У Бога мёртвых нет. Протоиерей Андрей Ткачёв на радио «Радонеж»

Я буду говорить с вами о том, что меня тревожит уже несколько дней, и о чём я даже пытался писать небольшую статью: кто может могущественно повлиять на жизнь живущих сегодня людей, за исключением людей, живущих рядом с нами.

Я хочу сказать о том, что в мир иной, в царство иное уже торжественно вступили души праведников, ожидающие воскресения мёртвых и ничего не боящиеся, потому что будущее воскресение мёртвых подарит им только соединение со своей плотью, которая воскреснет и прославится. В этот грядущий мир вошли многие души людей, состояние которых мы не знаем. Этот мир не отгорожен от нас каменной стеной. Мы не видим его по немощи духовной: наши глаза духовно слепы, они более слепы, чем глаза кошки, видящей во тьме, и глаза орла, видящего далеко. Мы — слепые люди. Но это — некое благо для нас, потому что мы были бы в страшном ужасе, если бы видели всё то, что вокруг нас копошится и живёт — духовный мир с бесами и ангелами и душами людей — это всё было бы невместимо для нашего детского сознания. Поэтому Господь Бог наградил нас некой слепотой, и мы не видим духовного мира, однако верою постигаем невидимое и верою познаём, что невидимое вначале и видимое потом. Этот невидимый мир абсолютно не исключён из числа факторов, влияющих на сегодняшнюю жизнь.

Был такой философ, Семён Людвигович Франк, своеобразный мыслитель. Он говорил, что мертвые, отдавшие жизнь за отчизну, защищавшие, строившие и укреплявшие её, оставившие следы своей деятельности на всех домах, которые мы видим на улицах, по которым мы ходим, продолжают жить делами своими и, вообще, они не безучастны к делам своего земного отечества. Поэтому он говорил, что когда мы учиняем, скажем, плебисцит, было бы не дурно ходить на кладбище, спрашивать у покойных о том, как они относятся к вопросу, который вынесен на референдум. Скажем, на референдум вынесен вопрос: вступать нам в НАТО или не вступать, капитулировать перед кем-то или продолжать борьбу. И хорошо бы спрашивать об этом у тех, кто жил на этой земле до нас. Потому что вполне возможно, что они были бóльшими патриотами, без всякого сомнения они любили свою Родину не меньше, чем мы, наверняка сделали для неё больше, чем мы. И поскольку у Бога мёртвых нет, — это очень важное евангельское слово: «У Бога мёртвых нет, все живы у Бога. Бог наш не есть Бог мёртвых, но Бог живых», — то эти покойники наши вполне могут числиться за один конкретный голос. «Я голосую, например, вот за это», — скажет Александр Васильевич Суворов. «А я вот считаю, что нужно так», — скажет Дмитрий Иванович Менделеев. Почему нет?

Наше бытовое материалистическое сознание с лёгкостью записывает в несуществующие людей, которые уже своё прожили. Между тем, они никуда не исчезли. Удивительно, что они живут и, кстати, сегодняшняя родительская неделя, мясопустная, поминальная, как раз напоминает нам о том, что нет мёртвых у Бога, они все живы. Зачем нам молиться за несуществующих людей? Это было бы абсурдное повеление Церкви. Если бы их вообще не было, — были, были, а потом не было, исчезли, — то какой смысл молиться за несуществующее? Молиться нужно за тех, кто есть. Они — есть. Церковь говорит нам, что надо молиться о них, это очень важно. Молясь за них, вы сами того не подозревая, можете найти себе среди них помощников и молитвенников. Не столько нужны некоторым их них ваши молитвы, сколько вам нужны их молитвы. Они живы, они всё знают. По крайней мере, знают больше, чем мы. О смерти и будущей жизни они знают не понаслышке, не слухом уха, они видят то, во что мы верим. Вера от слуха: мы слышим о том, о том, и верим. А они уже видели это всё: видели уже и пропасть адову, и своего ангела-хранителя в лицо видели, и многое им уже открылось.

