Роберт Саутвелл (1561–1595): поэт и мученик

Фото: laciviltacattolica.ru

Недавняя книга Лауры Санны, посвященная творчеству английского иезуита-мученика Роберта Саутвелла, дает нам повод вернуться к драматичным историческим событиям — гонениям на католиков в елизаветинскую эпоху — и поговорить об одном из самых выдающихся людей той эпохи. Саутвелл занимает важное место в английской литературе. Темы его главных сочинений, как прозаических, так и поэтических, нужно, разумеется, рассматривать в связи со страданиями и испытаниями английских католиков, его современников, обретавших поддержку и утешение в апостольском служении Саутвелла, подпольном и крайне опасном. Но движет автором не конфликтный дух. Напротив, сегодня его сочинения можно читать в экуменическом духе примирения.

***

Английские мученики

Время, когда раскололось религиозное единство Европы, — XVI и XVII век — поистине драматично. Глубина разделений и жестокость конфликтов и казней потрясают нас и сегодня, когда, оглядываясь назад, мы пытаемся лучше понять свою историю и выстроить искренний диалог и прочный мир.

Одно из мест драматического действия — Англия, где со времен Генриха VIII конфликт развивается не столько в доктринальном измерении, сколько как противостояние между властью короля и Папы. Католики вынуждены жить в непримиримом конфликте между верностью монарху, символизирующему государственное единство, поработителю национальной Церкви, и верностью Понтифику, олицетворяющему вселенское единство Католической Церкви.

Это сложная и отнюдь не линейная история, в которой религиозная реформа используется для насаждения монархического абсолютизма, а конфессиональные противоречия переплетаются с событиями международной политики. Формируются образы внешнего врага: Папа Римский, Испанская империя с ее грозной Армадой, шотландская королева, ирландские повстанцы… Вслед за правлением первых двух суверенов-Тюдоров в разрыве с Римом — Генриха VIII и Эдуарда VI — на трон вступает Мария и старается восстановить католичество, не отказываясь от одиозных насильственных методов, таких как костры для «еретиков». Но это правление занимает совсем немного лет, а следующее — Елизаветы, которая возвращает и насаждает Реформацию, продлится несравнимо дольше и преуспеет в маргинализации католицизма.

Томас Мор и Джон Фишер — первые знаменитые жертвы этого противоречия. Их искренняя преданность благу родины и уважение к власти суверена не вызывают сомнений, но за верность религиозным убеждениям приходится платить жизнью — и за мученичество Католическая Церковь объявит их святыми. За ними последуют многие другие. Растет число «английских католических мучеников». Это лишь одно из больших течений в реке крови. Брэд С. Грегори подсчитал, что с 1523 по 1680 годы в Европе около 5 000 граждан были приговорены и убиты по религиозным мотивам[1]. Что касается Англии, число инакомыслящих, сожженных на кострах в качестве еретиков при королеве Марии, достигает 280, жертвами антикатолических гонений при Тюдорах стали около 300 человек; в ходе долгого правления Елизаветы были осуждены за измену и убиты 189 католиков, из них 125 священников. Жестокая форма казни за измену точно определена: «Пусть его притащат в Тайберн волоком, и повесят, и снимут еще живого; пусть его внутренности сожгут перед его лицом; голову отрежут от тела; тело разделят на четверти, назначенные для угождения Ее Величеству».

Долго не получалось говорить о тех временах спокойно и объективно. Противоборствующие конфессии веками лелеяли память о своих мучениках, отодвигая в тень забвения мучеников другой стороны. Затем постепенно климат изменился: как в истолковании исторических событий, так и в отношениях между конфессиями. Что касается Католической Церкви, во второй половине XIX века она начинает дела о причислении к лику блаженных и святых. В итоге Львом XIII в 1886 году были беатифицированы 54 человека, в 1895-м еще 9; Пий XI в 1935 году канонизировал Мора и Фишера, а Павел VI в 1970 году — 40 человек (недавно мы отмечали пятидесятилетие этого события); Иоанн Павел II в 1987 году причислил к лику блаженных 85 человек. Канонизация 1970 года совершилась в экуменической атмосфере искреннего примирения, как явствует из проповеди Павла VI: «Да залечит кровь этих мучеников глубокие раны, нанесенные Церкви Божией отделением Англиканской Церкви от Католической. Разве не одну Церковь основал Христос? — спрашивают эти мученики. Не в этом ли их свидетельство?» А по случаю беатификации 1987 года была опубликована Совместная декларация архиепископа Кентерберийского, д-ра Роберта Ранси, и архиепископа Вестминстерского, кардинала Бейзила Хьюма: «Мы вместе выражаем благодарность Богу в связи с беатификацией этих мучеников… Их простота и героическое свидетельство об отеческой вере, равно как и то, что на первое место они ставили Христа и совесть, могут быть источником вдохновения и для тех, чьи духовные отцы придерживались иных христианских убеждений»[2].

