РУДИМЕНТ УЛЬТРАЭКУМЕНИЧЕСКОГО ПРОЕКТА, ИЛИ ЗАЧЕМ КОНСТАНТИНОПОЛЮ ПОНАДОБИЛОСЬ ВВЕДЕНИЕ НОВОГО КАЛЕНДАРЯ?

Когда и зачем Константинопольский патриархат ввел новый календарный стиль, как это связано с нынешним церковным конфликтом на Украине? Об этом мы беседуем с кандидатом исторических наук, преподавателем Сретенской духовной семинарии Павлом Кузенковым, специалистом по христианским хронологическим системам.

В XVI в. папы старались доказать,

что по-прежнему управляют глобальными процессами

— Скажите, пожалуйста, когда и какие Церкви приняли календарь по новому стилю и почему? Признаюсь, особенно нас интересует Константинопольский Патриархат.

— Вопрос календарного стиля нельзя рассматривать изолированно от двух следующих ключевых моментов. Первый — это вопрос интеграции православного мира в западноевропейскую цивилизацию, которая началась уже давно. Например, в России — с XVII века.

И второй момент — вопрос об отношениях государства и Церкви. В большинстве православных стран календарь «расщепился» на официальный государственный и традиционный церковный, поскольку именно государство, как правило, и проводило эту самую интеграцию в западный мир.

У нас этот процесс начался с Петра Первого. Именно он в 1700 году ввёл в России европейский календарь и европейское летосчисление. На наше счастье, в то время ни в Англии, ни в Голландии, ни в других протестантских странах, на которые он ориентировался, папский Григорианский календарь ещё не был принят. Более того, против него протестанты вели ожесточённую полемику: они в штыки восприняли григорианскую реформу и очень долго ей сопротивлялись.

— Почему?

— Потому что всё, что исходит от папы, для протестантов зло, по определению.

Надо также иметь в виду, что сама идея календарной реформы папы Григория XIII в 1582 году была навеяна политическими соображениями. В конце XVI века, когда протестантское брожение охватило всю Европу, папы старались доказать, что они по-прежнему в состоянии управлять глобальными вопросами, касающимися всего человечества. Римская церковь была тогда в глубоком кризисе, который в немалой степени был вызван критикой со стороны ученых. Протестанты в своей критике папизма активно опирались на научные методы. И вот папство перехватывает у них инициативу. Начинается резкое сближение Церкви и науки в католическом мире: открываются университеты и академии, резко возрастает статус учёного. Естественные науки выходят на передний план, хотя и ненадолго. Уже в следующем столетии Галилею придется оправдываться перед Инквизицией, шепча про себя: «И все-таки она вертится…». А в XVI веке гелиоцентрическая система Коперника (кстати, доктора канонического права) пользовалась благосклонным вниманием пап. И календарная реформа опиралась на труды крупных астрономов. Изобретение нового григорианского календаря стало важным символом союза Римско-католической церкви и науки. А его введение по всему миру — зримым свидетельством могущества папской власти.

И если бы во времена Петра Первого новый календарь был принят в протестантских странах, то не приходится сомневаться: Россия тоже приняла бы его без вопросов. Но Великобритания перешла на него лишь в 1752 году, а Швеция — в 1753-м. И календарный вопрос в России в то время, казалось, утих. Правда, есть свидетельство, что Екатерина II вроде бы приняла решение о принятии «нового стиля». Но бурные революционные события во Франции, а затем сожжение Москвы Наполеоном надолго притормаживают процесс сближения с Западом. И вновь вопрос о календарной унификации поднимается уже только при Николае II.

— Зачем?

— Прежде всего, для практического удобства. Кстати, и протестанты перешли на григорианский календарь исключительно из прагматических соображений. Особенно это было выгодно для торговли, потому что календарный разнобой требовал дополнительных трат и приводил к ошибкам и убыткам.

