Социализация пуще неволи. Андрей Рогозянский

Закончился учебный год, и уже совсем не за горами 1 сентября, когда ребенка снова надо будет отправлять в школу. Или не надо? Среди православных родителей со временем становится популярна идея «семейного обучения», однако она вызывает зачастую резкое неприятие у представителей сферы образования, да и просто знакомых. Папам и мамам называют причины, почему это не полезно и даже вредно. Особо часто встречающийся аргумент: «Если обучать ребёнка дома, у него не получится социализироваться». Правда ли это? Об этом размышляет Андрей РОГОЗЯНСКИЙ.

Социализация - дело не семейное?

С самого начала я бы хотел предложить поразмышлять над тем, почему мы так подробно и много обсуждаем социализацию. Не так давно данное понятие относили исключительно к категории неблагополучных людей, выбывших из общества по причине тяжких пороков или сиротства. Сегодня социализация встаёт в центр обсуждений и вытесняет и заслоняет собой многие традиционные педагогические дискурсы. Зачастую её одну провозглашают центральным и наиболее важным аспектом взросления. Так что же меняется, и не оказываемся ли мы участниками постмодернистского спектакля, игры в означающее без означаемого?

Ещё раз: когда говорят о социализации хронического алкоголика или преступника, отбывшего срок наказания в тюрьме, нет никаких возражений или непонимания. Мы имеем дело с человеком - выходцем из антисоциального слоя, повреждённым в своих социальных умениях и привычках, для которого вернуться к положительному образу жизни, снова начать работать, ответственно относиться к близким и т.д. - непростая задача. Также относительно воспитанника детского дома, который провёл своё детство в специфическом коллективе сирот без личных границ и навыков к самостоятельной жизни, на иждивении государства. Требуется приложить усилия, чтобы такой молодой человек имел представление о мире, в который готовится выйти. Не должно ни в коем случае произойти, например, такое: он меняет жильё, единственную свою недвижимость, на красивый велосипед - мечту детства.

Но вот социализация нормальных детей из нормальных семей вовсе не выглядит задачей, которая недоступна родителям и обязана передаваться кому-то, например, школе. Ведь отец и мать - сами члены общества и могут рассказать и показать многое. Школа же, как известно, имеет ограниченные педагогические возможности и мало что успевает вне рамок формального «прохождения школьной программы» с учётом ненормальной скученности и пассивности общей классной обстановки. Это пример довольно специфического сообщества.

«Черный ящик» школьного класса

Я беседовал с множеством отцов и матерей, задавая вопрос: «Почему вы не хотите забрать детей из школы? Чего вы боитесь?» Одним из наиболее часто высказываемых опасений была недостаточная, как представлялось моим собеседникам, социализация нешкольных детей. Тогда я спрашивал: «А как вы думаете, что происходит в школе такого необыкновенно важного и содержательного в воспитательном плане, что ей удаётся получить социализированного ребёнка, тогда как родителям - нет?» Вразумительного ответа не было.

Мысль моих собеседников была скована, и в конечном итоге они большей частью представляли происходящее в классе их сына или дочери в виде «чёрного ящика». Внутри этого «чёрного ящика» витает как бы загадочный дух, которым и совершается загадочная во многом работа по социализации ребёнка. Парадокс, но взрослые умные люди, рационально мыслящие, начинали испытывать на данном месте религиозный трепет как бы перед неким обрядом или таинством. Разумеется, они не могли заподозрить своего классного руководителя Марьванну в каких-то особенных талантах и в особенно эффективном лидерстве. Как правило, они отдают себе отчёт в школьных проблемах. В частности, они осведомлены о том, что Марьванна едва справляется с переполненным классом и то и дело срывается в крик от отчаяния и осознания беспросветной лени и серости большей части подопечных. Также и сверстники дочери или сына не представляют собой вундеркиндов, если же говорить прямо, то родители часто желали бы для своих детей компании получше.