В ходе Реформации, из-за запретительных мер в Англии, многие католические священники получали образование за рубежом и возвращались на родину, прекрасно зная, что подвергаются огромной опасности, вплоть до мученичества. Среди этих свидетелей веры были иезуиты: 10 святых и 16 блаженных — члены Общества Иисуса. Вероятно, самый знаменитый из них — Эдмунд Кэмпион, первый иезуит, отправленный в Англию в 1580 году, чья миссия продлилась совсем недолго: через месяц по прибытии он выступил со смелым и прямолинейным «манифестом» о цели «английской миссии», адресованным Частному совету королевы, за что поплатился жизнью уже в 1581 году.

Трагический исход миссии Кэмпиона побудил иезуитское руководство избрать более осторожный путь: не бросать вызов открыто, а подпольно нести апостольское служение в поддержку католиков, противящихся насаждению новых законов (месса и исповедь были запрещены); поэтому нужно было опираться на знатные или влиятельные католические семьи, которые только и могли размещать у себя и прятать священников, хотя тоже из-за этого подвергались большой опасности. Но при всей осторожности вероятность рано или поздно окончить жизнь на эшафоте всегда была очень высока. Особенно после статутного акта, выпущенного Елизаветой в 1585 году: проживание священника (в первую очередь иезуита) во владениях королевы объявлено тяжкой изменой.

Миссия Роберта Саутвелла

В этих условиях несет свое служение Роберт Саутвелл. Он родился в 1561 году в Норфолке, в знатной семье, разбогатевшей также и по случаю хищнического разграбления монастырей и аббатств в начале Реформации, но мать сохранила католическую веру, как и другие родственники. В 1576 году Роберта отправили учиться в коллегию иезуитов в Дуэ, что во Фландрии, где многие молодые англичане проходили подготовку, чтобы затем вернуться в свою страну с миссией уже священниками. Роберт после некоторых колебаний отправился в Рим и в 1578 году был принят в новициат в Обществе Иисуса. Учился в Римской коллегии (где в числе его преподавателей был Беллармин), но с 1581 года жил при Английской коллегии, которая тогда была передана иезуитам именно для подготовки священников к английской миссии. В 1586 году эту миссию принял и Роберт Саутвелл. Вернулся в Англию, там провел шесть лет, преимущественно в Лондоне, долго гостил в доме Анны Дакр, графини Арундел, супруги Филипа Говарда, католика, брошенного в Лондонский Тауэр. Основная часть деятельности Саутвелла заключалась в том, что он принимал священников, прибывающих из-за границы, и направлял их далее для апостольского служения.

«Реальность миссионерской жизни состояла из переодеваний и ухищрений, поспешного бегства по тревоге, долгих часов или целых дней в темных душных тайниках, где довольно было кашлянуть или сделать неосторожное движение, чтобы достаться преследователям. И при этом — тревога за судьбу хозяев дома, которые, предоставляя убежище, рисковали безопасностью целой семьи. А иногда в круг самых надежных благодетелей втирались шпионы и доносчики, которых не перехитрить и от них не спрятаться»[3].

Саутвелла искали с особым усердием, и в конце концов по доносу его схватил в 1592 году один из самых остервенелых и жестоких гонителей, печально известный Ричард Топклифф, один из фаворитов королевы. Через два с половиной года заключения и пыток в Тауэре Саутвелл был казнен за измену 21 февраля 1595 года вышеописанным способом. Ему было 34 года.

Но слава Саутвелла уже при жизни и несколько десятилетий после смерти, а также — после долгого забвения — с XIX века и далее, связана и с его литературными трудами, прозаическими и особенно поэтическими, которые он писал сначала на латыни, а затем по-английски. Поэтому неслучайно именно преподаватель английского языка и литературы, специалист по елизаветинской эпохе Лаура Санна недавно выпустила книгу — безусловно, самую объемную из опубликованного о Саутвелле по-итальянски[4]. Выход книги стал для нас поводом окинуть беглым взглядом яркие произведения мученика, который именно в сочинительстве — и речь идет о качественной литературе, получившей высокую оценку в культурных кругах того времени, видевших Шекспира и Френсиса Бэкона, — усматривал один из лучших способов исполнить свою миссию. Многие его тексты широко разошлись, большей частью их переписывали от руки и распространяли подпольно, но также и печатали, и переиздавали не раз.