Либо новый стиль — либо Пасхалия

Действительно, ответить на вопрос, почему России следует держаться своего особого календаря в то время, как Европа и Америка живут по единой календарной системе, было далеко не просто. Требовались весомые аргументы. К началу XX века Россия уже считалась неотъемлемой частью цивилизованного мира, и сторонников перехода на григорианский календарь было очень много. Однако Николай II, организовавший в 1899 году комиссию по пересмотру календаря, решил не торопить события. Решающую роль, на мой взгляд, сыграло мнение нашего крупнейшего церковного историка Василия Васильевича Болотова. Он очень убедительно обосновал необходимость сохранения юлианского календаря, так как именно на нём построена православная Пасхалия. При введении григорианского календаря наша Пасхалия перестаёт функционировать как математическая система.

Дело в том, что разработанная в начале IV века александрийская Пасхалия представляет собой довольно изящный математический инструмент по согласованию двух астрономических циклов — солнечного и лунного, а также недельного цикла. В результате 532 года составляют полный цикл Пасхи и связанных с ней подвижных церковных праздников. Но суть этого цикла в том, что он как бы нанизан на юлианский год из 365 ¼ дней. Если же вместо юлианского «подложить» год григорианский, то цикл разваливается. Поэтому григорианской Пасхалии не существует. Пасху по «новому стилю» вычисляют с помощью манипуляций с традиционной александрийской Пасхалией, делая к ней довольно сложные поправки. А ведь именно Пасхалия является стержнем церковного Литургического календаря. По сути вопрос стоит так: либо новый стиль, либо Пасхалия. Сохранить и то и другое невозможно.

Эти аргументы Болотова возымели действие, и на государственном уровне решили, что этот процесс нужно изучать, но не форсировать, оставаться при своей традиции. Это было тем легче, что тогда во многих странах действовал этот же календарь, в частности, в Османской Империи, во всех балканских государствах. То есть это было не исключительно российское отличие, а особенность, характерная для целого ряда стран бывшего Византийского мира.

У нас юлианский календарь стал символом старой России

— А когда другие страны стали переходить на новый календарь?

— С течением времени календарный вопрос становился всё актуальнее. Решающей вехой в этой истории стала Первая Мировая война. В ней, как известно, Болгария участвовала на стороне Германии и Австро-Венгрии, и союзники в ультимативной форме потребовали от болгар перехода на европейский календарь для согласования военных действий, транспортных перевозок и т.д. Болгары стали первыми, кто перешёл на новый стиль ещё в апреле 1916 года, в самый разгар Первой Мировой.

Но важно, что Болгарская Православная Церковь осталась при своём календаре. Здесь впервые мы встречаем то расхождение, когда православная страна переходит на западноевропейский календарь, не затрагивая при этом церковную традицию.

В России в 1917 году Временное Правительство поставило этот вопрос на повестку дня, и, скорее всего, он был бы решён в пользу реформы. Но случилось так, что решение пришлось принимать уже Ленину, и в январе 1918 года он принял его без колебаний, причем под очень интересной формулировкой. В декрете Совнаркома о переходе на западноевропейский календарь сказано, что следует перейти на календарь «в целях установления в России одинакового почти со всеми культурными народами исчисления времени». Эта фраза — «почти со всеми культурными народами» — важна для характеристики большевизма. Большевизм вовсе не является антизападным явлением, как некоторые иногда считают. Наоборот: это крайнее, радикальное «западничество».

Переход на новый календарь был вызван ещё и большевистскими планами, потому что сама Октябрьская революция замышлялась как часть Мировой революции. А Русская Православная Церковь в это время оказалась не просто хранительницей традиций. Произошло своего рода цивилизационное, мировоззренческое расщепление, не только календарное. Получилось так, что юлианский календарь стал символом старой России и сопротивления большевизму. Именно поэтому Добровольческая армия и антибольшевистские правительства упорно держались старого календаря, хотя союзники из Антанты советовали им провести календарную реформу.