И, тем не менее, страх якобы необратимого ущерба из-за «недостаточной социализации», до конца невыясненных, но поистине ужасающих последствий хоумскулинга (то есть домашнего, семейного обучения - прим.), перевешивает любые разумные доводы, заставляя соглашаться с подобным педагогически проигрышным положением.

Индоктринация школой

Я вам скажу, в чём разгадка. Школа - это действительно мистическое место. Именно она отвечает за произведение на свет миллионов адептов современного образа мысли с матричными мозгами и готовностью откликаться на инвективы, преимущественно, массового сознания.

Вот что по-настоящему подразумевается под социализацией - не умение коммуницировать и не социальные добродетели, но посвящённость в культовые для современного общества и, в частности, для молодёжной и подростковой аудитории практики. Индоктринация, другими словами. Достаточно небезопасная с христианской точки зрения, фанатичная вещь, которую по аналогии с фундаментализмом религиозным (к примеру, таким известным явлением, как исламский фундаментализм) можно назвать социальным фундаментализмом.

История это давняя, и складывался социальный фундаментализм постепенно, по мере развития цивилизации и перемещения человечества в рукотворный техногенно-урбанистический «кокон». Но уже сто лет назад основоположник социологии Эмиль Дюркгейм учил, что процессы в теле общества не есть чистая арифметика - они сложным образом влияют на людей и социальные институты. Другими словами, присутствует некая мистика, метафизика современной цивилизации, больших масс, мегаполиса. Дюркгейм прямо утверждал: «Общество и есть Бог»! Им было предложено к использованию понятие «божественного социального».

Итак, несмотря на развитие знания, объективных методов исследований, широчайшего обмена информацией тематика социального всё более затуманивается, мистифицируется. Естественный мир, по Максу Веберу, расколдован; по Ницше, «Бог умер», у Дюркгейма сакрум пересён с небес («Общество и есть Бог»). Однако что за диво: современность заново переживает эффект околдовывания! Предметом нового культа становится социум, внутри которого различаются словно бы неясные бурления. Отсюда эта вся психосемантика «невидимой руки», «плавильного тигля» - субституций, замен Бога Вседержителя и Промысла. Как это действует, до конца не объясняет никто. Но так же, как древний дикарь-анимист, современный обыватель на всякий случай предпочитает чтить социальные алтари и кумиры и лишний раз не гневить ревнивых божеств политики, экономики, социальной сферы.

Социализация без мистификации:

Обычному родителю сложно определить содержание «социализации». Идея о том, что при взрослении детей главное якобы происходит «само» и лучшее, что в этой ситуации может сделать старший, - это не вмешиваться, вообще-то является дикостью и противоречит всему, что известно о воспитании. Но под влиянием социализаторской теории он ни за что не возьмётся переменить ребёнку среду общения, панически смотрит на воспитание собственными силами, в домашнем кругу, наглядно демонстрируя таким образом иррациональность и низкопоклонство современного восприятия социальности.

И всё же, поскольку христианину положено с осторожностью относиться к массовым процессам, то, пожалуй, главное, что я хотел бы сказать, - социализацию необходимо осмысливать с большой осторожностью. И, по возможности, избегать мистифицировать данное понятие. Социализация как таковая и социализация ребёнка в частности не должны становиться «пуще неволи». На вопрос: «Если обучать ребёнка дома, будет ли он приспособлен к жизни в обществе?», необходимо дать твёрдый ответ: «Да, будет». Он будет социализирован приблизительно в той степени, что и его родители. В том случае, если у отца и матери есть необходимые навыки, если они не какие-то угрюмые мизантропы и социопаты, то у детей также разовьются необходимые навыки. Возможно, и даже вероятней всего, что в своих положительных умениях и качествах в учёбе, работе, в дружеских контактах они будут даже намного развитей своих школьных сверстников.

