СИМВОЛИКА И ГЕРАЛЬДИКА БЕЛОРУССКОЙ СМУТЫ. Протоиерей Владислав Цыпин

Подлинная история трехполосного флага

В публикациях, посвященных новейшим «волнениям Литвы»[1], не хватает анализа исторического, этнического и конфессионального фактора произошедших событий. А эти факторы заслуживают внимания – если их игнорировать, нельзя будет понять, откуда все пошло и куда оно может завести страну. Отправной точкой для анализа ситуации может послужить символика и геральдика белорусской смуты, грозящей опрокинуть Белоруссию в ту же пучину, в которой долго еще будет барахтаться соседняя и братская страна, из любви к призрачной незалежности утратившая свой действительный суверенитет, подаренный ей в 1991-м г.

Самым зрелищным украшением шествий были и остаются бело-красно-белые флаги, порой в виде полотнищ длиной на полверсты. Откуда взялись эти цвета? Их исток находят в легенде о том, как в далеком прошлом некий князь, литовского или русского происхождения, в сражении был ранен в голову; на голову наложили повязку; в разгар битвы князь сорвал с головы окровавленную повязку и, подняв ее как «прапор», бросился на врагов, призывая последовать за собой своих дружинников в самую гущу сечи. Но это только легенда из седой старины.

Реальная и хорошо известная история бело-красно-белого флага не столь пафосна и восходит к революционной катастрофе 1917 г. Двухцветный и трехполосный флаг был спроектирован архитектором Клавдием Дуж-Душевским в марте 1917 г., когда в угаре разразившейся российской смуты в Минске был образован, в параллель с Украинской Центральной Радой, Белорусский Национальный Комитет. В следующем году под присмотром оккупационных германских властей комитетчики провозгласили марионеточную Белорусскую народную республику (БНР), подобную по политическому статусу киевской гетманщине; ее символами стали бело-красно-белый флаг и герб «погоня». Правительство БНР возглавил Вацлав Ластовский. Но русская революция оказалась высококонтагиозным феноменом. Оккупанты заразились бациллой смуты, и в ноябре 1918 г. революция разразилась в самой Германии: зачинщик мировой войны кайзер Вильгельм II бежал из страны, и оккупационные войска ушли из Белоруссии восвояси. С их уходом пала и сколоченная под их опекой БНР, правительство которой унесло этот флаг в эмиграцию, где он употребляется по разным поводам и по сей день.

В ходе российской смуты бело-красно-белым флагом и гербом «погоня» пользовался Станислав Булак-Булаховский, который в Гражданскую войну не раз продавал свою шпагу противоборствовавшим сторонам: офицер Русской армии, он в 1917-м г. поучаствовал в ее разложении и пошел служить советской власти. Л. Д. Троцкий поставил его во главе карательного отряда, но патологическая любовь красного командира к виселицам, возбуждавшая в народе ненависть к Советам, заставила отстранить его от должности; был издан приказ о его аресте, и тогда он перебежал к белому генералу Н. Н. Юденичу, сражавшемуся за «единую и неделимую Россию». После поражения Юденича именно он, Булак-Булаховский, прозванный атаманом, арестовал Юденича, освобожденного затем по настоянию британской и французской военной миссии. Обиженный красно-белый атаман-вешатель перешел к Юзефу Пилсудскому и воевал под бело-красно-белым флагом за расчленение России и восстановление Речи Посполитой «от можа до можа» (от Балтийского моря до Черного).

Следующий этап в истории трехполосного флага относится к новой германской, уже нацистской, оккупации Белоруссии. Его использовала созданная 21 декабря 1943 г. коллаборационистская администрация – Белорусская Центральная Рада (БЦР) во главе с президентом Радославом Островским. 27 июня 1944 г. в Минске по инициативе БЦР состоялся Второй Всебелорусский Конгресс – съезд представителей организаций, предложивших свои услуги группенфюреру СС Курту фон Готбергу, исполнявшему должность генерального комиссара Белоруссии. Под этим флагом в Минске с помпой был проведён парад Белорусской краевой обороны, сколоченной для карательных акций против белорусских партизан.

