СИЛА КРЕСТА

Страница для печатиОтправить по почтеPDF версия
Мальчик

Иеродиакон Никон (Муртазов) родился в 1939 году в верующей крестьянской семье в прикамском селе Ново-Шешминек. В раннем детстве он перенес тяжелую болезнь, которая надолго приковала его к постели. Не имея возможности посещать школу, обучался на дому. Как пишет отец Никон в одном из своих рассказов, соседская девочка приносила ему задания на дом, а выполненные им уроки относила учителям.
После школы окончил заочный Народный университет искусств им. Крупской, а в 1979 году – Московскую Духовную Семинарию. Долгое время служил диаконом в Пюхтицком женском монастыре в Эстонии. Будучи иконописцем, создавал иконостасы в Иоанновском монастыре на реке Карповке, в часовне блаженной Ксении на Смоленском кладбище, в других храмах и монастырях. Некоторое время жил в Печерах Псковских, служил диаконом в эстонском храме святой великомученицы Варвары. В 1999 году жил трудником на Святой Земле, где был пострижен в монашество с именем Никона. Сейчас живет в Петербурге, в монастыре Иоанна Кронштадтского.
В рассказах отца Никона видна самая главная черта христианина – любовь к людям. "Что заставило меня писать? – размышляет автор, - Единственно любовь к Богу и человеку, желание помочь людям через чудо познать величие и власть Творца, познать истину, которая делает человека свободным от плена страстей и примиряет нас с Богом".

Детский противотуберкулезный санаторий, куда мать меня привезла на лечение, находился на высоком холме, окруженном сосновым бором. Тяжесть заболевания диктовала строгий постельный режим. Так и лежали мы – кто год, кто два, а кто-то страдал и пять, и семь лет. Лег и я на долгие годы, еще не осознавая детским умом всего, что может произойти со мной. Поговорив с врачом, украдкой поплакав и напоследок молча перекрестив меня, мать уехала. Родная деревня оказалась теперь далеко. Я остался один на один с иной жизнью, с незнакомыми людьми.

Здесь было четырехразовое питание, школа, хорошая библиотека. Школа по успеваемости была первой в районе. Ученики лежали на койках с колесиками. Каждое утро заботливые нянечки развозили детей по классам, а после занятий везли их обратно в палаты.

Мне врезалась в память огромная кумачовая надпись на стене санатория: «Спасибо товарищу Сталину за наше счастливое детство». И это была правда. Больные дети не чувствовали себя обделенными. Мы слушали радиопередачи, играли на гармони, в шахматы, шашки, морской бой, пели песни, читали, шумели и спорили. Девочки занимались рукоделием. Старшие ребята выпускали стенгазету, составляли кроссворды.

Большой радостью была для всех нас встреча на своих каталочках в кинозале. Собираясь вместе, мы, дети разных народов, считали себя единой советской семьей. Напоминание о национальности служило поводом для обид. Наши шефы, работники Казанского исторического музея, привозили и показывали свои экспонаты. Общество слепых устраивало концерты. В дни праздников выступали пионеры и ветераны. Воспитывали нас на примерах преданности Родине, служения своему народу, безоглядной веры в человеческие силы. Основой воспитания служил дух гордого атеизма.

Я быстро включился в общую жизнь, стал неугомонным участником всех ребячьих увлечений: подбирал на гармони полюбившиеся мелодии, оформлял стенгазету, много читал. Новые впечатления совсем заслонили в моей душе образ матери и родного дома.

Мать приезжала ко мне раз в год. Наплакавшись вдоволь, она с лаской и болью смотрела на меня, гладила по голове, утешала, измеряла мой рост. Она молилась, и, думаю, ее молитва доходила до Бога. После ее отъезда какое-то внутреннее волнение не отпускало меня. И тогда я мечтал поскорее уехать отсюда.

