ТРУД ЗРИТЕЛЯ. ПРОТОИЕРЕЙ АНДРЕЙ ТКАЧЕВ О ТОМ, КАК СМОТРЕТЬ ФИЛЬМЫ

Неграмотность стала редкостью. Читать умеют все. Но одно дело просто уметь читать, и совсем другое — знать, что читать.

Если в  обществе есть культура чтения, то есть и вопросы вроде: «А вы читали последний роман писателя N?» Если не читали и культура чтения есть, то может быть стыдно. Или: «Как же вы прочли эту книгу, если самую главную мысль в ней не поняли? Она же именно об этом».

Чтение в данном случае — всего лишь инструмент, которым нужно пользоваться с определенной целью. Умеешь читать — ищи, что читать. Это – ключ, совершенно бесполезный, если неизвестно, какие двери им можно открывать. С этой точки зрения можно подойти и к кинематографу. На вопрос «а вы смотрели?» ответить легче, чем на «а вы читали?», поскольку труд зрителя и труд читателя — весьма неодинаков.

Труд зрителя легче. Здесь больше пассивности, больше настроя на дармовое (за вычетом цены на билет или видеодиск) получение эстетического или интеллектуального удовольствия. Но вот здесь‑то и зарыта собака. В принципе, труд зрителя должен быть трудом  созерцателя, то есть ничем не меньшим, чем труд настырного книгочея. Человек современный просматривает за год десятки и сотни фильмов, но прочитывает лишь пару книг в лучшем случае. Буквенный строй на листе и движущийся видеоряд на экране, кажется, противопоставлены друг другу как антагонисты.

Они сошлись. Вода и камень,

Стихи и проза, лед и пламень

Не так различны меж собой...

Одна из задач серьезной культуры в наше время — это преодоление ложного антагонизма (ибо он ложен) между экраном и страницей, буквой и движущимся образом. Не секрет, что печатная продукция на львиную долю состоит из того, во что после прочтения на второй день не стыдно рыбу заворачивать. И лишь относительно малая доля письменных памятников переживает свое время, сохраняет актуальность и именуется высоким словом «литература». Точно таковы же пропорции временного и вечного, глубокого и мелкого в кинематографе.

Есть в нем то, что снимается «сегодня для сегодня», — то, что просто составляет бездарный фон бездарной жизни, и может быть без особых потерь уничтожено уже завтра нажатием кнопки «delete». Но есть и то, что живет дольше сегодняшнего дня, что способно питать больший круг зрителей, нежели случайные потребители новостей и ширпотреба. Другими словами, если есть «Война и мир» в литературе, то должен быть некий кинематографический аналог (не путать с экранизацией) этого масштабного полотна. Должно быть грандиозное (по силе воздействия) экранное полотно, сопоставимое с лучшими плодами литературы.

Такие фильмы есть. По жанрам и по объему эти фильмы соответствуют литературным окристаллизованным формам. Есть рассказ в литературе, есть он и в кино. Есть исповедь там, есть она и здесь. И там и здесь есть новелла, повесть, фарс, фантасмагория, роман, эпос. Все жанры серьезной литературы совпадают с соответствующими жанрами серьезного кинематографа. Кино вовсе не обязано только развлекать. Оно способно учить, назидать, потрясать. А еще веселить, ужасать, погружать в раздумье, заставлять переоценить свою жизнь. И поэтому с миром кино нужно знакомиться осторожно. Вы не читали в юности Жюля Верна, Вальтера Скотта, Конан Дойла? Очевидно, вы пропустили что‑то очень важное для подросткового времени. Потом вам будет сложнее открыть Драйзера, Диккенса, Достоевского. Всемирная история, политология, философия и социология с неохотой будут приоткрывать вам двери в свои запасники.

Есть еще Бунин, Чехов, Сервантес, Данте. Вы ничего этого не читали? Так зачем же вы умеете читать? Подобные речи справедливы в отношении кинематографа. Вы уже смотрели много фильмов и сериалов. Это прекрасно. Это, по крайней мере, говорит о том, что у вас есть телевизор. Но есть ли у вас вкус, и ум, и желание учиться? Если есть, то вам придется познакомиться с работами великих режиссеров, начиная с немого кино. Да-да, того самого, где роли «озвучены» титрами, а движения актеров подчеркнуто театральны.

