).

б) недоступная для студента
(например, в главе об алтайской миссии зачем-то студентам полусотни семинарий  предлагается искать заведомо ненаходимую вне МДА машинопись 1963 года – Климашин А. Труды алтайских миссионеров (Загорск, 1963) Аналогично в главе 2.2. неуместно отсылать студентов к какому-то греческому журналу 1967 года. Ни один студент его не найдет).Утратить всякий дар речи заставляет список рекомендуемой литературы к главе 2.3.4.. Привожу его полностью, ибо он состоит из одного пункта, но зато какого!: Гинкель А. В. Миссионерское значение «Деяний апостолов». Курсовая работа. Белгород, 2004. И это к главе о проповеди апостолов… Неужели даже на эту тему составителям учебника неизвестны никакие работы, кроме как их собственных студентов?!.

в) просто неадекватная.
(глава о миссии в Литве начинается  с 16 века, зато библиография к этой главе начинается с указания статьи о виленских мучениках – то есть события 14 века. Следующий пункт  этого же библиографического списка почему-то считает, что русские студенты не найдут лучшего источника по истории России, чем книга некоего харьковского автора по фамилии Духопельников. В завершении же этого списка встречается книга, которой уж точно не сыскать по всем семинариям России – Мицко. Монастирi Подгiр’я 12-14 ст. Львiв, 1993).

г) непроверенная
(В главе «Миссия в Китае» в первом же абзаце идет ссылка в библиографическую пустоту – (3,117-118). В том издании, которое в библиографии этой главки стоит на третьем месте, названные страницы не содержат ничего похожего на то, что они вроде бы должны подтвердить (что якобы в Китае уже в 64 году были христиане).

д) да и просто непонятно – действительно ли по указанным источникам читатель найдет больше, чем уже прочитал в учебнике
(Зачем в библиографии главы 2.2 рекомендуется искать эскиз данного учебника, написанный для белгородской семинарии в 2005 году? Если соответствующая глава в нем лучше – ее следовало просто взять в состав нового учебника. Если же старый учебник ничего не добавляет к тому, что сказано в новом - зачем о нем упоминать и отправлять семинаристов на его поиски?)

Однажды в учебнике оказалось искажено даже название святоотеческого творения. В главе 2.2 читаем самый халтурный абзац во всей книге:
«Серьезное богословское обоснование миссионерскому призванию Церкви было дано в святоотеческий период. Святой Иоанн Златоуст – один из святых отцов, словом и делом активно поддерживавших миссионерское просвещение неверующих. Например, его письмо, адресованное пресвитерам и монахам Фенисы, наставляющим греков в вере».
Итак, из всего якобы «серьезного» патристического обоснования миссии избран и назван лишь один труд - наверно, самый серьезный. И  он-то уж наверняка до дыр зачитан автором этой главы.
Беда, однако, в том, что он взял название этого письма Златоуста из какой-то англоязычной публикации. Оттого и Финикия превратилась  у него в загадочную Фенису. Семинарист же вряд ли догадается, что речь идет о 110-м письме Златоуста – «К пресвитерам монахам, проповедующим в Финикии веру язычникам». Если же семинарист все же найдет письмо, название которого закодировано с тремя ошибками, он там как раз и не найдет ничего похожего на «богословское обоснование миссионерского призвания Церкви». Это просто обычное увещание труженику не бояться трудностей.
Неприятное впечатление производит стремление автора этой главы уйти от честного признания нашей миссиологической нищеты. Если и в самом деле «серьезное богословское обоснование миссионерскому призванию Церкви было дано в святоотеческий период» - приведи список святоотеческих творений на эту тему. Однако НИ ОДНО патристическое произведение не приводится ни тут, ни в библиографии главы, ни в библиографии учебника.
Зато начинается откровенное юление – «Но в истории ранней Церкви не было серьезных богословских дискуссии о природе и характере миссионерской задачи, так как нет ничего необычного в том, чтобы заниматься деятельностью, которая является очевидной составляющей естественного хода событий» (с. 227).
Полагаю, что эта витиеватая конструкция – полемика с моим тезисом (рукопись моей книги «Перестройка в Церковь» я передал составителям учебника еще до выхода моей книги в  свет):
«Вот бы найти в истории нашей Церкви полемику миссионеров между собой о методах и аргументах миссии! Уж чего не отнять у византийских церковных писателей – так это готовности к полемике и к обвинениям по любому поводу. Но анафем, осуждающих неверные миссионерские методы, нет. И канонов о правильной миссии тоже нет. И споров о том, как донести Евангелие до других народов, не велось. Верный признак того, что и самой этой работы просто не было. Так есть ли миссионерская традиция в православии, и можно ли ей следовать так же, как мы следуем догматической традиции, иконописной или литургической?».
Белгородский автор  говорит, что дискуссий о миссии не было потому, что не спорят о том, что для Церкви было естественным. Но самое естественное для Церкви - это молитва. Книг о молитве и о прелести церковная традиция тем не менее знает немало. Для Церкви естественно веровать во Христа. И уж об этом тоже  в древности было сказано немало. А вот о миссии не было сказано почти ничего. А дискуссии уж и подавно не было ни одной. И не только в «ранней Церкви». Дискуссии о миссии в православии начались лишь в конце 19 столетия ее истории. Это потому, что миссия была слишком привычна или же потому что она была слишком непривычна? Я склоняюсь ко второму ответу и потому считаю незаслуженной лестью фразу «миссионерство всегда было основным смыслом церковной деятельности» (с. 10). Странно вот только, что сами «церковные деятели» это осознали как-то очень уж поздно (а множество и епископов и  священников и прихожан не осознали этой якобы аксиомы и до сих пор).

