СЛЫШАТЬ СЕРДЦЕМ. Беседа с протоиереем Андреем Горячевым, настоятелем общины неслышащих и слепоглухонемых

Протоиерей Андрей Горячев

Этот удивительный приход располагается в храме в честь Тихвинской иконы Божией Матери Симонова монастыря – одной из древнейших обителей Москвы. О самом Симонове, о том, как восстанавливается и возрождается обитель, я рассказал в другом материале. А сегодня предлагаю читателям беседу с настоятелем храма протоиереем Андреем Горячевым, говорящем на одном языке с теми, кто не слышит, и понимающем тех, кто не может говорить так, как мы.

Этим людям нужна наша помощь. Они не могут вызвать «скорую», не могут вслух пожаловаться на какую-то свою проблему, а их у них очень много.

Отец Андрей уже более 20 лет служит в Симоновом монастыре. А еще помогает сразу нескольким удаленным интернатам для неслышащих и умственно отсталых детей в российской глубинке.

Мы беседовали с ним о том, как живут глухие в мире, полном звуков, о сложностях общения слышащих и неслышащих, особенностях богослужения для таких людей и их воцерковлении. А еще, конечно, о той работе по восстановлению и самого монастыря, иразрушенных монастырских кладбищ, которую ведут отец Андрей и его прихожане.

«Это не глухие закрываются от нас, а мы – от них»

– Отец Андрей, какие барьеры стоят между слышащим человеком и тем, кто имеет проблемы со слухом?

– К сожалению, то, как неслышащие воспринимают мир и каким его воспринимают, интересует только людей, связанных с этой проблемой, – тех, у кого есть родные, близкие, дети с нарушением слуха. А обычные, слышащие люди от этой проблемы уходят, потому что не готовы общаться с такими людьми и чувствуют себя некомфортно рядом с ними: чисто психологически человеку неуютно, когда он не слышит звуков, обычных при общении, когда сталкивается со специфической речью неслышащих. Ведь глухой человек не слышит своего голоса, он не может контролировать его тембр и громкость, и для уха слышащего это не всегда комфортно. Проблемы неслышащих во многом так и остаются только их проблемами.

– У неслышащих людей есть свои сообщества. Иногда кажется, что это весьма закрытые группы. Так ли это?

Мы же не воспринимаем глухих инвалидами! Для нас инвалид – это тот, кто передвигается на костылях

– Это не они закрываются от нас, а мы – от них. Люди с нарушениями слуха живут такой же активной жизнью, какой живем и мы. Неслышащих детей в специальные детские сады определяют с самого младенчества, как только был поставлен диагноз «потеря слуха»; в этих заведениях с детьми занимаются по специальным методикам, их слухопротезируют. Потом они учатся в школах, поступают в средние и высшие учебные заведения, в зависимости от успехов в учебе в средней образовательной школе. Только у них процесс обучения длится дольше, нежели в обычной школе, но программу они осваивают ту же самую. Став взрослыми, создают семьи, работают. Они живут параллельно с нами в нашем общем мире, просто мы «закрываем глаза» и «не видим» людей с такой категорией инвалидности. Не воспринимаем их инвалидами. Для нас инвалид – это тот, у кого белая трость в руке, то есть незрячий человек, или тот, кто передвигается на костылях и в инвалидной коляске. А глухие тоже инвалиды, и у неслышащего человека огромное количество проблем соматического плана. Но мы его можем и не заметить, если он не разговаривает жестами с другим таким же неслышащим.

А что касается сообществ… У них есть Общество глухих, у них есть Театр мимики и жеста, у них есть заслуженные артисты, которые в этом театре служат. У них активная жизнь, которую мы по той или иной причине не видим или не хотим видеть.