Когда большевики победили, и стало ясно, что это всерьёз и надолго, старый календарь для русского человека, для человека традиционных убеждений, стал уцелевшим символом старой культуры наряду с восстановленным Патриаршеством. Символом, которым следовало дорожить.

Ультраэкуменический проект

ХХ век интересен сломом мировой истории. Сломом, вызванным радикальным вторжением Европы в другие цивилизации в конце и по окончании Первой Мировой войны. Так, Османская империя приняла новый календарь чуть раньше, чем Советская Россия, в марте 1917 года, незадолго до своего краха. Важно, что именно в этом государстве существовал Константинопольский Патриархат. В 1919 году григорианский календарь приняли Югославия и Румыния — но Сербская и Румынская Православные Церкви оставили юлианский.

Интересно, что окончание Первой Мировой войны ознаменовалась не только созданием Лиги Наций, но и проектом создания Лиги церквей. Ее должен был возглавить самый авторитетный архиерей в православном мире — Константинопольский Патриарх. Этот проект не только обсуждался, но и был одобрен подавляющим большинством Православных Церквей к 1920 году. Это тоже надо помнить. Фактически речь шла об объединении всех церквей мира — не только православных, но и англикан, а в перспективе и католиков. То есть это был ультраэкуменический проект.

— Кто был инициатором этого ультраэкуменического проекта?

— Его затеял тогдашний местоблюститель константинопольского патриаршего престола Дорофей. В это время Константинополь был оккупирован Антантой (1919–1920 гг.). И поскольку Россия тогда сходит со сцены как церковная величина, греки во главе с Константинополем, все филэллины, как бы берут на себя флаг Православия. Они теперь его главные хранители, Россия вышла из игры. И они делают ставку на англичан — главных победителей в мировой войне. Они считают, что сейчас нужно объединиться с англиканами на почве непризнания католиков, а потом уже вместе вести переговоры с католиками, за которыми стоит Франция. Понятно, что Франция тоже игрок, но католицизм — менее удобный контрагент, чем англикане. Они как бы создают евхаристическое общение между разными церквями вне контекста Символа Веры.

Но этот проект провалился в результате наступления Ататюрка. И тогда в качестве рудиментов этого грандиозного проекта остаётся два элемента: признание англиканских хиротоний и введение нового календаря. Правда, осуществляются они уже при патриаршестве Мелетия (Метаксакиса), в 1922–1923 гг.

Это был уже излёт того большого грандиозного плана, причём излёт очень драматичный. Мелетий стал патриархом в самое неподходящее время: едва он прибыл в Константинополь на английском военном корабле, как город был занят кемалистами. Уже разразилась малоазийская катастрофа, началась тотальная депортация греков из Малой Азии. В Лозанне с большим трудом идут переговоры о судьбе константинопольских греков. Турки требуют высылки всех греков и самого Патриарха. С огромным трудом французам и англичанам удаётся, надавив на турок, оставить Патриарха в Константинополе, но с условием, что он будет полностью отстранён от любой политической, культурной и другой деятельности, не будет связан с Грецией, обязательно должен быть гражданином Турции и т.д. В итоге календарная реформа Метаксакиса — это судорожная попытка утвердить статус Константинополя как общеправославного центра.

Так называемое Общеправославное совещание 1923 года в Константинополе закончилось скандалом. Мало того, что в нём приняли участие далеко не все Церкви, так ещё вдобавок в разгар совещания на Мелетия было совершено нападение. Он был избит в Константинополе толпой фанатично настроенных турок.