Среди множества этих почивших людей есть множество святых людей, и они тоже продолжают могущественно влиять на нашу жизнь. Что такое почитание святых? Это, очевидно, смыкающееся с молитвой за усопших явление, потому что святые — это ни кто иной, как усопшие христиане, достигшие реальной святости. Есть огромная масса христиан, о которых мы ничего не знаем: что там с ними, как им там, как там эти души, плачут или радуются. Мы не можем дерзновенно утверждать что-либо о многих душах. А святые — это усопшие христиане, о которых мы достоверно знаем, что «души их во благих водворились», что они, как пишет Апокалипсис: «Пошли к Богу, упокоились от трудов своих, а дела их идут вслед за ними». Эти люди имеют такое вот желание, рождённое любовью: вмешиваться в жизнь людей, живущих на земле. Как, например, есть богачи, которым наплевать на бедных, а есть богачи, которые переживают о тех, кому не на что лекарства купить, или негде жить, или ещё какие-то нужды невозможно удовлетворить. Есть богачи милосердные, которые помогают нуждающимся людям. Вот святые — это богачи, которые помогают нуждающимся людям. Слова Евангелия о святых: «Добре, рабе благий и верный: в малом ты был верен, над многим тебя поставлю; войди в радость Господа твоего». Они вошли в радость своего Господа и можно было бы уже успокоиться, а они не успокаиваются: всё глядь, да глядь на землю. А на земле кошмары всякие. И они помогают людям, они продолжают влиять на нашу историю. Продолжают влиять на нашу историю Николай Чудотворец, Сергий Радонежский, Серафим Саровский, Мария Египетская, Матрона Московская, Тихон Исповедник и т.д.

Есть святые, которые покровительствуют отдельным городам, сёлам, странам. Например, святой Дмитрий Солунский многократно и многообразно помогал жителям города Солуни (Фессалоники): во время осад и войн видели его как светоносного мужа, одетого в огненную одежду, который сбрасывал врагов, забиравшихся на стены и, по сути, плечом к плечу воевал с врагами как воин в рядах воинов. С той разницей, что он был неуязвим для стрелы или меча. А сам был очень силён и грозен в своей ярости к врагам и желании защитить своих подопечных, своих любимых горожан. Такой хозяин города. Григорий Палама, архиепископ Фессалоник, незадолго до рукоположения в епископы имел сонное видение: он видел двух, как бы одетых в солнце, сияющих грозных великих мужей, которые весело между собой по-дружески беседовали, — два таких красавца весело разговаривают, что-то друг другу говорят, хорошо им в этой беседе. А он себя чувствовал маленьким, как пацанёнок возле них. И потом один другому говорит: «Вот этого, — показывает на Григория, — я к себе в город возьму архиепископом. Я просил Господа, Господь мне его даст». Это разговаривали между собой святой Георгий Победоносец и святой Дмитрий Солунский. Дмитрий Георгию говорит: «Вот возьму себе этого архиепископом, по душе он мне, он будет полезным в моём городе». Они переживают о своих городах, о своих землях, о своих вотчинах, о тех местах, где кровь их пролилась, о тех местах, где прошла их жизнь. Это всё именно так.

Плавно обозначив эту тему, переходим к выводу из этой темы: в конце концов, когда наступит порядок на Украине? Это что такое? Болит уже не только душа, уже органы речи болят произносить эти натруженные фразы о гибели невинных людей, о зажимании всех гражданских свобод, о том, как люди, доскакавшиеся до земного счастья, получили фашистскую диктатуру, когда всем зажали рот, когда всех гребут в армию под пули как мясо, когда обрушилась экономика, когда люди не знают, чем платить за кредиты. Вообще, реально наступает обнищание населения, у людей кубышки пустые, уже повыедали всё, что сохранялось раньше. Безмерно повышаются цены, кредит за кредитом: без кредитов страна просто неплатёжеспособна, не способна жить. Вот вам плата за безумное желание земного рая, вот вам, так сказать, задница демократии. У демократии было красивое личико, но это была маска, потом оно повернулось пятой точкой, теперь смотрите в эту пятую точку и наслаждайтесь тем, что вам обещали изначально. До каких пор, вообще, всё это может происходить? Заградотряды какие-то появились... Мало того, что гребут всех подряд в армию, так ещё и заградотряды ставят из нацистов, которые будут убивать людей, не желающих воевать со своими одноплеменниками. Ну и так далее. До каких пор всё это может быть, доколе, Господи?