Некоторые «пробелы» могут касаться культмассовой эрудиции - знания каких-нибудь фильмов, певцов, модных словечек. Кроме того, предложения от ровесников, например, как-нибудь совместно провести время, могут вызывать неудобство и внутренние волнения. Например, я заметил, что мои дети, не обучавшиеся в школе, тяготеют к общению с людьми старшего возраста. Общение со сверстниками кажется им чересчур беспредметным и глупым.

Так стоит ли это считать чем-то страшным, горестным результатом семейного образования, из-за которого многое оказалось потеряно? Абсолютно не уверен. Эти вещи касаются уже не столько социализации, сколько вопроса о выборе для себя культурной парадигмы и круга общения. Про себя я лично могу сказать, что, прожив большую часть жизни, остаюсь не вполне адаптирован ко многим жизненным ситуациям. От многих способов проведения времени, практикуемых окружающими, я даже временами испытываю культурный шок. И в этом нет ничего удивительного или особенного: христианину в мире с неизбежностью полагается испытывать затруднения, связанные с религиозной и культурной идентификацией. Не нужно переживать слишком сильно по поводу этого. «Странники и пришельцы есмы».

Христианин, сверхадаптированный к миру сему, - вот что является настоящим нонсенсом.

Так вот, цель семейного воспитания и образования состоит как раз в том, чтобы дать возможность личности ребёнка сознавать себя в более широком контексте, чем это позволяют сделать модели хомо экономикус, «представителя массовой культуры» или «среднего потребителя», более свободным по отношению к Zeitgeist (понятие из немецкой классической философии), духу времени.

Социализация vs педагогика

Далее, что происходит с нашей воспитательной практикой тогда, когда во главу угла ставится социализация? Теория о преимущественном значении социализации, во-первых, вынуждает нас расстаться с понятием о педагогике в том виде, каком она была известна всегда. Допустим, мы хотим развить в ребёнке качества трудолюбия, терпеливости, честности, прилежания, дружелюбия, умения отвечать за слова и доводить начатые дела до конца. «О'кей, - скажут вам, - но это не очень популярно в компании сверстников». 

В компании сверстников полагается много шутить и смеяться, презентовать себя самым самоуверенным и хвастливым образом, не лезть за словом в карман, не придавать значения заявлениям и словам - своим и чужим. И вот, хотя по понятиям традиционной педагогики дети элементарно запущены и грубы, обладают узким кругозором, современные авторы предпочтут говорить о происходящей социализации, в рамках которой, по их мнению, что-то невероятно важное должно совершиться само и без вмешательства компетентных старших.

Антисоциальная социализация

Далее, во-вторых, вы попадаете в неразбериху и перестаёте соображать, что же на самом деле нужно считать просоциальными и, наоборот, антисоциальными критериями. В самом деле, трудно найти объяснение тому, почему одиночки и эгоисты, прожигатели жизни из подростковой тусовки должны считаться социально приемлемым явлением. И наоборот, почему спокойные и приветливые молодые люди, хорошие работники и граждане своей страны, каковыми становится большинство «семейников» (то есть тех, кто получает семейное образование - прим.), вызывают критику. Но факт остаётся фактом: в рамках социализаторской логики думается ровно наоборот: «семейники» слабо социализированы и дезадаптированы к общественной жизни.

То, что в действительности следовало бы считать антисоциальным - проявления низкой культуры и личностного развития, девиации в поведении - нормальны, если только они находятся в соответствии с популярными трендами. Напротив, для «семейников», какие бы яркие результаты они не показывали, всегда действует подозрение в неблагонадёжности, всего лишь из-за того, что они думают не как все.

Ровесники важнее родителей?

Наконец, третье: теория социализации становится всё более враждебной к семье. Вы знаете, что обычно семья мыслилась как ячейка общества и основа личностного развития ребёнка. Но теперь уйма авторов на щедрое финансирование посредством грантов занята тем, что перекраивает учебники, проводит ангажированные исследования и строчит одиозные пособия на тему «Ровесники важнее родителей». Работы и популярность Джудит Харрис - один из наглядных примеров тех, кто называет мусором все ранее полученные данные исследований о роли наследственности и семейного воспитания.

