Семь теорий исчезновения христианства в Северо-Западной Африке

Страница для печатиОтправить по почтеPDF версия

Исчезновение христианства в Северо-Западной Африке (римская Проконсульская Африка) после арабского нашествия в конце VII и начале VIII века – одна из загадок истории. Как смогла Церковь, давшая миру Аврелия Августина и Киприана Карфагенского, исчезнуть столь быстро и практически бесследно? Ученые предлагают немало версий произошедшего – от массового бегства христиан до не менее массового обращения в ислам, которое могло упрощаться существовавшей в этом регионе арианской традицией. В одной из глав своей книги «Африканское христианство в древности» Дэвид Уилхайт приводит все основные объяснения исчезновения африканского христианства, указывая на сильные и слабые стороны каждой из теорий.

Что случилось с христианами Северо-Западной Африки? Поскольку они не просто перестали упоминаться на страницах исторических хроник, но и постепенно исчезли в данном регионе, историки, строго говоря, не в состоянии точно ответить на данный вопрос. Вместо этого они предлагают те или иные теории, призванные объяснить судьбу африканского христианства после нашествия арабов. Заставили ли местных христиан принять ислам, или же они бежали на другой берег Средиземного моря, спасаясь от религиозных и политических преследований? Возможно, христиане оказались слабы перед наступавшим исламом по причине особенностей устройства североафриканской Церкви или потому, что она страдала от многочисленных ересей и расколов. Быть может, Рим и Константинополь так и не смогли до конца христианизировать Северо-Западную Африку или же местные христиане настолько привыкли к синкретизму, что быстро приспособились к исламу (или приспособили его под себя). Каждую из этих версий имеет смысл рассмотреть по отдельности.

Теория первая: смена политической власти

В 1555 году немецкие князья подписали договор с императором Карлом V. В договоре закреплялся принцип «чья страна, того и вера», согласно которому князья могли определять религию своих подданных. Если князь протестант, то и церковь в его владениях становилась протестантской, а князь-католик соответственно мог сделать государственной религией католичество. Можно ли считать, что этот принцип действует в любом обществе? Если этот так, то было бы вполне естественно, что жители Северной Африки стали мусульманами вслед за арабским завоеванием.

Многие ученые, рассматривая исчезновение североафриканского христианства, видят ключ к ее пониманию в смене политической власти. На первый взгляд, арабское завоевание лучше всего объясняет судьбу местной Церкви. Византийцы понесли существенные потери, воюя с арабами, и когда последние одержали верх, они подвергли страну жестокому разорению. Считается, что выжившие христиане был вынуждены принять ислам. При этом арабское завоевание надо рассматривать в широком историческом контексте. Северо-Западную Африку еще до арабов завоевывали дважды – сперва вандалы, а затем Византия. Продолжительные войны не могли не привести к большой убыли населения, особенно верных Римской империи христиан. Разумеется, фактор завоевания нельзя игнорировать при любом подходе к решению данной проблемы, однако объяснить всё одним лишь завоеванием вряд ли возможно.

Во-первых, само появление христианства в Северо-Западной Африке произошло вопреки воле политической власти. Источники свидетельствуют, что христиане не категорически не желали вписываться в римскую государственную религию. Хотя Рим проявлял терпимость к новым верованиям, такие правители, как Деций и Диоклетиан подвергали христиан гонениям, принуждая их отречься от своей веры или хотя бы приять римский синкретизм.

Императоры-христиане также не имели успеха в попытках навязать христианам Северо-Западной Африки свои религиозные предпочтения. Донатистов и вандлалов было непросто склонить перед никейским православием, а монофизитские симпатии Юстиниана и некоторых других императоров встречали в Северо-Западной Африке решительное неприятие.

Другим слабым местом этой теории является исходный постулат о том, что мусульмане силой заставляли христиан принимать свою веру. Однако для первых веков арабской власти это утверждение несправедливо. Наконец, следует помнить, что в таких регионах, как Сирия и Египет христианство смогло пережить многие века исламского владычества. Таким образом, само по себе исламское завоевание не может вполне объяснить исчезновение христианства в Северо-Западной Африке.

