Суд Страшный, потому что поздно. Протоиерей Игорь Рябко

Мой дедушка был ветераном Великой Отечественной войны. Он был ранен в пяту. Рана была размером с куриное яйцо и не заживала. Осколок попал в кость ноги, поэтому из неё все время сочилась сукровица, и шла кровь. Я не знаю, лечатся ли сейчас такие раны, но в то время это не лечилось. Да и какое лечение в селе? Так дедушка и ходил, волоча за собой всю оставшуюся жизнь опухшую до колена ногу, и терпеливо страдал от той боли, которая причиняла ему незаживающая рана.

Помню, как однажды летом я очень хотел пойти погулять на улицу, а мама меня заставила мыть полы в комнатах. Было мне тогда, кажется, лет восемь. Я быстро и, как мне казалось, качественно вымыл пол. Нетерпеливо споласкивая ведро и выкрутив тряпку, я уже было собрался идти гулять, как увидел на ещё не высохшем полу следы от пятен крови. Это дедушка прошёл в спальню и, разувшись на пороге, чтобы не следить, прошёл к себе на кушетку. Но рана сочилась, и на полу остались следы. Я понял, что пол придётся перемывать. С каким же негодованием и злобой я нарочно громко, чтобы дедушка слышал, сказал: «Ходят тут всякие, а потом надо пол перемывать». Чуть позже мама вышла и спросила: «Что ты такое сказал дедушке? Он плачет в спальне». Я, надувшись как сыч, буркнул: «Ничё…»

Дедушка умер, когда я был ещё ребёнком. Заражение от раны его убило. Повзрослев, я не могу вспоминать этот случай без слез. Эта боль во мне живёт незаживающей раной души, какая была у моего дедушки на теле. Она сочиться и кровоточит, потому что я не могу её вылечить. Просто покаяться перед Богом мало, а перед дедушкой уже поздно. Вот так и живу с этой раной всю жизнь.

Страшный Суд – это когда поздно. Когда ты не можешь сказать «Прости». Когда уже ничего нельзя изменить. Когда мать, смотря на детей, которые играют в песочнице, понимает, что там могла бы быть и её дочь или сын, но слово «аборт» положило гробовую доску на ещё не начавшейся жизни. Когда, оглядываясь на прошлое, понимаешь, что ты не жил, а бесновался, что жизнь прошла, а настоящей-то жизни не было. Когда всё зря. Когда хотел бы все это изменить, но уже поздно.

Страшный суд совести, но Суд Божий ещё страшнее. Мы видим только часть той жизни, которую мы прожили. Но нам не известны те последствия, которые оказали наши поступки на жизнь других людей, мы не знаем, какие следствия возымели наши слова в душах тех, кто их услышал. Мы очень многого не знаем. Но Бог нам открыл достаточно для того, чтобы мы поняли, что нужно от нас для того, что бы Он нас оправдал. Потому что самим нам уже не оправдаться.

Из всех живущих и живших на Земле нет ни одного человека, кроме Христа и Божией Матери, которые могли бы оправдаться перед Богом. Есть люди, их очень мало от общего количества, которые подошли близко к черте оправдания. Это великие святые. Но даже они не могут быть оправданы безусловно. Что же касается всех нас, таких мелких, то нам и подавно нет никакой надежды. Мы уже осуждены – и совестью, и Богом, и людьми. И в загробной перспективе нам уготовано тоже самое, что и демонам – мука вечная. В этом можно быть совершенно уверенными.

Что делать? Отчаянно смириться? Нет, воплощение Бога не земле даёт нам шанс, и он описан в единственной притче Священного Писания, которая говорит нам о механизме Страшного суда. Эта притча так и называется «О Страшном суде». С точки зрения человеческого рацио, она так же абсурдна, как и всё Христианство.

С одной стороны, и Священное Писание, и Священное Предание настойчиво нам говорят о непостижимости Бога. О том, что Он живёт в Свете Неприступном, что даже Высшим ангельским силам этот свет недоступен, не говоря уже о самом Боге, который в нём пребывает. С другой стороны, Притча о Страшном Суде говорит о том, что тот, кто не узнает Бога в этой земной жизни, будет идти в муку вечную. И при этом рассказывается о том, что Христос – это Царь, который переоделся в простолюдина и ходит где-то рядом с твоим домом. Он везде: в маршрутке, на рынке, в магазине, в очереди на приём к врачу, в больничной палате и даже среди зеков.

И мы можем с ним делать, что хотим. Можем обругать, оболгать, оклеветать, если хотим, даже избить. А можем сделать всё в точности наоборот. Вот такое чудо будет нам явлено на Страшном Суде. Стащил, ругался на соседа по даче, а оказывается – украл у Бога. Купил на рынке пару килограмм картошки незнакомой бабушке, а оказывается – накормил Христа. Мы Ему молимся перед иконами, думаем, что Он там, где-то в центре мира, за миллиарды световых лет от нашей планеты, а Он, оказывается, сидит в доме престарелых за углом.

Оказывается, тот мир, в котором мы живём, – это не пятизвёздочный отель на берегу лазурного моря, где «всё включено», это лепрозорий, где каждому нужно помогать ближнему своему: плакать с плачущими, радоваться с радующимися. Мир христиан – это мир сознательного человеколюбия. Спастись можно при одном условии – приобрести единственное свойство Бога, которое возможно воспринять человеку. Мы не можем быть Всемогущими, Вездесущими, как Он, нам не подвластны Его Разум и Воля. Но мы можем быть такими же Милосердными, как Господь. И это даёт нам шанс быть оправданными. А святая Церковь напоминает нам на этой неделе: повестки на Страшный Суд нам уже выписаны. Там осталось поставить только дату.

http://uoj.org.ua/publikatsii/vopros-very/sud-strashnyy-potomu-chto-pozdno