Учение Джона Боулби о привязанности, Конрада Лоренца о запечатлении в ранний сенсибильный период, теория семейных систем Мюррея Боуэна летят в корзину, и взамен всеми силами проводится представление о семейном мире как реакционном и репрессивном, источнике комплексов и травм. Так, популярный учебник Аткинсонов-Смита «Введение в психологию» утверждает, что к семье, в основном, относятся негативные эмоциональные эффекты, «тогда как позитивные эффекты чаще являются социальными». В ряде исследований (Рейнгольд и Кук, Фаго, Перри и Бассей и др.) традиционная семья разнополых родителей представляется как нежелательная среда для взросления. Напротив, социальный опыт, по мнению авторов, предоставляет больше возможностей в восприятии ребенком своей половой роли, которая «сама по себе не является ни неизбежной, ни неизменной».

Влияние семьи целенаправленно занижается. Авторы исследования Национального института здоровья ребенка и развития человека в 1998 году утверждали, что дети до 3 лет в яслях не отличаются от домашних детей. По утверждению Фалбо и Полит, структура семьи, количество в ней детей не оказывают никакого влияния на характер ребенка. Отсюда это странное обыкновение именовать отца и мать «биологическими родителями». Биология, только биология, но не черты характера и ценности признаются общими для родных. Зачать и родить ребенка, передав определенный набор генов, - к этому сводится задача родителей. Остальное - наиболее важное - происходит в общественном поле.

Маргинализация родительства

Таким образом, в лице социализаторства сегодня мы имеем лукавого противника, идеологию, деморализовавшую большинство родителей, парализовавшую их нормальное, естественное педагогическое восприятие и волю к педагогическому действию. Неприемлемой для многих кажется сама идея об активном воздействии на ребенка. Родительская деспотия встает в центр обсуждений при том, что субординация и родительская строгость в наше время встречаются реже и реже, дети же предъявляют амбиции, запросы и образ поведения, немыслимые два-три десятилетия назад.

К слову сказать, впервые широко о социализации в воспитании заговорили в 20-30-е годы в СССР, и тогда под социализацией имелась в виду «перековка», как говорили тогда, а по сути - насильственная индоктринация тех, кто недостаточно верил в величие коммунистической идеи. Семья тогда тоже представлялась архаическим институтом, мешающим социальному прогрессу. На специальных классных и школьных собраниях детей бывшей аристократии и духовенства заставляли публично отречься от своих родителей и хулить их. Смертная казнь - расстрел - в предвоенном СССР именовалась не иначе, как «высшая мера социальной защиты».

Нечто похожее повторяется и теперь, хотя и в рамках иного общественно-политического уклада, на ином уровне развития технических и пропагандистских средств. Массовизованный «мейнстрим» общества наделяется истиной, знанием, «презумпцией правоты», всем же остальным достаётся порицаемая роль так называемых маргиналов, на которых разными средствами оказывается давление. Родителей заставляют отказываться от воспитательной роли, а детей - от родителей. В подобных условиях твердая про-семейная позиция становится знаменем сопротивления и долгом веры и совести христианских матерей и отцов.

Против «панельно-блочных» методов

Я даже думаю, что в современных условиях любой ответственный христианский родитель не может не прийти к желанию изъять ребёнка из «системы» и взамен больше заниматься с ним самому. Если такового желания нет, то, скорее всего, некоторые важные моменты в христианском мироощущении у него, к сожалению, ещё не додуманы. Выступавший на последнем Конгрессе семейного образования Константин Бендас, на мой взгляд, верно обратил внимание аудитории на то, что отпасть от веры и стать худшим неверного крайне просто - по апостолу Павлу, для этого следует просто не печься о своих домашних по-настоящему (1 Тим. 5. 8). Но, отдавая ребёнка в школу с утра до вечера пять дней в неделю на протяжении целых одиннадцати лет, проблематично печься о нём по-настоящему. Давайте признаем это.

