Сто минут восхождения. Александра Родионова

 «Не наш» фильм про нас с вами

Фильм «Голгофа» — вторая картина ирландского режиссера Джона Мак-Донаха в трилогии, основная идея которой — человек «перед лицом своей последней схватки с превосходящими его силами».

Когда я включала этот фильм, я почему-то ожидала истории про Ирландию и католиков. И действительно, с первых же кадров фильма зрителю показывают невероятно красивые ирландские пейзажи.

Что касается католиков, здесь я в своих ожиданиях тоже вроде бы не обманулась: фильм начинается с разговора в исповедальне. Тема разговора — одна из самых острых и болезненных тем Католической Церкви — скандалы вокруг священников, обвиненных в педофилии.

В общем, собиралась я смотреть фильм про далеких «них», ко мне никак не относящийся. Страна другая, религия другая, жизнь другая…

Но в том и заключается главное отличие хорошего художественного произведения от плохого. Хорошее оказывается «своим» для каждого, вне зависимости от национальности и других особенностей  человека.

Очень быстро при просмотре стерлись границы. В главном герое, священнике отце Джеймсе, в его реакциях и словах я то и дело узнавала своих знакомых православных батюшек, а в других героях фильма — и себя, и тех, кто меня окружает.

— Отец Джеймс, я иду встречаться с тем парнем.

— Сообщаешь о прелюбодеянии заранее?

— А разве так не честнее, чем на исповеди, когда уже все позади?

— И что же я должен сделать?

— Остановить меня, чтобы я не впала в смертный грех!

— Я не могу. Надо остановиться самой.

— И какой от вас тогда толк?

Не знаю кто как, а себя я в этом разговоре — узнаю. Узнаю свое желание видеть в священнике человека, который может сделать со мной то, что я сама с собой сделать не в силах. Может быть, я не всегда на полном серьезе хочу, чтоб батюшка меня в чем-то изменил, но внутренне уверена, что он должен это делать.

Но ведь от подобных бесед остается только одно чувство — чувство одиночества и пустоты. Ты один на один со своим неумением жить и отвечать за себя. А слушающему тебя еще горше — он тоже один, он тебе говорит верные слова, но ты его никак не можешь услышать.

Главный герой — священник — на протяжении всего фильма общается с такими людьми, которые не то что не могут, они и не хотят его слышать. Один молодой прихожанин в конце разговора так и говорит: «Не то чтобы мне помогло то, что вы сказали, но полезно иногда об этом поговорить».

Разговоры, в которых никто не слышит того, о чем ему говорят,— будто фон для главного. Как и прекрасные виды ирландской природы. В них много пространства, много воды, много серого неба и очень мало людей. И сами люди на фоне этого пространства и моря какие-то маленькие и одинокие.

Однако «Голгофа» не просто про одиночество, хотя оно показано очень пронзительно. Этот фильм именно о Голгофе. А на нее восходят в одиночестве. Так уж повелось.

«Разговором в исповедальне» я завязку фильма назвала не по незнанию того, что должно происходить у католиков (у нас ведь исповедален нет) в этих помещениях и что такое исповедь вообще. Та беседа не была исповедью. Отцу Джеймсу прихожанин почти буднично сообщил о том, что намерен его убить. Не за что-то плохое, что этот конкретный священник сделал по отношению к нему. Замысел убийцы был прост — убить невиновного за то, что сделали другие.

Голгофа — страшный образ страдания. Страдания в наивысшем смысле. Господь на нее поднимался и знал, что Его там ждет. Восходил, чтобы страдать. С Крестом, на котором Его распнут, и с терновым венцом на голове.

Это один из самых сильных страхов моего детства: в квартире у родственницы висела картина — восходящий на Голгофу Спаситель. Весь в крови. Кажется, это была репродукция какого-то западного полотна, но это не меняет сути. Важно, что неизвестный мне художник смог передать то, как это невыносимо страшно. Я боялась даже смотреть на эту картину, еще больше боялась случайно на нее взглянуть ночью.

Бывает ли что-то подобное у нас в жизни? Нет, конечно. Мы не знаем всего до конца, как знал Он. Даже если мы примерно представляем, чем закончится какая-то тяжелая и растянутая во времени ситуация, мы все равно не знаем всего.

А ведь как часто мы еще у подножия делаем попытку сбросить крест, найти более простой путь, потянуть время или просто-напросто сбежать.

Но сбегать — это не только малодушно, это неразумно. Сбегать — это пропускать встречу с самим собой и встречу с Богом. Не бывает таких встреч без страданий, они случаются, только когда больно.