Конечно, в пестрыз и не всегда хорошо отредактированных главах учебника, есть и  очевидные ошибки:
Хазарская миссия датируется не 858 годом (с. 12): солунские братья отправились в путь в 861-м году.
Ничего не сказано о создании кириллицы (упоминается лишь глаголица)
«К концу правления князя Владимира в одном только Киеве было несколько сотен церквей» (с. 20). Источники упоминают лишь о трех: еще деревянной Софийской церкви, о храме в честь св. Василия и о закладке Десятинной церкви.
«Новая вера принудительно вводилась в Новгороде» (с. 20). Восставшие новгородцы разметали христианский храм – значит он был еще до восстания и до полицейской акции Добрыни и Путяты.
Не представляется уместной последняя фраза главы о японской миссии: «После императора не было человека в Японии, пользовавшегося в стране такой известностью, как равноапостольный Николай». Полагаю, что в годы, последовавшие за победой Японии в войне 1905 года, в народе были гораздо более популярны японские адмиралы и генералы, нежели русский епископ.
«Осужденные  в первые годы советской власти епископы ехали в «столыпинских вагонах» (с. 212) Зачем тут полоскать в крови имя Столыпина?

«Церковь подверглась опасности со стороны еретиков гностиков, которые учили, что каждый человек может в своем религиозном опыте и через личное откровение получать истинный гнозис» (с. 243). А разве в Православии это не так? И разве в этом суть лжеименного гнозиса?
«Апостолы явились посредническим звеном между Христом и Церковью» (с. 242). Значит и Христос и апостолы сами вне Церкви?
С. 246 – в Евангельские времена «логика была развита до таких пределов… мудрость человеческая не нуждалась в познании Божием». Это неверно. Как раз это время разочарования  в рационализме, время активного поиска, время, когда очень многие люди пробуют выйти за рамки рационализма и найти вне-философский источник познания, когда рождается множество мистико-философских течений (гностики, средний платонизм, герметизм…).
С. 275 Латинское слово алтарь почему-то объявляется еврейским.
С. 277 «Необходимо помнить, что основой любой нехристианской культуры, строящейся на принципах, чуждых Божественного закона, являются похоть плоти, похоть очей и гордость житейская». Совершенно невозможная фраза в учебнике, ибо порождает массу разночтений. Что значит «чуждый Божественному закону»? Какому из них? Где выраженному? Какой-то одной его черте или всем сразу? Должно ли это понять так, что весь нееврейский мир «чужд Божественному закону»?

Недостатки:
В главе о миссии в СССР практически не описаны публичные диспуты 20-х годов
Нет рассказа о работе В. Марцинковского и потом о. Дм. Дудко.
Нет рассказа о миссии в лагерях
Нет рассказа о Псковской миссии
Нет рассказа о пробуждении тяги к православию в интеллигенции 70-х (писатели-деревенщики, «Черные доски» Солоухина, Глазунов…)
Нет рассказа о выходе Церкви из молчания в середине 80-х.
Нет попытки истолковать «сергианство» и «никодимовщину» как миссионерский проект («инкультурация миссии»)
Лишь одна фраза об о. А. Мене.
Художественная книга «Отец Арсений» представляется как документальное свидетельство (с. 214).

