Торжество православия: О канонических и неканонических изображениях в Церкви. Схиигумен Авраам (Рейдман)

(Евангелие от Иоанна, 5 зачало, глава I, стихи 43-51)

На другой день Иисус восхотел идти в Галилею, и находит Филиппа и говорит ему: иди за Мною. Филипп же был из Вифсаиды, из одного города с Андреем и Петром. Филипп находит Нафанаила и говорит ему: мы нашли Того, о Котором писали Моисей в законе и пророки, Иисуса, сына Иосифова, из Назарета. Но Нафанаил сказал ему: из Назарета может ли быть что доброе? Филипп говорит ему: пойди и посмотри. Иисус, увидев идущего к Нему Нафанаила, говорит о нем: вот подлинно Израильтянин, в котором нет лукавства. Нафанаил говорит Ему: почему Ты знаешь меня? Иисус сказал ему в ответ: прежде нежели позвал тебя Филипп, когда ты был под смоковницею, Я видел тебя. Нафанаил отвечал Ему: Равви! Ты Сын Божий, Ты Царь Израилев. Иисус сказал ему в ответ: ты веришь, потому что Я тебе сказал: Я видел тебя под смоковницею; увидишь больше сего. И говорит ему: истинно, истинно говорю вам: отныне будете видеть небо отверстым и Ангелов Божиих восходящих и нисходящих к Сыну Человеческому.

Во имя Отца и Сына и Святого Духа!

Сегодня мы отмечаем праздник, который называется Торжеством Православия. Мы празднуем окончательное восстановление почитания святых икон и победу Православия в VIII веке после почти столетнего иконоборческого гонения на Константинопольскую Церковь. Хотя ранее Седьмой Вселенский Собор осудил иконоборцев и утвердил иконопочитание, но из-за того, что иконоборческой ереси покровительствовали императоры, гонение продолжалось очень долго. Было много исповедников и мучеников. В других же Церквях — Александрийской, Антиохийской и Иерусалимской — иконоборчество не распространилось по той причине, что территории, на которых они располагались, находились уже под владычеством магометан. Именно магометане, как это ни странно, оградили Православную Церковь от преследований христиан-иконоборцев. Не была подвержена этой ереси и Римская Церковь, в то время еще являвшаяся оплотом Православия, потому что и она не зависела от византийского императора.

Прошло пятьдесят пять лет после Седьмого Вселенского Собора. Умер последний император-иконоборец Феофил. Его супруга, царица Феодора, сама держалась Православия и перед смертью императора склонила его к тому, чтобы прекратить преследования иконопочитателей. Она и восстановила почитание святых икон. Призвав патриарха и архиереев, Феодора просила их молиться о своем почившем супруге, надеясь на то, что ради прекращения гонений Господь, по молитвам Своих угодников, помилует Феофила. И действительно, после того как о нем молились многие знаменитые подвижники и она сама, ей приснился сон, будто она предстала перед каким-то светлым Мужем, Который возвещает ей, что ради молитв всех Его рабов Феофил прощается. «Возьми его себе», — говорит Он и как бы передает ей покойного мужа, императора Феофила. Феодора с радостью проснулась. В это же время и патриарх Константинопольский, написав имена всех императоров-иконоборцев на хартии, положил ее под покров на святом престоле (самом святом месте, какое есть в церкви) и также начал молиться. Во сне и ему было возвещено, что ради Феодоры, ради ее ревности о Православии грехи ее мужа прощаются и имя его изглаживается из хартии. Когда, проснувшись, патриарх поспешил в церковь, то, взяв бумагу, увидел, что имени императора Феофила в ней действительно нет, оно чудесно исчезло. Таким образом все поняли, что он был прощен Богом. Это произошло в первое воскресенье Великого поста, и в этот день было установлено отмечать Торжество Православия, то есть фактически торжество иконопочитания.

Однако к этому торжеству Святая Церковь присоединила и воспоминание о победе Православия вообще над всеми ересями. В этот день она торжественно предает всех еретиков проклятию. Нельзя думать, что Церковь кого-то ненавидит. Она анафематствует еретиков для того, чтобы стало понятно, что люди, исказившие ее учение, сами навлекли на себя проклятие. Церковь показывает нам это только ради того, чтобы мы устрашились и избегали их заблуждений, чтобы мы не погибли вместе с этими людьми, которые отвержены Богом и Церковью, а правильнее сказать, которые сами себя отторгли от Бога и Церкви.

