Шесть последних ступеней к Радости

Богослужения Страстной седмицы — отражение последних дней земной жизни Спасителя. У каждого из этих дней свое, особое евангельское содержание: не случайно они исстари называются великими днями. Мы постараемся рассказать вам о каждом из них; о том, что ждет нас в этот день в православном храме.

Се, Жених грядет в полунощи

В Великий Понедельник на утрене впервые поется тропарь «Се, Жених грядет в полунощи, и блажен раб, егоже обрящет бдяща; недостоин же паки, егоже обрящет унывающа…». В этом тексте нашли отражение несколько евангельских эпизодов, несколько Христовых притч, объединенных одной темой — духовного бодрствования или бдительности. Мы не ведаем, когда в нашу жизнь — как в древний Иерусалим — войдет совершенно очевидно Христос; мы склонны делить свою жизнь на «церковную» и «остальную», и если поверять эту остальную жизнь верою, то лишь по принципу «Да вроде особо страшных грехов не совершил». Спаситель же говорит ученикам: И вы будьте подобны людям, ожидающим возвращения господина своего с брака, дабы, когда придет и постучит, тотчас отворить ему. Блаженны рабы те, которых господин, придя, найдет бодрствующими (Лк. 12, 36–37). В Евангелии от Матфея Иисус Христос также приводит пример из жизни слуг или рабов. Слуга, которому господин оказал особое доверие, оставив его «на хозяйстве» вместо себя, может исполнить волю господина, и тогда его ждет награда; а может, будучи зол, повести себя совершенно иначе, недостойно, решив, что господин придет не скоро, а потому о последствиях можно не думать (см.: Мф. 24, 45–51). Но судьба этого слуги окажется весьма печальной.

Что же касается Жениха, грядущего в полунощи, то есть ночью, когда Его не ждут, — в следующей главе того же Евангелия от Матфея мы читаем притчу о десяти девах, участницах традиционной свадебной церемонии. Пять из них были мудры и заранее запаслись елеем для светильников, с которыми они должны были встречать жениха, возвращавшегося со своей невестой из дома ее родителей в родной дом; а пять других о елее вовремя не подумали (см.: Мф. 25, 1–13). Итак, бодрствуйте, потому что не знаете ни дня, ни часа, в который приидет Сын Человеческий — эти слова Христа должны заставить нас вовремя заботиться о нашем елее, то есть о том, чтоб возвращающийся на Свою землю Жених нашел наши светильники — наши души — ярко и чисто горящими для Него.

На утрене Великого Понедельника также впервые поется скорбная песнь «Чертог Твой вижду, Спасе мой, украшенный, и одежды не имам да вниду вонь; просвети одеяние души моея, Светодавче, и спаси меня». Эти слова заставляют нас вспомнить притчу о брачном пире — Мф. 22, 1–14. Среди гостей, собранных на распутиях (то есть просто по дорогам — поскольку иные, званые, пошли кто на поле свое, а кто на торговлю свою), обнаруживается человек, одетый не в брачную одежду (11) — в то время, как всем, приглашенным на пир, такая одежда предоставлялась; если человек одет иначе, значит, он отверг дар. Мы много раз, может быть, каждый день отвергали Божии дары — как мы войдем в сияющий чертог? Одна надежда — что Господь Сам просветит наши жалкие одежки, сделав их брачными одеяниями.

Наконец, евангельское чтение на утрене Великого Понедельника — Проклятие смоковницы (см.: Мф. 21, 19–20; Мк. 11, 12–14). Это одна из самых трудных и самых жестких страниц земной жизни Спасителя: единственная, где Он, столько раз миловавший и спасавший, предстает грозным, карающим… Но — не людей, заметим, а всего лишь дерево, которое все равно завтра срубят. Напомним, проведя ночь в Вифании, Спаситель возвращается в город и чувствует, что проголодался (взалкал): и увидев при дороге одну смоковницу, подошел к ней и, ничего не найдя на ней, кроме одних листьев, говорит ей: да не будет же впредь от тебя плода вовек. И смоковница тотчас засохла. Увидев это, ученики удивились и говорили: как это тотчас засохла смоковница?