Теория вторая: исход христиан

Эта теория состоит в том, что многие североафриканские христиане (по крайней мере, те, кто имел для этого материальные средства), столкнувшись с угрозой гонений или гибели от рук завоевателей, покинули свою страну и отправились в христианские земли. Данное предположение по смыслу тесно связано с первой теорией, видящей главную причину исчезновения Западно-Африканской Церкви в арабском завоевании. Однако во втором случае вместо насилия выступает угроза насилия в сочетании с готовностью христиан навсегда оставить родные места.

Учитывая, что христианская эмиграция из Северо-Западной Африки действительно имела место, данная теория не лишена оснований. В ее пользу говорит и то, что и до арабского нашествия, например, при вандальском завоевании, многие христиане (по крайней мере, сторонники никейского православия) действительно бежали на другую сторону Средиземного моря.

Против этой теории говорит сравнительная скудость свидетельств подобного исхода, особенно учитывая то, что население Северо-Западной Африки было практически целиком христианским. Определенно, не существует доказательств сколь-нибудь массового бегства христиан после арабского завоевания. В более приемлемом варианте этой теории, речь идет о постепенной, растянутой на несколько столетий, эмиграции небольших групп христиан. Однако учитывая число епископских кафедр и храмов, существовавших в регионе при византийской власти (о которых известно по документам и из данных археологии), такое объяснение тоже нельзя считать доказанным.

Еще одна трудность с данной теорией заключается в отслеживании судьбы христиан, якобы покинувших Северо-Западную Африку. Ряд ученых полагают, что африканские христиане не принадлежали к коренным жителям этой страны и при арабском нашествии могли сравнительно легко перебраться в более романизированные районы Средиземноморья. Хотя это утверждение справедливо по отношению к части жителей Северо-Западной Африки, Церковь в этом регионе не была этнически монолитной, так что многие христиане считали Африку своим единственным домом. По этим причинам исход христиан не может считаться единственной или даже основной причиной исчезновения местной Церкви.

Теория третья: «обезглавливание» Церкви

«Порази пастыря, и рассеются овцы» (Зах. 13.7). Многие считают, что это высказывание описывает закон, обязательный для любого социума. Практически при любом гонении христиан в Африке (будь то при языческом Риме, при православных императорах или при вандалах) целью преследователей становились епископы и прочее духовенство. Разумно предположить, что нечто подобное случилось и при мусульманских завоевателях.

Тем не менее, нет достаточных свидетельств того, что арабы как-то по-особому преследовали христианское духовенство. Конечно, это следует рассматривать к контексте того факт, что источники почти ничего не говорят о любых гонениях со стороны арабов. Христианские летописи в основном рассказывают о военной стороне дела, а в более поздних арабских документах всё завоевание предстает единой военно-религиозной победой, дарованной свыше.

Сторонники теории «обезглавливания» указывают на ряд событий, предшествовавших завоеванию Северо-Западной Африки Арабами. Так, Эйверил Камерон отмечает частичный переход североафриканской Церкви от латинской традиции к греческой в годы византийского правления. Латиноязычная Церковь Северо-Западной Африки оказалась «задвинутой» на второй план, о чем свидетельствует малочисленность письменных памятников, созданных в этот период африканским духовенством. Византийская Северо-Западная Африка не произвела ни одного церковного автора масштабов Тертуллиана, Киприана Карфагенского или Аврелия Августина. Таким образом, Церковь оказалась недостаточно подготовлена к новым богословским вызовами, подобным приходу ислама.

Другой вариант теории «обезглавливания» встречается в работах Морин Тилли. Она отмечает особую роль, которую в африканском христианстве играли епископы, при том, что их положение ослаблялось на протяжении двух веков перед арабским нашествием. Известно, что в Северо-Западной Африке каждый епископ пользовался значительной автономией от своих собратьев, хотя местный епископат пытался действовать сообща, часто проводя церковные соборы. В отличие от многих других областей, в Африке епископские кафедры были даже в небольших городках и деревнях. Тилли предполагает, что власть этого многочисленного епископата была подорвана гонениями при вандалах, введением чуждой для этих мест практики при византийцах, и вмешательством Римских епископов, например, Григория Великого. Результатом стала децентрализация и деморализация африканской Церкви накануне арабского завоевания.

