Святой исихаст из Полтавы: преподобный Паисий Величковский. Елизавета Пронь

Аскет, исихаст, подвижник, мудрый наставник, учитель благочестия, он вплотную приблизил к славянскому монашеству сам источник монашеского образования, пытаясь распространить слово Святых Отцов на доступном и понятном для соотечественников языке.

«Впервые в жизни я увидел воочию воплощенную и нелицемерную святость. Меня поразило его лицо, светлое и бледное, без капельки крови, большая белая борода, блестящая как серебро. Его слова были кроткими и полностью искренними. Он производил впечатление человека, полностью отрекшегося от своей плоти», – так описывал преподобного Паисия Величковского один из греков-паломников под впечатлением пребывания на Святой Горе. Между тем, почтенный старец, воплощение смирения и любви, учивший видеть Господа в каждом человеке, был действительно широко известен силой подъятого подвига далеко за пределами не только Афона, но и современных Украины, Румынии, Молдавии и России.

Преподобный Паисий (в миру Пётр Иванович Величковский) родился 21 декабря 1722 г. в Полтаве. Был 11-тым ребенком в семье. «Прапрадед мой был по отцу Симеон знатный и богатый казак. Прадед же Лука Величковский протопоп Полтавский. По матери же прадед мой был славный и богатый купец еврейского рода, прозываемый Мандя, иже и крестися в Полтаве в приходе Преображения Господня со всем домом своим. Дед же Григорий Манденко», – так позже кратко опишет свою родословную сам старец.

Действительно, его предки были людьми для своих дней образованными и благочестивыми. Богатые религиозные традиции семьи не могли не повлиять на формирование мировоззрения самого юноши. К тому же окружение способствовало: отец будущего старца окончил Киевскую братскую коллегию, о его поэтическом таланте свидетельствуют летописи того времени. «По рождении же моем отец мой, яко же мню, в четвертое лето от временныя сея к вечной преселися жизни, – будет вспоминать преподобный. – Аз же остался с матерью моею и старшим родным братом моим Иоанном Величковским, он же был и настоятелем соборной Полтавской церкви Успения Пресвятой Владычицы нашей Богородицы и Приснодевы Марии, в ней же (той же) Церкви и отец мой, и дед, и прадед священствовали... Также мати моя вдаде меня с меньшим родным братом моим Феодором в научение книжное», – напишет он.

Впрочем, Петр и дома получил неплохое образование. Еще в детстве он прочитал все книги, которые только смог найти в родительском доме, включая Библию и творения Отцов Церкви – святых Ефрема Сирина, Иоанна Златоуста и др. Но полученными знаниями мальчик не делился практически ни с кем. Его молчаливость порой пугала даже родных. «Ненасытное чтение», полное погружение в себя и какой-то безсловный внутренний диалог не могли прервать ни обычные детские шалости сверстников, ни подарки взрослых. «Он у вас случайно не немой?» – удивленно спрашивали знакомые. Мать отшучивалась: «Зело стыдлив и бездерзновенен». Пожалуй, именно та детская молчаливая «медитация» и посеяла доброе зерно в душе будущего светильника Церкви – умение полностью отдаваться тайному молитвенному пребыванию с Богом. В 13 лет Петр поступает в Киевское братское училище, но проучившись там три года оставляет учебу и уходит в монастырь, чтобы научиться довольствоваться малым и не сойти с узкого пути на широкий. Известие об этом сильно расстроило его мать, Ирину, которая жила только надеждой на сына. Утешение скорбная вдова нашла в молитве и вскоре также поступила в женский монастырь, где была пострижена в инокини с именем Юлиании.