Но именно тогда Фанар впервые начал ту игру, которую ведёт и сейчас. Он оказался между трёх огней. С одной стороны, православный мир всё ещё смотрит на него как на своего лидера и требует от него главного: верного хранения православной традиции. С другой стороны, западный мир, который делит территорию Турции. Османской империи больше не существует, Турция так или иначе становится прозападной, а западные державы требуют от Константинополя определённой политики, гарантируя ему определённое покровительство. И третья сторона — это Восток, который никуда не делся. Он по-прежнему враждебен Константинополю во всех своих проявлениях — и в мусульманском, и в кемалистском. Для Востока Константинополь — двойной враг. Во-первых, это враг культурно-конфессиональный. Фактически считалось, что Турция проиграла войну именно потому, что её предали православные народы и вообще христиане, входившие в её состав: армяне, греки. Откуда, в частности, потом пошёл и армянский геноцид. Это внутренний комплекс Османской империи, где мусульмане составляли меньше половины населения. Более того, у них была катастрофическая демография. В христианских семьях было в два раза больше детей, чем в исламских. Этот психоз стал фоном, на котором начались жуткие явления геноцида.

Во-вторых, Константинополь для турок — враг геополитический. За ним стоит Запад, который унижает и внедряет свои традиции, порядки и т.д. В том числе календарная реформа была призвана обозначить единство Константинополя с западным миром. Единство, которое гарантировало его неприкосновенность.

— От кого, от турок?

— Да, от кемалистов. В Турции в это время были очень сильно антифанариотское, антигреческое движение. Но был достигнут своего рода компромисс. Константинополь стал тем центром, через который кемалистское правительство договаривалось с Западом.

Решения Совещания 1923 года имели практические последствия. Первой страной, которая приняла новый стиль не только в гражданском, но и в церковном обиходе, стала Греция. Произошло это в марте 1924 года. Тогда же его официально приняли Константинопольская и Кипрская Церкви.

— И Элладская Церковь?

— Дело в том, что в Греции Церковь на конституциональном уровне соединена государством. Кроме того, Мелетий и его планы имели мощную поддержку в определённых кругах греческих политиков.

Дальше пошла цепная реакция. Греческие Патриархаты один за другим стали переходить на новый стиль. Правда, этот процесс растянулся. Самое интересное, что второй по значению и авторитету Александрийский Патриархат при Мелетии возглавлялся Фотием (1900–1925), который резко выступил против его реформы. И сказал, что ни при каких условиях Александрийская Церковь её не примет. Кончилось тем, что после Фотия на Александрийскую кафедру был возведён тот самый Мелетий, которого протолкнули туда англичане после его изгнания из Константинополя турками. Он стал Александрийским патриархом — и немедленно провёл календарную реформу.

Следует учитывать, что в основу нового календаря был положен не григорианский календарь. Это невозможно канонически, потому что григорианский календарь был официально осуждён и анафематствован на одном из Соборов Восточных Патриархов в XVIII веке. Вместо него был разработан новый календарь. Разработал его сербский астроном Миланович. И он до 2800 года полностью совпадает с григорианским. На сто лет они расходятся на 1 день, затем опять совпадают. Он более сложный, чем григорианский календарь, но формально он неотличим. Это надо помнить, потому что ни одна Православная Церковь не перешла на григорианский календарь кроме Финской. Финская Православная Церковь перешла именно на григорианский календарь.

Разделение православного мира

— А что тогда было в России?

— В России ситуация развивалась драматично. Когда стало известно, что чуть ли не весь православный мир перешёл на новый стиль, Патриарх Тихон, который только что вышел из заключения, едва избежав казни, издаёт указ о переходе на новый календарь. Это было в октябре 1923 года. Но буквально через несколько недель приходит сообщение, что многие Поместные Церкви не приняли реформу. И тогда Патриарх издаёт указ: введение нового стиля приостановить. Вызвано это было не только известиями из Иерусалима, но и резкой реакцией православного народа. Середина 1920-х — это пик противостояния между канонической Церковью и обновленцами и стоявшими за ними большевистскими властями. Так называемый «Второй Поместный собор» 1923 г. — псевдособор во главе с обновленцами, низложивший святителя Тихона, — приветствовал реформу. Обновленческий Высший церковный совет уже в июне 1923 года объявил о переходе на «новоюлианский календарь» — всего через несколько дней, после окончания «Всеправославного совещания» Метаксакиса. Кстати, вскоре, уже при следующем патриархе Григории VII, Константинопольский Патриархат официально признает обновленцев, а Патриарху Тихону предложит отречься от престола и ликвидировать Патриаршество… Так что связи обновленцев с Фанаром имели устойчивый характер.

