В поисках идеального героя. Мария Ковалёва

О книге Марка Поповского «Жизнь и житие святителя Луки Войно-Ясенецкого, архиепископа и хирурга»

Журналист и писатель Марк Поповский, приступая к работе над первой главой книги «Жизнь и житие святителя Луки Войно-Ясенецкого…» в 1970 году, был человеком неверующим, хотя всегда интересовался именно нравственным основанием жизни своих героев. «Где-то на третьем году работы я почувствовал, что вера владыки Луки — и моя вера. Более того, я уразумел, что "Жизнь и житие..." — наиболее важное из того, что я вообще написал». Несколько лет понадобилось, чтобы, по выражению священника Александра Меня, который консультировал Марка Александровича во время создания книги, «эволюционировать».

Действительно, когда я читала «Жизнь и житие…», то эту невыразимую перемену в авторе я, едва ли ощущая разумно, от главы к главе — чувствовала. То, что существовало вне Бога и звалось моралью, получило цвет и глубину в свете Христовой истины, воспринятой Марком Поповским через святого Луку.

«Жизнь и житие…» автор писал в стол, не надеясь издать в России. Так и случилось — книга об архиепископе Луке (Войно-Ясенецком) вышла в Париже в 1979 году, и только в 1990-м в России в журнале «Октябрь» были опубликованы фрагменты произведения. «Жизнь и житие…» — это, по словам автора, «разговор на одну тему: как себя ведет человек в роковых обстоятельствах и как следовало бы ему себя вести».

Главенство нравственного критерия роднит Марка Александровича с его героем: «Не могу молчать! …я чувствовал, что мой долг — защищать проповедью оскорбленного Спасителя нашего», — сказал однажды Валентин Войно-Ясенецкий. Принятие в начале 1920‑х годов священнического сана Валентином Феликсовичем стало выражением протеста против аморальной власти, против ереси «живоцерковников». Не отвергая и не принимая ни советской, ни царской власти, мерил он все мерой нравственности и справедливости. Прочтем несколько строк о святителе Луке: «Целитель по самой своей натуре, епископ Лука воспринимал духовную грязь, моральный гной окружающего мира так же, как в своем врачебном кабинете рассматривал гной и грязь физические. Они не вызывали у него отвращения, не коробили его, но побуждали к действию, заставляли искать лекарства и врачебные приемы, чтобы оздоровить, спасти еще сохранившуюся ткань».

Святой Лука принял на себя крест проповедника, подвергая угрозе свою жизнь. Марк Поповский рассказывает о таком случае: «Когда находившемуся в Туруханске архиепископу Луке, зная о том, что он блестящий хирург, предложили снять крест и рясу и стать кремлевским врачом, он ответил: "Вы снимете с меня крест только с кожей!"» Действительно, в больнице, за преподавательской кафедрой, на научных съездах — он неизменно в рясе и с крестом на груди. «Вот это мой герой!» — признается Марк Поповский, выражая тем самым любовь и почтение к личности исповедника Луки. Однако чувство это не ведет к идеализации святителя. Марк Поповский старается приводить разнообразные точки зрения, не игнорируя позиций ни советской прессы, ни врагов, ни друзей.

Об архиепископе Луке сегодня написан не один труд, иконы с его ликом встречаются почти в каждой церкви, освящаются храмы во имя этого святого. Земная жизнь исповедника — область вовсе не туманная, и, пожалуй, главным источником информации для людей сегодня является автобиографическая книга «Я полюбил страдание». Но мемуары владыка диктовал в преклонном возрасте, за два года до смерти. Тогда, если многое не стерлось из его памяти, то наверняка или выцвело, или отшлифовалось, а может, напротив, приобрело тот блеск, которого в реальное время не имело. Все события, так или иначе, были пересмотрены, что по-своему ценно. Но, говоря о книге Марка Поповского, отмечу, что особый интерес для читателя представляет личность автора, который словно проводник будет идти рядом, на глазах читателя духовно возрастая.

Произведение Марка Поповского — книга обобщающего охвата. Мы читаем о духовном лице, хирурге, ученом, профессоре, преподавателе, муже и отце — о святителе Луке, живущем в жестокое и бесчеловечное время безбожия. Марк Александрович, раскрывая вполне каждую из граней личности святого, не отделяет образ хирурга Валентина Феликсовича Войно-Ясенецкого от лика архиепископа Луки, делает это по напутствию самого героя. Книга Марка Поповского помогает составить читателю цельное представление не только о Владыке, но и об историческом контексте, который мы воспринимаем через двойное увеличительное стекло личности автора и личности героя.

Марк Поповский как журналист отбирает определенные факты и, сводя их воедино, делает выводы. Последним он неизбежно выявляет собственную позицию. Стоит отметить, что свои суждения Марк Александрович высказывает в форме культурного диалога: в интонации открытости, доброжелательности, уважительности, то есть, словами литературоведа Игоря Виноградова, «в самой творческой форме общения» и, пожалуй, единственно приемлемой.

Произведение Марка Александровича стоит оценивать с точки зрения той духовной пользы, какую его прочтение, благодаря заложенной диалогичности, несомненно принесет. Духу претит ложь — намеренную здесь встретишь едва ли. Подкупает объем и честность проделанной работы: не осталось ни одного города, села из тех, где жил, работал, отбывал ссылки исповедник Лука и где Поповский не разыскал бы знавших и помнящих святителя-хирурга, не расспросил бы их. Он объехал двенадцать городов и сел, опросил более 150 современников архиепископа.

Биография святителя Луки — это карта духовных путей лично для Марка Поповского: чтобы не заблудиться самому, автору нужно быть честным. Архивы, пресса, художественная и пропагандистская литература, письма и, конечно, живые люди — «глас народа» — все это послужило источниками воссоздания эпохи. Список примечаний — как в диссертации. Но книга не превращается в научный трактат, ее чтение похоже на беседу с человеком мудрым: она рассказывает, ничего не навязывая.

Марк Поповский чаще всего изображает человека — не только архиепископа Луку, но и других героев книги — в ситуации нравственного выбора. Он находит наиболее яркие эпизоды человеческой биографии для того, чтобы осветить души людей в момент выбора. Например, читая строки об одном из гонителей епископа Луки — Филиппе Бабкине, мы как будто слышим объяснение причины его особой ярости. Поповский преподносит факты, не вынося суда: «…белые разбили его отряд и заодно сожгли дом его родителей в Маклакове. После этого Филипп Яковлевич начал еще более яростно жечь дома чужие». А вот слова другого человека, думаю, не меньше страдавшего, Надежды Мандельштам, вдовы погубленного поэта: «Я постепенно дошла до мысли, что лучше, чтобы грузовик переехал меня, нежели чем я, сидя за рулем, давила людей». Так Поповский открывает неединичность ситуации морального выбора. Он показывает, что такой выбор человек совершает несколько раз в день, постоянно балансируя между добром и злом.

Какая дорога вела святителя Луку, чем, как он жил? Как жил тот, кто «треть века спустя после своей кончины предстал перед современниками в своем истинном виде: святой…»? Как проповедовал он слово Господне в те времена, когда одно только исповедование было подвигом? «Жизнь и житие…» — это повесть одного автора, рассказанная устами многих. Это повесть о человеке, который своей жизнью разрушил советский стереотип, утверждающий несовместимость труда духовного и научного. Это книга о великом хирурге, ученом и святителе.

Мария Ковалева
Газета «Православная вера» № 17 (493)

http://www.vocerkovlenie.ru/index.php/gizncerkvi/3529-2013-10-02-09-01-29.html