– Скорее второе: мы не хотим видеть людей с какими-то проблемами. Да нам как бы и некогда…

– В той суете, в которой мы живем, у нас действительно нет времени о многом задуматься. К тому же слабослышащие, как я уже сказал, внешними признаками своей инвалидности не привлекают нашего внимания. Мимо того, кто на костылях или в коляске, не пройдешь, взглядом за него как-то зацепишься; да еще такие инвалиды порой просят о помощи на пропитание и свое житье-бытье. А неслышащего человека мы не заметим в той общей толпе, в которой мы бегаем по кругу всю жизнь. Хотя им намного сложнее и труднее, чем тем инвалидам, которые не лишены слуха.

Узники звучащего мира

– А почему неслышащим труднее? Ведь они могут самостоятельно передвигаться, все видят…

Если глухому человеку станет плохо, как он вызовет «скорую помощь»? Как вызовет службу спасения?

– Потому что они лишены слуха и, следовательно, лишены информационного поля, в котором мы все живем. Если глухому человеку станет плохо, как он вызовет «скорую помощь»? Если у него загорелась квартира, как он вызовет службу спасения? Он же не может говорить по телефону! Да и в обычной, не экстремальной ситуации тоже проблема на проблеме. Как он будет общаться, например, в ЖЭКе? Элементарная ситуация: он не слышит, как льется вода из крана, и потому затопил живущего ниже соседа. Что обычно происходит в подобных случаях? Живущий ниже сосед придет, будет колотить вам в дверь, выскажет всё, что думает о вас. А неслышащий человек, даже если откроет дверь, снабженную специальным световым сигналом, всё равно не сможет понять тот поток речи, который в раздражении и, может быть, в какой-то злобе на него обрушит сосед снизу.

– Глухие люди часто сталкиваются с такой агрессией?

– Они очень часто встречаются с агрессией, они очень часто встречаются с жестокосердием, с тем, что с ними не желают разговаривать – не хотят просто. Один вопиющий случай весьма показателен. Глухая пожилая женщина пришла ко мне в храм и сказала, что очень плохо себя чувствует. Я посоветовал ей срочно обратиться к врачу. Так врач в поликлинике даже не стал с ней разговаривать – не захотел понять ее! Не захотел понять и того, что женщина, не владеющая своим голосом, – глухая, инвалид. А переписываться с ней на бумажке и так вести прием времени у врача нет.

– Получается, что неслышащие – люди второго сорта?..

– И сами это понимают по отношению к ним всех остальных. И они сами понимают по отношению к ним всех остальных, что они люди второго сорта. Знаете, что я тогда сделал? Я написал очень вежливое письмо доктору от имени этой женщины и указал в этом письме всё то, что она ему накануне пыталась сказать: «Добрый день, доктор! Я глухая. Я себя плохо чувствую. Меня беспокоит то и то». С этим письмом она пришла к тому же самому доктору. Прочитав его, доктор вызвал «скорую помощь», женщину госпитализировали и лечили в течение месяца. Только после того, как я от имени этого человека написал обращение! И такие обращения – практически во все инстанции – я пишу регулярно, когда мои прихожане сталкиваются с непониманием их проблем или нежеланием их понять.

Я не обвиняю тех людей, к которым приходит неслышащий человек. Но все же, если человек к тебе обращается, нужно постараться ему помочь, не отмахиваться от него, постараться его понять. Увы, в поликлинике, в отделении социальной защиты, в едином расчетном центре или ЖЭКе чаще сталкиваешься с другим. А неслышащие очень остро реагируют на такие ситуации нежелания понять их. Они очень ранимы, во многом и потому, что этого непонимания встречают столько, сколько мы в своей жизни никогда не встретим.

– Отсутствие такого важного инструмента познания мира и человеческого общения, как слух, делает этих людей особенными. В чем конкретно эта особенность неслышащих выражается?