Дело в том, что к 1924 году в Константинополе поняли, что от англичан реальной поддержки не будет. В этих условиях фанариоты стали искать контактов с правительством Советской Россией, рассчитывая с его помощью ослабить натиск кемалистов.

— Что произошло с другими православными странами?

— Болгария и Сербия перешли на новый стиль, но местные Церкви сохраняли старый календарь. В Греческой Церкви, в патриархатах Востока и в мусульманских странах был принят новый стиль кроме Иерусалимского Патриархата и Афона, которые оставили стиль старый. Также оставили старый стиль Грузинская и Русская Православная Церковь.

Затем на новый стиль перешла Румынская Православная Церковь, ещё до войны и вместе с государством. А уже после Второй мировой совершенно неожиданно на новый стиль переходит и Болгарская Церковь. Сербская Православная Церковь так на него и не перешла, несмотря на то, что изобретатель нового юлианского календаря был сербом.

— Получается, православный мир сейчас словно разделен.

— Да, часть Православных Церквей празднует Рождество Христово 25 декабря, часть — 7 января. Поэтому, когда говорят «католическое Рождество» я напоминаю: а греки? Они же православные, но празднуют Рождество 25 декабря. И при желании любой православный может встретить Рождество Христово дважды. Как и вообще все непереходящие праздники. При этом система переходящих праздников, зависящих от александрийской Пасхалии, парадоксальным образом осталась общей. То есть дефект этой реформы был в том, что она, приняв новый календарь, так и не создала Пасхалию, соответствующую новому стилю. И в настоящее время страны православного мира, Церкви, перешедшие на новый стиль, живут в парадоксальной ситуации. Календарь неподвижных праздников — новоюлианский, а календарь переходящих — юлианский. Из-за этого возникают такие абсурдные феномены, как, например, порой исчезновение Петрова поста, другие наложения и сбои. Но страшно не это, а расщепление традиции.

Любопытно, что в последнее время намечается обратный процесс. Так, в 2014 году к юлианскому календарю вернулась Польская Православная Церковь. С 2015 года решением Ватикана католические приходы в Святой Земле отмечают Пасху по православной Пасхалии!

Фактически календарный вопрос сейчас представляет собой отголоски тренда, который в принципе себя полностью исчерпал. Тренд этот был на поглощение восточно-православной цивилизации западной.

Отголосок отвергнутого тренда

— Кажется, что всё наоборот: этот тренд успешно развивается.

— С одной стороны, он развивается, поскольку пока не остановлен. Но с другой стороны, в своих идейных основаниях он исчерпан. Эти основания, в частности, подразумевали признание ущербности и вторичности византийского проекта и православной цивилизации по отношению к цивилизации западной.

— Но сейчас границы этого мира, если вообще можно о нем говорить, фактически ужались до границ России.

— Это понятно. Но на научном, фундаментальном методологическом уровне эта мифологема о предпочтительности западноевропейской цивилизации по сравнению с восточноевропейской развеяна даже самими западными учёными. Теперь общепризнанно, что западноевропейская цивилизация не имеет неоспоримых преимуществ перед восточноевропейской, византийской. Но в общественном мнении, в публичном информационном пространстве старые тренды пока держатся. Они потеряли почву, но сохраняются по инерции. И Россия оказывается в этой ситуации единственной хранительницей старой византийской традиции, сама того не желая. Но к этому её подталкивает западный мир.