Добротны лишь первая и третьи части учебника (хотя, конечно, инструкция миссионеру о том, в какой руке он должен держать бокал  с вином на фуршетах представляется излишней – с. 340).
Вторая же часть, на мой взгляд, провальна. На каждой ее странице хочется надписать – «Аркадий, не говори красиво!».
Во второй, «богословской», части учебника его авторы сами создают себе сложности, которые героически пробуют решать. Зачем-то они поставили себе цель разговор о миссии свести к натужным параллелям между догматикой и потребностями миссии.
«Тринитарное понимание миссии предполагает, что задача миссии состоит в проекции на человеческие отношения отношений, которые существуют внутри Святой Троицы» (с. 225). В Троичной жизни Бога богословию известны только отношения рождения и исхождения. Итак, миссионер, подготовленный Белгородской семинарией (учебник постулирует, что только там могут изготавливаться миссионеры: «в настоящее время подготовку миссионерских кадров РПЦ осуществляет Белгородская семинария» - с. 222), должен по каким-то таинственным критериям  различить, кого он будет рождать, а кого изводить. Причем он это должен сделать вневременно и безвольно (ибо в Троице эти отношения безначально и вневременно бытийствуют, минуя волю, присущую Единому Божеству).
Если уж в белгородском вкусе срастворять миссиологию  с догматикой, то авторам этой главы недалеко от обвинений в латинском филиоквизме. В основе филиокве ведь лежит отождествление богословия с домостроительством: слова Христа о ниспослании Им Духа в мир католики принимают за свидетельство о предвечном исхождении Духа от Отца и Сына. Вот и учебник приводит место Писания, говорящее о ниспослании Сына и Духа в мир (Ин. 20,21-22), а от себя комментирует, что это якобы говорит об отношениях внутри Троицы.
Если автор хотел сказать, что в  Троице есть отношения любви –так просто так взял бы и сказал. Если автор хотел сказать, что поток Богопричастности должен хлынуть в сердце неофита – так об этом этом тоже можно сказать проще.
Изъясняться так, как это делают центральные главы учебника  по «богословию миссии»  – это верный путь к провалу всякой миссии.

«Догматическим основанием для воцерковления культуры является учение о Воплощении Слова Божия» (с.286). Авторов не смущает, что  два тысячелетия Церковь воцерковляла разные культуры и при этом не задумывалась о «догматическом обосновании» этого своего труда. И уж тем более никто из ее святых  и богословов не ставил этот труд в связь с учением о Боговоплощении. Мол, раз уж Бог стал плотью, то пойду и я изучу варварский язык, или, напротив, язык высокой школы… Отцы в таких случаях вспоминали Моисея, наученного всей мудрости египетской, и вынос евреями золота из Египта. И этого Отцам было достаточно для обоснования «православной рецепции культуры».
«Православное учение о теосисе как конечной цели миссии Церкви побуждает богословов искать точные определения для православного миссионерского опыта в отношении культуры» (с. 286).
Во-первых, нет никакого «православного учения о теосисе как конечной цели миссии». Это чисто белгородские красивости, которые призваны подменить конкретные размышлении о миссии фразами о чем угодно. Фразы типа «целью миссии всегда остается преображение всего космоса – человека и природы» (с. 226)  поспешно отождествляют проповедь и освящение. Кроме того, евангельский свет не только освящает, но и судит и обличает и изгоняет (см. Ин 3,19). Наконец, если теосис космоса есть цель именно миссии, то неизбежен вопрос: а кроме миссии хоть что-то есть еще в жизни Церкви? Если миссионерство отождествить со всей духовной и церковной жизнью, то теряет смысл сам учебник миссионерского служения. Его надо бы назвать «Учебник космического теозиса». Если миссия и обожение – одно  и то же, тогда кроме миссии, другого служения у Церкви нет. И тогда Миссионерский отдел должен называться Патриархией, а его глава – Патриархом.

Недостаток белгородского понимания миссии – чрезмерно широкое ее понимание, неотличение миссионерства от пастырства и от катехизации. Руководствуясь белгородскими фразами, миссионер так никогда  и не поймет, где он сам должен остановиться и перестать быть миссионером, а или уступить место священнику или же самому превратиться в обычного приходского пастыря. Цель миссии на самом деле очень скромна: сделать человека готовым воспринять слово обычного церковного пастырства. Иными словами: пробудить в человеке желание главные вопросы о себе и своей жизни обращать именно к Церкви. Все. Дальше начинается катехизация.Не надо все хорошее в Церкви называть "миссией". Иначе это слово потеряет всякий смысл.