И вот мы, обозначив тему беседы, перейдём к тому, что, собственно, я хочу сказать. Я хочу сказать очень простую вещь: самые главные люди на Украине — это преподобные Киево-Печерские. Если брать по нисходящей от самых первых, то, конечно, нужно упомянуть Владимира, равноапостольного великого князя. Потом Ольгу. Потом Бориса и Глеба, — такими парами они идут, — страстотерпцев, детей Владимировых. Т.е. бабушка, двое правнуков — Борис и Глеб, в крещении Роман и Давид. А потом уже пошло разделение этой райской реки на множество рукавов, там уже пошли сотня с лишком святых преподобных Киево-Печерских. Это самые главные люди на Киевской Руси. Они, очевидно, могут повлиять на эту ситуацию. Николай может помогать людям всегда и везде, по воздуху плавающим, по морю путешествующим, по суше движущимся? Может. Болеющим, страдающим, Пантелеймон может помогать? Может. Спиридон Тримифунтский может помогать? С именем Спиридона на устах засыпают и просыпаются все жители Крита, Керкиры и пр. Святые реально живо действуют на пространствах, обозначенных им Богом, и вмешиваются в жизнь человеческую: кого-то ставят на место, кого-то утешают, «от гноя поднимают нищего, возвышают убогого». Возникает насущная нужда воззвать многими устами и многими сердцами как одним сердцем и одними устами преподобным богоносным отцам Киево-Печерской Лавры с тем, чтобы они, соединившись в единый лик, в единый божественный полк, вознесли сильную совокупную молитву к Богу о том, чтобы наступило улучшение, облегчение и заглаживание этой стропотной беды и разрешение болезней. Как это будет — это нам не известно. Может быть, кому-то нужно будет параличом разбиться, а кому-то онеметь, а кому-то сойти с ума и выброситься из окна. Может быть и такое будет. А может быть, нужно просто прийти в тишину, успокоиться, сесть на место, заплакать и сказать: «Боже, что же мы натворили?» И начать двигаться в другую сторону. Может быть, ещё что-нибудь. Может быть, земля тряхнётся под ногами негодяев, сбрасывая их со своей спины, не желая их больше на себе носить. Так или иначе, молитва преподобных очень нужна и она будет очень сильна. Если она будет, то она будет очень сильна. Почему я говорю «если она будет»? Потому что мне кажется, они пока что удерживаются от того, чтобы молиться за ситуацию на Украине. Удерживаются самыми разными мотивами. Например, они по смирению не дерзают влезать в земные дела, потому что мы не просим их об этом. Мы просим, но просим как-то вяло, слабо. Они говорят: «Ну, молите Бога о нас», — и дальше побежали по своим делам. И, может быть, особой веры даже не имеем в то, что они могут все как один подняться и попросить: «Господи, сделай вот так, очень Тебя просим». Я вас уверяю, Господь Бог им в этом не откажет: Он их слушал при жизни, Он их слушает по смерти, они заслужили большую славу у Него. Они, эти богоносные отцы, победили блуд, — как, например, Иоанн Многострадальный или Моисей Угрин, — победили страх смертный, победили сребролюбие, попрали гнев, научились братолюбию, стеснили свою плоть, залезли в пещеры как живые мертвецы — сами себя закрыли в гробу, умертвив плотские страсти спогреблись Христу. Они ещё при жизни похоронили себя с Господом Иисусом и с Ним воскресли. И поэтому ангелы венцы с небес им подают — так поётся в тропаре преподобным отцам. Мы просто ещё не просили крепко их об этом. Но просить надо. А иначе, кого просить? Госпожу Меркель просить? Господина Обаму с господином Олландом просить? У них, вообще, нет планов беречь кровь украинскую, беречь кровь русскую, беречь землю от пролития крови. У них какие-то другие планы. Вообще, это всё по-другому ими оценивается, наверняка. Это же не их беда, это наша беда.

