Об ответственности за Православие. Архиепископ Нафанаил (Львов)

Когда-то, еще недавно, было спокойное время, которое еще помнят некоторые из нас, более старшие, когда родители строили планы относительно будущей судьбы своих детей, о том, что они окончат ту или другую определенную школу, поступят на такую-то службу и так далее, почти с полной уверенностью, что так оно и будет.

 

Помню из ранних детских лет характерный случай полной безопасности тогдашней жизни и потому — беспомощности перед лицом малейшей опасности. Мы собирались на лето ехать в Самарскую губернию. В это время в Астрахани (то есть за 1000 км от Самарской губ.) появилось несколько случаев холеры. И вот к моей матери приходили ее знакомые и отговаривали ее от «безумия» ехать туда с детьми.

 

Смерть казалась тогда сравнительно очень далекой, на краю сознания, с ней приходилось встречаться сравнительно редко, да притом в ее самой смягченной форме (если может быть смягченная форма смерти) — «при священнике, нотариусе и враче». Многие проживали десятилетия, ни разу не видев покойника.

 

Культурные приобретения, селения, здания, сама империя казались незыблемыми, и эта незыблемость жизни в значительной степени заслоняла от сознания вечность, коренная существенная разница между вещами вечными и невечными стиралась, исчезала из непосредственного сознания.

 

Нам, теперешнему нашему поколению, принадлежит мучительное преимущество жить в эпоху, когда не остается почти камня на камне от прежней призрачной стабильности и разница между по существу вечным и невечным встает во всей своей наготе. Мы своими глазами видели разрушение в несколько минут гордых зданий, строившихся столетиями и стоявших в течение тысячелетий. Мы видели разрушенные дотла десятки городов, переживаем разрушение мировой культуры, жили годами, ежедневно заглядывая смерти прямо в глаза, и готовимся завтра встретить период еще более страшный, разрушительный и смертоносный.

 

Ветер Апокалипсиса веет над миром. И в этом веянии с еще небывалой четкостью встает коренная разница между тем, что по существу своему вечно, и тем, что не вечно по существу. Следовательно, никогда еще не стояло человечество так вплотную перед вечными, то есть религиозными целями, как теперь.

 

Между тем именно теперь, как опять-таки никогда, человечество пытается забыть эти ценности и уйти только в материальную жизнь, которая так ярко, так поучительно иллюстративно разрушается на наших глазах.

 

Феномен этот психологически очень понятен. Напуганный катастрофичностью эпохи, человек, телесно маленькое, животнообразное существо, не хочет думать ни о чем, забыть на минуту о том ужасающем и потрясающем, что он только что видел, и отдохнуть в чинной незатейливой материальной жизни.

 

Но мы люди, мы не только животнообразны, мы и богообразны. То, что может и должно удовлетворить муху осенью, что может удовлетворить не смотрящее на мир осмысленным взором бессловесное существо, то не может удовлетворить нас. Мы должны и не можем не заняться вопросом, для чего мы живем, к чему мы создаем и на сколько времени. Мы не можем больше жить для того, чтобы создавать гордые города, пышные здания, красивые статуи. Мы своими глазами видели их в одно мгновение обращенными в прах, и, следовательно, если в них, в этих зданиях и статуях, заключается в какой бы то ни было мере подлинный смысл человеческой жизни, мы видели превращение смысла в бессмыслицу. А смысл жизни человека не может стать бессмыслицей.

 

Следовательно, мы должны, вопреки страшному оплотянению современной жизни, обратиться к тому, что говорит о вечных целях, о вечном смысле, то есть к религии.

 

И в религии мы будем искать не красивых обычаев только, не традиций, построенных на этой столь для нас явственно мишурной жизни, а мудрых ответов на вечные вопросы, подлинной истины, подлинной правды.

Поэтому вне зависимости от кажущихся случайными обстоятельств рождения и воспитания мы не можем в поисках правильного ответа на вопросы вечности не остановить своего внимания на религии, именующей себя не как-нибудь, а православная, то есть прежде всего претендующей на воплощение в себе правды.

 

Из истории этой религии мы знаем, что это ее название не случайно, что в своей истории она имела возможность выбирать много блестящих и ярких наименований, какие выбирали отделившиеся от нее части. То, что эта религия выбрала для себя название православной, показывает, какое свое качество, свое свойство она признала наиглавнейшим.

 

Нам с вами принадлежит счастье быть православными. Но нам надо хорошо понимать, почему мы именно православные, а не католики, не протестанты, не магометане, не буддисты.

 

В минувшее спокойное стабильное время этого вопроса для нас, вероятно, даже не возникло бы. Мы были бы православными, потому что мы были русскими, потому что мы такими родились и окружены были со всех сторон православным человеческим морем.