К тому времени монашеские обители Украины переживали не самые лучшие времена: ликвидация Сечи, конец казацкой республики принесли дух упадка и шатания и в стены иноческих келий. Петр никак не мог найти себе подходящего по сердцу пристанища. Так начались его странствия по монастырях в поисках духовного роста. Сначала юноша планировал остаться в Любеческой обители, но самоуправство настоятеля так поразило и испугало его, что вскоре он покинул Любеч, так и не найдя здесь того опытно-старческого водительства, о котором он так много думал и которого так горячо желал. Той же ночью Петр перешел замерзший Днепр и отправился в Медведовский Николаевский монастырь на реке Тясмине. Здесь, на праздник Преображения Господня, отец Никифор, игумен обители, постриг юношу в рясофор с именем Платон. Новоначальный инок горел рвением к молитве и монашескому подвигу, смиренно трудился на послушаниях, усердно исполнял правило и прислушивался к сердцу: казалось, вот он, долгожданный покой. Но несчастье пришло откуда не ждали: в лице униатов беда постучала и во врата Медведовского монастыря. Иноков разогнали, церковь опечатали и молодому насельнику не осталось иного выбора, как вместе с братией идти в Киевскую Лавру. Но здесь Платон пробыл недолго. Со слезами умиления он молился возле мощей Печерских чудотворцев, испрашивая их помощи и вразумления в деле спасения.

Так, молдавский скит Треинстени стал еще одним прибежищем для мятущейся души молодого инока. Здесь он обрел то, что искал: строгих подвижников и мудрых учителей. В Валахии Платон пробыл 4 года. Главное, что удалось почерпнуть его пытливому уму – это то, что есть «видение, и умное истинное безмолвие, и внимание молитвы, умом в сердце совершаемой». Печаль по Бозе и удивительное смирение уже тогда отличали Платона, еще в Треинстени его стали называть «юным старцем». Знакомство с еще одним духоносным подвижником, старцем Онуфрием из скита Кыркуль, открыло для молодого монаха новые грани познания. Три года он прожил строгой, даже по монашеским меркам, жизнью. По Святогорскому уставу братия скита собиралась только по воскресеньям и праздничным дням. Они вместе совершали молитвенное правило, служили Литургию, после трапезы до вечерни проводили время в беседе, делясь скорбями и опытом. После вечерни испрашивали друг у друга молитв и снова расходились по своим кельям на целую неделю.

В 1746 году Платон принимает несколько неожиданное для братии, да и самого себя, решение – идти на Афон, опасаясь, «как бы молдавские старцы не посвятили его против его воли в сан священника». Смиренный инок ужасно боялся подобного, искренне считая себя недостойным. На Святой Горе Платон поселился в каливе Копарис. Он прилежно искал себе духовника, но так и не найдя, пребывал в уединении и проводил дни еще с большей строгостью, чем в Валахии. Держал суровый пост, питался сухарями с водой через день, кроме праздников, воскресных дней и суббот. Порой, его одолевало страшное уныние, но спасала молитва и чтение. Двери кельи он никогда не запирал, да и случайному воришке там не чем было поживиться – только простенькие иконы да книги. Нестяжательность монаха была так велика, что он не имел даже нижней рубашки, а старенькая ряса и подрясник пестрели заплатами.  Это были годы духовного возрастания и выбора дальнейшего пути. От духоносного старца Василия Поляномерульского Платон принял постриг в мантию и получил имя Паисий. Тогда ему только исполнилось 28. Деятельный монах активно ищет книги, которые могли бы помочь ему постигнуть тонкости духовной жизни. Старец Василий объяснил неопытному юноше всю опасность его одинокого безмолвия. А через три месяца Господь даровал возможность изменить ситуацию: молодой инок-молдаванин Виссарион, придя на Святую Гору в поисках наставника, стал просить Паисия взять его к себе в ученики. Преподобный смирился и принял, но не как ученика, а как брата. Так подвижники прожили еще 4 с половиной года.  Весть о безмолвствующих аскетах распространилась по всему Афону, и к Паисию стали приходить многие ревностные иноки с просьбой об ученичестве. Преподобный всячески отказывался становиться для них духовным руководителем, ссылаясь на неумение и неопытность, но потом уступил.

