Разговор со своими.

В издательстве «Никея» готовится к выходу серия книг «Разговор со своими». В преддверии этого события с автором беседует главный редактор издательства «Никея» Владимир Лучанинов.

Отец Андрей, готовится выход серии книг «Разговор со своими». Если книга «Дары и анафемы» адресована людям светским, интересующимся религией, то серия «Разговор со своими» рассчитана на людей воцерковленных, которые участвуют в споре, диалоге об отношениях Церкви со светским миром. Это так, отец Андрей?

«Разговор со своими» - это может быть одна большая книга, а может быть большее количество мелких брошюр. Всё-таки я буду о ней говорить как об одном целом. Правда, эта книга несколько опоздала. Она писалась в другую эпоху, во времена патриарха Алексея. Это был некий крик: «Ну, проснитесь же! Поймите, что мы в очень тяжелую пору церковной жизни и жизни страны входим! И нельзя надеяться на то, что само собой все уладится и утрясется». Это была попытка убедить саму Церковь, что мы не можем только в прошлое бесконечно вглядываться и любоваться им, мы должны обратиться к тем людям, среди которых Господь нас сегодня послал жить. Сейчас, когда патриарх Кирилл сам позиционирует себя как миссионер и пытается административными способами разбудить миссионерскую активность церковной жизни, может быть, эта книжка в чем-то уже и не соответствует современной церковной атмосфере. В каком-то смысле эта книга - плач одиночки. А сейчас уже наметилась попытка создать систему миссионерства. Я не знаю, удастся это или нет. Хотелось бы, чтобы удалось, чтобы в массовом порядке стали появляться люди с миссионерским подходом к Церкви, к вере, к людям.

Но здесь есть другая опасность - слишком розового восприятия реальности, в том числе и церковной. И вот поэтому одна из важных тем этой серии книг - это понуждение церковных людей к осознанию лакуны, пустоты, которая у нас под ногами или за нашей спиной, в нашей истории. Знаете, когда человек входит в церковную жизнь, поначалу ему кажется, что есть Библия и это такая святая книга, в которой есть ответы на все случаи жизни. Но потом оказывается - это не совсем так. Книга эта очень сложная, требуется искусство ее понимания, и не на все вопросы там можно найти ответы. Тогда кажется, что есть огромная библиотека трудов святых отцов и уж там-то точно все можно найти. Но по мере погружения в эту сферу нам многое становится яснее, многое обретает свой камертон, но тоже, оказывается, не на все вопросы есть и у святых отцов ответы.

Что я имею в виду? В православии нет миссионерского предания, традиции миссионерского служения! Есть у нас великолепные, глубокие традиции: традиция догматической мысли, богословской, монашеская традиция, аскетическая, нравственная, каноническая, традиция литургического пения. Много традиций. А вот традиции миссионерской не сложилось. Не было в истории нашей Церкви такого, чтобы один миссионер учился у другого, прожив с ним жизнь. Скажем, чтобы один миссионер дошел до Оби, а его ученик пошел до Енисея, а ученик ученика пошел до Камчатки. И поэтому сегодняшний миссионер, если он желает искать образцы для подражания в прошлом, обречен на некое разочарование. Мало этих примеров было. И возникает большой вопрос: в какой степени положительный опыт миссионерства порождение традиционно-монашеского уклада жизни или влияния европейской школы, которая научила вежливому отношению к туземцам. Ведь в XIX веке уже не принято было считать всех, кроме белого человека, тварями.

Также возникает вопрос, что из миссионерской деятельности прошлого мы можем использовать сегодня? Это очень непростой, болезненный вопрос для многих церковных людей. Должны ли мы относиться к русским так, как святой Иннокентий относился к алеутам? Мы согласны с тем, что миссионер где-то за океаном может терпимо относиться к особенностям населения и учитывать их местные традиции. Но здесь-то на святой Руси все должно быть четко по-нашему типикону. Так должно быть или нет? Вот из последних новостей: где-то в Тайланде в русской православной церкви шла литургия, во время которой дьякон играл на саксофоне. По этому поводу большого бунта не произошло. Видимо, массовое церковное сознание, узнав эту новость, смирилось: Тайланд, что с них взять, там лягушек и змей едят. Но если бы такая литургия с саксофоном прошла в Москве? Реакция, я думаю, была бы гораздо более болезненная, и это событие стало бы сенсацией для светской прессы, и вызвало бы возмущение в Церкви.

Вопрос очень непростой: готова ли Церковь терпеть миссионеров, заимствовать опыт миссионеров и импортировать его. Что это значит? Миссионера посылают в даль светлую - найди то, не знаю что, и принеси то, не знаю как. Ему это удаётся, и он возвращается назад, а миссионеру говорят: «Что это ты принес? У тебя обувь неуставного формата. Там пыль с других планет. Нужна дезинфекция». Это некий базис пустоты (пустота, взятая за основу), на котором строится вся остальная тематика моей серии книг.