Флаг приспешников нацистских оккупантов стал государственным в Белоруссии в 1991-м г., при Станиславе Шушкевиче, гостеприимном инициаторе зловещей встречи расчленителей в Беловежской пуще, продержавшись затем до 1995 г., пока белорусский народ не одумался. 14 мая 1995 г. в стране был проведён референдум. Одним из четырех вопросов, вынесенных на голосование, был о новом флаге и новом гербе. За замену государственной символики проголосовало 75 % голосовавших.

В Белоруссии католик – это поляк, а поляк – это католик

Пунктиром обозначенное здесь употребление двухцветного стяга составляет традицию, которую стремятся возобновить вдохновители современных процессий под этим полотнищем. Характерная и важная деталь – никто из названных здесь деятелей, претендовавших править православной Белоруссией, независимо от родного языка – русского, белорусского или польского – и этнического происхождения, не принадлежал к Православной Церкви хотя бы по факту Крещения. Они родились в католических семьях, а католики традиционно в народном сознании белорусов отождествляются с поляками.

В этой связи припоминается один анекдотический диалог, который случился у меня в Свято-Успенском Жировицком монастыре 40 лет назад. Сидя в монастырском дворе на скамейке, я вступил в разговор с паломником из местных крестьян, присевшим рядом со мной. И он огорошил меня новостью к тому времени уже годовалой давности: «Слыхал ли ты, – спросил он меня, – что Папой избрали католика?» – «А разве бывает иначе?» На это он изрек, не церемонясь в выражениях: «Ты, – говорит, – ничего не понимаешь. Папами, известное дело, всегда ставят поляков, а на этот раз избрали не просто поляка, но еще и католика». Эта сногсшибательная информация легко поддается расшифровке: мой собеседник знал, что из двух идентификаторов – поляк и католик – один относится к вероисповеданию, а другой – к национальности, он только перепутал эти слова. Ошибаясь в терминах, православный паломник стоял на твердой почве опытно известных ему фактов: в Белоруссии католик – это поляк, а поляк – это католик, и не столь важно, что тут обозначает нацию, а что конфессию, главное, что это одни и те же лица, независимо даже от родного языка и происхождения.

Кто гонимый, а кто преследователь?

Бело-красно-белый флаг принадлежит истории XX века. Более глубокую генеалогию имеет геральдический символ, которым пестрят колонны демонстрантов: его изображают и на флагах, и на других местах, вплоть до спин и животов участников шествий. Это герб с названием «погоня». На нем в червлёном поле изображен серебряный всадник на серебряном коне, в одной руке он держит меч, в другой – щит с шестиконечным крестом. Всадник ассоциируется с великомучеником Георгием Победоносцем. Этот герб появился в геральдике Великого княжества Литовского во второй половине XIV века. Всадник с мечом в руке изображен на печати князя Ольгерда 1366 г. Позже он употреблялся на печатях Витовта и Ягайло. Что же касается шестиконечного креста на щите, то этот элемент герба, запечатленный на надгробии Ягайло в Кракове, был заимствован у его супруги Ядвиги, подарившей мужу королевскую корону Польши: она была дочерью венгерского короля Людовика Анжуйского, а шестиконечный крест служил геральдическим символом Венгрии. Название герба «погоня» сложилось в конце XV столетия, в официальных актах оно появляется в середине XVI века, но восходит к грамоте Ягайло 1387 г., в которой он повелевает не только рыцарям, но и всем вообще подданным, имеющим коней, участвовать в преследовании врагов, а такое преследование на разных славянских языках называется «погоней».

«Погоня» стала гербом Ягеллонов – литовских Гедиминовичей, владевших польской короной

«Погоня» стала династическим гербом Ягеллонов – ветви литовских Гедиминовичей, владевших польской короной, но в качестве государственного герба она употреблялась в Великом княжестве Литовском, вступившем вначале, при Ягайло, в личную унию с Польшей, а затем, в результате Люблинской унии 1569 г., ставшем составной и подчиненной частью Речи Посполитой. «Погоня» вошла как элемент в родовые гербы княжеских фамилий, происходивших от Гедимина: как католических и потому польских – Корецких, Сангушек, Чарторыйских, так и русских и православных: Голицыных, Трубецких, Куракиных. В 1918-м г. «погоня» стала гербом сразу двух новоиспеченных государств, образовавшихся на развалинах Российской Империи под покровительством оккупационных властей Германии: Литовской республики и Белорусской народной республики. В Белоруссии этот герб употреблялся затем в параллель с бело-красно-белым флагом, вместе с ним появляясь и исчезая со зданий, улиц и площадей.