Но мы все равно раз за разом пытаемся найти легкие пути. Так уж мы устроены. Поэтому видеть примеры того, как люди все же не сдаются у самого подножия, как продолжают идти дальше, нам очень важно и нужно. Нужно для того, чтобы понимать, что любая трудная ситуация, любая наша маленькая голгофа (а бывают ли у большинства из нас большие?) — это путь, с которого нельзя сворачивать.

У главного героя тоже была масса возможностей избежать этой странной участи: быть убитым только потому, что его прихожанину в голову пришла чудная идея — убить невиновного за то, что когда-то ему причинили боль другие священники.

Отец Джеймс мог, по совету своего епископа, написать заявление в полицию. Мог улететь в Дублин. В конце концов, мог просто не прийти на назначенное убийцей место встречи. Или уже там, встретившись с ним, попробовать ему «заговорить зубы», начать в чем-то убеждать, устрашать как человеческим судом, так и Божиим. Мог прийти с другими прихожанами… Сколько тут поворотов для остросюжетного приключенческого фильма или мелодрамы, в зависимости от фантазии!

Но он этого всего не делает. И не потому вовсе, что он какой-то сверхчеловек, обладающий способностью ничего не чувствовать.

Он очень живой. Живой и отчего-то близкий. Он по-настоящему живет этой трудной жизнью. Не ругает ее, представляя себя, быть может, в каком-то другом приходе, с другими прихожанами и собратьями-священниками. Он ясно все видит и называет вещи своими именами. Он в этой реальности находится полностью. И также естественно идет в назначенное время в условленное место.

Да, он одинок. Но разве одиночество — это не единственное настоящее состояние человека? У нас есть близкие, но никто из них за нас не сможет прожить ни дня, не сможет принять ни одного решения. И взбираться на свои маленькие голгофы мы тоже должны в одиночестве. В одиночестве, чтобы… чтобы что? Чтобы что-то узнать о себе? Чтобы все-таки понять, Кто же с нами есть всегда и в каждый момент нашей жизни.

В большинстве отзывов на этот фильм, которые я читала, говорится о том, что он очень мрачный, что мир в нем черный, люди погрязли в грехах, а единственного здорового и хорошего человека убивают по совершенно нелепой причине.

Но так ли нелепа причина на самом деле? Перед тем как нажать на курок, убийца спрашивает отца Джеймса, а переживал ли он, когда читал о случаях педофилии среди духовенства Католической Церкви. И вдруг оказывается, что он, конечно, невиновен, но и он тоже несет ответственность. За то, что был равнодушен.

Но не получается у меня назвать этот фильм мрачным. Он, конечно, не развлекательный, он не для просмотра за семейным обедом в субботу. Но не мрачный. В нем есть надежда. Надежда на то, что все это не зря.

Не зря для самого героя. Не зря для его взрослой дочери (он принял сан, овдовев), в последнем разговоре с которой он говорит о важности умения прощать. Не зря для мальчишки-прислужника, единственного свидетеля убийства, который рисовал в этот момент какой-то пейзаж с натуры.

Может быть, даже не зря для молодого священника, который уезжает из города накануне — после разговора с отцом Джеймсом  на повышенных тонах.

Каждому из них предстоит бросить вызов самому себе. Дочери — простить, мальчишке — пережить то, что он видел, а молодому священнику — перестать обманывать себя.

Все они могут пойти по пути наименьшего сопротивления. А могут и не пойти. Могут и принять этот вызов и что-то в себе изменить и понять.

Разве можно жить иначе? Разве сворачивать правильнее?

Дело даже не в том, что сворачивать и убегать со своего сложного пути — неправильно. Дело в том, что, сбежав однажды, ты не получаешь никакой гарантии того, что больше туда не вернешься, если не вынесешь из ситуации для себя пользы.

Я расскажу небольшую личную историю. Два года назад у меня родился больной сын. Проблемы были генетическими, и сделать было ничего, увы, нельзя. Он умер, не дожив и до четырех месяцев. К моему стыду, одной из мыслей, которой я себя успокаивала после того, как врачи мне уверенно сообщили о скором летальном исходе, была такая: «В какой-то мере это и хорошо». Пронесет, не придется быть мамой «особого ребенка».

Не пронесло. Несколько месяцев назад у меня родилась дочка. У нее все те же проблемы, хотя и в более легкой форме.

От судьбы не убежишь, как говорят. Мудро, наверное, говорят. Не убегать от нее надо, а ею жить. Тогда и будет смысл. И жизни, и смерти.

Фото с сайта www.kinopoisk.ru

Газета «Православная вера» №16 (516)

http://www.eparhia-saratov.ru/Articles/sto-minut-voskhozhdeniya