ВО ЧТО ВЕРЯТ В ПЦУ?

Глядя на события последних месяцев всё больше людей высказывают сомнения в наличии веры у сторонников ПЦУ.

Во всяком случае, я слышу подобное чем дальше, тем чаще. И, надо сказать, совсем не удивляюсь: уже разгул рейдерства, который мы наблюдали в течение последних лет, наглядно свидетельствовал о том, что люди, захватывающие чужие приходы, ставят перед собой цели, далёкие от веры, а уж когда это самое рейдерство чуть ли не систематически стало сопровождаться насилием, разжиганием ненависти и травлей несогласных, то видеть верующих в нетрезвых активистах и клириках, совершающих крестные ходы под «Червону калину», стало более чем трудно.

И всё-таки, прекрасно понимая чувства верных, которым сложно оставаться спокойными при виде тотального беззакония, и особенно тех, кто непосредственно пострадал от ПЦУ, я вынужден возразить тем, кто считает приверженцев данной организации нерелигиозными. Это заблуждение. Клирики и прихожане ПЦУ, несомненно, религиозные люди. Только религиозность их другого, непонятного нам, но вполне конкретного вида. Собственно, о ней и речь.

Ни для кого не секрет, что христианство сформировалось в иудейской среде. Духовная жизнь благочестивого иудея строилась на системе приоритетов, которая в очень простом изложении выглядит так: Писание, собственно традиция, то есть законы, предписания и установления, и, наконец, духовные авторитеты. Вспомните хотя бы законников и фарисеев, апеллировавших в попытках уличить Христа в нарушении Закона к разнообразным «преданиям старцев». В полной мере данную иерархию приоритетов усвоило и христианство. Уже апостол Павел в Посланиях неоднократно акцентирует внимание на своём апостольском авторитете. Практически сразу в Церкви формируется иерархия. Вопреки расхожему заблуждению никакой стихийной религиозности в Церкви первых веков не наблюдалось. Своя система духовных авторитетов была сформирована уже на заре христианства, и в неё вводился любой новоначальный, причём задолго до крещения. Узнав о Христе от проповедника (апостольство как особый вид служения существовало в Церкви ещё долго после смерти учеников Христовых) и найдя местную общину христиан, человек поручался катехету. Знакомясь с жизнью Церкви, оглашенный постепенно интегрировался в общину, в главе которой стоял епископ. Священные книги будущий христианин изучал в ключе апостольской традиции. И даже собственно духовная жизнь новообращённого, то, что мы сейчас называем аскетикой, строилась на опыте других. Со временем система духовных авторитетов усложнялась, своё место в ней заняли подвижники и монастырские аввы, формирование научного богословия обусловило появление богословов и учителей Церкви. В конечном итоге Церковь и как мистическое Тело Христово, и как евхаристическая общность, и как система духовных авторитетов стала исповедоваться христианином как объект веры, о чём наглядно свидетельствует Символ веры, в знакомом нам виде сформированный уже к концу IV века.

Итак, сложившееся на заре христианства и сформированное в течение веков церковное сознание предусматривало духовное развитие человека в строгих рамках традиции, опиравшейся, помимо Божественного откровения, на систему авторитетов. Так, Писание может быть правильно истолковано только в рамках определённой традиции его понимания, сформированной и сформулированной Церковью. Исповедание веры должно строго соответствовать учению Церкви. Практика духовной жизни не может идти вразрез с церковным аскетическим опытом. Другими словами, переступив порог Церкви, человек вверяет себя её водительству. И если в обыденной жизни он должен принимать решения, исходя нередко исключительно из собственного опыта или опираясь на собственную интуицию, то в духовной жизни всё происходит буквально наоборот: человек подчиняет себя авторитету и опыту Церкви, для того чтобы в её лоне участвовать жизни Бога и опыте Царства Небесного. Призыв апостола Павла «пленять всякое помышление в послушание Христу» (2 Кор. 10:5) в том числе и об этом.

