Терстеген и православие: «зачем нам это нужно»? Игумен Петр (Мещеринов)

Портал «Богослов.Ru» в продолжение длительного времени выкладывал на своих страницах главный труд великого пиетиста, мистика и поэта Герхарда Терстегена (1697–1769) «Путь истины»[1]. Множество комментариев заинтересованных читателей сопровождало каждый из 14-ти трактатов, входящих в его состав. Среди этих комментариев весомым лейтмотивом звучало: «А зачем нам, православным, всё это нужно? Что могут нам дать эти тексты инославного христианина? Разве у нас мало своих святых отцов?» Попробуем ответить на этот вопрос.

Герхард Терстеген

Герхард Терстеген вобрал в себя всё богатство современной ему западной духовно-церковной жизни. В нём гармонично сочетались и дали прекрасный «синтетический» плод: 1) реформатский протестантизм – от него у Терстегена трезвость и опора на Священное Писание; 2) пиетизм – отсюда поставление во главу угла не отвлечённого правоверия, но живого благочестия, то есть внутренней жизни во Христе; 3) квиетизм, определивший основы духовной практики Терстегена. Был открыт Терстеген и католицизму, перенимая опыт внутренне-мистической молитвенной жизни католических святых и подвижников. Но не только это. Терстеген глубоко изучал и хорошо знал творения святых отцов Древней Неразделённой Церкви, высоко ценил монашествующих отцов-пустынников и сам ощущал себя принадлежащим скорее именно к этой Церкви, чем к своей «наследственной религии»[2]. Современные исследователи прямо указывают на сходство молитвенного и душепопечительского делания Терстегена с православием. «Можно с полным правом поставить знак равенства между духовным душепопечительством Терстегена и русским старчеством», – пишет швейцарский учёный Вальтер Нигг[3]. Крупнейший современный исследователь жизни и творчества Терстегена Хансгюнтер Людевиг отмечает: «Через него <…> в евангелическом пространстве впервые удивительным образом получила распространение "умная молитва" Восточной Церкви»[4].

Читатель, знакомый со святоотеческим наследием, обнаружит многочисленные совпадения между тем, что пишет о духовной жизни Терстеген, и поучениями святителей Феофана Затворника и Игнатия (Брянчанинова) – в том числе о духовной трезвости, о недопустимости образов и воображения в молитве, об избегании видений, откровений, всякого рода «чудесностей» и экзальтаций и всего того, что эти святители связывали с понятием «мистика» (к сожалению, текстов Терстегена они не знали, поэтому судили о западной мистике весьма однобоко[5]). XII трактат «Пути истины» («О христианском отношении к духовным песнопениям и церковному пению») и наставления свт. Феофана о молитве во многом совпадают почти дословно.

«Тем более! – скажут ревнители православия. – Если совпадают, то никакой Терстеген нам и не нужен. Феофана Затворника разве недостаточно?»

На наш взгляд, недостаточно. Вот несколько причин.

1. В кратком предисловии к III трактату «Пути истины» («Краткий трактат о сущности и пользе истинного благочестия») мы отметили, что этот важнейший текст Терстегена посвящён подробному и всестороннему выяснению того, что́ есть подлинная духовная жизнь и служение Богу. Православное предание чрезвычайно многообразно и богато; содержит оно и то, о чём говорит здесь Терстеген. Наставления мистического характера[6] о внутренней жизни можно найти у преп. Макария Великого, отчасти у свт. Феофана Затворника и у других древних и новых святых. Но если в творениях св. отцов это мистико-этическое учение чаще всего рассеяно в виде отдельных афоризмов, размышлений, указаний и тому подобного, то Терстеген излагает его внятно, системно и кратко. В этом заключается преимущество терстегеновских текстов перед безбрежным морем святоотеческой письменности.