Дорогие братья и сестры, отсюда возникает следующий практический вопрос: многие ли из вас читали «Патерик Киево-Печерский»? Патерик — отечник, книга об отцах. Если многие из вас его не читали, то настало самое время его почитать. Либо в отдельно купленной книге, либо пользуйтесь всемирной сетью, в которую закачано огромное количество православного контента. Почему я это говорю? — Потому что, во-первых, «Патерик Киево-Печерский» — это первая агиографическая книга на Руси — книга, посвящённая житиям святых. От нас до Киево-Печерских святых — огромный кусок протекшего времени, вполне сопоставимый, как от Киево-Печерских святых до начала христианской эры. В принципе, там тождественные цифры. И когда Киево-Печерские святые жили на земле, Христос и апостолы, первые преподобные отцы Египетские, — например, Антоний или Пахомий, — так же были далеки от них во времени, как сами Киево-Печерские отцы далеки сегодня от нас. Могло бы показаться: да это давно всё было, о чём тут говорить, ладно бы вчера, а то тысячу лет назад. Но они, когда услыхали ангельское благовестие и сердцем его расслышали, устремились на труды с такой ревностью, жаждой и рвением, как будто бы они живут не в XII, а в I веке, как будто бы они Христа видят собственными глазами. Ну, по крайней мере, как будто они живут в IV или V веке, и являются современниками святого Афанасия, святого Антония, святого Пахомия и прочих.

Они были чрезвычайно ревностными людьми, были беспощадны к себе, безжалостны к своим страстям и слабостям, были воодушевлены великой любовью к Господу Иисусу Христу, к Пречистой Богородице, были уязвлены желанием войти в Царство Небесное. Поэтому они очень драгоценные для нас люди, да и вообще, для всего мира. Это всемирные светильницы, великие и преславные чудотворцы. Мы, ничего не зная о них, собственно, и молиться можем с трудом. Одно дело — молиться святому, житие которого ты знаешь. Совсем другое дело — молиться святому, житие которого ты не знаешь. Читаешь там какой-то акафист: «Радуйся, радуйся, радуйся...» — а чего там радоваться, и кто это такой, что он, где он, что с ним было — тебе не понятно. А ежели ты хорошо понял его жизнь, со всеми сложностями, условностями этой жизни, со всеми теснотами и обидами, которые терпел человек, со всеми характерными чертами его происхождения, — скажем, болезни или его характерное окружение, — эпоху эту понимаешь, то у тебя и отношение возникает к человеку конкретное, живое, тёплое. И вот тогда уже ты можешь говорить, например: «Преподобный отче Варлааме, ты сбежал из под венца, из княжеского дома убежал, поменял красивые одежды княжеские на драные ризы иноческие, хотел монашества вседушно, моли Бога о нас». Или, скажем: «Преподобный отче Марко, ты могилы копал святым людям, которые жили при тебе в монастыре, и смерть тебя боялась...» Реально, смерть боялась Марка. Если он не успевал выкопать могилу умершему человеку, он мог сказать: «Слушай брат, я тут по старости совсем копать не могу, ты не подождёшь ли погребения? Может ты оживёшь на время?» Оживали люди. Если он клал покойника не на то место, он мог сказать покойнику: «Слушай, я тебя положил не в ту могилу, ты перейди на другую». Покойники поднимались и переходили на другую. Смерть его боялась. Он смерти не боялся, а смерть его боялась. Был такой гробовщик, гробокопатель — Марк. Если у Шекспира гробокопатель произносит такие философские сентенции о том, что он строит дома, которые будут стоять до страшного суда, то реальный гробокопатель Марк был реально для смерти страшен: смерть от него уходила, он от неё — нет. Представляете, какие люди, вообще? Или Прохор Лободник, который умудрялся не есть ничего такого, что едят обычные люди. Он нашёл себе какую-то горькую противную траву-лебеду, каким-то образом пёк из неё подобие хлеба, ел его и ему хватало. А когда люди в неурожайные годы голодали, он кормил их этим хлебом из лебеды, и было им вкусно. А ежели кто украдёт у него этот хлеб тайком, притаит себе ещё лишний кусок, то было ему горько. Как с манной, буквально. Потому что манна меняла свои свойства: она червивела, если её впрок запасать. Она была как насущный хлеб, на каждый день — сегодня на сегодня. Её нельзя было красть, запасать впрок, она пропадала: воняла, её нельзя было есть. А когда ели так, она была как лепёшка с мёдом. Вот, Прохор такой был — великий человек. А когда купцы взвинчивали цены на соль, — были соляные бунты, всякое такое, — он пеплом посыпал еду — пепел был вместо соли. Люди брали у него этот пепел и как солью им пользовались: и хорошо, и вкусно, и полезно, и никто не болел. Или Агапит преподобный Печерский, который никогда не выходил за монастырские стены, был настоящим монахом. Зашёл в монастырь — всё, конец. Всё остальное для него умерло. Но исцелял людей молитвой и травками различными. И даже когда князья к нему приходили, он и ради князей из монастыря не выходил. Говорил: «Ты, князь — такой же человек, как и все остальные. Если я к тебе пойду, лечить тебя, то я тогда и к другим должен ходить. А если я начну ко всем ходить, то какой я монах? Никуда не пойду. Вот, на, поешь того, что я тебе дам, и здоров будешь». Князь поел и здоров был. Вот такой великий человек. И так далее, и так далее, и так далее... Вот почитаешь обо всём этом и скажешь: «Ого! Вот они какие». Был ещё такой преподобный Исаакий. Бесы его обманули: являлись ему в виде ангела света и говорили, мол, какой ты хороший человек, как ты молишься красиво, сейчас к тебе Христос придёт, ты поклонись Ему. И пришёл какой-то такой, светлый-светлый. Исаакий, не перекрестившись, поклонился ему, а это был демон. Они изменили вид свой, вид гнусный, и стали плясать с Исаакием, в дудки дуть, в барабаны бить. Заплясали человека почти до смерти, он разучился ходить и разговаривать. Потом его отмолили преподобные отцы. Он опять взялся за труды прежние, потом уже бесам отомстил. Уже был смиренный до края, уже не поддавался ни на что. И отомстил им за это: заставлял их работать на монастырь, брёвна таскать. И они, как не пищали, но Именем Божиим понуждаемые, заставленные им, делали работу на благо монастырское. Исаакий отомстил им за свой позор и своё унижение от них. Вот, человек какой. Или Спиридон и Никодим, просфорники. Или Многоболезненный Пимен. Или Нестор Летописец. Или Нестор Некнижный. Или Евстратий, преподобный мученик.