Восприятие мира у неслышащих вполне конкретное, без компромиссов, во многом по принципу: белое и черное

– Вся их жизнь иная, чем у нас. И их развитие и становление их личности идет иным путем, чем у нас. Ребенок же начинает свое развитие с подражания тем звукам, которые он слышит. Он слышит, как говорят мама, папа, бабушка… как скрипит дверь, как стучит ложка по тарелке, как топают его ножки, когда он идет. Всем этим формируются ассоциативные связи. У неслышащих ничего этого нет. Поэтому и само их развитие отличается от нашего, и есть принципиальные психологические особенности восприятия окружающего мира: это восприятие у них вполне конкретное, без компромиссов, во многом по принципу: белое и черное.

Эта «бескомпромиссность» воспитывается с детства, и неслышащий человек несет это через всю свою жизнь. Нельзя брать чужого, нельзя обманывать, поступать надо так-то и так-то… И он по-другому уже не поступит, не возьмет чужого, грубо не ответит. Да, он обидится, ему будет больно и тяжело, он будет считать, что его, предположим, унизили как человека, но на грубость он никогда не ответит грубостью.

Они более чистые, духовно более чистые. И вера их подобна детской – чистая. Даже у взрослых людей.

«Господь дает ситуации, которые укрепляют человека в вере»

– А как неслышащие приходят к вере?

– Это сам по себе вопрос очень сложный. Вера ведь – категория отвлеченная, не конкретная, ее мы пощупать, увидеть не можем. У нас, слышащих, вера осмысляется и переживается на уровне нашего сознания, нашего абстрактного мышления. У них же конкретно-предметный образ мышления. Поэтому им очень сложно и понять, и объяснить веру и войти в веру. Хорошо, если у человека чисто зрительно есть память того, что бабушка молилась, когда он был маленький. Если он видел, что есть икона, что зажигалась лампадка, если помнит, что его водили в храм. Это то детское впечатление и воспоминание, на котором, как на основании, уже во взрослом периоде будет строиться вера человека.

Но бывает и по-другому: человек приходит в храм, не понимая, что, зачем, и как, но Господь дает ситуации, которые укрепляют человека именно в молитве и в вере. И он понимает, что без этого ему невозможно жить.

– Отец Андрей, как зарождалась ваша община здесь, в Симоновом монастыре? И как вы выстраивали отношения с глухонемыми людьми?

– С самого начала нашего существования здесь, когда еще была разруха, отношение неслышащих людей к дому Божиему было особым. Вот, например, они и тогда уже считали для себя некультурным находиться в храме в верхней одежде. Мы не задумываемся над этим. Заходим в храм, даже не отряхнув свой воротник от снега. А для них такое немыслимо. У них существует определенная культура отношений: им обязательно нужно раздеться, потому что это – особое место, где нельзя находиться в уличной одежде. И у нас был «гардероб», где все раздевались.

А в храм ведь свободно можно войти и свободно выйти из него. И был такой случай. В первый раз пришла к нам некая неслышащая женщина, а после службы обнаружилось, что у нее утянули кожаное пальто с меховым воротником. Это была трагедия и шок. Мне пришлось срочно найти хоть какие-то вещи, что бы ее одеть. И вот я думал: придет она домой в этой куцей курточке, которую мы ей дали вместо кожаного пальто с мехом, и больше мы ее не увидим, потому что как еще раз отправиться туда, где тебя обворовали? Будет она думать, что храм – это место, где собираются плохие люди, воры… И я сказал своим прихожанам: «Давайте молиться». Не могу сказать, что у меня была твердая вера, что мы обрящем украденное, но мы молились. Молились все. И на третий день при входе в метро одна из наших прихожанок увидела женщину без определенного места жительства, на которой было надето несколько пальто, и поверх всего как раз то, что было утеряно здесь, у нас. Это пальто было возвращено. Но это еще не конец истории.

А какие духовные изменения происходят с человеком благодаря совместной молитве!