Витовт

Итак, «погоня» – это герб со своей почтенной историей. Вопрос только в том, какое отношение имеет он к истории белорусского народа, какая участь выпала белорусскому народу в погоне? Роль гонителя или жертвы гонения? Вопрос о правомерности употребления «погони» в качестве геральдического символа Белоруссии – это, в сущности, вопрос о месте белорусов в Литовском княжестве. Чьим государством, государством какого этноса по преимуществу было это княжество – региональная держава средневековой Европы? В своих истоках, естественно, литовским. В среде современной белорусской интеллигенции распространено представление, что литовские князья Ольгерд, Кейстут, Ягайло и особенно Витовт – это великие деятели из истории белорусского народа. Но так ли это? Витовт и в самом деле был выдающимся полководцем и искусным политиком, если угодно, великим человеком. О масштабности его личности спора нет, и к истории белорусского народа он, разумеется, имеет отношение, но в чем оно заключается? Давая отчет в относительной адекватности любых сравнений, позволим себе все же и такую приблизительную аналогию: с историей русского народа связаны имена ханов Берке, Узбека, Тохтамыша, но можно ли на этом основании считать этих правителей Золотой Орды, от которой зависела Русь во времена ига, русскими историческими деятелями? Идеологи «Незалежной», вероятно, считают, что и можно, и должно, но, говоря всерьез, – это вопрос риторический.

Вопрос в том, какая участь выпала белорусскому народу в погоне? Роль гонителя или жертвы гонения?

Витовт умел говорить по-русски, на одном из западнорусских диалектов, возможно, даже лучше, чем по-литовски. Со временем, действительно, произошла славянизация Гедиминовичей: полонизация тех из них, кто принял католичество, и обрусение князей православного исповедания. В XVI веке не оставалось уже династических потомков Гедимина, которые бы считали литовский своим родным языком. Аналогичным образом обстояло дело и с упомянутыми тут потомками Чингиcхана. Династические Чингизиды говорили не по-монгольски, как сам Чингисхан, но на тюркских, иранских языках, по-китайски в Китае и по-русски в России – князья Юсуповы, Мещерские, Урусовы, влившиеся в состав российской знати. Но вот Батый был еще монголом, хотя в созданной им Золотой Орде официальным служил уже не монгольский, но тюркский язык. Так и Витовт, зная русский язык, сознавал себя все же литовцем.

Литовский язык сохранился в княжестве в основном на его северо-западной окраине, в племени жемайтов, или жмуди, которое долгое время сопротивлялось власти тракайских и виленских князей из племени аукштайтов, собственно литвы. Жмудь дорожила не только племенной независимостью, но еще и верой в национальных богов, или болванов, так что крещена она была уже только в XV веке по католическому обряду. Литовцы же, аукштайты, овладевшие, как через династические браки своих правителей с русскими княжнами, так и путем вооруженных захватов, западнорусскими княжествами (Полоцким, Туровским, Смоленским, Киевским, Черниговским, Северским, Волынским), обескровленными в ходе татаро-монгольского нашествия, со временем почти без остатка растворились в многократно превосходящей их числом славянской среде, в которой они наравне с местными землевладельцами составили верхний слой – боярство, переименованное позже, уже при польском господстве, в шляхту. Большая часть из них приняла Православие, а вот правящая верхушка Литвы в выборе исповедания колебалась, склонившись в конце концов, по причинам отнюдь не богословским, но политическим, к католичеству.