 

Теперь не то: мы окружены человеческим морем неправославным. Мы можем и должны выбирать между Православием и различными видами неправославия. Православным теперь быть трудно. За это приходится бороться, это отстаивать, и многие согнулись под этим бременем и оставили тяжелый груз своего Православия.

 

Можем ли мы последовать их примеру и, видя нищету, бедность и трудность Православия, с одной стороны, и богатство и силу других видов религий, отказаться от нашей религии и променять ее на другую, в данный момент более подходящую?

 

Конечно, нет. В этом-то и разница между ценностями вечными и ценностями невечными, что ценности вечные абсолютны и не подлежат переменам, каким подлежит все временное, меняющееся. Истина всегда остается истиной или никогда ею не была.

 

Еще и потому мы не имеем морального права в какой бы то ни было мере отказываться от Православия, что мы его очень мало знаем. А между тем именно в Православии, с полнотой никем более не достижимой, заключаются ответы на все вопросы, возникающие в человеческом духе, включая самые жгучие современные вопросы. Лучшие умы человечества под водительством Божиего Духа думали над этими вопросами в течение двух тысячелетий и накопили своим трудом и подвигом такую богатую сокровищницу духовной мудрости, что самым расточительным поколениям их потомков невозможно исчерпать ее глубину.

 

Одну особенность Православия мне хотелось подчеркнуть вам сегодня как самую решающую в теме нашей сегодняшней беседы. Это то, что Православие в равной мере принадлежит всем своим чадам. В нашей Церкви нет разделения на часть учащую и часть учащуюся. Мы все учащие и учащиеся. Мы все ответственны за нашу веру. Если я буду отвечать неверно на основные вопросы нашей веры, я сам ответствен за это и не могу переложить эту ответственность на кого-либо другого. Если мой духовник или мой епископ учит меня неверно, я не имею права сказать, что это не мое дело. Я сам должен тоже знать мою веру и поправить его, если он не прав, и знать, как я должен его поправить.

 

Вот почему так болезненны все разногласия в нашей Церкви, но вот почему она всеми, кто живет ее жизнью, ощущается как своя собственная, как не посторонняя, а органически своя родная, почему серб называет ее Сербской Церковью, нашей верой, русский называет ее русской, своей верой, и даже тунгусы в Маньчжурии или алеуты на Аляске, принявшие эту веру только два поколения назад, уже ощущают ее своим родным, персонально им принадлежащим сокровищем.

 

С этого, одного из основных качеств Православной Церкви, мне удобнее всего перейти к тому вопросу, который был поставлен темой нашей беседы: является ли дело религиозного воспитания в вашей организации (да и во всех остальных организациях, претендующих быть религиозными) делом только духовных руководителей или же общим всех руководителей, всех инструкторов молодежи.

То, что вы хотите быть организацией религиозной и именно православной, ярче всего говорит ваш девиз: «За Русь, за веру».

 

Мне хочется подчеркнуть, что оба компонента этих слов имеют прежде всего религиозное значение. «За Русь» — это тоже прежде всего религиозный, а только потом уже национальный и политический лозунг.

 

На прошлом съезде мы уже беседовали с вами о том, что наше государство слагалось как религиозное явление. Люди жертвовали своим временем, своей личной жизнью, самой жизнью своей, становились на службу государству «от малых лет до елико сил хватит», то есть до старости, отдавали всё до конца государству именно потому, что это была Святая Русь, то есть православная, служительница Божией правды.

 

Религиозный элемент в понятии «Русь» — Святая Русь и вообще «русский» надо нам особенно осознать в наше время, при тех условиях, в которых мы живем. Если бы это понятие было бы только национальным, быть может, мы не имели бы права воспитывать во Франции, в Аргентине, в Китае новые поколения русскими. Для чего им вырастать русскими на чужой земле, где эта их особенная национальная принадлежность будет им только мешать?

 

И еще одно соображение. Для чего держаться за русскость, когда на наших глазах весь мир с такой быстротой превращается в одно внутренне целое с основными интересами и вопросами, совершенно одинаковыми в Буэнос-Айресе и в Москве, в Париже и в Томске, на Гавайях и на Новой Земле? Везде идет одна и та же борьба, и везде не для одной только местности, но для всего земного шара одинаково решается судьба. До русскости ли тут? Или, вернее, русскость при этих условиях отступает куда-то далеко, на третий и четвертый план.

 

Но если мы вспомним о религиозном значении нашей народности, нашей государственности, о том, что мы в течение веков были главными хранителями, защитниками и призваны быть распространителями Православия, тогда мы поймем, что наша русскость является ценностью, от которой мы не можем отказаться, как бы долго мы ни находились за границей, с какими бы неудобствами это ни было бы связано.