Почему сегодня читается евангельское зачало, которое, на первый взгляд, как будто бы совсем не имеет отношения к празднику? «На другой день Иисус восхотел идти в Галилею, и находит Филиппа и говорит ему: иди за Мною. Филипп же был из Вифсаиды, из одного города с Андреем и Петром. Филипп находит Нафанаила и говорит ему: мы нашли Того, о Котором писали Моисей в законе и пророки, Иисуса, сына Иосифова, из Назарета. Но Нафанаил сказал ему: из Назарета может ли быть что доброе? Филипп говорит ему: пойди и посмотри» (ст. 43–46). Славянский перевод Евангелия, как это обычно бывает, звучит гораздо красивее и имеет более глубокий смысл, потому что он ближе к греческому оригиналу, чем русский. Если можно так выразиться, славянский перевод является более духоносным, и я советую всем приучить себя по возможности читать Евангелие по-славянски. «Прииди и виждь», — говорит Филипп Нафанаилу. В этих словах: «Прииди и виждь» — и заключается тот смысл, ради которого в день Торжества Православия читается именно это евангельское зачало. Увиденное своими глазами бывает убедительнее многих объяснений, о чем говорит и русская поговорка: «Лучше один раз увидеть, чем семь раз услышать».

По этой причине Святая Церковь с первого столетия до наших дней хранила изображения Господа Иисуса Христа, Пресвятой Богородицы и некоторых величайших угодников Божиих: апостолов Иоанна Богослова, Петра и Павла. Первые иконы этих великих святых были написаны их современниками (первым иконописцем стал апостол Лука) и сохраняют портретные черты лица. Хотя до нас дошли изображения не всех апостолов, иконы некоторых пишут лишь по приблизительному словесному описанию, но и то, что сохранилось, — уже немало. Если бы Святая Церковь в лице своего первого иконописца, евангелиста Луки, не изобразила Господа, Божию Матерь и некоторых апостолов, то мы бы и не знали, как они выглядели. Подумайте: как бы представляли себе Господа Иисуса Христа мы — люди, живущие в XX столетии, спустя две тысячи лет после Его проповеди? Даже многие сектанты, отрицая поклонение иконам, пользуются теми изображениями лика Спасителя, которые были донесены до нашего времени именно канонической православной иконописью. Пример тому — пусть даже и несколько искаженные изображения Спасителя в западных изданиях детских Библий или в иллюстрациях к Священному Писанию Гюстава Доре.

«Прииди и виждь». Многие люди, взирая в храме на образ Спасителя, возгораются духом, в них возбуждается вера, любовь к Богу. Если мы это у них отнимем, то отнимем часть жизни во Христе. Почитание икон является не чем-то второстепенным и маловажным, а одним из основных догматов православного вероучения. Недаром апостол Нафанаил уверовал именно тогда, когда сам увидел Господа. «Иисус, увидев идущего к Нему Нафанаила, говорит о нем: вот подлинно Израильтянин, в котором нет лукавства. Нафанаил говорит Ему: почему Ты знаешь меня? Иисус сказал ему в ответ: прежде нежели позвал тебя Филипп, когда ты был под смоковницею, Я видел тебя. Нафанаил отвечал Ему: РаввÅ! Ты Сын Божий, Ты Царь Израилев. Иисус сказал ему в ответ: ты веришь, потому что Я тебе сказал: Я видел тебя под смоковницею; увидишь больше сего» (ст. 47–50). Снова сказано: «Увидишь». Зрение в человеке является господствующим чувством, даже более важным, чем слух. Мы, желая в чем-либо разобраться, предпочитаем прийти и увидеть своими глазами то, что произошло. Мы стремимся сами убедиться в том, правильно ли нам рассказали о событии. Значит, мы больше всего верим зрению.

Если мы отвергнем почитание святых икон, то тем самым покажем, что наша вера — это нечто абстрактное, отвлеченное от жизни, можно сказать, безжизненное, не основанное на реальных событиях. В действительности же, как учит нас Евангелие и как чувствуем мы сами при его чтении, наша вера хотя и чрезвычайно возвышенна, но в то же время и очень жизненна. Все, о чем повествует Евангелие, люди видели своими глазами. Это не какие-то философские отвлеченные рассуждения. Описанное в Евангелии видели и люди очень умные, тонко мыслящие, как, допустим, апостол Лука, и люди чрезвычайно простые, совершенно необразованные, как, например, апостол Петр, который до призвания к апостольству был рыбаком. Мы никогда не должны отказываться от «конкретности» своей веры, это чрезвычайно важно. Не нужно бояться, что от соприкосновения с действительностью наша вера потерпит ущерб или будет опровергнута, и по этой причине делать ее какой-то недоступной, абстрактной, никак не связанной с жизнью. Иконописные изображения как раз и показывают нам, что все, описанное в Евангелии, происходило действительно на земле. Как говорят некоторые богословы, небо сошло на землю.