Женщина, у которой украли это пальто, пришла к нам! И мы ей ее пальто вернули. Вот факты, которые совершенно неопровержимы для глухого человека, – факты, свидетельствующие о необходимости веры в Бога и о самой помощи Божией при обращении в молитве – в молитве общей. Подобных случаев было очень много. В том числе и с теми людьми, которые пришли просто посмотреть, что тут у нас: интересно, священник руками машет… Пришли посмотреть – и остались. Очень многие, кстати, пришли к нам из общин баптистов, свидетелей Иеговы. И еще долго потом отряхивались от тех пиявок, которые их пытались схватить и отвести назад. Но остались, и слава Богу. Это милость Божия.

А какие духовные изменения происходят с человеком благодаря совместной молитве!

Почувствовать радость отдавать

– В каком году вы стали служить в Симоновом монастыре?

– Службы для неслышащих у нас идут с 1995 года. И мне было до слез радостно и трогательно видеть, как эти люди постепенно менялись. Ведь они мне все время говорили: наша инвалидность самая тяжелая, нам труднее всех. И я понимаю, что, да, им труднее всех.

Постепенно сознание перевернулось: появилось желание больше отдавать, чем брать

И вот я видел, как люди, которые привыкли себя определенным образом воспринимать, менялись. Сначала ведь как было: а зачем я буду писать записку? а зачем я буду свечу брать, платить за нее деньги? Она сгорит, и что я получу с этого? Потому что приходили люди с психологией: «Я – инвалид, мне положено, как инвалиду. Дайте!» Отдать что-то – такого не было. И постепенно сознание перевернулось: появилось желание больше отдавать, потому что реально видно было: чем больше ты отдаешь, тем больше получаешь взамен. Тем большая доброта, внимание, любовь, забота к тебе возвращаются.

А в 2000 году к нам пришли слепоглухонемые люди. И неслышащие увидели, что есть те, кому еще тяжелее, чем им, что есть люди, которые не имеют возможности самостоятельно ездить, которые вообще словно бы изолированы от внешнего мира. Человек и не видит, и не слышит, но пришел на службу. И без дополнительной подсказки наши неслышащие стали слепоглухим переводить ход службы – жестами в руку, как и общаются слепоглухие. Для меня это было таким духовным подарком, такой духовной радостью, которую я, может быть, не испытывал никогда больше: реально видеть, как те люди, которые, говоря утрированно, стучали себя в грудь: «Я – инвалид самой тяжелой категории, мне надо…», сами помогают другим – тем, кому еще тяжелее. Вот моменты, Господом открываемые, о том, как духовно преображается человек.

Литургия без звуков – поверх барьеров

– А ваши прихожане хорошо знают службу?

– Эти люди службу знают лучше, чем мы. Я любого из них могу вызвать помогать себе, потому что и антифоны, и Херувимскую, и Символ веры, и «Отче наш» – эти неизменяемые части Божественной Литургии – они знают. Они могут вместо меня всё это руками показать и быть ведущим человеком для тех, кто стоит в храме.

– И алтарники у вас есть?

Проговаривание текстов Литургии помогло преодолеть страх общения со слышащими

– Нет, алтарников у нас нет. И хора у нас нет. В первые годы у нас был хор, но потом мы от него отказались. Я стал в буквальном смысле заставлять неслышащих людей проговаривать голосом и жестами одновременно – так же, как и я проговариваю, – неизменяемые части службы Божественной Литургии, которые обычно исполняет хор. И вот благодаря, опять-таки, совместной молитве и благодаря этому требованию совместного участия в службе они, во-первых, не устают за время богослужения. Во-вторых, лучше начали говорить и управлять своим голосом. Если раньше вообще не говорили или начинали говорить только в крайнем случае, то сейчас не стесняются своего голоса и говорят и не боятся. И самое главное: практически разрушилась та граница, тот барьер, который образуется между слышащим и неслышащим человеком. Сейчас этого барьера фактически нет. И теперь неслышащие в составе паломнических групп слышащих людей ездят в поездки, исповедаются и причащаются Святых Христовых Тайн у священника, который не знает ни жестов, ни как общаться с глухими. Это говорит о том, что они преодолели страх пред слышащим человеком.