2. Терстеген специально строит своё изложение так, чтобы всё церковно-институциональное оказалось за скобками. Богослужение для него – это исключительно внутреннее делание христианина (для православных понятие «богослужения» чаще всего сводится к участию в храмовом действе). Терстеген решительным образом концентрирует всё своё внимание только на внутреннем богообщении, и ни о каких внешнецерковных действиях, как непременном условии для него, не упоминает. Напротив, свт. Феофан сущностной и обязательной стороной духовной жизни полагает не только Таинства, но и активное участие во внешнецерковных чинах: выстаивание служб, соблюдение дисциплинарных постов и прочих византийско-обрядовых установлений, совершение множества поклонов и так далее[7]. На первых порах начального воцерковления всё это вполне может приносить плоды. Однако в дальнейшем такая непременная связь духовной жизни с внешней церковностью не только перестаёт «срабатывать», но порой становится и препятствием к внутренней жизни души во Христе. Здесь мы сталкиваемся с феноменом так называемого расцерковления – когда христиане, уже давно проводящие церковную жизнь, исчерпывают для себя многие формы внешней церковности, а современное православное душепопечение не только не предлагает им никакой иной «методологии» дальнейшей жизни во Христе, кроме постоянного воспроизведения тех или иных приёмов, свойственных лишь начальному этапу церковной жизни, но и объявляет такое «отвращение» человека от служб, постов и тому подобного «искушением» и грубым нарушением порядков духовной жизни, чуть ли не «отпадением от Церкви». Терстеген же пишет об этом как о непременном и важном этапе внутреннего развития христианина, и даже более того – как о начале подлинной христианской жизни. Такой процесс расцерковления (и выхода из него) блестяще описан в VI трактате («О различном понимании того, что́ есть благочестие и преуспеяние в нём») и во многих других местах «Пути истины».

3. Немалый вклад в расцерковление вносит отсутствие в нашей церковной педагогике должного осмысления Первой заповеди Христа – возлюби Господа Бога твоего всем сердцем твоим, и всею душею твоею, и всем разумением твоим, и всею крепостию твоею (Мк. 12, 30). Православные наставники и проповедники считают началом и основанием жизни во Христе ви́дение своих грехов. Вот образец такого наставления: «Христианская вера – та вера, которая является действенной и действующей силой в человеке – начинается с осознания своих грехов, своего недостоинства. Отсюда рождается покаяние. Только тот человек приобретает правильную веру, который начинает видеть грехи свои»[8]. Несомненно, значение покаяния чрезвычайно велико (Терстеген также настаивает на нём); но началом подлинной духовной жизни является всё же не оно, а «тяготение» к Богу и любовь к Нему, в свете чего человек только и может увидеть своё недолжное состояние и покаяться в нём. И дальнейшее становление и развитие внутренней христианской жизни есть не что иное, как раскрытие и умножение любви к Богу (и как её следствие – любви к ближнему). Но о любви к Богу в нынешнем православии почти ничего не говорится. Ни с амвонов, ни в частной духовнической практике люди не получают наставления о том, что же это такое – возлюбить Бога, как велит вышеприведённая заповедь. Чаще всего любовь к Богу приравнивается к усердному «хождению в церковь» (а когда это «хождение» исчерпывается, то и наступает расцерковление); о внутреннем же содержании этой заповеди ищущий христианин не узна́ет сегодня, скорее всего, ничего. Тексты Терстегена (Х трактат – «Совершенный путь истинной любви» и Второе приложение – «Сила любви Христовой») восполняют этот существенный недостаток.

4. На современного русского православного читателя весьма сильное влияние оказали (и отчасти продолжают оказывать) сочинения святителя Игнатия (Брянчанинова). Известно, что свт. Игнатий был решительным противником книги Фомы Кемпийского «О подражании Христу» и крайне резко критиковал её[9]. А поскольку в силу некоторых обстоятельств (требующих отдельного рассмотрения) свт. Игнатий в советское и постсоветское время из всего лишь одного из духовных писателей XIX века превратился в какого-то «отца отцов», чуть ли не олицетворяющего в своих сочинениях пресловутый consensus patrum, то его мнение для многих является некоей «конечной инстанцией» православия. Отставив в сторону вопрос о достоинствах и недостатках сочинения Фомы Кемпийского, нужно сказать, что своим гиперкритицизмом свт. Игнатий дискредитировал не только книгу Фомы, но и идею подражания Христу как таковую. Православный христианин, искренне желая идти к Богу, но руководствуясь при этом сочинениями свт. Игнатия, саму мысль о подражании Христу отвергает сходу как «чуждую нам» – и тем самым дезориентирует себя на своём духовном пути, подменяя живое и творческое христианство ритуализмом и формальным аскетизмом. VIII и IX трактаты «Пути истины» («Истинная мудрость, или пребывание только с Богом и в самом себе» и «Краткое наставление, как искать Бога и лица Его»), всесторонне раскрывая понятие «подражания Христу», исправляют этот очевидный перекос.