Первый из них вышел подпольно в 1587 году: «Утешительное письмо достопочтенным священникам и уважаемым мирянам в узах за веру во Христа». Название — при всех отличиях — сразу приводит на память «Диалог утешения против скорби» Томаса Мора. Саутвелл ставит эпиграфом два стиха, хорошо описывающие боевые условия его жизни и дух его миссии. Первый из Евангелия: «Царство Небесное силою берется, и употребляющие усилие восхищают его» (Мф 11, 12); второй можно считать девизом автора: Deus tibi se, tu te Deo («Бог [отдает] Себя тебе, [отдай] себя Богу»): он помещает эту фразу на все свои вещи. Письмо рождается из переписки с Филипом Говардом, графом Арунделом, мужем покровительницы Саутвелла, узником Тауэра, где тот проведет десять лет до смерти, а в 1970 году будет канонизирован в качестве мученика вместе с Саутвеллом. Используя широкую палитру образов и отсылок к Библии, автор предлагает 12 оснований для утешения в трех последовательных рассуждениях: скорбь есть неотъемлемое условие земной жизни; страдать за правое дело почетно; мученичество — предпосылка вечной славы, как обещал Христос. Целых три раза описана с точностью процедура казни во всей ее жестокости: «Пусть нас волокут на телегах, вешают, заживо потрошат, четвертуют, бросают в кипяток и прикрепляют четверти тел наших к городским воротам, на съедение птицам небесным, как они обычно поступают с мятежниками». Картина, бывшая перед глазами и на уме у всех в те времена.

Но Саутвелл также старается примирить веру в Римскую Церковь и верность государыне. На это указывает Скотт Р. Пиларз: «Патриотизм делает его способным осмыслить страдания католиков. Хранящие старую веру на самом деле действуют в высших интересах нации. Роберт примиряет свою любовь к родине и к Церкви с помощью парадокса. С его точки зрения, подданные, гонимые Елизаветой, — ее самые патриотичные сторонники»[5].

Этот тезис звучит с новой силой в еще одном сочинении Саутвелла. «Смиренное прошение Ее Величеству в ответ на последний манифест» было составлено и разошлось в рукописном виде в атмосфере уныния, вызванного королевским манифестом от октября 1592 года. Новый документ с оскорбительной жестокостью усиливал изоляцию «непокорных» католиков, обязывал главу семьи исследовать каждого члена семьи или гостя: друзья и родственники могли, а по закону и должны были стать шпионами или доносчиками[6]. В своем тексте, последнем перед арестом, Саутвелл прямо обращается к королеве, которую считает жертвой дурных советчиков, и с горячностью доказывает, что несправедливо со стороны правительства угнетать католиков и приравнивать священников к предателям. В его словах нет ни дерзости, ни провокации. В заключение он объявляет: «Мы приходим пролить свою кровь, а не чужую. Орудия нашего боя — духовные, не насильственные. Так наше желание возвышается над столь варварскими намерениями, ибо мы надеемся мученичеством проложить себе дорогу в славную вечность, а не чужой смертью приобрести вечное бесчестие»[7].

От двух с половиной лет в тюрьме осталось одно длинное письмо влиятельному придворному функционеру Роберту Сесилу. Мирный тон и разумная аргументация по-прежнему не изменяют автору. Саутвелл не просит себе жизни ценой отречения от собственной совести: он отлично знает, что, объявив себя священником и иезуитом, подписывает себе смертный приговор. Он не жаждет мученичества из «кровожадности к самому себе», но требует уважения к своему долгу по совести: «Как тот, кто уже отчалил в последнее путешествие, отрываю мысли от радостей жизни и, как тот, кто вне закона, направляю их на этот тяжкий путь, ожидая, что Бог, отец сирот и защитник безутешных, приведет мою бедную душу в желанную мне гавань»[8].

Поэзия веры и сострадания

Саутвелл демонстрирует не только любовь к словесности, но, как уже было сказано, высокое качество прозы и еще выше — поэзии. От его молодых лет в Риме осталось немалое число поэтических произведений на латыни, плод гуманитарного образования у иезуитов, но главным образом сочинения на английском языке обеспечили своему автору место в истории литературы. Читать Саутвелла надо всегда в ключе веры: Я не раб тленной красоты, / Не погребаю мысли в золотых шахтах, / Не стремлюсь к эфемерной славе; / Ищу и нахожу свет, сияющий вечно:/ Славные лучи открывают небесные видения / И дают моей душе всяческую отраду[9].