А теперь давайте посмотрим вокруг себя. Сегодняшнее общество сознательно, активно и пассионарно. Пассионарию, в свою очередь, свойственно гордиться отсутствием авторитетов, неприятием иерархии, возможностью всё решать для себя самому. Если же пассионарий считает себя верующим, он с охотой и готовностью переносит все перечисленные «достижения» в плоскость собственной духовной жизни. Получается эдакая «свободная религиозность». Я, дескать, верующий, но сам с усам. Я православный, но самостоятельно решаю, поститься мне или нет. Я хожу в церковь, но к причастию готовлюсь как считаю нужным. Я прихожанин, но священник мне не указ. Не скажу, что в этом есть что-то уж совсем уникальное. Отголоски чего-то подобного имели место в церковной жизни некоторых регионов и раньше. Но тогда, лет двадцать пять – тридцать назад, отношение к священнику как к наёмному работнику и абсолютное непризнание его авторитета в деятельности прихода, где всё решали «двадцатки» и «громады», было атавизмом советских времён. Сейчас же, когда подавляющее большинство верующих никакого влияния советов на себе не испытало, нежелание признавать авторитеты внутри Церкви ничем, кроме странной и малообъяснимой деформации религиозного сознания общества, объяснить невозможно.

И вот тут мы подходим к самому главному. Так или иначе, а в наше время в нашей стране запрос на такую вот «свободную религиозность» имеет место. Не будем судить о том, хорошо это или плохо, не станем рассуждать о причинах, просто отметим: такая тенденция наметилась и не заметить этого уже нельзя. Православная Церковь данный запрос удовлетворить не в состоянии. И это закономерно. Чтобы в Церкви стало комфортно людям, не признающим авторитетов, она должна перестать быть православной. И это факт. Не ждите от Церкви, что она реформируется, модернизируется, услышит общество. Она не реформируется, не модернизируется и не услышит. В лоне Православной Церкви невозможна никакая свободная религиозность. Невозможно православному христианину строить некий самостоятельный диалог с Богом, по собственным представлениям, без правил, авторитетов и, как любят говорить некоторые, «посредников». Потому что диалог с Богом возможен исключительно в Церкви. Вне её возможен только монолог. Только обращение человека к Богу в духе «если Ты есть, помоги мне». Всё, что больше, выше, искреннее, требует диалога. А диалог возможен только в определённой среде, и этой средой для диалога, где человек приобщается к благодати Божией, действующей в Таинствах, является Церковь. Та самая, которая не реформируется, не модернизируется и не слышит. Её незачем. Той традиции, которую Церковь сформировала за века существования, той системы духовных авторитетов, которая действует в ней, вполне достаточно для того, чтобы быть средой сугубого действия Бога, независимо от того, как меняются времена и люди. Другими словами, нет и не может быть никаких «личных отношений» с Богом. Человек перед Богом – это человек в Церкви. Всё, что по-другому, к православию не имеет никакого отношения.

Однако, вернёмся к тому, с чего начали: нельзя сказать, что человек, мнящий себя «свободным христианином», является неверующим. Он, безусловно, верующий, религиозный человек. Только религиозность его особая, так сказать, альтернативная. И в её рамках человек сам для себя решает, что хорошо, а что плохо, что нравственно, а что безнравственно, что допустимо, а что нет. И в представлении его легко совместимы молитва и мордобой, чтение Писания и хамство священнослужителю, соблюдение обрядов и суеверие, ношение креста и ненависть. И в этом отношении своеобразная всеядность и идеологическая зашоренность ПЦУ приходятся ему как нельзя кстати: одновременно и православная церковь (с виду, понятное дело), и в то же время в ней всё можно – и жить своим богом, и авторитетов не признавать, и ненавидеть, и дебоширить, и травлю в соцсетях устраивать. Хотя, конечно, не совсем понятно, что же в итоге хуже: открытое неверие или такая вот, с позволения сказать, вера.

Я, конечно, не симпатик ПЦУ. Я не верю в возможность диалога, особенно когда непризнание их таинств называют «позорным», а о захватах храмов стыдливо помалкивают, ограничиваясь общими фразами о «недопустимости насилия». Я даже разговоры о некоем «разделённом украинском православии» считаю пустопорожней болтовнёй, поскольку украинское православие – это Украинская Православная Церковь, которой объединяться не с кем и незачем. Однако, повторюсь, сторонников ПЦУ в безбожники записывать не стоит. Свойственна этим людям религиозность. Странная, противоречивая, идущая вразрез с Евангелием, но присуща. А потому и обольщаться не стоит. Вряд ли эти люди обратятся, вразумятся, уверуют и станут другими. Не станут и не вразумятся. Они уже веруют и верой своей вполне довольны. А то, что эта вера не имеет ничего общего с православием и никак не соотносится к Евангелием, вопрос уже другой. Для них совсем не важный, а для нас – ключевой.    

Протоиерей Владимир Пучков

https://pravlife.org/ru/content/vo-chto-veryat-v-pcu