Это всё можно рассказывать долго, это всё очень интересно, это первые яркие лучи святости на Руси. И вот, дорогие христиане, если вы читали это, обновите это в памяти. А если вы это никогда не читали, то будьте любезны, восполните пробел в своём христианском образовании. Почитайте первую книгу о житии святых, составленную русскими для русских, на Руси, написанную летописцами о монастыре Печерском. Поликарп собирал, Нестор частью писал, частью другие монахи. Это всё они составили, нам сохранили, и мы, почитав это, потом уже можем воззвать к ним: «Преподобные богоносные отцы Печерские, молите милостивого Бога навести порядок в городе Киеве и в городах окрестных, по всей Украине, как Господь хочет, как Господь может, как Господь знает, как Его воле святой угодно. Пусть Он сделает что-то такое, чтобы верных защитить, а неверных смирить. Чтобы кого наградить — наградить, а кого наказать — наказать. Чтобы мир воцарился в сердцах человеческих. Чтобы пелена спала с глаз миллионов людей, которые вошли в состояние, близкое к беснованию. Чтобы прозрели люди, чтобы глазной мазью помазали глаза свои и видели вокруг себя ясно, что смерть приблизилась, и секира при корне древа лежит: всякое древо, не приносящее плода, будет срублено беспощадно и в огонь брошено. Не понимают этого люди. Так помолитесь же, Матерь Божию попросите, чтобы Она вошла с вами в союз молитвенный, чтобы Она умножила Своей молитвой вашу молитву, Христос ни в чём Своей Матери не откажет. Матерь Божия имеет беспрецедентно сильную молитву, ни с чем не сравнимую, она сильна на всякого врага и всякий враг её боится». Вот об этом должен быть такой совокупный вопль полноты Русской Церкви. Потому что Русская Церковь родилась в киевских горах из купели крещения. А потом, тут же, в скорости, там родились преподобные Печерские. И там забурлило, стало жить полной жизнью монашеское и всякое иное подвижническое житие. Это наша история, которая не порвана, которая не отошла в область преданий — это наша живая история, которая в корнях своих питает нас до сегодняшнего дня. Значит нужно поливать корни. Поливанием корней я здесь именую такой вот молебный глас множества людей: чем больше, тем лучше. От Камчатки, от Владивостока, от Мурманска, от Архангельска, от Тикси, от Находки, от Калининграда, от Кушки — от любого места глас молитвы должен принестись к Небесам. Небеса близки к человеку. Небо тут, рядом: ткни пальцем — попадёшь в Небо. Господь рядышком, и все святые близко, там ничего километрами не меряется, там всё очень близко. Нужно воззвать к ним всем сердцем: «Помогайте, преподобные, помогайте, Русь погибает. Помогайте, молитесь, заступайтесь за нас. Вразумляйте тех, кто может вразумиться. Смиряйте тех, кто не хочет вразумляться. Нераскаянный — да смирится, а могущий покаяться — да покается».

