Библиотека

В издательстве «Никея» вышла в свет книга доктора богословия,

Книга настоятеля московского храма Трех святителей на Кулишках протоиерея Владислава Свешникова – «Полет литургии. Созерцания и переживания».посвящена главному христианскому богослужению — Божественной Литургии. В максимально доступной и увлекательной форме отец Владислав поднимает самые глубокие вопросы православного литургического богословия.

Сегодня Православная Церковь вспоминает событие, примечательное не только своим духовным значением, но и исключительной эмоциональностью. Это событие встречи любящей души с Богом. Глубокой духовной радостью, выношенной и выстраданной не годами даже, а столетиями пронизано это событие. Дивный старец принимает на руки Богомладенца и возвещает благую весть о спасении мира: «ибо видели очи мои спасение Твое!»

Итак, соединяются начало человеческой истории после грехопадения и ее кульминация, о которой старец Симеон говорит известными каждому христианину словами: Ныне отпускаешь раба Твоего, Владыко, по слову Твоему, с миром, ибо видели очи мои спасение Твое, которое Ты уготовал пред лицем всех народов,  свет к просвещению язычников и славу народа Твоего Израиля.

Какую умилительную картину представляет нам Сретение Господне! Глубокий старец Симеон, держащий на руках младенца Бога, по ту и другую сторону его – Иосиф Праведный и Пресвятая Дева Богородица; невдали – Анна Пророчица восьмидесятичетырехлетняя постница и молитвенница. Очи всех устремлены на Спасителя. В нем исчезают они вниманием и из Него пьют духовную сладость, питающую души их. Можете судить, как велико было блаженство сих душ!..

Одна из главных, единственных в своем роде особенностей Евангелия, — это те короткие рассказы-притчи, которыми пользуется Христос в своем учении, в своем общении с народом. Поразительно же в этих притчах, что сказанные почти две тысячи лет тому назад, в совершенно отличных от наших условиях, в другой цивилизации, на абсолютно другом языке, они остаются актуальными, бьют сегодня в ту же цель. А это значит — в наше сердце.

Говорят, блаженная Ксения, проведшая многие дни своей жизни на Смоленском кладбище, часто ходила среди могил, повторяя странную фразу: «Кровь! Сколько крови!» Теперь нам понятен смысл этих слов. России предстояло умыться кровью, напиться крови, захлебнуться кровью в ходе революционного эксперимента, проведенного с планетарным размахом. Обычно о чем-то страшном, что пришлось пережить, люди говорят: «Это не должно повториться». Всматриваться в трагедии тяжело, разбираться в причинах и следствиях страшно. Лучше вот так, в порыве секундного ужаса, отвернуться от темы, тряхнуть головой, словно отгоняя страшное сновидение, и сказать: «Это не должно повториться».

Кто-то из нас уже переступил порог Церкви, а кто-то еще только присматривается, стоит возле церковной ограды, не решаясь ступить внутрь. И у тех и у других, как правило, есть совершенно верное представление о том, что человек, сознательно назвавший себя христианином, должен изменить свою жизнь, приведя ее в соответствие с законом Христа.

Оставалось еще, чтобы Великий Василий, который всегда предлагал мне многие предметы для слов (потому что столько увеселялся моими словами, сколько никто другой не увеселяется собственными), — оставалось еще, чтобы ныне самого себя предложил он в предмет для подвига в слове, предмет весьма высокий и для тех, которые много упражнялись в сложении слов. Ибо думаю, если бы кто, испытывая силы свои в слове, захотел потом определить их меру и на этот конец предложил себе из всех предметов один (как живописцы берут для себя образцовые картины), то он исключил бы один настоящий предмет, как недоступный для слова, и избрал первый из прочих. Так трудно говорить в похвалу сего мужа, трудно не для меня одного, который давно отказался от всякого соискательства чести, но и для тех, которые целую жизнь посветили слову, над ним единственно трудились и искали себе славы только в подобных сему предметах! Не иначе разумею я дело и разумею, сколько сам в себе уверен, весьма правильно. Впрочем не знаю, предложил ли бы я слова в другом каком случае, если бы не предложил ныне или угодил ли бы столько и себе, и ценителям добродетели, и самому слову, если бы избрал для слова что-либо другое, а не похвалу сего мужа. Ибо с моей стороны будет cиe достаточным воздаянием долга, потому что совершенным, как в другом чем, так и в слове, если чем другим должны мы, то словом. А любителям добродетели слово о добродетели будет вместе и наслаждением, и поощрением. Ибо чему слышу похвалы, в том вижу и явные приращения. А потому не бывает общих успехов ни в чем таком, чему нет общих похвал. Наконец, самое слово в обоих случаях не остается без успеха. Если оно близко подойдет к достоинству похваляемого, то сам докажет собственную свою силу. Если же во многом останется назади (чему и необходимо случиться, когда приемлет хвалить Василия), то самым делось обнаружит, что оно побеждено, и что похваляемый выше всякой возможности слова. Таковы причины, которые вынудили у меня слово, и по которым вступаю в сей подвиг.