– А этот страх изначально присутствует?

– Да. Это страх того, что тебя не поймут. Страх того, что отбросят в сторону. Страх того, что не хватит времени сказать то, что надо или хочется сказать. Они исповедаются, причащаются. Посещают Литургии в обычных храмах – потому что знают весь ход Литургии. Спрашиваю: «А как вы определяете, какой момент службы, ведь священник стоит спиной к вам?» Я-то служу лицом к народу. «Очень просто, – отвечают. – Служба началась, значит, либо священник, либо диакон говорит: “Миром Господу помолимся”. Закончил – значит, первый антифон, после первого антифона – “Паки и паки”, потом второй антифон. Вход, после входа Апостол, Евангелие». И если они сейчас идут в какой-либо другой храм или едут в паломничество, то заранее читают Апостол и Евангелие дня. И во время чтения в храме они вспоминают эти тексты…

Это то влияние благодати Духа Святаго, которая входит в сердце и душу тех, кто искренне верит. Верит своей чистой душой.

Конечно, проблем много. Я не хочу сказать, что все «белые и пушистые», нет. Очень много сложностей, начиная с того, что человек, не слышащий внешних звуков, лучше слышит себя внутри. Каждую свою боль, хворобу: где-то стрельнуло, где-то кольнуло, где-то заломило… То, на что мы можем не обратить внимания, для них актуально и важно.

– Такое обостренное чувство тревоги?

– В каком-то смысле, да. За свое здоровье, потому что они понимают: если им будет плохо, то врач их может не понять. Всё этим и обусловлено.

Но самое главное, что люди, пришедшие к нам, вышли за границу того мира общения, в котором они пребывали до этого. Ведь они хоть и живут вместе с нами в общем мире, но всё-таки замыкаются в своем мирке, в своем социуме. Они общаются между собой, а не с нами. У них есть места, где они собираются для совместного времяпрепровождения, но это общение именно неслышащих людей, замкнутое. Мы туда не пойдем. И если нас даже пригласят, мы ничего не поймем.

– Вы, как пастырь, знаете семейные пары, где один – слышащий, а другой – неслышащий?

– Да, такие пары есть.

– Расскажите немного об этом.

– Здесь много сложностей. В обычной-то семейной жизни сложностей много в отношениях между мужем и женой, когда чувства и эмоции проходят, когда начинается каждодневная жизнь. А если говорить о паре слышащий + неслышащий, то эти проблемы увеличиваются в двойном, тройном, пятикратном размере.

Отчасти благодаря и нашим усилиям храм для неслышащих людей стал родным домом, чему я очень рад. И я стараюсь относиться по-семейному к каждому человеку. И может быть, это громко сказано, но мы – семья.

Голосом и жестами

– Отец Андрей, на монастырских воротах висит вывеска, что вы община глухих и слепоглупонемых.

– Это только так написано на вывеске. У нас обычный приходской храм. Поначалу я пытался этот вопрос решить, но мне объяснили, что у нас может быть только одно юридическое лицо: либо мы религиозная организация и подчиняемся Патриарху Московскому и всея Руси, либо мы инвалидная организация и подчиняемся Всероссийскому обществу глухих. Это добавка, которую я везде и всегда, там, где нужно и не нужно, но стараюсь вставить – для того, чтобы слышащий человек хотя бы на секундочку остановился, задумался об этих людях и может быть спросил: «а как же вы с ними общаетесь. Они же глухонемые и слепоглухонемые!»

– Сколько времени ушло на то, чтобы освоить язык жестов, чтобы сломать психологический барьер?

– Освоить язык?! Его не освоишь. Это постоянная работа, постоянная жизнь в этой среде. Это точно так, как иностранный язык: выучить его можно, но говорить на нем ты будешь только если находишься в этой языковой среде. Мы все в школе, в институте учили иностранные языки, но, попадая в чужую страну, мало кто себя свободно чувствовал.