Еще один вариант теории «обезглавливания» связан не с епископатом, а с монашеством. В иных областях, например, в Сирии или Египте, монахи-подвижники были духовными вождями и наставниками мирян. Но в Северо-Западной Африке монашество появилось поздно и было принесено извне. Августин пытался основать монашеские общины в Нумидии еще в конце IV – начале V века, и в византийский период монастырей стало больше, но все они подражали восточному, греческому образцу. Фалласий Африканец, настоятель одного из карфагенских монастырей той эпохи, писал по-гречески и был тесно связан с восточно-христианской традицией.

Теорию «обезглавливания», если речь идет о монашестве, сложно верифицировать. Чего именно не хватало африканской Церкви, что ей могло бы дать монашество? Более развитой письменности? Большего ощущения церковной идентичности? Каким именно образом всё это помогло сохранить христианство в Сирии и Египте? Теория «обезглавливания» помогает лучше понять историю североафриканского христианства, но объяснить его исчезновения она не может.

Теория четвертая: внутренние разделения

Еще одна библейская фраза, которую пытаются использовать для объяснения многого в истории религии – «дом, разделившийся сам в себе, не устоит» (Мф. 12.25). Иисус, разумеется, говорил здесь о внутренних процессах в человеческой душе, и позже Августин понимал фразу именно в таком смысле. Еще через несколько веков Авраам Линкольн использовал эту цитату, отстаивая единство Американских Соединенных Штатов, то есть он говорил не о человеке, а об институции. Можно ли в том же смысле применить данную фразу к истории исчезновения африканской Церкви?

Помня о том, что Церковь в Северо-Западной Африке страдала от многочисленных и продолжительных разделений, можно предположить, что это сделало ее более слабой и склонной к дальнейшему распаду. Уже в ранний период в Африке присутствовали гностические секты, наподобие валентиниан, а во времена Киприана Карфагенского местную Церковь разделяло отношение к отпавшим в период гонений. Важнейшим явлением в африканской церковной истории стал донатистский раскол, после которого во многих местах Северо-Западной Африки возникла параллельная иерархия. Еще больше неразберихи в местные церковные дела привнесло вторжение вандалов. Хотя многие историки полагают, что остатки донатистов в конце концов вернулись к церковной ортодоксии, точных доказательств этому нет. Безусловно, отдельные донатистские сообщества пережили правление вандалов и, возможно, еще существовали на заре арабского завоевания. Некоторые (возможно, многие) города имели три соперничающие общины – донатистскую, православную, и арианскую. Кроме того, мы не всегда можем судить, насколько в византийский период сохранялось присутствие манихеев.

Как все эти разделения повлияли на африканское христианство в ходе арабского вторжения? Ведь их религия тоже с большим почтением говорила об Иисусе. Мусульманство в этом контексте могло смотреться очередной христианской сектой, а принятие веры победителей оказывалось не большим отречением от христианства, чем переход из донатизма в византийское православие или из православия в вандальское арианство.

Теория внутренних разделений выглядит довольно логично, однако и она страдает от отсутствия доказательств. Здесь снова уместно привести примеры Сирии и Египта, где христиане также были разделены на православных, несториан, монофизитов и более мелкие сообщества.

Теория пятая: конфликт культур

Тренд современной миссиологии – считать, что для того, чтобы христианская религия стала «своей» для какого-либо народа, ее непременно надо адаптировать под местный контекст. Если иностранный проповедник вместе с верой передает свою культуру, это не миссия, а колонизация. Было ли нечто подобное в христианской Северо-Западной Африке? Было ли местное христианство настолько римским и латинским по культуре, что когда арабская власть сменила римскую, вместе с последней ушло и христианство?

По мнению Уильяма Френда, именно это – основная причина исчезновения Церкви в этом регионе. Он полагает, что собственно африканской Церковью была Церковь донатистов. Во-первых, в Проконсульской Африке и в Бизацене донатисты считались преемниками богословия Киприана Карфагенского. Во-вторых, в Нумидии и Мавритании к донатистской общине принадлежало автохтонное берберское население. Поэтому, заключает Френд, «уничтожение донатистов как сообщества… в серьезной мере содействовало окончательному исчезновению христианской, римской Африки». С точки зрения Френда, конфликт между римской и берберской культурами стали причиной гибели североафриканского христианства.