Это удивительно. Мы сами не понимаем, почему к нам такое отношение со стороны Запада. А Запад прекрасно понимает, что в основе российского менталитета, российской культуры лежат принципиально другие ценностные модели. Как писал Стефан Баторий Папе римскому, «православный хуже еврея». Православного можно перевоспитывать, переубеждать, но все равно невозможно переделать. Это «конченый человек» для западноевропейской цивилизации. Единственное, что с ним можно сделать, так это превратить его в мусор. Заставить православные народы воевать друг с другом.

«Верующий интриган»

— В последнее время появились сведения, что Константинопольский Патриарх Мелетий (Метаксакис) был масоном. Это правда?

— Это не новая информация. Едва ли не все греческие патриархи того времени были масонами. Гораздо криминальнее его церковная деятельность, когда он, будучи отлучённым от Элладской Церкви, был избран Константинопольским Патриархом.

— Как это случилось и почему?

— Это запутанная история. Скорее всего, это был конфликт из-за денег. Богатая Американская Церковь раньше под омофором Русской Церкви, ведь именно русские принесли Православие на американский континент. После ухода России с политической сцены греки прибирают к рукам весь американский континент. Поначалу это делает Элладская Церковь. В 1918 г. Мелетий (Метаксакис) при поддержке своего друга, греческого премьера Венизелоса, стал предстоятелем Элладской Церкви. В 1920 году Венизелос ушел в отставку, и Мелетий был смещен с кафедры. Уехав в США, он образовал там Американскую архиепископию, а затем, став Константинопольским патриархом, объявил, что забирает Америку под Константинополь. Так главная финансовая база греческой диаспоры ушла от Элладской Церкви.

— Он был политик и интриган или всё-таки верующий иерарх?

— Это классическая поздневизантийская фигура — верующий интриган. Таких в византийской истории было немало. То есть это человек, на мой взгляд, искренне верующий, любящий свой народ и свою культуру, но совершенно беспринципный. Если встаёт вопрос, что на первом месте: прагматический интерес или традиция, такой человек всегда выберет первое. Это старая византийская парадигма «политического духовенства», которая привела в своё время к Флорентийской унии и гибели великой Православной империи. Было духовенство исихастское, а было политическое. В истории Византии эти два полюса часто переплетаются, взаимодействуют друг с другом, но это две разные парадигмы и ценностные модели.

— И что у них было на первом месте — политика или духовность?

— Нельзя сказать, что они были движимы личными корыстными интересами. Но в своей политической и церковной деятельности они ставят во главу угла некие политические ценности, которые можно обозначить русским словом «Родина». Для греков это очень широкое понятие, потому что для них это означает возрождение Византийской империи, возвеличивание греческого имени. Это так называемая «Великая идея», панэллинизм.

Однако парадокс в том, что их панэллинизм противостоит церковным, традиционалистским ценностям. Дело в том, что византийцы считают себя хозяевами традиций. Логика такая: мы их изобрели — мы и можем их трансформировать, как хотим.

— Но ведь Византии уже не существует!

— Для них она вечно жива. На флаге константинопольского патриарха изображен имперский византийский орёл. Византия у них в сердце. Ведь это — феномен не только государственный и политический, но и цивилизационный. Они носители этой культуры, этих ценностей, этой цивилизации. Будучи в Америке, Европе или Турции, они являются не американцами или турками, но представителями византийской цивилизации.

— Можно сказать, что Метаксакис впал в ересь филетизма?

— Они слишком умны, чтобы подставляться под формальные обвинения в ереси. Формально претензии в возвеличивании своего этноса, нации им предъявить трудно. Филетизм — это когда народ является носителем Церкви, когда маркером Церкви является национальность. Грек, например, никогда не употребит выражения «Греческая Церковь», но только «Церковь Греции». Ведь в единой Церкви Христовой не может быть деления по нациям, но только по географическим регионам. Другое дело — Украина. Вот там, действительно, процветает махровый филетизм.

Константинополь сейчас играет ва-банк

— В таком случае можно сказать, что на Украине в каком-то смысле схлестнулись идеологии византийского, панэллинского мира и мира русского?