 

Религиозное значение второй части вашего девиза — «за веру» — не требует истолкования.

 

Но принявши такой девиз знаменем своей работы, вы взяли на себя большую и важную ответственность. Как можно выполнить эту задачу, чтобы она не осталась только громким лозунгом?

 

Может быть, ее можно выполнить, предоставив епископам и священникам возможность вести религиозную работу в ваших рядах при вашем сочувствии этому?

 

Нет, этого мало. Мы только что говорили, что основной особенностью Православия является то, что оно есть дело всех православных, принадлежит всем нам, и если мы хотим быть православными, мы все должны на него работать. Тем более это верно в отношении такого великого и ответственного дела, как воспитание детей.

 

Ведь воспитание детей, работа над детскими душами является как раз такой работой, имеющей не временное, а вечное значение, которая не исчезает, не пропадает ни при каких условиях. Такая работа — радость, но и величайшая ответственность. Если я построю дом и через сто лет он будет разрушен, не все ли равно станет, после того как он разрушился, как он был построен, хорошо или плохо, уродливо или красиво. А душа человеческая — явление вечное, и работа с нею поэтому — величайше ответственна.

 

Достигнуть настоящих, не призрачных результатов в этой работе мы можем только совместными силами. Если витязи и руководители будут относиться к религиозной работе как к делу священников и других духовных руководителей, постороннему для них (вы поговорите, а мы послушаем), то ничего из этой работы не выйдет. По словам святых отцов, если все Ангелы и святые будут стараться помочь какой-нибудь душе, а она сама не приложит к этому усилий, то бесплодны будут труды Ангелов и святых.

 

Но, конечно, и мы, пастыри, как бы обременены мы ни были нашими непосредственными обязанностями, не имеем никакого права оставить вас без руководства и помощи в деле религиозного воспитания детей. Над этой ответственнейшей задачей мы должны работать вместе.

 

И такая совместная работа таит в себе неисчерпаемые возможности развития и радостного свершения. Сокровищница Православия неисчерпаема. Православие дает не только знания о духовном вечном мире, не только опыт духовный, но и богатые методы, которыми мы сможем сами совершать изумительные захватывающие открытия в самой главной, самой величавой области — в области духовной.

 

Духовная жизнь не скучная и тягостная обязанность, а радостное, открывающее широчайшие горизонты бытие, ради которого умнейшие, тончайшие, ценнейшие люди во все века приносили в жертву всё и не жалели о жертве.

 

В этой работе мы будем вместе открывать ответы на все волнующие нас вопросы иногда прямым указанием того или иного святого отца, иногда намеком или косвенным указанием Священной книги, иногда внутренней интуицией. Их много, этих путей, какими отвечает Господь на запросы духа, когда эти запросы искренни.

 

Только одного надо более всего бояться в духовной жизни и в работе с детьми особенно — это всякого рода неискренности и фальши. Дети, и русские дети особенно, чувствуют фальшь безошибочно. Православная Церковь, ценящая истину превыше всего, недаром воспитывала нас в течение почти тысячелетия. Воспитанные ею, мы не можем смешивать правду с ложью. Если ты не веришь или веришь мало, не изображай лицемерно того, чего у тебя нет. Лучше признайся в этом, и если ты захочешь получить сокровище веры, ты приобретешь его искренним добросовестным исканием.

 

Итак, дорогие друзья мои, заканчивая свою беседу, я хотел бы более всего заверить вас в том, что все силы моего ума и сердца принадлежат вам, нашей общей с вами задаче — религиозному православному воспитанию детей. И этой задаче я буду рад служить в любое время, всей душой, буду рад и вам помочь в этой работе.

 

Не думайте, что мне принадлежит какой-нибудь особенный ключ к сокровищнице Православия. Этот ключ равно принадлежит всем нам, ее чадам. Эти сокровища лежат перед нами. В Православии нет тайн. В нем есть благодатная, всем его чадам доступная, но совершающаяся в тайниках души и только потому таинственная, благодатная жизнь. Эта жизнь таит в себе бесконечную радость, не зависимую ни от каких внешних факторов и потому непобедимую даже для огненных смерчей теперешнего времени.

 

К этой жизни надо всем нам приобщиться и приобщать других. Только приобщившись к этой жизни, приобретя духовный опыт, хотя бы малый, но свой собственный, можем мы надеяться противостоять бурям неверия и соблазна, бушующим в современном мире. Эта задача и трудная и легкая в одно и то же время. Она требует только мужественной решимости ее выполнить, искренности и нелицемерия при ее выполнении и смирения, чтобы ничего в этой работе не приписывать себе самому.