В Институте всеобщей истории РАН состоялась научная конференция «Христианские церкви России, Европы и Китая в Новое и Новейшее время»

Москва, 18 апреля, Благовест-инфо. Научная zoom-конференция «Христианские церкви России, Европы и Китая в Новое и Новейшее время: международная деятельность, проблемы приходов, религиозные практики» состоялась 16 апреля по инициативе Института всеобщей истории РАН (ИВИ РАН). Историки организовали этот «пир науки», посвятив его 50-летию своего коллеги – руководителя Центра истории религии и Церкви ИВИ РАН (ЦИРЦ), доктора исторических наук Алексея Беглова.

Беглов известен как специалист по истории России (СССР) XX в., государственно-церковных отношений в России, истории Русской Православной Церкви в XIX–XX вв. и русской аскетической традиции XIX–XX вв. Он автор ряда монографий, участник крупных научных и издательских проектов, лектор и преподаватель. После поздравлений от президента Российской академии образования Ольги Васильевой, председателя Синодального миссионерского отдела епископа Луховицкого Евфимия и предшественницы Беглова на посту руководителя ЦИРЦ Евгении Токаревой прозвучали разноплановые доклады, в обсуждении которых юбиляр принимал живое участие.

Федор Гайда (МГУ) в докладе «Политический контекст приходского вопроса в начале ХХ в.» представил «заметки на полях» монографии Беглова «Православный приход на закате Российской империи». В частности, он обратился к реформе 1808 г., которую Беглов трактует как «закрепощение прихода», что диссонирует с общим настроем александровской эпохи. Задачи духовного просвещения решались за счет сбора средств с приходов, теперь же они «уплывали из рук помещиков» и подчинялись государству. Это было одной из причин приходского кризиса, который вполне созрел к концу Российской империи. Предотвратить этот кризис не смогло столыпинское реформирование «по славянофильской модели». По словам докладчика, из-за «чрезмерной политизации» приходского вопроса в начале ХХ века он стал «сверхрезонансным» и «застрял». «Насколько этот вопрос имеет общественную актуальность до сих пор?» – спросил Гайда и сам ответил: «Конечно, имеет: автор (Беглов. – Ред.) доводит исследование до 1917 г. и написал пособие о том, что сейчас делать с приходом».

Священник Илия Соловьев, кандидат исторических наук, посвятил свой доклад проблемам восприятия Поместного собора Российской Православной Церкви 1917–1918 гг. и рассказал о публикации его документов. Как правило, главным решением собора считается восстановление патриаршества, однако докладчик считает иначе: установление соборной модели церковного управления он ставит на первое место. «Патриаршество не рассматривалось собором как самостоятельная единица церковного управления, оно должно было функционировать в системе, гарантировавшей защиту от архиерейского произвола, злоупотреблений разных уровней. Соборность – это нерв Церкви, возможность для каждого ее члена служить ближнему и Богу тем даром, который они получили от Господа», – сказал священник. «Собор обреченных» – так называет о. Илия это уникальное явление в российской истории, имея в виду не только то, что многие соборяне были погублены большевиками, но и то, что они «не понимали кардинального изменения ситуации, что в ближайшее время эти решения востребованы не будут». Но не только в ближайшее время – за сто лет эта «церковная конституция» так и не была воплощена в жизнь. Тем не менее, говоря об огромном значении собора, священник не теряет надежды: «Поскольку собор состоялся в условиях свободной России (он начался после Февральской революции. – Ред.), воплощение его решений возможно только в свободном государстве»/

Станислав Петров (Институт истории СО РАН, Новосибирск) в докладе «Обновленческий церковный раскол во Франции (1920-е годы)» рассказал о попытках большевистской власти насадить обновленцев в православных общинах русского зарубежья с целью «разложения эмиграции, внесения большей смуты, захвата церковной собственности, выявления лояльных». Во Франции обновленческим агентом, выполнявшим задания из Москвы, был протоиерей Сергей Соколовский. Историк обнаружил в архиве его письма советским руководителям, в которых он приносит пламенные клятвы в верности большевистской власти, предлагает меры по углублению внутрицерковных конфликтов в эмиграции и проекты захвата церковной собственности. В результате долгой судебной тяжбы ему не удалось отсудить у митрополита Евлогия ни одного храма. Судьба этого священника причудлива: он служил капелланом во время Первой мировой войны во Франции, был ранен и стал инвалидом, служил под омофором митрополита Евлогия, который лишил его сана, был принят в Московский патриархат, уехал в Литву, где умер католиком.

Независимый исследователь из Лондона Михаил Сарни поделился с коллегами результатами своих изысканий в архиве Ламбетского дворца – они проливают свет на историю продажи бывшей англиканской церкви Всех Святых на Эннисмор-гарденс лондонскому Успенскому приходу Сурожской епархии.

Ряд докладов касался международной деятельности Российской/Русской Православной Церкви в разные периоды в контексте церковно-государственных отношений. Александр Полунов (МГУ) обратил внимание на малоизвестную страницу истории России конца XIX в. – политику сближения с Эфиопией и то, каким образом в этом было «задействовано» духовное ведомство. В России исходили из понимания своей роли на мировой арене как лидера православного единения, а на то, что эфиопы были монофизитами, «старались не обращать внимания» (монофизиты они якобы «по недоразумению»). В консервативных церковных кругах считалось, что эфиопы «хранят традиционный уклад, еще не испорчены влиянием Запада», что это оплот благочестия в Африке. В 1895 г. были установлены дипломатические отношения с Эфиопией, посольство принимали в столице, была устроена встреча с царем, посещение Синода и православных святынь. Полунов объяснил, почему для этих визитов были выбраны «вроде бы не самые протокольные» Воскресенский Новодевичий монастырь и Троице-Сергиева пустынь под Петергофом. «Церковные контакты с Эфиопией были не только частью дипломатических мероприятий, но отвечали глубоким духовным тенденциям в развитии консервативной мысли того времени», – заключил он.

