Собор Новомучеников, в Бутово пострадавших. Мария Дегтярёва

В первый раз я оказалась здесь года четыре назад. Приехала не сама, хотя слышала об этом месте не однажды, даже видела кое-какие аннотированные фотографии в газетах: Патриарх Алексий совершает службу на полигоне в Бутово, рядом лица знакомые – священники, настоятели московских храмов.

Но представление мое ограничивалось тогда какими-то обрывками фраз: «Бутово – место массовых расстрелов», «закладка камня», «и еще что-то про поклонный крест»…

Привезла меня в Бутово знакомая, монахиня одного из московских монастырей. Было нас с ней тогда человек десять. Для   матушки же это место особое: на этом клочке земли в одной из братских могил лежит ее отец. Он не был священником, нет. Он был обыкновенным служащим. Просто оказался среди тех, кто попал в «черные списки», был арестован и уже не вышел из тюрьмы. Только много лет спустя, когда были рассекречены архивы, прояснилась его судьба, и стало известно место,   где был расстрелян этот человек. Детские воспоминания о событиях, с этим связанных, удержали жуткую сцену: когда после ареста отца за ними с матерью приехал «воронок», соседи, нарушив негласное правило молчания, устроили скандал, и так и не отдали, «отбили». Первое время прятались, скитались по чужим углам, и, благодаря этому, выжили. И вот, мы едем в Бутово.

«Объект» в 6 гектаров

Казалось, это где-то очень далеко, а вся дорога из центра до места заняла немногим более часа. Для Москвы – не расстояние. То есть это совсем рядом, просто чуть в стороне от шоссе, в лесочке. Теперь, когда город разросся, неподалеку оказался новый жилой комплекс: серийные дома, жизнь идет своим чередом, во дворах дети играют. Да и прежде, тогда в 30-е, поблизости, тут же, был дачный поселок. Отдыхали семьями, ходили загорать, по лесу бродили. Правда, гуляли осторожно, с опаской, зная, что в сторону длинного дощатого забора лучше не ходить. И не потому, что выстрелы оглушают, а потому, что от самого этого места веяло чем-то тяжелым, недобрым.

Официально было известно, что на особо охраняемом объекте НКВД-КГБ площадью всего около 6 га периодически производится обстрел легких артиллерийских орудий. Но все же, место это было странное. В 30-е годы жители дачного поселка видели, как с периодичностью примерно раз в два дня, к полигону подходила довольно вместительная крытая машина с надписью «хлеб». Люди недоумевали: зачем его привозят в таком количестве на объект военного назначения с небольшой территорией? В середине 30-х у этого места была уже прочно устоявшаяся специфическая «репутация»: о нем молчали. Лишь спустя годы старые владельцы дач рассказывали, что кому-то из соседей случалось видеть, как через лес, в сторону от полигона ночью под конвоем уводили группы полуодетых людей… Затем раздавались выстрелы. Говорят, что было несколько случаев, когда таинственным образом пропадали и жители поселка, возможно, ставшие свидетелями того, чего им не следовало видеть.

…И вот, тот самый забор. От обычного онотличается только тем, что поверху в несколько рядов пущена колючая проволока. Таким же увидела его в 1994 г. и Варвара Васильевна Чичагова-Черная. Известный ученый, академик, внучка теперь уже прославленного в лике святых митрополита Серафима (Чичагова).

А обстоятельства, заставившие ее приехать на это место, были таковы: много лет назад, когда она была еще студенткой, в 1937 г ., в семье произошло несчастье. В отсутствие родных, на даче в Удельной, был арестован дед, владыка Серафим. Забиравшие его нервничали, и сделали все для того, чтобы не привлекать внимание посторонних. К дому подошла машина «скорой помощи» и через несколько минут 82-х летнего больного старика вынесли на носилках и увезли, как будто по вызову. Попытки разузнать хоть что-нибудь о месте его нахождения ни к чему не привели: во всех московских больницах и тюрьмах их с матерью ждал один ответ: «Чичагова в списках нет». След деда оборвался для Варвары Васильевны более чем на полвека.