Здесь постоянная работа, постоянное совершенствование. Еще и потому, что сейчас у нас нет унифицированного языка жестов, подобного, например, русскому языку, которому учат в школе: как правильно писать, как правильно говорить. Язык жестов признан как средство межличностного общения, но официально он не признан, чтобы этому языку обучали детей в школе, и при этом обучали бы во всех школах одинаково: вот такой жест соответствует этому слову, а такой – этому. Много различных вариантов слов-жестов, и во многом восприятие происходит не только за счет жестов, но и по артикуляции.

Радостно, что храм стал местом, куда приходят не только помолиться, выразить духовные, религиозные чувства. Неслышащие сюда приходят и для того, чтобы общаться, отметить день рождения, день ангела, юбилей совместной жизни, день рождения детей. Здесь идет полноценная жизнь. И если кого-то из пожилых людей нет на службе в течение недели-двух, люди начинают переживать, узнавать, что случилось, нужна ли помощь, нужна ли поддержка.

– Вы служите какие-то конкретные Литургии для слепоглухонемых? Есть ли службы с хором, к которым привыкли люди слышащие?

Отец Валентин – первый и пока единственный неслышащий священник

– У нас все службы и все требы проводятся одновременно голосом и жестами. Служу я и глухой священник, которого по моему представлению рукоположили сначала в сан диакона, потом в сан священника. Это первый и пока единственный такой священник. Иерей Валентин Терехов.

– Он исповедует?

– Он исповедует так же, как и я. И служит. Мы провели очень большую, кропотливую работу, чтобы решить вопрос, как мы будем служить. Мне внутренне так радостно слышать такие слова от людей, которые в первый раз к нам приходят и удивляются: «Он что, глухой? А ведь и не скажешь, что он не слышит».

– А отец Валентин произносит слова службы?

– Да, произносит. Вся служба ведется им, как и мною, одновременно голосом и жестами. И общаемся мы так же. И так же я общаюсь со своими прихожанами. Основа – жесты, артикуляция. Правда, по артикуляции, с губ не все умеют считывать слова, а жесты знают все.

– А слышащие люди могут прийти на службу в ваш храм?

– А почему нет? Пожалуйста, приходите – у нас не закрытая территория.

– А часто приходят обычные люди? И какая у них реакция на ваши службы?

– Приходят те слышащие, у которых в семье есть близкие с проблемами слуха. Приходят люди уже преклонного возраста, которые в детстве жили на территории Симонова монастыря: когда монастырь закрыли, на его территории много всего было, в том числе и бараки. Те, кто в детстве здесь жили, играли, бегали, прыгали, сейчас рады тому, что в храме и монастыре возобновлена служба. И для них не имеет особого значения, как здесь совершается служба – с хором или без хора. Они с радостью приезжают и молятся вместе с нами. И за это время мы полюбили друг друга.

А таких захожан, каких немало в обычном храме, у нас практически нет. «Чужие к нам не ходят». Потому что выдержать слышащему человеку нашу службу достаточно тяжело. Храмов с красивыми песнопениями много, нашу же «какофонию» трудно вынести.

А мне радостно: как радостно маме и папе первому слову, которое произносит их младенец, так же и я радуюсь, когда кто-то, кто еще не говорил, вдруг начал говорить, и я слышу его голос на службе.

– Начав говорить, эти люди становятся более вписанными в наше говорящее общество?

– Не только это. Они живут вместе с нами. Идет процесс и духовной, и социальной реабилитации. Ведь ощущать себя среди двух или трех десятков слышащих людей им не комфортно. Так же, как и вы будете себя некомфортно чувствовать среди 20–30 неслышащих, которые разговаривают между собой так, как мы не разговариваем. Они в такой ситуации в жизни все время. А у нас в храме – ситуация иная. Здесь они – хозяева положения, и здесь они еще должны объяснить приходящему слышащему человеку, как правильно поставить свечку, написать записку, заказать молебен и панихиду. Если поначалу это их пугало, то сейчас они чувствуют себя в силе и возможности подсказать, объяснить или сделать замечание.

