Урок астрономии. Протоиерей Андрей Ткачев

Страница для печатиОтправить по почтеPDF версия

Протоиерей Андрей Ткачев

Под какую музыку лучше всего смотреть на звездное небо? Очевидно, под треск цикад или шум прибоя. Это если в живую. А если на экране? А на экране только под орган! Слышите? Только! Не смейте вперять взгляд в бездну неба, не смейте удивляться гирляндам звезд под шансон или диско. Впрочем, у вас и не получится.

Если же не орган, то пусть это будет барокковый концерт для гобоя и струнных. Вот он звучит. Автор – Алессандро Марчелло. Мы с вами смотрим начало черно-белой короткометражки «Урок астрономии».

Ночь. Горит костер. Рядом шумит прибой. У костра сидят юноша и девушка. Они молчат так многозначно и напряженно, как молчат люди, уже выяснившие отношения, но еще не расставшиеся. Первой молчание прерывает девушка. Она читает Ломоносова, те стихи про бездну, полную звезд; бездну, у которой нет дна. Юноша подхватывает разговор, и оказывается, что перед нами – молодой человек, страстно влюбленный в науку. Быть может, гений. Это ночное небо над головой живое для него. О звездах и галактиках он может говорить часами. Жаль только, что девушка, слушающая его, способна заинтересоваться ненадолго. Ее сердце отдано другому, более простому парню, и скоро он увезет ее под этими роскошными звездами на банальном мотоцикле.

Но пока другой увезет ее, мы все много услышим. Этот, первый расскажет ей в двух словах, но очень точно, о теории относительности, а еще о том, почему небо черное, если в нем горит так много звезд. Он мимоходом скажет ей о том, что Вселенная конечна и имеет форму; и что число звезд тоже конечно, иначе бы они слепились в жуткий ком. Он действительно умен, этот первый, и знает много. Только он не знает главного - как дальше жить дальше под этим небом с его звездами без нее.

Он – «Я мог бы даже в ореховой скорлупе чувствовать себя властелином бесконечного пространства. Если б только мне не снились дурные сны»

Она – Гамлет?

Он – Да.

Она – Многовато цитат, Буров.

Год выпуска фильма – 1973. О, чудный мир, в котором я уже ходил в садик, и в утренней зимней тьме из морозной выси мне уже мелькали эти самые завораживающие звезды. В те годы, кроме примитивной и традиционной жажды власти, денег и удовольствий, многие люди были охвачены жаждой знаний. Сотнями тысяч и миллионами исчислялись тогда молодые люди обоих полов, которых манил мир электрона и атома, звездных скоплений или освоения суровых необжитых земель. В науке была музыка. Физик был часто поэтом и математик выглядел вдохновленно-растрепанным, как композитор. В Бауманку и Политехнический был больше конкурс, чем сейчас в кинозвезды. Тогда-то и снимали подобные фильмы.

В них есть нечто от богословия, поскольку людей влекла тайна мира и его жгучая красота. Умудренный профессор-физик заменил собою на время для многих старца или профессора Духовной Академии. Они и выглядели часто, как старцы: пожилые, облысевшие, думающие все время о чем-то таком, что простому человеку никак не влезет в голову.

«Если бы мы летели со скоростью света, миледи…» (Это продолжение диалога в фильме). «За какое время мы долетим до Луны?» - «За минуту» - «Верно. Только в шестьдесят раз быстрее. Одна секунда и мы на Луне. Всего три минуты, и мы на Марсе. Летим дальше. Полчаса до орбиты Юпитера. Три с половиной до планеты Нептун, и еще час до орбиты Плутона»

Слушайте, что он говорится дальше! «Всего пять часов, и мы у края Солнечной системы. У самой границы нашего дома (!), нашего малого дома. А большой дом, вот он – Млечный путь. По-гречески – Галактика. До границ большого дома нам не долететь, миледи. Даже свету для этого нужно сто тысяч лет»

Боже мой! Какой волшебник снимал эти кадры, и какой счастье, что я их вижу! Срезание с сердца крайней плоти! Вот что такое это кино.

Влюбленный парень, преодолевая боль неизбежной разлуки, ночью при свете костра не говорит, а жречествует перед любимой девушкой, которая вот она – рядом. Но ее «рядом» так же далеко от него, как и край Галактики. А струнные с гобоем звучат. Звучит музыка 18 века, как будто Алессандро Марчелло плачет в ином мире об этом юноше, и вместе с ним удивляется огромности и красоте Вселенной.

И весь фильм всего лишь восемнадцать минут. И как на кончике иглы в нем уместилась целомудренная и безнадежная любовь с той великой тоской, которая во сто крат сильнее эротизма. И поэзия, и музыка, и сияющая корона звездного неба, так пристально изученная таким маленьким человечком! Да что же это была за цивилизация, в которой снимались такие фильмы! И разве не для того они снимались тогда, в 73-м, при одном сорте колбасы и при отсутствии туалетной бумаги, чтобы мы сегодня, среди примитивного изобилия нашли их, как раскопанную Трою или как разгаданные иероглифы?

Продолжай, Буров. Наша Галактика не единственная. Ближайшая к нам – Туманность Андромеды. А дальше – больше. Скопления галактик. 500 галактик в созвездии Девы! 10 000 в Волосах Вероники! И целое облако миров в ковше Большой Медведицы! Но самое удивительное – два человека на берегу моря об этом разговаривают…

Он на прощание еще раз говорит ей, что при всей огромности своей Вселенная конечна, но тарахтит мотор мотоцикла и урок прерывается.

Такие фильмы нужны, чтобы захотелось молиться. По документам они проходили в категории научно-популярных, и должны были популяризовать науку. Но на деле они заставляли человека посмотреть вверх – на звезды, и услышать двойную музыку – гобоя и самих звезд. О! они делали нечто такое, после чего на исторический материализм можно было плевать слюной. Сначала робко, затем смелее.

И если вы захотите, вы найдете немало таких фильмов, снятых для одной цели, но выполняющих совершенно другую. Они были сняты на пленку, а не на цифру, в те благословенные годы, когда я уже ходил в садик. По утрам зимой, когда еще совсем темно (я помню) они мигали мне в морозном воздухе какой-то азбукой Морзе. Они говорили о чем-то большем, чем астрономия, которую преподают в 10-м классе. Сейчас уже, слава Богу, понятно – о чем. Сейчас я знаю псалом номер 8. 

http://radonezh.ru/analytics/urok-astronomii-146789.html