В понедельник 1-й седмицы Великого поста на повечерии после чтения канона Андрея Критского

Во имя Отца и Сына и Святого Духа!

Сегодня первый день Великого поста. Только что мы слышали начало Великого канона святого Андрея Критского. Этот канон преисполнен глубочайшим покаянием, но в то же время, хотя это и кажется противоречием, он необыкновенно возвышенный. В повседневной жизни, когда мы себя осуждаем и укоряем, то нас такое настроение как бы унижает. И наоборот, когда нас посещают возвышенные, духовные (как нам кажется) мысли, то это часто сопровождается гордостью. Но в каноне, который стал плодом духовной жизни великого подвижника благочестия Андрея Критского, самоукорение сочетается с высотою духа. Таким и должно быть подлинное духовное состояние, и таким оно было у святых отцов. Святой Андрей Критский составил Великий канон, чтобы назидать нас самыми разными духовными размышлениями, основанными на Священном Писании, повествование которого истолковано святым Андреем как изображение нашего нравственного состояния. Великий канон, пожалуй, не нуждается ни в каком дополнении. Нужно лишь внимательно слушать, и все необходимое нашей душе сообщится богатством мыслей канона. Но ради нашей немощи и ради того, чтобы нам было проще разобраться в своем духовном состоянии, дерзнем истолковать один только тропарь канона Андрея Критского.

«Первозданнаго Адама преступлению поревновав, познах себе обнажена от Бога и присносущнаго Царствия и сладости, грех ради моих». Если вдруг на мгновение забыть об истинах христианства, содержащихся в нашей памяти, то рассуждение святого Андрея покажется весьма странным. «Первозданнаго Адама преступлению поревновав». Как мы можем ревновать преступлению Адама? В повседневной жизни мы едва вспоминаем, а скорее всего, и вовсе не думаем о существовании этого человека, нашего прародителя. Следующее изречение еще более таинственно и непонятно: «Познах себе обнажена от Бога». Здесь явно содержится намек на наше нравственное состояние. Но что значит быть обнаженным от Бога? Человека, не знающего святоотеческого толкования Священного Писания, это выражение должно изумлять. «Познах себе обнажена от Бога и присносущнаго Царствия». Присносущное — это существующее всегда. Но какое же это вечное Царствие, где оно? Даже самые могучие государства появляются и исчезают, целые цивилизации погибают, о некоторых народах мы узнаем только по осколкам каких-нибудь кувшинов и другим археологическим находкам. Странное сочетание как будто совсем несовместимых вещей: «Познах себя обнажена от Бога и присносущнаго Царствия и сладости, грех ради моих». Как можно быть одетым в Бога? Как можно быть обнаженным «от Бога и присносущнаго (то есть вечного. — Игум. А.) Царствия и сладости»? Но для того и читается Великий канон, чтобы каждый из нас, вслушиваясь в его слова, молился ими Богу как бы от себя или, правильнее сказать, размышлял пред Богом такими словами.

Сознание современного человека переполнено всевозможными так называемыми научными истинами. Мы имеем превратный взгляд на вещи, но сами этого не замечаем. Даже самые скудные научные знания формируют сознание определенным образом. То, что не соответствует этому образу мыслей, кажется нам чем-то сказочным, мифическим. Нам нужны числа, атомы, молекулы, галактики. Мы верим тому, что говорят о мире ученые, хотя никто из нас не видел доказательств того, что они говорят, и никто из ученых не видел, и является все это чистой фантазией, или, как говорят сами ученые, гипотезами и теориями. Сознание наше так искажено таким подходом к действительности, что когда мы читаем в Священном Писании о сотворении мира и грехопадении Адама, то нам представляется это неким мифом. Даже если мы и принимаем на веру это повествование, то хотим истолковать его в научном ключе. Скудны наши научные познания или глубоки, мы привлекаем их, чтобы интерпретировать священное повествование в угоду современному, неправильному, предвзятому взгляду. В результате Адам становится для нас символом, а не реальным человеком. Священное Писание превращается в символы и аллегории — и мы утрачиваем живое восприятие его истин, перестаем ему сопереживать. Древние люди, тоже увлеченные науками своего времени, дерзновенно пренебрегали истинами Священного Писания или отвергали их. Святитель Григорий Палама, не смущаясь, говорит, что древние философы противоречат Божественному Откровению почти во всем. Он не пытается примирить мнение философов со Священным Писанием, но отвергает их точку зрения как несостоятельную, считая, что уже одним только противоречием с Откровением философы себя дискредитировали. В таких людях, как святитель Григорий Палама, была благодатная вера — та вера, которая происходит не столько от ума, сколько от действия благодати в душе. Такая вера и просвещает ум, и укрепляет сердце, и очищает душу и тело от скверных страстей, в том числе от страсти маловерия.