Эти колебания удобно проследить на религиозных метаморфозах первых литовских князей: Гедимин до конца жизни оставался язычником; его сын Ольгерд воспитан был как язычник, в зрелом возрасте он крестился по православному обряду: по одной версии, с именем Александр, а по другой – с именем Димитрий. Но при его погребении в 1377-м г. совершались языческие обряды – на погребальной тризне в жертву было принесено 18 боевых коней. Младший брат Ольгерда Кейстут от Крещения уклонился и был похоронен в Вильне как язычник. В следующем поколении сын Ольгерда и тверской княжны Юлиании Ягайло был в детстве крещен в Православной Церкви с именем Иаков, но когда ему было за 50 лет, ради польской королевской короны переменил вероисповедание, и в 1384-м г. в Кракове был заново крещен по католическому обряду с именем Владислав. Его двоюродный брат, сын Кейстута Витовт, был воспитан отцом как язычник, в 32 года крестился в Католической церкви с именем Виганд, два года спустя переменил веру и был заново крещен по православному обряду, нареченный Александром, а еще через 2 года, в 1386-м г., возвратился в Католическую церковь, и при этом был крещен в третий раз с тем же именем Александр.

В результате Литовское княжество, хотя и стало почти монолитно русским по языку его населения, так что и официальные акты выходили в Вильне на русском, или, что то же, старобелорусском языке, но доминирующую позицию в нем занял католический костел, следствием чего стала полонизация русско-литовских магнатов, а вслед за ними и многочисленной шляхты заодно с городским мещанством, при том, что в городах и городках (мястечках) с XVI века преобладало германоязычное, точнее, говорившее на идише, еврейское население. У нас нет данных о соотношении различных этнических и конфессиональных групп в населении белорусских городов в эпоху Великого княжества Литовского, но косвенным образом о нем можно судить по значительно более поздней статистике: по переписи 1897 г., в Минске проживало 46 тысяч евреев, 23 тысячи великороссов, 10 тысяч поляков и 8 тысяч белорусов, в Вильне, по той же переписи, – 62 тысячи евреев, 48 тысяч поляков, 31 тысяча великороссов, 7 тысяч белорусов и 4 тысячи литовцев, в Гродно – 22 тысячи евреев, 10 тысяч великороссов, 7 тысяч поляков, 5 тысяч белорусов и 1 тысяча татар.

Люблинская уния и полонизация Литовского княжества

Люблинская уния. Художник: Ян Матейко

Польское господство в Литовском княжестве стало безраздельным после заключения в 1569-м г. Люблинской унии. Ее условия были продиктованы из Кракова – в ту пору польской столицы. Княжество утрачивало все признаки суверенитета, приобретя статус номинальной автономии. Католицизм, в ту пору исповедание незначительного меньшинства княжества, становился не привилегированной, как это было и ранее, но господствующей религией: в сенат Речи Посполитой, например, входили епископы католические, но не православные. Более того, добрая половина территории княжества – Киевщина, Черниговщина, Волынь – была изъята из него и включена в состав «короны», иными словами, собственно Польши.

После этого изъятия княжество стало землей белорусов, при этом, однако, этноним «белорусы» редко употреблялся тогда применительно ко всему вообще белорусскому этносу. Так называли жителей Могилевщины и Витебщины, а в других регионах в ходу были иные названия: полещуки, брещуки, чернорусы. Интегральным наименованием населения княжества стало «литвины», но это был все же не столько этноним, сколько обозначение территориальной привязки, поскольку литвинами могли тогда называть себя не только те, кто говорил по-белорусски, но и пользовавшиеся польским или литовским языком жители княжества. В то же время в иных случаях слово «белорусцы» применялось по отношению ко всему русскому, а значит, также и малороссийскому, или украинскому, народу Речи Посполитой.

Белорусы были унижены и в религиозном и в национальном отношении, считались людьми второго сорта

Белорусы, составляя значительное большинство в населении княжества, были унижены и в религиозном и в национальном отношении, считались людьми второго сорта, но положение их приобрело совсем уже катастрофические черты после принятия в 1596-м г. религиозной Брестской унии. Православное население Речи Посполитой было в принудительном порядке переведено в унию. Сопротивлявшиеся насилию исповедники, свято хранившие наследие преподобной Евфросинии Полоцкой и святителя Кирилла Туровского, подвергались пыткам и казням. В течение нескольких десятилетий Православная Церковь в Речи Посполитой была вне закона, что подтолкнуло православный народ польской «украйны» – Украины, прежде всего, казачество, к освободительной борьбе, первый этап которой завершился Переяславской Радой и мудрыми решениями, принятыми на ней.