«Искать и находить Бога во всем» рекомендует св. Игнатий своим последователям. На это и направлена поэзия Саутвелла. До нас дошли 55 стихотворений на английском языке, многие на религиозную тематику. Самое знаменитое — The burning Babe («Пылающий Младенец»), оригинальное рождественское видение с отсылкой к памятному евангельскому стиху, столь дорогому иезуитам: «Огонь пришел Я низвести на землю» (Лк 12, 49): Седой зимней ночью. / Я дрожал в снегу. / Внезапный жар / Воспламенил мне сердце; / В испуге поднял я глаза / И увидел пламя, / И явился в воздухе / Младенец, ярко горящий: / Пылая жарко, Он проливал / Потоки слез, / Словно должен погасить огонь / Плач, его питающий; / Увы! (сказал Он) только что Я родился, / Меня сжигает пламя, / Но никто не приходит согреть сердце, / Никто не ощущает Мой огонь, кроме Меня. / Моя невинная грудь — печь, / Дрова — колючие шипы, / Любовь — огонь, вздохи — дым, / Зола — позор и презрение. / Правда собирает вязанки, / Милость дует на угли, / Металл куется в этой печи —/ Нечистые души людей; / Ради них я в огне, / Чтобы довести их до добра. / Итак, Я расплавлюсь, / Чтобы омыть их в бане Моей крови. / С этим Он исчез из виду, / Погаснув в один миг, / И тут мне вспомнилось: / Сегодня Рождество[10].

В годы, проведенные в Англии, поэт все горячее сопереживает внутренним и внешним скорбям, смущению и тревогам гонимых, искушению отказаться от католической веры. Он тоже вовлечен в это в полной мере. Самая длинная и значительная его поэма — Saint Peter’s Complaint («Плач св. Петра»). Автор черпает вдохновение в итальянской поэме Луиджи Танзилло на ту же тему, но перед нами отнюдь не перевод. 132 шестистишия посвящены тому, как Петр оплакивает свое отречение от Иисуса во дворе дома первосвященника во время Страстей Христовых. Потрясают глубина анализа и эмоциональное напряжение в духовном рассуждении о грехе, обращении и покаянии. Читать эту поэму можно на разных уровнях. Джозеф Д. Скаллон отмечает: «За смыслом, лежащим на поверхности — Петр исповедует свой грех и свою скорбь, — скрыт комментарий иезуита-миссионера к действиям тех англичан, кто уступает давлению и отрекается от Христа и Его Церкви. И во всей поэме угадывается присутствие священника-поэта, осознающего свои неудачи и свою вину и желающего преподать утешение и отпущение грехов»[11].

Главная композиционная точка — встреча со взглядом Христа: «Тогда, о Господи, Твои глаза встретились с моими…» Этим глазам Саутвелл посвящает целых 20 строф, чувства и образы с напором сменяют друг друга. Глаза Иисуса — это свет, несущий знание и истину; это пламя, зажигающее и пронзающее любовью; они дают благодать и растапливают оледеневшее сердце; они — зеркало, в котором создание растворяет свой образ в образе Создателя; только они — лекарство от греха, источник очищения и искупления; они «единственные», «сферы», «маленькие миры», «область совершенного счастья»[12]. Достаточно процитировать одну строфу: Всевидящие глаза, вы достойнее всего, что видите, / Вы лишь друг другу равноценны: / Я ничто, на меня обратите свои лучи, / Животворящей добродетелью исцелите от смертоносного порока. / Что вы видите, то делаете достойным взгляда, / Видеть вас — исцеление, ваш взгляд — отрада[13].

В поэзии Саутвелла постоянно звучат темы страдания, гонения, смерти, мученичества, утешения и надежды. Слезы тоже одна из основных тем, не только в плаче Петра, но и в диалоге Магдалины со Христом у гроба, в еще одном очень резонансом тексте: Marie Magdalen’s Funerall Teares, а также в оригинальном стихотворении «Долина слез», где изобилуют образы суровой, непроходимой и враждебной природы. Эта тема, которая будет часто фигурировать в литературе того времени, важна и для духовности иезуитов: св. Игнатий в Духовных упражнениях рекомендует просить о «даре слез».