Да, можно говорить о миссии Церкви, служащей обожению творения. Но тогда надо предупредить, что язык православной миссиологии пока слишком беден и не позволяет отличить миссию Церкви от миссию миссионера. Стремление же щегольнуть модным словечком приводит к тому, что миссией в учебнике миссиологии оказывается даже отшельничество! («Личное обожение является расширением миссии Церкви в мире. А потому всякий рядовой член Церкви, который ведет духовную борьбу со своим ветхим человеком, совершает миссионерское служение в этом мире одним своим присутствием» - с. 255).

Во-вторых, учение об обожении может побуждать к чему угодно, но лишь в последнюю очередь к тому, к чему пробуют его пристегнуть авторы учебника. Так что не стоит от лица богословов заявлять, что они якобы места себе не находят от жажды сопрячь идеи паламизма с «определением православного миссионерского опыта в отношении культуры» (с. 286).
«Понятие «церковная рецепция культуры» наиболее адекватно передает догматическое понимание миссии Церкви» (Там же). А разве уже провозглашен догмат о «миссии Церкви»? Кем-то выработано «догматическое понимание миссии»?
Жажда во что бы то ни стало найти догматическую глубину заставляет авторов произносить очень рискованные фразы – «Церковь Христова принимает в себя и соединяет со Христом все народы и общества во всей полноте их социальной и культурной жизни» (с. 286). Что - ипподромные страсти и борьба зеленых с голубыми, составлявшие яркую и неотъемлемую часть социальной и культурной жизни Константинополя, тоже соединены со Христом? А если это не так, то зачем тут дважды повторенное слово «все»?

Неужели обо всем этом нельзя сказать проще? Зачем все догматизировать? Неужели не понятно, что если некая область объявляется догматически значимой, то  все ошибки, совершаемые в ней, должны будет квалифицировать предельно жестко - как ереси? И что же - теперь миссионеров, «не так» взаимодействующих с культурами, надо будет еще  и в ересях обвинять?
В главе «Миссия как апостольство» читаем: «Подлинной гарантией вхождения в апостольство является участие в акте Трех Лиц Святой Троицы – избрание от Отца, призвание через Сына и освящение Святым Духом» (с. 241). Очевидно, именно такие «гарантии» вручаются в годичном «акте» Белгородской семинарии членами ее ученого совета…
Вообще если убрать главы от 2.2 до 2.6, учебник станет более миссионерским. Здесь же нагромождение высокопарных и необязательных конструкций и фраз. Логика самая капризная. Привязанность к догматической тематике слишком тесная и слишком искусственная, а к реальным миссионерским проблемам, напротив, - минимальная. Студент скорее будут отпугнут от миссионерства таким текстом.
«Тринитарное понимание миссии предполагает, что задача миссии состоит в проекции на человеческие отношения отношений, которые существуют внутри Святой Троицы» (с. 234). И это в учебнике! Значит, я должен войти в класс и сказать семинаристам: «Ребята, я вас сейчас буду учить проецировать отношения, которые существуют внутри Троицы!».
В следующем абзаце студент узнает, что он должен «Божественные Внутритроичные отношения распространять в тварном мире». Написать такое можно. Прочитать такое можно. Бумага все стерпит. Теперь скажите, что делать со студентом, который в это поверил? Вот он собрался в миссионерскую командировку на Север. С рюкзаком идет по коридору семинарии. Его останавливает инспектор с вопросом «Камо грядеши?». Студент же на полном серьезе ответствует: «Еду распространять и проецировать Внутритроичные Божественные отношения на Якутию». Скажите, в какую медицинскую службу обязан обратиться отец инспектор?

На стр. 254 становится ясен первоисток этого морока - некий греческий профессор Петр Вассилиадис: «Фактическое оправдание христианской миссии может только быть найдено, если мы будем понимать нашу миссионерскую задачу как проекцию на человеческие отношения жизни общины, которая существует внутри Троицы». Это означает понятное объяснять через таинственное. В начале этой главы наконец было сказано нечто ясное: «миссия – проповедь для пробуждения веры» (с. 251). Но теперь это ясное вновь исчезает в Божетсвенном Мраке Внутритроичной жизни.
Да и перед кем мы должны оправдывать христианскую миссию? Перед язычниками? Но для них ссылка на понимание Троицы Вассилиадисом не имеет никакого значения. Перед нами самими? Но нам достаточно миссионерского императива Христа «Идите и научите»…