Филолог Александр Кравецкий (ИРЯ РАН) в докладе «Московские издания богослужебных текстов, адресованные южным славянам, жившим на территории Османской империи: редактирование и цензурирование» рассказал о том, как государственные внешнеполитические интересы влияли на такую специальную область как церковная справа. На примере ряда церковных изданий, подготовленных в России для Болгарии, Кравецкий показал, как формировалась программа редактирования таких книг. В частности, цензурировались оскорбительные высказывания в адрес мусульман, было даже радикально отредактировано житие болгарского святого Георгия Нового Кратовского, который «пострадал от безбожного царя Селима Турского». Однако далеко не всегда удавалось выдерживать четко выстроенную типографскую практику – «агарянское нечестие» и прочие антимусульманские высказывания проскакивали в богослужебных текстах.

Главный редактор издательства «Индрик» Кирилл Вах в докладе «Архимандрит Антонин Капустин и литургическая археология» предложил «продраться сквозь устоявшиеся штампы» о заслугах этого известного начальника Русской духовной миссии, который 45 лет жизни провел на Ближнем Востоке. По словам докладчика, все его деяния на этом посту, покупка участков и обширное строительство привлекали множество паломников из России, но не это было главным. О. Антонин создавал «специфическую организацию» – сеть русских общин, которые похожи на монастыри, но с новым подходом: это «добровольное объединение верующих, где каждый обладает большой долей личной свободы, все они объединены общим богослужением, но имеют свои домики и огороды, которые их кормят». Устраивая такие обители, о. Антонин «привязывает библейскую историю к их повседневной жизни», он покупал участки, где расположены подлинные или не очень памятные места: гробницу дочери фараона в Сильване, могилы пророков в Хевроне, Иерихоне, место встречи Марии и Елизаветы, где был основан Горненский монастырь, и т.д. «Не очень» – потому что о. Августин не считал зазорным «назначать святынями» отдельные места, которые по определению не могли быть таковыми (например, было понятно, что могила праведной Тавифы не может находиться на территории еврейского кладбища II в. н.э., а место побиения камнями архидиакона Стефана было «назначено» в противовес католикам, нашедшим более вероятное подлинное место). Эти археологические изыскания и «создание святынь» сопровождались литургическим творчеством – архимандрит писал соответствующие службы, а также иконы. Вах также рассмотрел его деятельность в контексте взаимоотношений с другими Церквами на Святой Земле и сделал вывод: о. Антонин пытался создать Русскую Палестину – «структуру, которая будет устойчиво существовать при любых исторических условиях», это своего рода «фактически независимая епархия, юридически связанная с РПЦ». «Получается, что он во многом был прав: русская собственность, оформленная на государство или на царскую семью, вся была утрачена, а участки о. Антонина, оформленные как вакф (неотчуждаемая по турецким законам собственность. – Ред.) остались», – отметил Кирилл Вах.

Ближний Восток, но совсем в другую эпоху, оказался также в фокусе доклада Никиты Пивоварова (ИВИ РАН). Он рассмотрел роль РПЦ в международной повестке советского государства в этом регионе в 1950-е годы, подчеркнув уникальность ситуации: атеистическое советское государство использует церковную дипломатию в своих внешнеполитических интересах. В первые послевоенные годы советское руководство с помощью деятелей РПЦ пыталось использовать авторитет восточных Патриархов для оказания влияния на власти и общественные структуры в ближневосточных странах. Но в 1950-е гг. акцент сместился на миротворческую деятельность РПЦ и контакты с теми представителями православия, которые разделяли антизападную идеологию и поддерживали глобальные интересы СССР на Ближнем Востоке. Так, историк рассказал о том, как была организована немалая финансовая помощь Александрийскому и Антиохийскому патриархатам, об идеологическом взаимодействии и о том, как менялась роль РПЦ на международной арене на протяжении 1950-х гг.

Большой интерес и много вопросов вызвал доклад Армаиса Ананяна (ИВИ РАН) «Трудный диалог: деятельность Китайской патриотической католической ассоциации по нормализации положения Католической церкви в Китае». По словам докладчика, эта Ассоциация (далее – КПКА) долгое время воспринималась в Католической Церкви «едва ли не как исчадие ада, как некая суперцерковь, которая хочет подобрать под себя все католические приходы в Китае и под руководством КПК привести их к сатане». Он рассмотрел проблему в контексте истории католичества в Китае и охарактеризовал КПКА как «организацию мирян и духовенства, которая не позиционировала себя как церковь, не пыталась заместить собой официальную церковь, никогда не ставила своей задачей увеличить любой ценой число членов». Члены КПКА расценивали свою организацию как «мост» – инструмент диалога между католиками и властями, они не осуждали патриотизм, но считали его одной из добродетелей, совмещая служение Богу и социалистической родине. Поскольку, в отличие от Католической Церкви в подполье, они могли действовать открыто, они создавали семинарии, проводили катехизацию и т.д. И по сей день КПКА – «живая организация», она по-прежнему работает в диалоге с властями Китая, отметил историк.

Конференция завершилась докладом Ивана Фадеева (ИВИ РАН) «Литургия и лояльность в Церкви Англии XVI–XVII вв.».

Юлия Зайцева

https://www.blagovest-info.ru/index.php?ss=2&s=4&id=107562