Кино молодо, но у него уже давно есть история. Есть опросники, в которых известные мыслители называют десять, или пятьдесят, или сто главных книг, которые следует прочесть. И есть такие же списки любимых значимых фильмов, составленные режиссерами, писателями, философами. Нужно знакомиться с этими списками. Тарковский предлагает вот это, а Феллини что‑то другое. Нужно пользоваться этими авторскими путеводителями. Они не всем подходят идеально, но многое объясняют. Сегодня вы можете считаться неграмотным не только оттого, что не знаете Бредбери, или Сэлинджера, или Шекспира. Вы неграмотны также и оттого, что не знаете Бергмана и Куросаву.

Знакомство с великими фильмами — аналог прочтения великих книг. Великий фильм, как и великую книгу, нельзя прочесть (посмотреть) единожды. К ним нужно возвращаться. И экранизация великих произведений литературы есть тоже не более чем опыт наглядного прочтения. Таких опытов может быть много. Великая книга требует критики, требует искусства интерпретации. И великий фильм — тоже. Культура осознания явленных смыслов — это культура диалога, рожденного появлением нового экранного или печатного слова. Нам нужна такая культура.

Там, где вы на картине в музее видели только яблоко на подоконнике и собачку у ног хозяина, экскурсовод вам пояснит, что в знаковой системе тех времен яблоко означает соблазн, а собачка — верность. Картина тотчас обретает символизм и глубину. Точно так же действует и кинокритика. Она объясняет детали и толкует целое. И тогда фильм хочется пересмотреть и пересказать друзьям. Его хочется посмотреть вместе с ними. Если этого нет — значит, в народе не пишут книг, но ограничились только газетами.

В основе кинематографа (за исключением редких артхаусных вывертов) лежит текст. Текст — универсальное явление человеческой жизни, и искусства в том числе. Тексты порождают архитектуру, живопись, законодательство. Тексты же и поясняют ранее созданное. Одни тексты оспаривают другие, претендуя на главенство. Тексты взывают к контекстам, вне которых они не читаются правильно. Текст же лежит и основе кинематографии. Зритель фильма есть в первую очередь потребитель текста, преподанного в несколько непривычном виде. Текста, а не картинки, хоть это и непривычно звучит. И только человек, умеющий работать с текстами (читающий и думающий), способен оценить мир кино, расставить акценты, не заблудиться в дебрях пленочных и цифровых.

Великая литература и великое кино пересекаются между собою не только в области экранизаций. Великое кино есть вообще только там, где есть великая литература. Есть великая французская литература — и есть великое французское кино. Есть великая русская литература — и великое кино. То же самое справедливо для американской, итальянской и прочих великих литератур, из семени которых вырастает их великий кинематограф.

Персия и Китай имели великую литературу, и стоило им овладеть западной техникой, как у них тотчас появилось — вначале оригинальное кино, а вслед за ним ожидается и появление кино великого. Видимо, все сводится не к умению строчить сценарии,  искать спонсоров и выстраивать процесс на съемочной площадке, а к умению проникать чувством сердца в святилище сокровенных всечеловеческих дум, к умению думать и сопереживать. Искусство существует, чтобы мучить человека высокой мукой, спасая тем самым от мук звериных и чуждых молитвы.

Нет, не хочу, о други, умирать.
Я жить хочу, чтоб мыслить и страдать.

Кто мыслит и страдает, тот, рано или поздно, напишет книгу и снимет кино. Но вначале, чтобы не изобретать велосипед, он вдоволь наплачется над уже написанным и снятым, находя себя самого в кем‑то изобретенном волшебном зеркале.

Мы не должны жить без книги. Люди, не читающие книг, движутся к тому состоянию, при котором воют на луну и не стригут ногти. Кино подобно книге. Подобно книге, кино может быть как мусором, так и откровением. Кино давно заняло серьезную и обширную нишу в культурном мире, и отсутствие ориентировки в мире кино равнозначно полному невежеству в мире литературы и человеческой мысли. Христианин же в идеале должен быть во всеоружии культурной грамотности. Это нужно для культурной работы, для апологетики и нахождения ментального единства с современниками. Поэтому вопрос «ты читал эту книгу?» в наши дни закономерно дополняется вопросом «ты смотрел этот фильм?»

http://foma.in.ua/articles/monologue/trud-zritelya