Вот какое жизненно важное значение имеет иконопочитание для нас, православных. Когда мы взираем на образ Спасителя, мы чувствуем, что за человеческой внешностью скрывается Его Божество. Мы видим лицо Человека, но понимаем, что этот облик принадлежит Богу Сыну, и соприкасаемся с вечностью, с чем-то надмирным. Взирая на то, что относится к этому миру (то есть человеческую внешность), мы через человеческое видим Божественное. Через черты лица Спасителя просвечивает Его надмирная сущность — то, что это был одновременно и Человек, и Бог. Глядя на многочисленные, очень любимые православным народом иконы Божией Матери, мы также понимаем, что это была не обыкновенная женщина, а воистину Богородица. Это тоже как бы просвечивает в Ее неизреченно благодатном облике. И, взирая на лики угодников Божиих: апостолов, святителей, преподобных, — мы видим, что эти люди были освящены Духом Божиим. Для того чтобы показать нам это лучше, Церковь выработала особый иконописный язык.

К сожалению, сейчас в Православной Церкви под влиянием западной культуры получили распространение искаженные иконописные изображения. Однако благодать Божия действует, конечно, и через неканонические изображения ради того, чтό они изображают. По свидетельству святителя Германа, патриарха Константинопольского, защитника и ревнителя иконопочитания, еще в IV столетии была известна медная скульптура Господа. Женщина, исцеленная Им от кровотечения, поставила ее на том самом месте, где произошло исцеление. И вот, когда необыкновенная трава, какой нигде больше не было, дорастала до края одежды Спасителя, она приобретала способность исцелять женщин от кровотечения. Святитель Герман говорит, что хотя эта статуя была сделана по языческому обычаю, но Господь все равно даровал через нее чудо — ради душевного расположения создавшей ее женщины. Однако мы, продолжает патриарх Герман, научились изображать Господа и Его святых богоприлично.

Итак, каноническая иконопись — это богоприличное, то есть соответствующее церковному духу, изображение Спасителя, Пресвятой Богородицы и Божиих угодников. Такой иконописный стиль помогает нам через человеческое созерцать Божественное. С одной стороны, мы видим изображение реального события, с другой — чего-то необыкновенного. Например, на канонических Распятиях Господь пишется как будто бы вовсе и не страдающим, а как бы парящим на Кресте. Почему? Неужели мы не почитаем Его страдания? Все изображено столь красиво, что кажется, будто бы смотришь не на умирающего на Кресте Человека, а на некий образец изящества. Для чего так пишут Распятие Господне? Для того, чтобы за человеческими страданиями мы видели Божественную Искупительную Жертву.

Бога нужно почитать богоприлично, оказывая Ему честь не такую, какую мы хотим, а такую, какую Он Сам требует. Нужно поклоняться Ему так, чтобы во время этого поклонения очищать свою душу. Если Господь иногда снисходит и творит чудеса даже через неканонические иконы, то это не ради того, как изображено, а ради того, чтό изображено. Так происходит сейчас, например, в храме на Фаворе, где бумажная, даже не цветная, литография источает миро. Чудеса исцеления, мироточения и различные другие — это не главное. Самое важное и необходимое чудо — это преображение нашей души, перевоспитание нашего внутреннего человека, которое совершается и через наши чувства. Ради этого Церковь и выработала особый язык обрядов, частью которых и является каноническая иконопись. Когда же мы заменяем каноническую иконопись на натуралистическое или академическое изображение, а древнее знаменное пение — на партесное, мы искажаем православный обряд.

Не нужно думать, что мы, современные люди, только поэтому умнее, чем апостол Лука, великие византийские иконописцы, расписавшие, например, храм Софии Константинопольской, или иконописцы русские, такие как Андрей Рублев и другие, что пользуемся достижениями цивилизации. Конечно же, нет. По сравнению с ними мы духовно обнищали, стали совершенно убогими, и именно по причине своего убожества мы стремимся заменить духовное восприятие плотским. У нас нет духовных чувств, и вместо них мы внедряем чувствительность. Конечно, и в иконописи, и в пении должны присутствовать чувства, но чистые. Мы же вводим в церковное искусство сентиментальность, воздействуем на плоть, плачем над Господом подобно тому, как плакали следовавшие за Ним иерусалимские жены — не испытывая духовных переживаний, а жалея Его как Человека. Господь же Иисус Христос сказал им: «Не плачьте обо Мне, жены иерусалимские, а плачьте о себе и о детях ваших» (см. Лк. 23, 28). Богу не угодна такая человеческая жалость. Когда апостол Петр по-человечески пожалел Господа и сказал о Крестной смерти: «Господи, да не будет Тебе сего», — Он ответил ему: «Отойди от Меня, сатана, ибо ты думаешь не о том, что Божеское, а о том, что человеческое» (см. Мф. 16, 23). Мы не должны допускать в Церковь ничего человеческого, потому что через это часто действует и сатанинское. Конечно, это не значит, что к тем неканоническим иконам, которые есть у нас в храме, мы должны относиться без почтения. Нет, мы должны взирать на то, чтό на них изображено. Неканоническую икону, созданную в академическом или барочном стиле, мы должны воспринимать, как хоть и плохо написанную, но все же икону. Ведь бывает, что человек плохо пишет потому, что не умеет, а бывает — лишь потому, что у него неправильная установка.