На белорусской земле местная шляхта, которая земное благополучие поставила превыше всего, в массовом порядке принимала католичество латинского обряда и полонизировалась, так что униатство стало считаться верой мужицкой, хлопской – религией рабов, а православную веру поносили, называя её «собачьей», клеймили как арианскую ересь. В 1717-м г. запрещено было строить новые православные храмы и чинить ветхие. Архиепископ Могилевский Георгий (Конисский) так описывал жизнь православных в Речи Посполитой:

«Духовные и сильные мирскою властью гоняли православный народ, как овец, в костел или униатский храм. Во время самого чтения Евангелия входил в храм приказчик, бил народ плетью и гнал его, как скот из хлева... Детей били розгами пред глазами матерей, матерей – пред глазами детей... На моих глазах несколько раз секли девицу, сперва розгами, потом шиповником, чтобы отреклась от веры, и – не отреклась. Женщину с грудным младенцем полгода держали в тюрьме, младенца она лишилась там же, а муж бит и замучен особо; ей самой жгли пальцы, чтоб отреклась нашей веры, и – не отреклась. Другая закована была в кузницу (железный ошейник) и удавлена».

В 1759-м г. в Орше банда вооруженных пистолетами и саблями головорезов напала на самого святителя Георгия в храме за богослужением. Чтобы спасти жизнь архипастыря, его вывезли тайком из города в телеге, прикрытой навозом.

В своих гонениях на Православие костел и католическая шляхта зашли слишком далеко, и Господь остановил их. Православные подданные Речи Посполитой видели в России свою покровительницу и защитницу. В Петербург, ко двору и в Синод, сотнями шли из Польши жалобы и просьбы о заступничестве. В 1762-м г. присутствовавший на коронации Екатерины II святитель Георгий в речи перед Императрицей поведал о скорбях своей гонимой паствы и умолял Екатерину заступиться за православных. Правительство России наконец склонилось к мысли о необходимости защитить православное население Речи Посполитой. Конечным результатом вмешательства стали последовавшие один за другим три раздела Польши.

Последствия разбойничьей Брестской унии были упразднены не сразу после включения в состав Российской Империи территории бывшего Литовского княжества, а только в 1839-м г, на Полоцком Соборе. Собор составил торжественный акт о присоединении:

«Мы положили твердо и неизменно признать вновь единство нашей Церкви с Православно-Кафолическою Восточною Церковью и посему пребывать отныне, купно с вверенными нам паствами, в единомыслии со Святейшими Восточными Патриархами и в послушании Святейшего Правительствующего Всероссийского Синода».

25 марта Синод утвердил акт о воссоединении. Число воссоединенных превышало 1 миллион 600 тысяч христиан. В память об этом событии была выбита медаль с надписью: «Отторгнутые насилием (1596) воссоединены любовью(1839)». За исключением малой части униатского духовенства, загнанный в свое время в унию народ легко и безболезненно возвратился к вере своих предков – в Православие.

Загнанный в свое время в унию народ возвратился к вере своих предков – в Православие

О том, насколько прочным было это восстановление Православия, говорит такой красноречивый факт. В период между двумя мировыми войнами, когда Западная Белоруссия оказалась в составе восстановленной Речи Посполитой, там предпринимались колоссальные усилия по восстановлению унии. В восточные воеводства Польши с миссионерскими целями направлялись монахи-редемптористы и иезуиты. Главным центром пропаганды стал униатский монастырь, основанный в 1924-м г. специально с прозелитической целью в Альбертине – имении графа Пусловского около Слонима. Но затея эта провалилась. В 1935-м г. в Альбертине числилось 50 миссионеров и не более 300 прихожан из окрестных деревень, причем какую-то часть униатов составляли переселенцы из Галиции. Таким образом, попытка распространения унии, предпринятая впервые после Брестского Собора с большим размахом, решительно провалилась. Православный народ Западной Белоруссии сохранил преданность вере предков – святому Православию.