– Да у вас настоящая школа! Или даже институт! Люди проходят такой курс реабилитации – по-другому не назовешь.

– Курса никакого нет. Раньше, в самом начале, перед тем, как начать служить, мы занимались за партами, объясняли смысл каждого слова, потому что в словарном запасе, которым оперируют неслышащие, не было таких слов, что встречаются во время богослужения. Нам приходилось эти слова доносить до сознания неслышащего человека.

Сейчас такие занятия ведутся в воскресной школе, ею руководит отец Валентин. Это уже передается как опыт от более знающих к более молодым, кто приходит и имеет желание здесь потрудиться.

«Купите больному ребенку слуховой аппарат!»

– Как можно помочь вашей общине? Что может сделать человек, который видит и слышит?

– Возможно, кто-то неоднозначно воспримет то, что я скажу, но помочь нам можно только материально, перечислив средства на расчетный счет нашего храма с пометкой в графе «Наименование платежа»: «На помощь детям-инвалидам», либо «На коммунальные платежи», которых у нас достаточно много, если учесть все наши здания, либо «На ремонтно-восстановительные работы», либо «На общецерковные нужды». Из этих средств берутся деньги и на помощь тем четырем интернатам, которые мы духовно окормляем.

– А где находятся эти четыре школы-интерната?

– В Калужской, Брянской и Владимирской областях. Это интернаты для глухонемых и умственно отсталых детей.

Мы помогаем детям, которые не живут в Москве. А значит, они в более трудных условиях. С другой стороны, это взаимообогащение. И наших глухих, и тех, к кому мы приезжаем.

– Как часто вы навещаете эти интернаты?

– Довольно часто. Мы выезжаем с театром жестовой песни, показываем наши инсценировки. И это не только выступление, но еще и общение. Для воспитанников интернатов это возможность поговорить с такими же неслышащими, как они, но еще и верующими в Бога. И услышать о Боге и о вере и услышать это от неслышащего человека.

Они ждут нас. Мы приезжаем не для того, чтобы привезти книжки, зубную пасту, зубную щетку, шампунь… Хотя мы стараемся дать им все необходимое, в чем они нуждаются. Помочь, например, с оборудованием в столовой, приобретении учебников, в оснащении трудовых мастерских и классов. Мы помогли приобрести для этих интернатов интерактивные доски. И вся эта помощь оказывается возможной благодаря тем добрым людям, которые помогают нам.

Если глухой ребенок из деревни, он не имеет возможности приобрести слуховой аппарат. А без аппарата намного сложнее учиться

Как еще можно помочь? Купить ребенку слуховой аппарат. Мы выезжаем с директором Центра реабилитации неслышащих «ОТОФОН», чтобы обследовать детей, подобрать им слуховые аппараты. Мы уже 15 лет сотрудничаем с этим центром. Это интернаты Калуги, Новозыбкова, Кирова. Если глухой ребенок из семьи глухих, он, как правило, не имеет возможности приобрести слуховой аппарат. А без аппарата невозможно учиться. И развитие ребенка значительно замедляется. Батарейки для аппарата, кстати, тоже стоят денег, которых нет ни у интерната, ни у родителей.

А ситуации бывают иногда довольно сложные. Мы зимой приезжали в один из районных центров с Рождественскими поздравлениями, оставили подарки. А потом, как мне рассказывали, одна мама из деревни звонила и просила: привезите мне, если возможно, эти подарки сами, потому что я не могу позволить себе съездить за ними – лучше на те деньги, что я потрачу на дорогу, я куплю детям молока.

Помощь, которая оказывается, весома и значима. И я благодарю всех, кто помогает и перечисляет нам средства на наш целевой расчетный счет, так что мы имеем возможность помочь в приобретении слухового аппарата неслышащим детям, чтобы они могли нормально учиться.