Богословски сомнителен текст в главе 2.3.5.: в Церкви «люди объединены с Богом и между собой по четырем признакам: единству. Святости, соборности и апостольству» (с. 251). Это атрибуты Церкви, но не признаки ее членов. Из текста же учебника следует, что если некто уже обладает признаками святости, единства, соборности и апостольства, то он может объединиться с кем-то другим, также уже обладающим теми же характеристиками.
Строчкой ниже мы узнаем, что соборность – «административно-организационный принцип». Интересно, кто же из Отцов так топорно понимал слово кафолический?
Не менее модерново понимание апостольского предиката Церкви: «апостольство – реализация проповеди о новой реальности». Символ веры утверждает Церковь как апостольскую совсем не по поэтому. Церковь является апостольской прежде всего потому, что от апостолов ведет свой исток, и апостольскую проповедь хранит как меру своей веры и проповеди. Не упомянуть об этом при разговоре о четырех признаках Церкви как-то странно…

Реальная раскладка учебника при этом напечатана на стр. 313. Вот на эти темы взять бы и написать простым языком и без «теосиса космоса».
Кстати, та же страсть возведения любой частности до уровня догматических высот видна и в последней фразе учебника (благодаря чему она сама по себе способна стать анекдотом): «Проблема  «Церковь и СМИ» раскрывается в эсхатологической перспективе» (с. 460).
Авторам учебника вообще хочется видеть в своем труде нечто эсхатологически значимое. «Православное понимание миссии предполагает, что вселенская миссия является эсхатологическим событием, когда Евангелие будет проповедано «до скончания века» (Мф. 28,20)» (с. 278). Вообще то в указанном месте Евангелия слова «до скончания века» относятся не к миссионерам, а ко Христу – «Я с вами во все дни скончания века».
Глава 2.6 «Прозелитизм». В ней очевидная подмена. Так и не ясно: прозелитизм – это проповедь перехода из одной христианской конфессии  в другую или же использование недостойных средств для этой цели?
Если первое – то нет ответа на вопрос: а может ли православный миссионер предлагать католику или протестанту обращение в нашу Церковь?
Если второе – то при чем тут именно прозелитизм? Когда-то и по законам Российской империи за обращение в православие давали деньги и налоговые каникулы.
Кроме того, не думаю, что многие семинаристы разделят  обеспокоенность авторов тем, что «огромный вред наносит прозелитизм экуменическому движению». Многие скорее, будут благодарны прозелитизму именно за это.
В общем – серьезная тема. Но в учебнике она просто заболтана.
В третьей части учебника в лучшую сторону выделяются главы об интернет-миссии и о миссии в зонах лишения свободы. Хорошо, что есть глава о внутрицерковной миссии (3.4).
Провальна глава о работе с молодежью. Студент не найдет конкретных советов для себя в главе о проповеди через СМИ.
Авторы полагают, что их «труд удовлетворяет всем учебным запросам духовных школ РПЦ» (с. 7). Это неверно. Получившийся сборник может быть использован преподавателями и студентами как одно среди нескольких подспорий. Впрочем, на стр.8 сказано честнее: учебник издан для нужд не всех школ РПЦ, а только белгородской семинарии. Что ж, согласимся с издателями: там ему и место.
Хорошо, что сборник появился. С ним лучше, чем без него. Какой ни есть, он лучше, чем пустота. Просто преподаватели миссиологии есть разные. Для кого-то это повинность. Такой человек сам ничего не думает о миссии, тяготится необходимостью говорить о ней. И ему просто неоткуда брать материал из-за того, что в библиотеке его семинарии соответствующая полочка просто пуста. Таким невольникам миссиологии учебник более чем полезен.
А преподаватель, живущий миссией, по любому будет добавлять свой материал в любой учебник.
Белгороду надо быть благодарным еще и за то, что он честно признался в недостаточности собственных наработок и обратился ко всем за помощью.
Но возводить полученный результат на степень официального учебного пособия, по которому должны вестись все курсы миссиологии во всех семинариях, преждевременно. Сейчас неуместно давать этому сборнику столь высокую оценку: в теме надо работать дальше.

Более всего в учебнике не хватает связи с жизнью. Любая наука должна начинаться со сбора протоколов наблюдений, а давнном случае - с мемуаров миссионеров. Из-за их отсутствия и начинают множиться космические теозисы. А начать то нужно с протокольных фактов наблюдения "Я вошел в такую аудиторию... Сказал то-то... Реакция такая...". В учебнике миссиологии надо раздать студентам патроны, т.е. конкретные советы о том, как строить беседы с какими аудиториями и по каким случаям. Без этого миссиология становится пустой тратой учебных часов.

источник: http://diak-kuraev.livejournal.com/41380.html