И вот, однажды, когда она была уже ученым с мировым именем, руководителем крупного научного института, на второй день после Рождества в ее квартире раздался телефонный звонок. Незнакомым женским голосом был задан вопрос:

– Знаете ли Вы, где похоронен Ваш дед?

– Нет, не знаю.

– В Бутове. На полигоне КГБ.

Оказалось, что попасть на полигон зимой невозможно – он закрыт. Надо ждать весны. И все-таки Варвара Васильевна немедленно отправилась туда, на поиски. В первый раз не попала. Так и стояла у непроницаемого высокого забора с колючей проволокой…

«Русская Голгофа»

Усилиями очень небольшой группы людей, допущенных к архивным делам, удалось восстановить историю этого места. Люди эти поразительные. Две женщины, работавшие с документами, и несколько человек из числа родственников пострадавших. Ксения Федоровна Любимова составила картотеку расстрелянных и захороненных на Бутовском полигоне. В настоящее время обработаны еще не все материалы. Создание картотеки потребовало времени, терпения, просто физических сил. Надо сказать, что память у женщин, работающих со следственными делами, необыкновенная. При нас произошел, например, следующий эпизод: приехавшая в Бутово впервые москвичка, ничего до этого момента не знавшая о судьбе своего родственника и только предполагавшая, что он может оказаться здесь, робко назвала фамилию и дату ареста, а в ответ услышала твердо произнесенные имя, отчество и подтверждение: «Да, он – наш».

Пласт за плаcтом, понемногу открывалось, что представлял собой охраняемый объект «военного назначения». Бывшее имение купцов-промышленников Зиминых, с некогда ухоженным парком и конным заводом, после революции добровольно переданное владельцем новой власти, в 20-е годы было превращено в сельскохозяйственную колонию ОГПУ. А в начале марта 1934-го в Бутово привезли на подводах заключенных из бывшей Екатерининской пустыни, где с 1931 года была устроена тюрьма. Появилась ограда из колючей проволоки. Кое-где были расставлены часовые… И началась стрельба, не прекращавшаяся иногда по нескольку часов подряд.

Поначалу дачники не придали ей значения: полигон – это полигон. Подозрения появились тогда, когда поздно возвращавшиеся домой жители стали время от времени видеть черные «воронки», наглухо закрытые фургоны. Иногда по несколько машин одновременно. Случалось, слышали и отдаленные крики. Но время было такое, что боялись даже делиться своими предположениями друг с другом.

Теперь уже известно, что бывшая спецзона НКВД-КГБ в Бутово является крупнейшим в Москве местом массовых захоронений жертв политических репрессий. Среди расстрелянных – великое множествосвященников, среди которых 6 архипастырей, монашествующие, верующие из числа мирян, люди, служившие при храмах. За несколько лет решениями Архиерейского Собора Русской Православной Церкви и Синода 230 из них прославлены в лике святых.

Пик расстрелов пришелся на время «ежовщины». За год, с июля 1937 – по август 1938 года, на полигоне было расстреляно 20765 человек. Из них около 1000, по материалам следственных дел, пострадали именно за верность Церкви, за веру.

Но, видимо, и в смерти надо было знать беду. Ведь и Господь был распят среди разбойников. Здесь, безымянных могилах-рвах бок о бок, один на другом, лежат останки святых и гонителей веры, жертв и их мучителей. Трудно писать об этом: расстрельные «бригады» выполняли задание «под водку»: настолько жуткой была эта работа. И в задачи некоторых «бригад», как говорят, входила «ликвидация» предыдущих. Таким образом, скрывалось место расстрела людей значительных, отмеченных чем-то, так, чтобы и «концы в воду».

Когда несколько лет назад нынешний настоятель храма в честь новомучеников Бутовских, о. Кирилл Каледа, внуксвященномученика Владимира Амбарцумова, предпринял попытку вскрыть небольшой фрагмент расстрельного рва, при соблюдении всех мер предосторожности, с приглашением опытных специалистов-антропологов, – тогда была еще робкая надежда обрести мощи – стало ясно, что это невозможно. На квадрате 10 метров было обнаружено около 150 останков тел. Люди лежат в пять слоев. А это значит, что убитые и раненные падали на мертвых.