Белорус – значит православный

За возвращением бывших униатов в праотеческое Православие в 1839-м г. произошел заметный сдвиг в этническом самосознании населения бывшего княжества. К концу XIX столетия этнонимы «литвин» и «белорус» были уже жестко дифференцированы. Православные считали себя русскими и белорусами, а литвинами продолжали именоваться те жители Виленской, Гродненской Минской губернии, которые, оставаясь католиками, не владели польским языком, хотя и они сами, и их православные соседи все равно считали их заодно поляками, потому что на пространстве бывшей Речи Посполитой поляк значило католик: польскоязычный человек православного, лютеранского (кашуб) или иудейского исповедания не воспринимался как поляк, но славяноязычные католики, не немцы или литовцы, причислялись в бытовом общении к полякам.

Православные считали себя русскими и белорусами, поляк значило католик

Что в этой связи можно заключить о политических деятелях, выбравших для современной Белоруссии герб Великого княжества Литовского и бело-красно-белый флаг дважды или даже трижды марионеточного квази-государственного образования? Очевидно, что эти деятели не могут считаться действительными белорусскими националистами, что это люди в масках. Ныне они, «свядомые» националисты, умоляют польские власти представлять в европейском и мировом, что значит при их зауженном кругозоре – западном сообществе, интересы Белоруссии. Это как если бы Ирландию представляла по старой памяти Великобритания, Словакию – Венгрия, Корею – Япония, а Грецию и Армению – Турция. Слов нет, тесное общение Ирландии и Британии продолжалось в течение многих веков, в Ирландии даже говорят по-английски, но от такого их общения осталось слишком много ран и шрамов на теле не кошки, а чудом выжившей мышки, чтобы народ Ирландии в трезвом уме и доброй исторической памяти мог доверить представление его интересов британским властям. Аналогичным образом обстоит дело и с взаимоотношениями Польши с ее кресами, то есть окраинами, как принято по-старому называть там украинские и белорусские земли.

Ради полноты картины нужно уточнить, что не все те, кто стремится ныне вырвать Белую Русь из Русского мира, ориентируются на Польшу. Среди них есть и единомышленники украинских нацистов, для которых путеводной звездой служит Германия, не столько современная, сколько та, которой в свое время прислуживали Упа-Унсо, а в Белоруссии – Радослав Островский под трехполосным прапором. В банду украинских нацистов затесались боевики из Белоруссии, сколотившие отряд под названием «Пагоня».

И все же при внимательном взгляде на скрытые пружины происходящих событий, на их международный контекст нельзя не заметить, что настоящими вдохновителями беспорядков, творящихся в Белоруссии, как, впрочем, и на других территориях, изъятых из исторической России, являются не замогильные нацисты и их идейные приспешники, не псевдобелорусские «свядомые» националисты, но те круги, которые зарекомендовали себя искусством втемную разыгрывать чрезмерно пылких любителей высокоградусных политических напитков. В конечном счете Большая игра ведется в Европе ради глобальной цели – созидания постхристианского мира.

В конечном счете Большая игра ведется в Европе ради глобальной цели – созидания постхристианского мира

Никто из земнородных не застрахован от ошибок. Роковой оплошностью белорусского руководства, чем не преминула воспользоваться могущественная закулиса, стала зашедшая слишком далеко игра в многовекторность. В свое время подобные игры где-нибудь на периферии, например, в регионе, который был в свое время назван «задворками Европы», могли казаться удачными. Пример знаменитого резидента роскошного острова в Адриатике производил завораживающее впечатление на лидеров, стремящихся если не к абсолютной, что невозможно, то к предельной независимости своих стран, но есть два обстоятельства, которые не стоит игнорировать: знаменитый маршал отошел в иной мир на вершине почета и славы, но страна, которой он правил, распалась после него на осколки, и распадение ее было кровавым. Это во-первых, а во-вторых: Белоруссия расположена не на периферии, а в самом эпицентре противостояния двух миров, двух цивилизаций: православной и постхристианской, в старину, когда в массе своей европейские народы еще не отрекались от Христа, сказали бы: православной и западнохристианской, или, как это обозначено у Н. Я. Данилевского, – славянской и романо-германской. Белая Русь по причинам религиозным, этническим, историческим, политическим, географическим – органическая и ничем не заменимая, экзистенциальная часть Руси, Русского мира.

[1] Из пушкинского стихотворения «Клеветникам России», содержащего квинтэссенцию национальной идеологии.

https://pravoslavie.ru/134690.html