Вот такая мысль неотступно следует за мной в течение многих дней. Я этой мыслью щедро с вами делюсь, в надежде, что она будет расслышана N-м числом людей и превращена в практическое дело. Потому что человек — это существо, которое стоит на границе двух миров, видимого и невидимого, и постоянно превращает невидимое в видимое. Т.е. невидимые мысли, невидимые свои намерения человек превращает в видимые дела. В этом смысле он — добрый волшебник, если у него добрые мысли превращаются в добрые дела. Вот ко мне пришла добрая мысль, например, пойти к кому-то в больницу. Я взял и пошёл. Это я — добрый волшебник, это я невидимую хорошую мысль превратил в видимое хорошее дело. Ежели я наоборот, имею злую мысль, например, поссориться с кем-то, и взял и поссорился, значи, я — злой волшебник, я невидимую злую мысль превратил в видимое злое дело. Будьте добрыми волшебниками, братья и сестры, превращайте невидимые хорошие мысли в видимые хорошие дела. И я вас уверяю, мы увидим ещё очень много дел Божиих, которые совершатся в мире по молитвам всей Церкви. Читаем «Патерик Киево-Печерский», взываем к преподобным, молимся им, чтобы они молились за нас и за весь мир, ибо их молитва очень нужна нам. Я думаю, они ждут нашей просьбы.

— Здравствуйте, отец Андрей. Я хочу подтвердить, что действительно, Киево-Печерские святые — очень сильные святые. Я сама родом из Гомеля, и у моей бабушки, ещё в начале XX века, первые детки рождались и умирали. И она пешком прошла 270 километров, поклонилась Киево-Печерским святым, помолилась, у неё стали рождаться хорошие здоровые детки. И она вымолила моего дядю, попавшего в плен во время войны. Мученица Варвара, — вы же знаете, что там тоже мощи мученицы Варвары, — чудесным образом вывела его из плена. Очень сильная была история, замечательная. Во время войны люди очень сильно молились. Ну вот, я хочу подтвердить. И мало того... Я уже десять лет как служу в храме, мне всегда очень хотелось поехать в Киев к преподобным, но не получалось. И вот наш глава города подарил нам мощевик всех Киево-Печерских святых. Они к нам пришли в храм. И мы сейчас молимся, просим, чтобы Господь как-то умирил эту войну, умирил эту бойню нехорошую. У меня муж тоже с Украины, мы все переживаем и молимся, чтобы закончилась такая братоубийственная, немыслимая, глупая война.

Звонок не требует комментариев, всё понятно.

Не так давно мы отпраздновали 1025 лет Крещения Руси при князе Владимире. Я хочу сказать, — эта мысль ещё не звучала, а если звучала, то вскользь, — что на наших глазах в Киеве происходит реванш язычества над делом Владимира. Я хочу произнести эту мысль несколько раз. Язычество никогда не умирало, и дьявол, стоящий за фасадом язычества, втайне, как кукловод, никуда не исчез как персонаж, действующий в истории человечества. Слишком велико было дело Владимира и слишком могучие плоды оно принесло: родилась новая цивилизация, по сути — восточнославянская православная цивилизация. И стоило нам отпраздновать 1025 лет возникновения этой восточнославянской христианской цивилизации, как мы увидели яростную попытку реванша демонских сил, одетых в языческие одежды, всякие руны, валгаллы, потому что именно эта идеология близка нацистам. Вальхалла — нормандские корни... Руны, свастики, солярные знаки — это вот реванш язычества по отношению к делу, которое начал Владимир, Ольга, Борис, Глеб, преподобные Печерские. Надо понимать эту вещь, мне кажется. Я нигде этого пока не слышал, я говорю это от своего сердца, представляю вам на суд. Я думаю, что именно в этих знаках прочитываются события современной истории.

http://radonezh.ru/text/pryamoy-efir-ot-13-02-2015g-v-studii-protoierey-...