5. Книга Терстегена позволяет высветить не только пастырские, но и богословско-педагогические лакуны сегодняшнего православия. Одной из таких лакун является непроработанность учения о новом рождении свыше, о котором говорится в 1-й и 3-й главах Евангелия от Иоанна и в других местах Священного Писания. В православном представлении новое рождение свыше «автоматически» даётся человеку в результате принятия им (даже и в младенческом, несознательном возрасте) Таинств Крещения и Миропомазания. Более глубокий внутренний опыт убеждает в том, что это разные вещи. Рождение свыше – процесс, который должен происходить со всяким христианином сознательно. Немного об этом пишет свт. Феофан Затворник в своём сочинении «Путь ко спасению»[10], в частности когда говорит, что, придя в возраст, крещёный во младенчестве христианин должен сознательно воспринять и обновить те обеты Крещения, которые за него дали крёстные[11]. Но это только одна деталь, и у других св. отцов эта тема не поднимается, да и сам свт. Феофан её не развивает. Терстеген же, следуя общепиетистской традиции, подробно описывает весь процесс нового рождения свыше, подчёркивая, что оно весьма отличается от первого этапа начального покаяния и обращения человека к Богу. Этот процесс имеет вполне определённые признаки, в том числе и прохождение христианина через внутренние испытания и искушения – то самое расцерковление, о котором мы уже сказали выше. Православные христиане, попав в ситуацию расцерковления, пугаются, не знают и не понимают, что с ними происходит, не получают пастырской помощи и впадают в уныние, а то и вовсе уходят из Церкви – и всё потому, что истина о новом рождении свыше и о том, что́ сопровождает это духовное явление, не раскрыта в православном практическом богословии с достаточной ясностью. Тексты Терстегена могут оказать здесь неоценимую услугу.

6. Другая важная богословская вещь – позиционирование веры. Для современного православного сознания характерно отношение к вере как к чему-то «техническому», раз и навсегда данному и неким образом вынесенному за скобки (здесь имеется в виду, конечно, не вера как интеллектуальное и сердечное убеждение в истинности христианских догматов; но вера как непосредственное средоточие внутренней жизни христианина[12]). Чаще всего вера «по умолчанию» рассматривается как начало духовной жизни, условие для неё, а суть самой этой жизни полагается в ином – в покаянии, подвигах по очищению сердца от страстей и тому подобном (см. приведённые выше высказывания проф. Осипова)[13]. Эта парадигма порождает «аскетику синергии», основанную на принципе «делай внешнее – придёт внутреннее; делай человеческое – придёт благодатное». Нельзя сказать, что это неправильно; «аскетике синергии» есть место на начальных этапах духовной жизни. Но нужно всегда иметь в виду, что «аскетика синергии», рассчитывая на то, что те или иные действия человека привлекут божественную благодать, не может быть свободна от «торговых отношений» между человеком и Богом. «Я попощусь, помолюсь, потружусь, “поозлобляю себя” (термин св. Феофана Затворника)[14], а Бог даст мне за это благодать»; «я дам кровь, а Ты, Боже, непременно дай мне дух»[15]. «Аскетика синергии» как бы «заставляет» Бога действовать так, как мы от Него ожидаем. Но в этом случае уже не остаётся места вере – в то время как Бог действует именно в пространстве веры, а не отношений «купли – продажи».

И в этом, собственно, заключается суть проблемы расцерковления. «Аскетика синергии», говоря упрощённо, – это когда человек, думая своими силами понудить Бога ниспослать ему благодать, превращает всю свою христианскую жизнь в непрестанную обрядово-аскетическую деятельность. Результатом этого чаще всего является то, что из его отношений с Богом фактически уходит Бог, и человек остаётся один – полагая при этом, что он угождает Богу. Оставшись же только с самим собой, человек попадает в тупик; он годами ходит по кругу и не возрастает во Христе. Для дальнейшего движения вперёд наряду с «аскетикой синергии» непременно должна быть «аскетика веры» (более того: «аскетика синергии» должна «перетечь» в «аскетику веры» и замениться ею) – но что это такое, православный христианин не знает, а церковная педагогика его этому не учит.