«Наша икона уже много лет мироточит»

– Вы сказали, что все для богослужения сделано с помощью ваших подопечных. Вероятно, они принимали участие и в ремонте здания храма?

– Не могу сказать, что ремонт сделан их руками, хотя в вывозе мусора, грязи, в наведении чистоты они принимали самое активное участие. А облачения для службы, закладки, покрывала – это всё сделано руками наших прихожан. Среди них много великолепных закройщиков, швей, плотников, столяров-краснодеревщиков, которые и помогают благоукрасить храм.

Сейчас, правда, богослужения в центральном храме не проходят в связи с аварийным состоянием лестницы и царской смотровой площадки, к ремонту которой мы на днях приступаем. Службы идут в нижнем храме.

В южном приделе храма, в котором мы начинали нашу духовную жизнь, как раз есть специальные иконы для незрячих, заказанные нами после того, как в 2000 году в нашу общину пришли и слепоглухонемые.

– Эти особые иконы можно трогать?

– Их можно трогать, а шрифтом Брайля написано, кому посвящен образ.

Северный придел – последний из восстанавливаемых пяти приделов центрального храма, где работы уже подходят к завершению.

– Знаю, что у вас есть украшенный образ Богородицы – особо чтимая Ее икона.

Наш неслышащий иконописец написал образ «Умягчение злых сердец» – и икона замироточила

– Это икона Матери Божией «Умягчение злых сердец», которая написана неслышащим иконописцем. Она замироточила – и мироточит до сих пор – после того, как в 2003 году к нам на молитвенное поклонение привозили мироточивую икону «Умягчение злых сердец». Это был первый опыт наших неслышащих, когда мы здесь, еще в разрушенном храме, еще в совершенно тяжелых и сложных условиях, принимали большое количество слышащих людей – и этих слышащих принимали люди неслышащие! Настолько это духовно воодушевило всех, дало определенный стимул к дальнейшему благоукрашению и развитию храма, что наши прихожане захотели, чтобы у нас остался образ Божией Матери «Умягчение злых сердец». Они говорили так: «Мы по жизни очень часто встречаемся со злыми сердцами людей, поэтому нам такой образ очень важен». Я попросил нашего неслышащего иконописца написать такой образ. Он написал – и икона эта замироточила. Уже более тринадцати лет сохраняются капельки мира.

А те украшения, о которых вы говорите, – это благодарность людей, молившихся перед нашим образом, просивших заступничества Царицы Небесной и получивших просимое. Нельзя сказать, что эти украшения очень дорогие. Но они ценны духовно, они ценны тем, что человек не забыл о помощи и о милости и пришел поблагодарить – принес самое дорогое, что у него есть. Пусть это не золото, не платина, не слитки золотые, но это то, что особо дорого для человека, и это он отдал Божией Матери в благодарность за помощь и поддержку.

«Главное чудо – воцерковление глухих и слепоглухонемых людей»

– Отец Андрей, а какое самое большое чудо вы видели в Симоновом монастыре?

– Здесь очень много происходит чудес, только нужно иметь духовное зрение и видеть эти чудеса. Но для меня самое главное чудо – воцерковление глухих и слепоглухонемых людей. И то, что из среды глухонемых есть священник, который совершает Божественную Литургию – и вместе со мной, и самостоятельно, когда я исповедаю, а он служит. И это чудо не только для меня, но и для всех, кто знает и видит, что тут у нас совершается по милости Божией.

– С какими бы словами вам хотелось обратиться к слышащим? Что главное должны мы все знать о тех, кто не слышит?

– Думаю, что особых слов не надо. Нам нужно быть внимательными ко всем, не разделяя людей на глухого, слепого, безногого, безрукого. Нужно иметь любовь в своем сердце и уважение к ближнему своему, не забывая, что он есть образ Божий – такой же, как и мы. А мы должны соответствовать этому образу Божиему в любви, внимании и милосердии.