Сам себе издатель, редактор и спецкор

Страница для печатиОтправить по почтеPDF версия
Сам себе издатель, редактор и спецкор: 105 лет со дня рождения Николая Глазкова
Поэт-новатор никогда не был диссидентом или критиком советской власти. Но именно Глазков ввел в обиход слово "самиздат", а точнее – "самсебяиздат".

Сам себе издатель. Сегодня исполнилось 105 лет со дня рождения Николая Глазкова – поэта-новатора, основателя литературного направления "небывализм". О его самобытном таланте – Алия Шарифуллина.

Краткий миг полета в картине Тарковского "Андрей Рублев" – эпизодическая роль Николая Глазкова и метафора всей его жизни: изобретательный мечтатель, паривший над обыденностью, чудак, поэт не наступившей эры. Его называли самым парадоксальным, самым криволинейным русским поэтом, кто мог играть словами и рифмами, а мог одной – буквально – строчкой передать всю суть. Это его самый короткий в русской поэзии стих: "Мы – умы, а вы – увы!".

"Очень трудно гению Глазкову, потому что он всего лишь гений!" – писал молодой Глазков. Его становление пришлось на те времена, о которых он сам высказался недвусмысленно: "Табун пасем. Табу на всем". Глазков же был воплощением той самой тайной свободы, о которой писали Пушкин и Блок. Он никогда не был диссидентом или критиком советской власти. Но именно Глазков ввел в обиход слово "самиздат", а точнее – "самсебяиздат". 20 лет его стихи не публиковали, обвиняя в чрезмерной сложности, непонятности и формализме. Тогда Глазков выпускал самодельные сборники стихов, которые вручную переплетал, украшал и дарил друзьям.

"Сам себе издатель, редактор и спецкор". Он был еще много чем "сам себе". Весь его быт, вся его манера поведения носила на себе отпечаток чудачества. Глазков не просто хотел быть непохожим – он органически был им. Ходил в ботинках без шнурков, иногда в пижамном костюме, литературное начальство порой прибегало к прямым запретам на появления Глазкова. Тогда литературным клубом становилась его арбатская квартира, куда подчас приходило поэтического народу больше, чем в ЦДЛ. "Я поэт или клоун? Я смешон или нет?" – спрашивал он сам себя. И убедительно заключал: "Надо быть очень умным, чтоб сыграть дурака".

Глазков считал непременным условием любого сочинительства новаторство, ту самую "непохожесть". Следуя Хлебникову, делившему людей на "изобретателей" и "приобретателей", он предложил свою классификацию: "творители" и "вторители". Его самого дух "творительства" не покидал никогда. "На поэтовом престоле я / Пребываю весь свой век. / Пусть подумает история, / Что я был за человек".

https://smotrim.ru/article/3778239