Евангелист Марк уточняет: еще не было время смокв. Это уточнение может вызвать недоумение, если не знать, что отсутствие плодов на весенней смоковнице, покрытой уже листьями, означало, что не было именно предыдущего, осеннего урожая.

«Для чего предано проклятию бездушное дерево? Христос показывает этим, что Он может и силен наказать Своих врагов, однако же добровольно отдает Себя на распятие», — так объясняет произошедшее Иоанн Златоуст. «Господь проклял смоковницу, — пишет преподобный Ефрем Сирин, — чтобы она для друзей послужила знамением, для врагов же — предостережением». А блаженный Феофилакт Болгарский говорит, что «всякий человек, предающийся удовольствиям настоящей жизни, подобен смоковнице: он не имеет плода духовного для алчущего Иисуса, а одни только листья, т. е. временный и преходящий призрак мира сего».

Наконец, святитель Иннокентий Херсонский напоминает нам о том, что «Неплодная смоковница в беседах Господа и раньше служила образом человека грешника». В главе 13 Евангелия от Луки виноградарь уговаривает хозяина не рубить смоковницу, не приносящую плода, обещая окопать ее и обложить навозом; а иерусалимский эпизод с иссохшим деревом предупреждает человека о том, что «обкладывать навозом» — давать шанс — будут не до бесконечности… Неразрывная смысловая связь: на Литургии Преждеосвященных Даров в Великий Понедельник читается глава 24 Евангелия от Матфея, в которой Спаситель рассказывает ученикам о Своем втором пришествии, о Страшном Суде.

Се, тебе талант Владыка вверяет, душе моя…

…Страхом приими дар, заимствуй давшему ти, раздавай нищим, и стяжи друга Господа, да станеши одесную Его, егда приидет во славе, и услышиши блаженный глас: вниди в радость Господа твоего. Тоя достойна мя сотвори, Спасе, заблудившаго, великия ради Твоея милости» — эту стихиру мы слышим в Великий Вторник. Она заставляет нас вновь пережить евангельскую притчу о талантах (деньгах), полученных рабами от господина (см.: Мф. 25, 14–30). Двое пустили полученные деньги в оборот и вручили вернувшемуся господину прибыль, третий же зарыл свой талант в землю, исходя из того, что возможная прибыль все равно не будет принадлежать лично ему. То, что дал нам Господь, то, что получено нами в Святом Крещении, мы должны неустанно приумножать — ради Него, дабы вернуть Ему с прибылью: и тогда Он позаботится о нас. Самим же нам заботиться о себе, воровато зарывая полученное в землю, — не стоит.

Евангельское чтение на Литургии Преждеосвященных Даров — это очень большой фрагмент Евангелия от Матфея, с 36‑го стиха 24‑й главы: о дне же том и часе никто не знает, ни Ангелы небесные, а только Отец Мой один; но, как было во дни Ноя, так будет и в пришествие Сына Человеческого… — по второй стих главы 26: будет Пасха, и Сын Человеческий предан будет на распятие. До Крестных страданий и смерти осталось всего два дня, и ученики Христа должны это знать. Но это же евангельское чтение включает в себя и притчу о десяти девах, о которой мы уже говорили, и притчу о талантах, и знаменитые слова о том, что добро, сделанное ближнему, — это добро, сделанное Христу; а отказ в помощи ближнему — это отказ Самому Господу; и на Страшном Суде каждому воздастся за то, что он сделал или не сделал для Бога (см.: Мф. 25, 31–46).

Если зерно не умрет…

Великая Среда — это день предания Иисуса Христа на смерть. Вот почему этот день недели весь год — за исключением сплошных седмиц — постный. На утрене Великой Среды читается Евангелие от Иоанна, глава 12 (24–27): Истинно, истинно говорю вам: если пшеничное зерно, пав в землю, не умрет, то останется одно; а если умрет, то принесет много плода. Любящий душу свою погубит ее; а ненавидящий душу свою в мире сем сохранит ее в жизнь вечную. Кто Мне служит, Мне да последует; и где Я, там и слуга Мой будет. И кто Мне служит, того почтит Отец Мой. Душа Моя теперь возмутилась; и что Мне сказать? Отче! избавь Меня от часа сего! Но на сей час Я и пришел.