Так началась община Паисия Величковского. На то время к восьми братьям-молдаванам присоединилось еще четыре русских инока, старца рукоположили в иеромонахи, и он стал духовником братии. Константиновская келья уже вскоре перестала вмещать насельников, и преподобный купил ветхую каливу святого пророка Илии у монастыря Пантократор. Там был заново создан Ильинский скит на 16 келий с церковью, трапезной, пекарней и странноприимницей. Заботы старца увеличивались с каждым днем, ведь много святогорцев просило его принять их под свое начало. Преподобный Паисий строил быт насельников по законам Евангелия, никого, и себя в том числе, не выделяя: «... вместе идти средним путем, открывая друг другу волю Божию, кому Бог подаст больше разумения в Священном Писании, побуждая друг друга к исполнению заповедей Божиих, и на все доброе, отсекая друг перед другом свою волю и рассуждение, повинуясь друг другу во всем душеполезном, имея одну душу и одно желание, имея общим все необходимое для существования».  Спал он не более трех часов, днем делал ложки, а ночью занимался изучением, переводами и исправлением книг Святых Отцов, обращаясь к греческим оригиналам и древним славянским текстам. К тому времени старец овладел не только разговорным, но и старым книжным языком. Только книги он вез с собой, и уезжая из Афона.

Но нельзя сказать, что старец оставил братию на произвол судьбы – крепкое братство, основанное на учении святых отцов – это тот незыблемый фундамент, на котором и сегодня стоят общежительные монастыри по всему миру. Преподобный учил насельников монашескому сожительству на основе всеобщего равенства: каждый выполнял те обязанности, которые ему по силам, но никакого наемного или рабского труда братия не использовала. Также монахи отказались от любой собственности: «Всяк бо приемлем бывая в наше сожительство, именіе свое, аще бо случилося кому что имети, и вещи, даже до тончайшей вещицы, вся пред ногами моими и братіи полагая, предает я (это) Господеви, вкупе же и сам себе душею и телом во святое послушаніе даже до смерти: инако же кому въ общество наше пріяту быти отнюдь невозможно». Евангелие и учение Христа вообще стало сквозной нитью, пронизывающей наставления старца. Даже в послушании, которое, как он подчеркивал, должно быть безусловным, преподобный учил братию подчиняться друг другу и своему настоятелю, но отнюдь не из дисциплинарных соображений. Увидеть в ближнем Господа – вот пример послушания по Паисию Величковскому. Старец учил хранить любовь и уважение даже к самому малому из общины: «...нудятся братія истинную и нелицемерную лю-бовь Божію друг ко другу стяжати. ... друг друга тяготы нудятся носити, сердце и душу едину имети, друг друга на добрае дела подвизающе, друг друга верою и любовію ко мне недостойному превзыти тщащееся, аки чада Божія». И чада отвечали любовью и взаимностью. Не только святогорские иноки – даже Святейший Патриарх Серафим, живший в Пантократорском монастыре, часто навещал преподобного для духовной беседы и приглашал старца послужить Божественную Литургию. О священническом служении преподобного нужно сказать отдельно: редкий человек оставался равнодушным, когда тот возносил молитвы перед престолом. Он всегда совершал Литургию с глубоким смирением, благоговением и слезами; это так умиляло верных, что к концу службы вся церковь рыдала. Плакал и сам Святейший, восклицая: «Слава Богу! Слава Богу!».

К тому времени община преподобного перестала помещаться в обители, и отец Паисий переселил половину братии в запустевший монастырь Симоно-Петра. Но турецкие набеги и несметные поборы не оставили другого выбора: в 1763 году преподобный Паисий с частью иноков покинул Афон и отбыл в Молдавию.