Созидание юной души не может происходить «панельно-блочным и крупнопоточным» методом. Тот или иной план в отношении детей, дополняющий и компенсирующий отрицательные стороны школы, в любом случае должен иметься и приводиться родителем в действие. Другое дело, что учить и воспитывать полностью своими силами не всегда и не у всех получается в силу жизненных обстоятельств. Но само побуждение к более активной родительской педагогической роли, наверняка, испытывают многие, и это глубоко естественно и оправданно.

Концепт «ограниченной социализации»

Особо подчеркиваю: тематика общества, роль общества в становлении человека не исчезает и остаётся весьма актуальной. Традиционное понимание всегда отталкивалось от категорий общественных приличий, общественного долга как тех, без которых полноценная личность вызреть и состояться не может. Критикуя социализаторство, мы не должны и не можем отходить на позицию экскапизма. Ужасное явление «хикка» - молодых одиночек без социальных интересов и связей, проводящих дни и годы своей жизни как бы в заточении внутри своей комнаты, разумеется, нисколько не отвечает христианскому видению смысла и содержания земной жизни.

На общественном поприще проявляются иные грани души. Психологам хорошо известны понятия о так называемых социальных фасилитации и ингибиции, отображающих влияние коллектива на личность. Бог в Книге Бытия говорит: «Нехорошо человеку быть одному». И в христианской аскезе неслучайно, что уединение и отшельничество рассматриваются как максимально трудные подвиги.

Поэтому положение людей, добровольно исключающих себя из общества и противопоставляющих себя обществу, не может устраивать нас. Как показывает опыт, результатом экспериментов с автаркическими группами становится не столько духовный рост, сколько движение вниз ступенями социальной лестницы. Вместо этого как наиболее органичный и безопасный, не только для воспитания детей, но и для нас с вами - взрослых верующих православных людей, должен быть принят средний между социализацией и маргинальностью концепт «ограниченной социализации», открывающий определенные ниши. Это путь, связанный с сознательным выходом за пределы мейнстрима, областей с повышенной конкуренцией, политики и борьбы за верхние этажи современной социальной иерархии, где социальные фундаментализм и фанатизм достигают максимальных значений.

Пригодной для жизни современных христиан в имеющихся условиях следует признать кромку общественного поля: исполнительские деидеологизированные направления, занятия производительным трудом и т д. Мне лично, признаюсь, симпатична идея семейных предприятий, где дети с малых лет знакомятся с ведением дела, перенимают у родителей навыки и знают цену труда, учась сообща с отцом и матерью добывать хлеб насущный.

Взгляд в историю

На данном месте, мне кажется, небезынтересно предпринять небольшой экскурс в прошлое и провести параллель с поведением и взглядом на общественную жизнь православных верующих в советский период. В 1920-1930-е годы известные московские и ленинградские духовники, такие как архимандрит Гурий (Егоров), архимандрит Серафим (Батюков), схиархимандрит Игнатий (Лебедев) и другие, придерживались «концепции ограниченной социализации», да будет позволено на современном языке выразиться таким образом.

То было, как уже упоминалось, время страшного идеологического «социализаторского» угара - наполовину фантастической, наполовину насильственной веры в ускоренное продвижение в «светлое завтра» и возникновение «нового человека» особой породы. Однако, несмотря на жесточайшее давление, опытные духовные руководители не рекомендовали пастве проникаться антисоветскими и «катакомбными» настроениями, а благословляли сохранять связи с обществом, заниматься профессиональной и иной работой, не вступающей в противоречие с христианскими убеждениями. Даже монашествующим надлежало, приноравливаясь к новым условиям, воспринять логику тайного подвига в миру, «монастыря без одежды и стен».