Но обо всём этом говорит Герхард Терстеген в своих сочинениях. Вера – не только начало и условие, но всё содержание, всё богатство христианской жизни. «Аскетика веры» основывается на: 1) детском поставлении себя в присутствие Бога (категория «детскости» очень важна у Терстегена); 2) всецелом предании себя и всего своего, внешнего и внутреннего, Богу в сердечном акте веры и устремления к Богу; 3) предоставлении Ему действовать в нас. Из активных действий самого человека требуется: тщательное хранение себя от греха, возможное отстранение от мирской суеты, «внутрь-собирание» и молитва (о ней ниже) и крайнее внимание к действиям Бога в нас, давание в себе места этим действиям и несопротивление им. Православные всего этого боятся и отталкивают от себя, считая это «прелестью» и «несмирением», потому что основное занятие христианина, согласно свт. Игнатию, – покаяние и видение своих грехов[16]. Но только в контексте «аскетики веры» можно говорить о подлинном покаянии, ибо лишь в детском предстоянии Богу и всецелом «вверении» себя Ему рождается настоящее смирение, в свете которого человек только и может увидеть свою падшесть (а не наоборот). Учением (отсутствующим в православном обиходе) о внутреннем возрастании в христианской жизни и об «аскетике веры» как главном факторе этого возрастания Герхард Терстеген просто незаменим для всех, кто ищет Бога.

7. Тексты Терстегена высвечивают и некоторую «недоработанность» православного отношения к молитве. Несмотря на великое богатство святоотеческих наставлений об этом духовном делании, на практике молитва православных христиан сводится к тому, что они непрестанно что-то говорят Богу, словами или мыслями – и ничего более. Такая молитва лишена двусторонности; никакой «обратной связи» в ней не предполагается (хотя в православной литературе можно найти наставления о необходимости внимания к ответу Бога[17]), а если бы она и возникла, то большинство молящихся со страхом и непониманием отстранились бы от её. Внешнее храмовое богослужение (мы не имеем здесь в виду Таинства), которое практически приравнивается к богообщению и которое поэтому воспринимается как самоценность, также состоит исключительно из говорения (и пропевания) тех или иных молитвенных текстов – говорения во многом избыточного, а для современных прихожан по большей части и непонятного. Но даже и исихастское учение об Иисусовой молитве ориентирует православного христианина по большей части на человеческую само-деятельность (о которой мы только что сказали выше) – на действия по «выжиманию» из себя мыслей и чувств, аскетически ориентированных на далёкого и молчаливого Бога. От Терстегена же мы узнаём об иной сфере молитвы – безмолвном, смиренном и благоговейном предстоянии Живому и близкому нам Богу и внимании ко всем Его действиям, о непрестанной молитве как повседневном пребывании в соприсутствии Божием. Среди православных отцов об этом ярче всего говорил прп. Исаак Сирин, но он (а вслед за ним и все остальные духовные авторы) подчёркивает, что таких молитвенников – «один из многих тысяч»[18], в то время как в квиетизме и пиетизме это было нормой для масс людей. К этой норме и приближают нас сочинения Терстегена.

8. В заключение отметим, что столь полное проникновение во внутреннюю духовную жизнь, столь глубокий и, несомненно, истинный опыт, стоящий за всеми произведениями Терстегена, решительным образом опровергает расхожее представление многих православных о том, что формальные догматические отличия от православия «автоматически» лишают неправославного христианина подлинности духовной жизни во Христе. Ошибочность тезиса «вне православия может быть только заблуждение» ясно обнаруживается при чтении книги «Путь истины» реформата Терстегена.

Итак, подведём итоги. Ясное изложение учения о внутренней духовной жизни; неинституциональность, которая позволяет человеку любой христианской деноминации, стоящему на любой ступени церковности, прилагать это учение к себе; акцент на двусторонности в отношениях человека и Бога; наставления о любви к Богу, о последовании Христу, о том, что во внутренней жизни на Бога нужно обращать большее внимание, чем на копание в своих грехах; призыв к «детскости» во Христе; подробное раскрытие того, что́ есть «аскетика веры», учение о молитве как непрестанном пребывании в живом соприсутствии Божием – всё это (как и многое другое) не только должно быть интересно православному читателю, но и вполне может стать для него действенным руководством, как не дезориентироваться на христианском пути, как не «расцерковиться» вплоть до ухода из Церкви и как восполнить те отмеченные нами богословско-педагогические лакуны в современном православии, из-за которых столь низок «КПД» сегодняшней духовно-церковной жизни.