Лечение облегчало страдания, но болезнь лишь отступала, совершая свое коварное разрушительное дело, проникая в известковую оболочку костей. На время отступил и мой недуг – врачи поставили меня на ноги. Был сделан желатиновый корсет, в руки дали костыли, велели ходить. Голова кружилась, ноги дрожали, а радости не было конца. Вскоре приехала мать и забрала меня домой. С грустью прощался я с друзьями, с санаторием, ставшим мне родным домом. Стояла осень, воздух веял прохладой, под ногами шуршала опавшая листва.

– Теперь мы будем жить с монашками, – сказала мне мать, спускаясь с горы. – Они обе старенькие. У Анны Михайловны хороший голос – она поет в церковном хоре, а Феня там убирает. Они очень хорошие, добрые.

Я молчал, не зная, что ей ответить: сама тема была для меня чужой. Я еще помнил некоторые молитвы, выученные в раннем детстве, но они уже не имели никакого значения в моей нынешней жизни.

Вечером мы уже были в родной деревне. Наш маленький домик имел двух хозяев. Одну половину занимали наши пожилые соседи, а вторую – мы. В комнате было уютно и тепло от натопленных печей. Тонкое, забытое благоухание свечей и ладана пронзало до самого сердца. В небольшой комнатке было очень много икон, перед которыми горела большая лампада. Тикали ходики. За окнами моросил осенний дождь. Анна Михайловна дала мне почитать небольшую, сильно потрепанную книгу с желтыми страницами. Это был «Закон Божий». Я читал ее как сказку, пока не уснул.             

В полночь я проснулся. Тусклый, мягкий свет лампады освещал комнату. Вдруг я увидел, как из кухни вошел в комнату черной тенью человек и сел на сундуке у моих ног. Отчетливо вырисовывались голова, плечи и руки. «Кто это?» – подумал я. Захотелось ощупать вошедшего. Я сел и протянул руки. Они ничего не ощутили, хотя призрак продолжал сидеть не двигаясь.

Я сразу разбудил мать и монашек. Включили свет. Видение пропало.

– Это тебя бес пугает, – со вздохом сказала Анна Михайловна. – Ушел ты от него, вот ему и лихо. Молиться надо.

Свет выключили, и мы вновь заснули.

Утром и днем я был в раздумье. От внезапной встречи с потусторонней силой возник вопрос веры: «Если ночной гость – бес, значит, есть и Бог?» У Господа много путей обращения к Себе грешника. Видимо, этот путь был – от противного. Во вторую ночь я проснулся опять в полночь.

Лежал, закрывшись ватным одеялом, и с минуту ни о чем не думал. И вдруг почувствовал, что кто-то, весом с кошку, прыгнул на меня откуда-то сверху и стал бегать по мне вперед-назад с небольшими остановками. Я испугался, не зная, что мне делать. Боялся выглянуть из-под одеяла. «А если попробовать перекреститься?» – подумал я и осенил себя крестным знамением под одеялом. Кошка добежала от ног до живота и остановилась там. На грудь она не побежала. Тогда я все понял. Кошка боится креста. Вынув руку из-под одеяла, перекрестил все, и... сатанинское наваждение исчезло. Сомнений не оставалось: это был бес. Я поверил в силу Креста.     

Утром рассказал своим о «кошке». Надел на себя крестик и выучил наизусть молитву «Да воскреснет Бог...».

В третью ночь диавол явился мне во сне – в своем адском зверином образе. Он смотрел на меня с улицы в окно. Глаза горели страшным огнем. Вид этот был ужасен, но я стал читать выученную днем молитву и совершать крестное знамение. Этим я словно жег его: он искривился в злобной гримасе и на словах «тако да погибнут беси...» стал растворяться как в тумане и постепенно исчез из моих глаз. Так Милосердный Господь дал мне познать не только силу креста, но и силу крестной молитвы, которую необходимо знать каждому христианину для защиты от врагов нашего спасения. Я благодарил Бога за Его великую ко мне милость и, исповедав свои грехи, начал новую христианскую жизнь.

 

Даниловский благовестник, 2003 г.

http://www.pravpiter.ru/gorn/n016/ta001.htm