Андрей Критский тоже был преисполнен такой веры. Он выразил ее в простых словах: «Первозданного Адама преступлению поревновав». Первозданный Адам преступил, не исполнил заповедь Божию, состоявшую в запрете вкушать плоды от древа познания добра и зла. Искушенный змием, а точнее диаволом, действовавшим через змия, Адам пал. Это падение, казалось бы, малое, по сравнению с нашими теперешними грехами, оказалось катастрофическим: оно лишило его первозданной одежды (как сказано в другом тропаре — «боготканной одежды»), той благодати, которой он был окутан от самого своего сотворения. Тяжесть преступления усугубилась тем, что Адам не имел никакой предрасположенности ко греху. Его падение было совершенно произвольным, хотя он и был обманут диаволом. Адам обладал проницательностью и должен был догадаться, что с ним говорит не змей, а диавол. Но в своей самонадеянности он был уверен, что никто не может лишить его того состояния, в котором он пребывает, — «боготканной одежды». Конечно, это образ. «Боготканная» — значит «созданная Богом». Человек, согрешив, лишился Божественного света, в котором пребывал от сотворения. Он вдруг узрел свою наготу — свою телесную природу — и, чтобы прикрыть ее, сделал опоясание из смоковничных листьев.

Мы подражаем преступлению Адама, хотя, может быть, даже не знаем о самом существовании Адама. Мы можем осуждать нашего прародителя, говоря, что если бы он не согрешил, то мы бы сейчас блаженствовали. Но в действительности многими грехами, гораздо более тяжкими, грубыми и лукавыми, чем грех Адама, мы показываем, что ревнуем его преступлению. Мы фактически его повторяем. Представим себя на месте Адама и Евы. Каждый из нас сделает печальный и страшный вывод: мы бы тоже обязательно согрешили. Поэтому мы не имеем права осуждать своего прародителя и оправдывать себя.

Может быть, нам покажется, что сейчас об этом рассуждать невозможно. Но вспомним о Пресвятой Деве. Она, как и все люди, имела в себе первородный грех, то есть наклонность ко греху. Но она никогда не привела эту наклонность в исполнение, никогда не согрешила даже мыслью — и потому сподобилась стать Матерью Божией. Значит, и для нас возможно жить безгрешно, если бы мы только захотели этого. Но даже после получения Божественной благодати в Таинствах Крещения и Миропомазания и соединения с Богом в Таинстве Причащения мы деятельно показываем и утверждаем, что хотим грешить. Мы преступаем заповеди Божии, как наши прародители, и лишаемся «боготканной» одежды, становимся обнаженными от Бога.

Каждый из нас может вернуть себе то естественное состояние, в котором человек был сотворен Богом и о котором нам говорит Священное Писание. Это состояние человека заключается в единении с Господом. Бог — существо недоступное и непостижимое для нас, и сущность Его непознаваема для тварей, то есть существ сотворенных. Но в Нем существует Божественная энергия, или, в переводе с греческого, действие, которое должно облекать душу человека и соединять его с Богом. Чем больше человек стремится к Богу, тем больше погружается в Его бесконечную благость (можно сказать, в пучину благости). Это и есть та самая «боготканная одежда», одеяние Божества. Но когда мы грешим, то лишаемся единения с Богом, лишаемся благодати. От этого мы чувствуем пустоту и неудовлетворенность и, чтобы заглушить горечь от потери рая, ищем всевозможных развлечений и услаждения грехами. Каждый из нас, если он хоть сколько-то чувствовал благодать, обязательно должен почувствовать и горечь от ее утраты. Вот что значит «познах себе обнажена от Бога и присносущнаго Царствия и сладости». Ничто не может заменить этой сладости, ничто не может заменить славы Царства Божия. Наши попытки приобрести славу среди людей или насладиться грехом — это бесполезные усилия заглушить естественное стремление души к единению с Богом. Все это происходит ради наших грехов, и мы обязаны стремиться к тому, чтобы через покаяние восстановить благодатное единение с Богом.