При помощи аэрофотосъемки удалось восстановить топографию рвов: их больше десятка. Огромные 60– 70-ти–метровые траншеи шириной в 4- 5 метров , «П»-образной, «Г»образной формы. В них погребены люди 60 национальностей, самых разных общественно-политических взглядов, разного культурного уровня. Бутово стало одним из самых ужасных следствий апостасии 20–30-х годов и одновременно – одним из самых значительных символов верности Христу.

…В ту первую поездку в Бутово я поймала себя на мысли, что по этой земле страшно ступать. На ней буквально нет свободного места. Это сплошная «братская могила». Когда не осталось пространства на огражденном квадрате, расстрелы небольших партий заключенных производились в лесу неподалеку. И все же, несмотря на онемение, которое наступает здесь в первый раз от исключительной жестокости, масштаба и близости этой трагедии, понемногу приходит и другое чувство. Я никак не могла подобрать слово, понять, где и когда это уже было. И только потом вспомнила: точно, то же было и в Риме на Аппиевой дороге, в катакомбах первых христиан!

Раки с мощами мучеников, убитых на Колизее, множество женских, детских погребений, и вдруг, в простенке в одном из гротов, на стене – рисунок: тонкой, изящной линией выписаны райские, праздничные павлины. Символ нетления в раннем христианстве. Удивительно яркие красная, бирюзовая и фиолетовая краски. Вечная Пасха!

Да, Бутово – это наша «Аппиева дорога», наша «Голгофа». Стоял декабрь, а на могилах-рвах, будто художник тронул красками, повсюду были рассыпаны пунцовые розы, нежные гвоздики и астрамерии. Шапочки света от затепленных тут же свечей согревали воздух над травкой, покрытой толстым слоем инея.

Больше смерти

И вот они, пасхальные символы этого великого, святого места: высокий легкий памятный крест-голубец (работа архитектора Д.М. Шаховского, сына убиенного иерея Михаила Шика), один на всех, объединенных страданиями и надеждой на Воскресение, замечательный живой образ священномученика Серафима (Чичагова) и икона новомучеников и исповедников Российских. Символ – и сам этот храм, небольшой деревянный, возведенный тут же, прямо на полигоне, на месте кузни, где, как предполагают, производились первые расстрелы. В нем удивительно светло и тепло. В нем мóлится, особенно в дни памяти бутовских святых. Чувство такое, что все они здесь, рядом, и маленькая церковь вмещает всех.

В иконостасе – ряд икон бутовских мучеников. Среди них Димитрий (Добросердов), архиепископ Можайский, Николай (Добронравов), архиепископ Владимирский и Cуздальский, Аркадий (Остальский), епископ Бежецкий, Иона (Лазарев), епископ Велижский, Никита (Делекторский), епископ, Нижне-Тагильский. Все они здесь: архимандриты, игумены, протоиереи, священники, прихожане храмов…

Позднее, уже приехав одна, взяла у о. Кирилла благословение сфотографировать полюбившуюся икону священномученика Серафима (Чичагова). Хотелось показать ее родным, знакомым, рассказать о Бутово тем, кто еще ничего о нем не знает и едва ли сможет приехать сюда. Работающие в храме женщины затеплили лампадку. Опускаю объектив, и вижу на образе крошечные капли. Мироточит икона. Это бывает перед праздниками, в день памяти владыки Серафима. У Бога нет смерти для святых, у Него все они живы!

В четвертую субботу по Пасхе Церковь по традиции совершает память всего Собора новомучеников, в Бутово пострадавших. Тем, кто еще не был там, хочется пожелать только одного – поспешить туда, помолиться, поклониться святым, попросить прощения. Ведь большинство из нас выросло в то время, ничего не зная об этом. И теперь, прежде чем устремляться по святым местам в дальние пределы, наверное, лучше, полезнее начать с того, что рядом, но по нашему собственному невниманию, до поры закрыто от глаз.   Теперь на мемориальном комплексе в Бутово есть и новый просторный белый храм. Он большой. Места в нем хватит всем.

Литургия в Бутово. Фото: Патриархия.ру Литургия в Бутово. Фото: Патриархия.ру

Источник: Православие и мир