Вот каким образом мы должны относиться к неканонической иконописи. В нас же, во-первых, действует привычка к ней, а во-вторых, жив плотской человек, жаждущий развлечения и удовольствия. Многие из нас замечали, что, когда мы молимся, допустим, Иисусовой молитвой или исполняем келейное правило, в нас возникают различные помыслы. Начинают обуревать лень, раздражительность, какие-то нелепые, совершенно до этого не беспокоившие воспоминания, заботы о каком-либо деле, которые также перед этим нас совсем не тревожили, и вообще появляется нежелание внимательно молиться, даже страх перед необходимостью внимания. Это, по учению святителя Игнатия, говорит о том, что во время молитвы умирает наш ветхий человек. Молитва убивает в нас человека плотского, искаженного и воскрешает человека духовного, евангельского, а потому плотский человек, с которым мы часто сами себя отождествляем, ей противится. То же происходит в отношении не только молитвы, но и вообще всего церковного. Мы противимся церковному пению, потому что оно нас не услаждает, а заставляет молиться, чего мы не хотим. Мы противимся церковной иконописи, потому что она не щекочет наши нервы, не развлекает, а побуждает возвыситься над земным, через нечто обычное увидеть необыкновенное, через человеческое — Божественное. Наше падшее, ветхое естество сопротивляется всему духовному (духовному в буквальном смысле слова — ведь хотя все это сделано людьми, но под влиянием благодати Святого Духа). Благодаря же воздействию на слух, зрение, обоняние и осязание (разве благоухание ладана или елея, да и само крестное знамение не действуют на наши чувства?) вся православная обрядность облегчает человеку правильное отношение к христианскому учению в целом.

Таким образом, братья и сестры, нужно стремиться к тому, чтобы смирить свой разум перед разумом Церкви. Не надо думать, что если в иконе нам что-то не нравится, то это обязательно вина плохого иконописца, и что нужно любой ценой угождать вкусам человека. Да, необходимо любить человека и угождать ему, но лишь до такой степени, чтобы не унизить евангельскую проповедь, а лучше — постараться самого человека возвысить до уровня этой проповеди. Вот для этого и предназначено православное иконописание, и именно такое, какое одобряли святые отцы. Ведь они защищали не любые изображения, не думайте, что в то время не умели иначе писать. Была тогда и очень хорошая портретная живопись, были и скульптурные изображения. Если кто-то из вас интересуется древним искусством и видел, например, фаюмские портреты, созданные в первом столетии или несколько раньше, то он согласится, что они написаны очень изящно, с необыкновенным мастерством. Церковные художники могли бы при желании это мастерство перенять, но они сознательно этого не делали, Церковь этого избегала. Святые отцы защищали не такую иконопись, какую мы сейчас везде видим, а иную — богоприличную, как выразился в VII столетии патриарх Герман. Мы же в XX столетии как раз уже разучились изображать все так, как это было бы прилично для Церкви, и должны вновь этому учиться и все заново восстанавливать. Хотя бы это было для нас непривычно, странно и чуждо, но мы должны самих себя смирять, потому что на самом деле этому противится наш ветхий человек, который чувствует, что он погибает, что уничтожается его сентиментальность, приземленность.

Итак, братья и сестры, мне пришлось сегодня говорить не об иконопочитании вообще, потому что оно, я думаю, стало для нас чем-то само собой разумеющимся, а о том, как почитать иконы, какие изображения являются настоящими иконами. Это для нас, вообще для Православной Церкви и, в частности, для Русской, чрезвычайно актуально, потому что везде вкралось влияние западных христиан, которые отступили от Православия и заменили истинные духовные ощущения плотскими, истинную религиозность — чувственной, прйлестной. Если мы канонической иконописи и знаменному пению предпочитаем натуралистическую живопись и партесное пение, то мы истинной духовности предпочитаем прелесть. Значит, мы предрасположены к прелести, и нужно в этом себе сознаться и изменить свою жизнь. Аминь.

8 марта 1998 года

. http://www.sestry.ru/church/content/confessor/amvonn/p/vpost/02/2/html_id/for