Может показаться необычным и парадоксальным отчасти, но тщательное исполнение обязанностей по «совслужбе» приравнивалось ими к долгу совести и к церковному послушанию - эти любопытные данные приводит историк Алексей Беглов (В поисках «безгрешных катакомб». Церковное подполье в СССР. М. 2008).

Членам полуподпольных столичных церковных общин и братств в то же самое время рекомендовалось проявлять осторожность с выбором области трудоустройства. Тогдашний «мейнстрим» выглядел весьма агрессивно, и верующему педагогу, к примеру, работать в советской школе оказалось бы нестерпимо трудно, поскольку там постоянно повторялась хула на веру и Церковь, возносились здравицы партийным вождям. Нежелательным считали также устройство «на фабрику». Это было связано с опасениями, что грубая рабочая среда неблагоприятно скажется на духовном состоянии подопечных. Схиархимандрит Игнатий (Лебедев) писал духовной дочери: «Если это фабрика, то поступать не надо».

Таким образом, общая цель руководства была в том, чтобы помочь верующим выйти из-под избыточного давления, одновременно не допуская и ассимиляции - поглощения окружающей общественной, неверующей и морально нездоровой обстановкой. Весьма многие, к сожалению, восприняв радикальные идеи и рассорившись с обществом, не имели далее выбора, кроме как выйти в так называемые «истинно-православные» юрисдикции, самочинные, частью же откровенно сектантские, с самыми дикими предрассудками и постоянным ожиданием конца света.

За наиболее удобные для христиан признавались занятия наукой, медициной, технические специальности, отдельные направления и сфере культуры, такие как, в частности, классическое музыкальное исполнительство и преподавательская работа, а также участие в небольших производственных артелях: швей, обувных, ремонтных и т.п. Благодаря найденной «золотой середине» в вопросе об отношении к обществу, православно-церковные группы и общины сохранились, окрепли в послевоенный период и в лице отдельных своих представителей достигли времени церковного возрождения в 1980-1990-х.

Достаточно привести на память такие известные имена, как святителя-хирурга Луки (Войно-Ясенецкого), митрополита Иоанна (Вендланда) - прежде выхода на общественное служение геолог-петрограф, он имел большой авторитет в учёной среде, протоиерея Глеба Каледы - также геолога, Н. Пестова, являвшегося учёным-химиком, специалистом в области технологии минеральных удобрений, А. Артоболевской, известной пианистки и музыкального педагога, астронома Е. Казимирчак-Полонской. По одному этому, далеко не полному, синодику из имён людей выдающихся и получивших громадный опыт исповедания веры в условиях идеологического давления и притеснений, можно убедиться, что «ограниченная социализация» оправдала себя, став одним из залогов сохранения и передачи последующим поколениям традиций православной церковности.

Соответственно, что есть современные области, концентрирующие в себе новое богоборчество с утопией «светлого завтра» и оттого не слишком желательные для верующих разных поколений, молодых и зрелых, всяк сочти сам. Как можно предположить, крупный бизнес, финансовые и банковские операции, политика, сфера досуга, шоу-культура и т. п. в максимальной степени отвечают алчному и прихотливо-самонадеянному духу времени.

Другим важным аспектом, о котором хотелось бы подробно поговорить в другой раз, является объединение единомышленников. Речь идёт о православных родителях-энтузиастах семейного воспитания детей. Такие сообщества и группы дают пример совершенно иной социальности, в отличие от абстрактной общности глобализованного и гомогенизированного «большого социума». Наиболее интересная, неформальная жизнь кипит сегодня здесь, в гражданских и церковных движениях, активно отстаивающих свои ценности и свою идентичность.

Андрей РОГОЗЯНСКИЙ
(Прочитано в качестве доклада на Международном конгрессе семейного образования, Москва, 18-19 мая 2018 г.).

Источник