Другую версию той же теории предлагает Крис Бота. Он отмечает, что лишь часть берберского населения усвоила римскую культуру и христианство, тогда как другая часть осталась вне этого. Именно эти «некрещеные» берберы после арабского нашествия легко обратились в ислам, тогда как римляне и романизированное население бежали от арабов.

Слабым местом теории конфликта культур является постулат о донатизме как религиозной форме африканского национализма, который совершенно анахроничен и ничем не подтвержден. Существует и иной вариант данной теории, где вместо национально-этнического фактора выступает фактор языковой. Если языком сирийской Церкви был армейский (и произошедший из него сирийский), если коптская Церковь перевела греческие книги на язык своего народа, то литература и богослужение Северо-Западной Африки всегда было латинским. Таким образом, несоответствие между официальным языком Церкви и речью простого народа мог сказаться на способности христиан осознанно исповедовать свою веру в условиях распространения мусульманства. Теория культурного конфликта неплохо сочетается с другими теориями исчезновения африканского христианства: если в Африке не хватало епископов (теория «обезглавливания») и если ислам выглядел одной из многих форм веры в Иисуса Христа (теория внутренних разделений), то христианину, даже образованному, было непросто выбрать между верой римлян и верой арабов, учитывая, что обе веры использовали чужой для него язык.

Теория шестая: синкретизм

Согласно данному предположению, после прихода арабов североафриканские христиане не увидели достаточных причин для того, чтобы провести четкие религиозные границы между собой и завоевателями. Поскольку христиане и мусульмане верили в одного и того же Бога, речь шла не о смене объекта веры, а о лишь принятии учения основателя ислама Мухаммеда, включавшее так называемые «пять столпов веры».

Первый «столп» – шахада, т.е. исповедание веры в то, что «нет бога кроме Бога». Такая вера вполне разделялась христианами. Вторая часть шахады говорит о том, что Мухаммед – «посланник» Бога. Но что это значило для североафриканских христиан, с учетом того, что в латыни нет определенного артикля? Что Мухаммед – один из многих божественных посланцев? Если так, то в чем же его учение? Если оно – в отвержении идолов, в поклонении единому истинному Богу, в устроении справедливого общества в согласии с правдой Божией, то оно оказывалось весьма созвучно учению христианских апологетов древности. Конечно, христианам было не всё равно, что Мухаммед думал об Иисусе. Коран относится к Иисусу с большим почтением, хотя и отрицает Его Божественную природу – к этому вопросу мы вернемся чуть позже.

Второй «столп» ислама – пятикратная молитва в течение дня – также вряд ли мог смутить христиан. Третий «столп», милостыня, считался христианами, по крайней мере, в теории, нравственной обязанностью. Четвертый «столп» требовал от мусульман совершать паломничество в Мекку, но это не было чем-то обязательным. Больные, старые, бедные от такого путешествия освобождались. Наконец, пятый «столп» требовал поститься в месяц рамадан. Этак практика также не была чужда христианам. Конечно, период и тема поста не совпадали с тем, к чему привыкли христиане, но сама практика многодневного пощения перед Рождеством и Пасхой была им вполне знакома.

Возможно ли было дня христиан «покориться» этим требованиям? Если христианин был искренне убежден, что новая власть исходит от Бога и несет людям справедливость и порядок, он мог не увидеть противоречия между «покорностью» (а именно так переводится слово «ислам») и христианской верой. Здесь, однако, мы снова не учитываем христологию ислама.

В 1960 году в журнале «Church History» вышла статья Чарльза Спила, в которой он предложил свое объяснение исчезновения христианства в Северо-Западной Африке в рамках теории христологического синкретизма. Спил утверждал, что вандалы смогли обратить (порой используя принуждение) большинство христиан региона в свою форму арианства. То есть вандалы и те, кто принял их веру, еще до арабов не считали Иисуса «Богом истинным», полагая Его меньшим Бога Отца. Вандалы, в отличие от многих других ариан, сохранили германское представление о Всеотце, стоящем бесконечно выше любых существ, даже духовных, хотя Иисус для них оставался фигурой героической, даже «божественной». Таким образом, христология вандальского арианства близка к исламской.