Наши современники часто с возмущением спрашивают, мол, почему не на родину, ведь старец все время подчеркивал свое происхождение. «Родимец Полтавский» – стояла подпись под его письмами и трудами. Но стоит вспомнить, в каком запустении пребывала Украина от Екатерины I до Екатерины II. Введение монастырских штатов погубило тогда множество обителей. Опыт старца подсказывал, что нужно ехать в Валахию. Последние годы он прожил в Нямецком монастыре. Братия преумножилась настолько, что занимала два монастыря и несколько скитов, духовным руководителем которых оставался преподобный. Старец усиленно занимался делами книжными. Способных к учению иноков он сам отправлял учиться в Бухарест, а при монастыре организовал огромную школу переводчиков. Помимо титанического научного труда, старец неутомимо подвизался в служении братии. Начиная с Рождественского поста и до Лазаревой субботы, он каждый вечер лично читал в трапезной поучения из собственных переводов творений Святых Отцов: Василия Великого, Иоанна Лествичника, Феодора Студита, Симеона Нового Богослова, аввы Дорофея и др. Чтения сопровождал толкованиями. Двери его кельи были открыты с утра и до девяти вечера, любой мог беспрепятственно прийти и спросить совета. К тому времени преподобного Паисия стали называть отцом русского старчества. Непосредственно связанная с ним Оптина пустынь и Свято-Успенская Саровская пустынь стали теми свечечками, что согревали вконец продрогшую от холода разрухи и маловерия Русь. Именно с духовным наследием преподобного связана история старчества в Оптине, а первые оптинские старцы – преподобные Лев, Макарий и Моисей – были прямыми учениками воспитанников преподобного Паисия. Серафим Саровский получил благословение на уход в Саров от затворника Китаевской пустыни старца Досифея, который был духовно связан с Нямецкой обителью, а сборник «Добротолюбие», переведенный преподобным, был настольной книгой Прохора Мошнина – будущего столпа русского монашества Серафима Саровского.

Старец общался и отзывался с глубоким уважением о ныне канонизированном УПЦ, а тогда действующим атаманом Низового Войска Запорожского Петром Калнышевским, и предрек его будущее почитание: «Созидает Вам Христос храмину нерукотворену вечну на небесех, за украшение обителей украсит душу Вашу венцем неувядающим, за приодеянии нагих удов Христовых одеет душу Вашу нетления одеждою и сподобит в Небесном Своем чертозе вечно наслаждатися божественныя Своея славы».

Примером и моления, и исповедания веры старец называл Иисусову молитву: «Господи Иисусе Христе, Сыне Божий, помилуй мя», продолжая единую линию отцов Добротолюбия, – преподобного Григория Синаита, святителя Григория Паламы и преподобного Нила Сорского. «Умно-сердечная молитва – для преуспевающих, для средних – пение, то есть обычные церковные песнопения, для новоначальных – послушание и труд», – поучал преподобный до последнего своего дня. Тяжёлое течение болезни старца Паисия давало понять, что его многотрудная земная жизнь подходила к концу. Святой старец с миром преставился в 1794 году, пожив 72 года, и был погребен в Нямецком монастыре в соборном храме Вознесения Господня. В 1988 году Паисий Величковский был канонизирован Церковью как преподобный.

Деятельность святого Паисия переоценить трудно, как и его вклад в создание отечественной аскетической литературы. Аскет, исихаст, подвижник, мудрый наставник, учитель благочестия, он вплотную приблизил к славянскому монашеству сам источник монашеского образования, пытаясь распространить слово Святых Отцов на доступном и понятном для соотечественников языке. Одних только переводных текстов, над которыми поработал преподобный, до нашего времени дошло больше 300, в основном, это богословские и аскетические произведения. «...братіе, аще будете имъти усердіе къ чтенію отеческихъ книгъ и вниматимете ученію еже в нихъ, то пребудетъ между вами повиновеніе, миръ, единомисліе, и любовь другъ ко другу, – поучал преподобный Паисий, – и устоит нашъ соборъ дондеже Господь восхощетъ, аще и тщится врагъ разорити, но не возможетъ. Егда же удалитеся отъ чтенія книгъ отеческихъ, то вскоръ разорится, и не устоитъ камень на камени», – учил святой старец. И был, в своем XVIII столетии, несомненно прав. Удивительно, насколько актуальной вековая мудрость остается и в наши дни. От того, насколько мы способны ее воспринять и спроектировать опыт святого отца-исихаста на свой собственный, и будет зависеть наше будущее как страны-колыбели Православия. 

http://uoj.org.ua/publikatsii/chya-to-zhizn/svyatoy-isikhast-iz-poltavy-...