Все ближе страшные дни Крестной Жертвы. Все напряженней, все тревожней богослужение. Последний раз — до следующего Великого поста — молимся мы молитвой Ефрема Сирина, задававшей тон великопостным седмицам. И на Литургии Преждеосвященных Даров слушаем евангельский отрывок (см.: Мф. 26, 6–16) — на сей раз краткий, но вместивший в себя два полярных человеческих поступка, два противоположных выбора. Выбор женщины, возлившей на главу Иисуса драгоценное миро, и гибельный выбор Иуды Искариота. Самое поразительное — что поступок Иуды выглядит как непосредственная реакция на слова Учителя о женщине, вызвавшей, как мы помним, недовольство некоторых учеников: что смущаете женщину? Она доброе дело сделала для Меня (…) возлив миро сие на тело Мое, она приготовила Меня к погребению. Истинно, истинно говорю вам: где ни будет проповедано Евангелие сие в целом мире, сказано будет в память ее и о том, что она сделала. Тогда один из двенадцати, называемый Иуда Искариот, пошел к первосвященникам…

Следует отметить: в Четвероевангелии описан не один, а три сходных эпизода помазания Иисуса женщиной: Мф. 26, 6–13 (тот же эпизод у Марка, 14, 3–9); Лк. 7, 36–50; Ин. 12, 3–8. И Церковь в Великую Среду поет, скорее всего, не о том, о чем повествует евангелист Матфей, а о том, что описано у Луки и имело место в галилейский период служения Христа, задолго до Его последнего входа в Иерусалим: «Блудница в плаче вопияше, Щедре, отирающи тепле пречистеи Твои нозе власы главы своея, и из глубины стенящи: не отрини мя, ниже омерзи, Боже мой: но приими мя кающуюся, и спаси, яко един Человеколюбец…». Да, та женщина была грешницей, возможно, даже блудницей; а о жительнице Вифании, невольно приготовившей Учителя к погребению, ничего подобного не говорится. Однако нам, может быть, станет проще, если мы осознаем, что в прощении нуждаются не только блудницы, но любой человек, даже такой светлый и чистый, как сестра воскрешенного Лазаря Мария, также совершившая помазание (см.: Ин. 12, 3–8); что и сегодня всякая почесть Христу воздается именно грешным человеком, надеющимся на Его милосердие.

Ну а что же Иуда? Он ни в чем не каялся и милости не искал; он, как пишет святитель Иоанн Златоуст: «…не убоялся, когда услышал, что Евангелие будет проповедано повсюду (…); тогда как жены, и жены блудницы, оказывали такую честь Иисусу, он совершал диавольское дело… Вот какое великое зло сребролюбие! Оно именно сделало Иуду и святотатцем, и предателем».

Причастника мя приими

Огромный, почти невместимый день — Великий Четверг! День Тайной вечери — последней земной трапезы Иисуса с учениками — день установления Христом Таинства Евхаристии. «Причащаясь в Великий Четверг, мы причащаемся вместе с апостолами», — так издавна говорят в Церкви. И потому Великий Четверг — единственный в году день, когда за Литургией Василия Великого причащается, как правило, весь приход конкретного храма. И это рождает в прихожанах особое чувство евангельского единства — не просто теплоты и дружности, не просто даже любви, а именно того единства, о котором говорил Христос, молясь Отцу за Своих учеников: да будут все едино, как Ты, Отче, во Мне, и Я в Тебе, так и они да будут в Нас едино (Ин. 17, 21). Песнопение «Вечери Твоея тайная днесь, Сыне Божий, причастника мя приими, не бо врагом Твоим тайну повем, ни лобзания Ти дам, яко Иуда…» поется за этой Литургией многократно: вместо Херувимской песни, во время причащения духовенства, причащения мирян и затем — вместо «Да исполнятся уста наша хваления Твоего, Господи».