Некоторые подвижники благочестия доходили почти до такого состояния, в каком пребывал Адам до падения. Преподобный Серафим Саровский однажды во время беседы со своим учеником-мирянином, помещиком Мотовиловым, вдруг изменился внешне: лицо его засияло, как солнце, а из глаз, как говорил потом Мотовилов, будто молнии стали сыпаться. Вокруг него разлился свет, и, хотя был сильный мороз, собеседники не чувствовали никакого холода. Эта благодать сошла по молитвам преподобного Серафима и на его ученика.

Один подвижник, ученик знаменитого старца Паисия Величковского, иногда приходил в селение, где днем беседовал со знакомым мирянином на душеполезные темы, а ночью молился. Однажды этому мирянину случилось выйти ночью на улицу, и он увидел, что подвижник молится и при этом весь окружен сиянием. Он спросил его, что это такое. Но подвижник, заметив, что его состояние обнаружили, стал говорить: «Не верь, не верь, это прелесть». Но мирянин не принял такого объяснения, и подвижник велел ему молчать до самой смерти, открыв, что это действие Божественной благодати, действие молитвы Иисусовой.

Некий древний подвижник пришел как-то к знаменитому великому угоднику Божию Арсению. Заглянув к нему в келию, он увидел его стоящим на молитве и погруженным в созерцание. При этом лицо и тело Арсения и его воздетые руки были как огонь, как горящие свечи. Подвижник вышел из келлии, подождал некоторое время, потом снова постучался и застал Арсения уже в обычном состоянии. Испугавшись, что тот видел его молитвенный восторг, Арсений спросил: «Когда ты пришел?» Подвижник, чтобы не рассказывать о видении, ответил: «Только что».

О многих подвижниках нам ничего неизвестно, потому что они скрывали свои благодатные состояния. Но такие состояния возможны. А если это так, значит, нет оправдания нашему нерадению. Конечно, нужно иметь здравый смысл и понимать, что мы обыкновенные люди, живущие в суете и грехах. Мы не можем стремиться к тому возвышенному состоянию, которое было у преподобного Серафима или у Арсения Великого. Но в то же время мы должны восстановить благодатное общение с Богом. Нам необходимо приобрести благодать хотя бы до такой степени, чтобы чувствовать себя грешниками, — это тоже действие благодати. Одновременно мы должны ощущать мир в душе, оказывать снисхождение нашим близким, прощать врага, испытывать любовь к молитве и богослужению, радоваться посту. Все это самые обыкновенные, но необходимые признаки присутствия в нашей душе благодати. Если в нас этого нет, значит, нужно каяться, понуждать себя, усердно молиться — и вернуть себе утерянный рай. Тогда мы уже будем ревновать не преступлению Адама, а его покаянию. Как говорят Церковное Предание и богослужебные тексты, Адам плакал день и ночь, взирая на утерянный рай. Он был великим пророком: согрешив однажды, он всю жизнь каялся и передал память об утерянном рае своим потомкам. Через многие поколения она дошла до праведного Авраама, затем до Моисея и была записана в книгах Священного Писания. Не будем осуждать нашего прародителя за то, что якобы по его вине мы страдаем. Будем подражать его покаянию и вернем себе благодать, утерянную нами за бесчисленные грехи, за нерадение. Будем каяться, чтобы в будущей жизни, неминуемо надвигающейся на нас, приобрести присносущное Царство, уготованное нам от сложения мира Господом Иисусом Христом. Аминь.

10 марта 2003 года

http://www.sestry.ru/church/content/confessor/amvonn/p/vpost/01/03/html_...