Аргументы Спила в свое время вызвали резкую критику. Безусловно, он переоценил германское наследие в арианстве вандалов. Тем не менее, предположение Спила следует учитывать, особенно в сочетании с теорией внутренних разделений. Если на момент арабского нашествия христианство в Северо-Западной Африке понималось настолько широко, что включало арианскую традицию, то почему оно не могло представляться совместимым и с мусульманским учением? На одной из монет, найденных в Северной Африке и датируемой 736 годом, сохранилась надпись «Бог един… Он не рождает и не рожден, и нет подобного Ему». Эта фраза вполне отражает суть любой формы арианского богословия. Теория синкретизма, особенно в том виде, котором она присутствует у Спила, не может удовлетворительно объяснить полное исчезновение североафриканского христианства, однако ее нельзя не учитывать.

Теория седьмая: политический прагматизм

На протяжении веков религия была нераздельно связана с политикой. До недавнего времени случаи отделения Церкви от государства были редкостью. Поэтому такие понятия как «арабское завоевание» и «распространение ислама» часто употребляют как синонимы.

После того, как Северная Африка была завоевана римлянами, никто не принуждал ее жителей перенимать римские культурные нормы. От африканцев не требовали носить тогу. Однако местное население, особенно элиты, всё же ощущало на себе определенное давление в сторону интеграции в новый порядок. Это включало, среди прочего, усвоение римских социальных норм, одной из которых была и одежда. Можно предположить, что нечто подобное случилось и при арабском завоевании. Кто-то из христиан Северо-Западной Африки просто пассивно принял ислам как форму «покорности» новой власти; другие подчинились внешне исходя из прагматических соображений, сохранив при этом собственные религиозные убеждения и обычаи. Конечно, были и те, кто сопротивлялся, эмигрировал или пошел на смерть или в рабство за отказ принять ислам.

В научном сборнике «Христианство в Северной Африке», вышедшем в 2014 году, исследователи пишут: «С учетом нескольких веков борьбы за свою идентичность в условиях церковных споров, господства внешних политических сил и внутренних распрей, исчезновение христианства в Северо-Западной Африке перестает выглядеть чем-то совершенно удивительным. Каждая новая власть требовала той или иной формы религиозного подчинения, и в этой последовательности арабы были не большими чужаками, чем предшествующие правители. Более того, их вера могла больше иных походить на традиционное африканское христианство с его акцентом на морализаторстве в  личной и социальной жизни, культе мучеников и подвижников веры, подчеркнутой важности общественного единства в одной истинной вере. Возможно, сам характер (или даже богословие) североафриканского христианства и вовсе не исчезал, а лишь влился в магрибский ислам».

Столкнувшись с новой властью, некоторые из африканских христиан действительно «подчинились» ей просто потому, что так было удобнее. Разумеется, они понимали, что такое «подчинение» предполагает богословский синкретизм. Но важно понимать, что роль христиан в этом процессе не была пассивной. Они могли определять тип и меру этого синкретизма. В пользу этого свидетельствует, например, обычай праздновать Пасху и Рождество, существовавший в Северо-Западной Африке многие века после предполагаемой даты исчезновения местного христианства.

Конечно, нельзя распространять данную теорию на всех африканских христиан, оказавшихся под исламским владычеством. Тем более, нельзя упрощать проблему до утверждения, что африканские христиане просто отреклись от веры ради земных выгод. Однако теория политического прагматизма может дополнить другие перечисленные здесь теории, чтобы помочь понять феномен исчезновения христианства как отдельной религии в Северо-Западной Африке.

Выводы

Все приведенные в этой статье теории имеют свои достоинства и недостатки. Историки давно смирились с тем фактом, что в отсутствие свидетельств им приходится удовлетворяться «научными догадками». Поэтому ни одна из предложенных здесь теорий, взятая отдельно, не может объяснить того, что произошло. Вместе с тем, их сочетание позволяет охватить максимальное количество факторов, влиявших на ситуацию. Остается надеяться, что будущие археологические открытия помогут нам лучше понять данный период африканской истории.

Перевод В. Чернова.

Источник: Wilhite, David. Ancient African Christianity. London, New York: Routledge, 2017. P. 338-349. С небольшими сокращениями.

https://bogoslov.ru/article/6168764