За Литургией читается Первое Послание апостола Павла к Коринфянам, 11, 23–32, сурово предупреждающее всех нас: …всякий раз, когда вы едите хлеб сей и пьете чашу сию, смерть Господню возвещаете, доколе Он придет. Посему, кто будет есть хлеб сей или пить чашу Господню недостойно, виновен будет против Тела и Крови Господней.

Затем мы слышим большое составное Евангелие, включающее главу 13 Евангелия от Иоан­на: она повествует о том, как Иисус, зная, что Отец все отдал в руки Его, и что Он от Бога исшел и к Богу отходит (3), омыл ноги Своим ученикам: обычный на тогдашнем Востоке знак уважения к гостю, приглашенному на трапезу. Этот урок равенства и братства, смирения и служения ближнему Церковь наглядно повторяет для нас каждый год: в Великий, или, как еще говорят в народе, Чистый Четверг в каждой епархии за Божественной литургией правящий архиерей совершает Чин умовения ног. В этом священнодействии участвуют двенадцать священников епархии.

За Литургией мы услышим также о Гефсиманском борении Христа и, наконец, о предательстве Иуды — не помысле уже, как в Великую Среду, а о действии, доведенном до конца, до знаменитого, ставшего нарицательным, поцелуя Иуды. Кондак этого дня — «Хлеб прием в руце предатель, сокровенно тыя простирает и приемлет цену Создавшаго Своима рукама человека и неисправен пребысть Иуда раб и льстец».

А вечером того же дня нас ждет Последование Святых Страстей: относящаяся уже к Великому Пятку (пятнице) утреня с чтением двенадцати Евангелий. Перед нами разворачивается вся цепь трагических событий, начиная от последней беседы Учителя с учениками и кончая запечатыванием Гроба. Мы становимся свидетелями неимоверных страданий Богочеловека; видим, как на Него надевают, ради потехи, терновый венец и багряницу, изображающую царскую одежду; как Он, отведав, отказывается выпить своего рода наркотик — уксус, смешанный с желчью; видим Его одиночество, слышим насмешки прохожих. Мы внимаем Его последним словам, мы очевидцы Его последних поступков, наконец, в наших ушах раздается Его предсмертный человеческий вопль: «Элои! Элои! Ламма савхафани?..» Эти слова мы слышали на самом деле не раз и не два — «Вскую оставил мя еси?», псалом 21, 2. «Это слово, свойственное человеческой боязливости, удостоверяет в истине Христова вочеловечения, т. е. уверяет, что Он был совершенный человек, а потому и подлежал человеческому страху», — пишет византийский богослов XI века Евфимий Зигабен.

Потрясающее богослужение Великого Четверга (точнее, уже Великой Пятницы) не раз обращало к покаянию безнадежных, казалось бы, грешников.

«Слышала ты, что за всенощной сегодня читали? — спросил он, когда она, наконец, затихла, — ах, какие это были страдания! Ведь только этакими страданиями и можно… И простил! всех навсегда простил!

Он опять начал большими шагами ходить по комнате, убиваясь, страдая и не чувствуя, как лицо его покрывается каплями пота.

— Всех простил! — вслух говорил он сам с собою, — не только тех, которые тогда напоили Его оцтом с желчью, но и тех, которые и после, вот теперь, и впредь, во веки веков будут подносить к Его губам оцет, смешанный с желчью… Ужасно! ах, это ужасно!

И вдруг, остановившись перед ней, спросил:

— А ты… простила?

Вместо ответа она бросилась к нему и крепко его обняла.

— Надо меня простить! — продолжал он. — За всех… И за себя… и за тех, которых уж нет… Что такое! что такое сделалось?! — почти растерянно восклицал он, озираясь кругом. — Где… все?.. »

Это сцена раскаяния Иудушки Головлева — крайне мало симпатичного персонажа из романа Салтыкова-Щедрина.