Те же мотивы — сострадание и мольба об утешении и спасении — звучат в «Гефсиманских стихах» (Gethsemani poems). А еще здесь есть строфы, облекающие в слова горячую молитву души, готовящейся к мученичеству. После размышления о кровавом поте Христа поэт вспоминает эпизод о призвании огня с неба пророком Илией в борьбе с идолопоклонниками и в свою очередь просит о божественном огне для своей жертвы: Однажды Илия, чтоб доказать всемогущество Божие, / Вымолил огонь дивной силы, / Пожравший кровь, и дерево, и воду, / Даже камни и пыль, вопреки природе: / Такой огонь — любовь, питаемая сочащейся кровью, / Которая горит, как сухие дрова. / О священный Огонь, приди, яви на мне свою силу, / Чтобы я вернулся жертвой ко Христу; / Если сухое дерево — годное топливо, / Если камни и пыль, если кровь и плоть горят, / я сух, я камень, / Мешок пыли, масса плоти и крови[14].

Уже на эшафоте, 21 февраля 1595 года, Саутвелл бросил другу в толпу платок, которым, хотя и со связанными руками, сумел отереть запачканное и окровавленное лицо, как бы вторя преданию о лике Христовом на плате Вероники, и произнес свою последнюю краткую речь — о том, что умирает за веру, а не за измену. В начале — стих из Писания, ясное свидетельство и слово упования: «Живем ли — для Господа живем; умираем ли — для Господа умираем: и потому, живем ли или умираем, — всегда Господни» (Рим 14, 8).

Еще многое можно было бы сказать о недолгой жизни Саутвелла, много стихотворных строф процитировать. Но нам важнее всего отметить, что итогом рассказа о нем и повторения его слов становятся не взаимные обвинения и ненависть, а сострадание к несправедливо осужденным, отважное и верное следование голосу Божию, звучащему в совести, и горячая любовь к Иисусу Христу.

Поэтому, а не только за литературные достоинства, уже в то время многие сочинения Саутвелла вызывали восхищение и высоко ценились англиканской стороной тоже, и было дозволено их распространять. Поэтому можно надеяться, что живая память об английских мучениках останется и впредь ценным достоянием для их народа и страны, во имя человеческого достоинства и ради восстановления церковного единства.

***

ПРИМЕЧАНИЯ:

[1] Ср. B. S. Gregory, Salvation at Stake: Christian Martyrdom in Early Modern Europe, Cambridge, MA, Harvard University Press, 2001, 6.

[2] Beati martiri inglesi, в Santi e Beati (www.santiebeati.it/dettaglio/96272).

[3] L. Sanna, Un volto: Robert Southwell, Cagliari, PFTS (Pontificia Facoltà Teologica della Sardegna) University Press, 2021, 150.

[4] Книга профессора Санны (см. прим. 3) не биография, а полное исследование сочинений Саутвелла, предваряемое подробным описанием мест, где он жил и учился, и дополненное большой антологией сочинений, в английском оригинале с параллельным итальянским переводом. Автор хорошо знакома с ныне обширной исторической и литературной библиографией о Саутвелле на английском языке, поэтому читатель получит целостное представление о мученике из Общества Иисуса, а также о культурной и духовной атмосфере того времени. Фундаментальная биография Саутвелла — C. Devlin, The Life of Robert Southwell, Poet and Martyr, London — New York — Toronto, Longmans — Green and Company, 1956.

[5] S. R. Pilarz, Robert Southwell and the Mission of Literature, 1561–1595. Writing Reconciliation, Ashgate, Aldershot, 2004, 61-68 (цитировано в L. Sanna, Un volto: Robert Southwell, цит., 180).

[6] Ср. L. Sanna, Un volto: Robert Southwell, цит., 157.

[7] Там же, 165.

[8] Там же, 170.

[9] R. Southwell, From Fortunes reach, vv. 13–18, в L. Sanna, Un volto: Robert Southwell, цит., 211.

[10] Там же, 356–359.

[11] J. D. Scallon, The Poetry of Robert Southwell, Salzburg, Institut fur Anglistik und Amerikanistik, 1975, 181 (цитировано в L. Sanna, Un volto: Robert Southwell, цит., 292).

[12] Ср. L. Sanna, Un volto: Robert Southwell, цит., 298 s.

[13] Там же, 414 s., строфа 63.

[14] R. Southwell, Christs bloody sweat. Il sudore di sangue di Cristo (цитировано в L. Sanna, Un volto: Robert Southwell, цит., 365, строфы 3–4).

Федерико Ломбарди SJ

11 ноября 2022 г.

Источник: La Civiltà Cattolica