— Украинский конфликт — не церковный. Это конфликт цивилизационный. Фактически Украина в современном мире — контактная зона двух огромных цивилизаций. Церкви этот конфликт глубоко чужд, потому что в ней нет цивилизационных границ. Она вне этой парадигмы.

И наша церковная сторона в этом конфликте права, потому что она на стороне канонов и традиций. Она в этом конфликте, строго говоря, и не участвует. Другое дело, что она находится под колоссальным давлением, но парадокс заключается в том, что она может ничего не делать для того, чтобы победить. Для этого надо просто выдержать удар. Идёт натиск Константинополя, натиск украинства, натиск Запада.

А когда мы говорим о канонах и соблюдении традиций, здесь у нас уже полное и безусловное преимущество. Потому что Константинополь сейчас, честно говоря, играет ва-банк. Он поставил на карту свою историческую судьбу и роль в Православном мире.

— И произошла полная потеря лица.

— Нет, сейчас он будет идти до конца, и надо к этому готовиться. В том числе готовиться и к тому, что в какой-то момент окажется так, что Константинополь исчезнет как координирующий центр Православия, поскольку полностью потеряет свой моральный и церковный авторитет. Тогда Православие будет нуждаться в другом координирующем центре.

— Но фанариоты — умные люди, они не могли этого не просчитать. Почему же тогда они на это пошли?

— Это для меня вопрос открытый. Лично я считаю, что они пошли на это в рамках какой-то крупной геополитической игры. Велика вероятность, что всё это задумано как пролог большой войны. Решено расщепить Православный мир, желательно — просто дезинтегрировать. Однако понятно, что это выглядит как самоубийство Константинополя, потому что когда Православный мир придёт в себя, «Вселенскому патриарху» места в нём не найдётся.

— Большая война кого с кем?

— Это не так уж важно. Главное, что это будет война на пространствах православного мира. И главной целью ее будет, несомненно, Россия.

Готова ли Россия к своей будущей роли?

— Как вы думаете, когда эта большая война может начаться?

— Судя по тому, что они начали это процесс дезинтеграции сейчас, кризис в острой фазе займёт год-два и на пике этого кризиса и должно что-то произойти. Во всяком случае, ясно, что решение принято не в Константинополе.

Вы правильно сказали, что константинопольские архиереи — очень умные и осторожные люди. Они прекрасно разбираются в канонах. Тот же патриарх Варфоломей — доктор канонического права. И если такой человек столь открыто идёт ва-банк, значит, ему даны какие-то гарантии. (Не ему лично, ему уже всё равно — он тяжелобольной человек.) Но он как истинный византиец представляет интересы всей эллинской партии. Очень возможно, что ему пообещали огромный выигрыш, сопоставимый с возрождением Византийской империи, установление общеправославного греческого доминирования. Однако это означает, что условием этого доминирования может быть только устранение России, её дезинтеграция или изоляция.

Так что речь идёт об очень важных вещах — о разрушении православного единства.

— Но почему они, хранители этого единства, пошли на его разрушение?

— Вот я и говорю, что им, очень возможно, было обещано что-то очень серьёзное. Может быть, участие в каком-то эпохальном экуменическом проекте, который будет введен в действие в ближайшее десятилетие. Ведь проект по объединению всех христианских конфессий, которому стукнуло 100 лет, не снят с повестки дня. Более того, теснейшие связи Константинополя и лично Варфоломея с Римом показывают, что между ними сейчас нет никаких сильных разногласий. Единственной существенной помехой является Россия с её многомиллионной, потенциально консервативной и «реакционной» паствой. Когда она будет нейтрализована, интеграция станет реальной. В конце концов, почти все православные сейчас уже живут в Евросоюзе, и их цивилизационное сближение с европейцами идет полным ходом.

Для православного мира этот проект будет куда страшнее Флорентийской унии. И по его итогам Россия останется единственной хранительницей православной традиции. И вопрос в том, насколько она сама будет готова к этой роли.