Днесь висит на древе иже на водах землю повесивый…

Тогда была пятница перед Пасхою, и час шестый. И сказал Пилат Иудеям: се, Царь ваш! (Ин. 19, 14). В Великий Пяток, в пятницу Страстной Седмицы, Божественная литургия не совершается. Это самый скорбный день церковного года — день суда над Христом, день Его крестных страданий и смерти.

В Пятницу утром совершаются часы, а после полудня — вечерня с выносом Плащаницы, то есть, по сути, погребение Христа. На этой вечерне поют тропарь «Благообразный Иосиф, с древа снем Пречистое Тело Твое, плащаницею чистою обвив, и вонями во гробе нове, покрыв, положи». Читается продолжительное Евангелие, в основу которого полагается текст евангелиста Матфея: самоубийство Иуды, осознавшего страшную ошибку, но не раскаявшегося; выбор иудейской толпой разбойника Вараввы вместо Христа; символическое умывание рук Понтием Пилатом; издевательства римских солдат над Иисусом и, наконец, путь на Голгофу. К этому чтению добавляются также два фрагмента из Евангелий от Луки (о покаянии благоразумного разбойника) и от Иоанна. Приближается иудейская суббота, по Закону нельзя, чтоб тела казнимых оставались на крестах, надо их снять, а для этого нужно, чтоб несчастные, наконец, умерли. Им перебивают голени, лишая возможности приподниматься на ногах для вдоха. Писание, однако, сбылось, кость Агнца (см.: Исход 12, 10) не сокрушилась — Иисус из Назарета к тому часу уже умер: но один из воинов копьем пронзил Ему ребра, и тотчас истекла кровь и вода (Ин. 19, 34).

И здесь же, в эти же минуты богослужения возникает перед нами скорбная вереница жен­мироносиц: Мария Магдалина и Мария, мать Иакова и Иосии, и мать сыновей Зеведеевых (Мф. 27, 56). Через сутки с небольшим, в «ночь светозарную», мы пройдем их путем к запечатанным дверям Гроба.

Да молчит всяка плоть человеча

Еще не воскресенье. Еще только суббота. Великая Суббота — день, когда черное облачение храма и священников сменяют белым. Это происходит за Божественной литургией, после чтения Апостола, когда поется Воскресни, Боже, суди земли; яко Ты наследиши вовсех языцех (Пс. 81, 8). Победа Сына Божиего над адом, над смертью уже одержана: «Днесь ад, стеня, вопиет», — поется в стихире. Грехопадение Адама уже преодолено. Но весть о Воскресении из мертвых по земле еще не разнеслась, ведь жены-мироносицы, по заповеди о дне субботнем, пребывают в покое. И Сам Бог-Слово почил от Своих земных трудов.

Вместо Херувимской песни поется «Да молчит всякая плоть человеча, и да стоит со страхом и трепетом, и ничтоже земное в себе да помышляет: Царь бо царствующих, и Господь господствующих, приходит заклатися и датися в снедь верным…». Наконец, вместо «Достойно есть…» в храме звучит ирмос 9‑й песни канона Великой Субботы: «Не рыдай Мене, Мати, зрящи во гробе …».

А вместо Трисвятого мы слышим «Елицы во Христа крестистеся, во Христа облекостеся». Потому что в христианской древности в Великую Субботу совершалось крещение оглашенных, в общину входили новые христиане. С недавних пор и в нашей епархии в этот день за Божественной литургией правящий архиерей совершает крещение оглашенных — взрослых, сознательно готовившихся ко Крещению.

…День уставленных куличами и творожными пасхами столов в храмовых двориках, день сверкающих на солнце брызг освященной воды, веселой толкотни, последних предпраздничных хлопот…

И день схождения Благодатного Огня в Иерусалимском храме. Благословенная суббота.

Подготовила Марина Бирюкова

Газета «Православная вера» № 06 (578)

http://www.eparhia-saratov.ru/Articles/shest-stupenejj-k-radosti