Раскол, Старая месса и Папа Франциск: интервью с Андреа Риккарди

Фото: https://www.santegidio.org/

Андреа Риккарди – основатель Общины св. Эгидия – влиятельной организации мирян, работающей в 70 странах мира. Риккарди вот уже много десятилетий преподает историю. Он был министром без портфеля по международному сотрудничеству в составе правительства Монти (2011-2013). В 2017 году ходили слухи, что Папа Бенедикт собирается сделать его кардиналом, несмотря на то, что Риккарди – мирянин, и эти слухи показывают, насколько уважаем Риккарди в Ватикане.

Паоло Гамби: Что происходит с Католической Церковью сегодня?

А.Р. Думаю, католики в замешательстве. Это – не чисто католическое явление, а часть общего недоумения, в котором пребывают женщины и мужчины в условиях революции глобализованного мира. В последние 20 лет к нам прилетели холодные ветры глобализации, а с ними – коммуникация, «цифровой человек», мигранты и, в первую очередь – неопределенность. В мире больше нет порядка, который был раньше, даже от тревожного порядка холодной войны ничего не осталось.

Замешательство – европейская болезнь, потому что Европа не может стряхнуть с себя аромат упадка, она бьется, как рыба на берегу в поисках воды. Европа стала периферией. Комфортной, богатой периферией больших игр. Замешательство, в котором находятся католики – часть общего замешательства человека.

В Церковь проникли светские идеологии?

А.Р. Католический мир абсорбировал светские идеологии, начиная с конца Второй мировой войны и до 1989 года. Это произошло с марксизмом, социалистическим движением в Латинской Америке, Европе и Африке. Может быть, эти идеологии, наконец, нашли пристанище в Церкви, впали в спячку, хранятся, как в холодильнике? Я так не думаю. Думаю, что наше сознание очень идеологично, слишком идеологично, и мы трактуем церковные дела так, как если бы они имели отношение к идеологии, хотя это не так.

Я хочу сказать о выборе в пользу бедных, сделанном Папой Франциском: сейчас мы находимся в великом христианском течении, в центре которого находятся бедные (это начинается с Евангелия от Матфея), смысл жизни, размышления о жизни и ее ценностях, о семье и браке.

Я считаю, что католицизм Папы Франциска, пусть с трудностями, но в то же время творчески ищет новый синтез, новое видение, в котором новое объединено со старым. К сожалению, сейчас время, когда видящих мало, так что если в поле остается лишь одно дерево, молния попадает именно в него.

Как вы проанализируете скандалы вокруг педофилии?

А.Р. Это – очень серьезная проблема, прежде всего, как говорит Папа, потому, что вовлечены дети и молодые люди, вверенные Церкви. Это снизило доверие людей к духовенству, в каком-то смысле, ослабило само духовенство, которое бездействовало. Возможно, именно это стояло за отставкой Бенедикта XVI, или, по крайней мере – за трудностями его понтификата, хотя он очень четко занимался этой проблемой, еще будучи префектом (Конгрегации вероучения).

А каково, вы думаете, восприятие финансовых скандалов?

А.Р. Плохое финансовое управление, к которому я бы добавил сложности, связанные с функционированием ватиканской системы – нужно рассматривать по-новому: Ватикан сильно изменился. Сегодня это – международная организация, в которой иногда нет общего вокабуляра для суждения о тех или иных ситуациях. Есть проблема коммуникации, проблема вокабуляра. Церковь это человечество. Раньше это был единый мир, а сегодня – великая сложность, запутанность. Есть проблема понимания центральной администрации Церкви. Реформа Папы Франциска начинается, и я считаю, что мы должны снова погрузить Ватикан в Церковь Рима, где Папа – епископ. Ватикан – не штаб-квартира ООН в Нью-Йорке.

Как Католическую Церковь воспринимает международное сообщество?

А.Р. Международное сообщество узнало о ее трудностях, и некоторые силы попытались воспользоваться кризисом, однако в нашем мире Святой Престол остается твердым авторитетом, что видно по тому, сколько у Святейшего Отца посетителей и желающих встретиться с ним.

Будет ли раскол? Или он уже произошел, как говорят некоторые?

А.Р. Нет. Может быть какой-то тихий, «маленький раскол». Настоящий раскол, как между Востоком и Западом – дело очень серьезное. Максимум – возникнут «Малые церкви», как после Французской революции, или как старокатолики. Может быть, (архиепископ Марсель) Лефевр – боле интересный пример, потому что его последователи были внешним крылом силы, которая оставалась внутри тела Церкви.

Что бы вы сказали католикам, склонным к консерватизму?

А.Р. Я бы сказал: «не бойтесь». Во-первых, мы, католики, доверяем Папе, кто бы он ни был. Есть папы, к которым мы чувствуем близость, и папы, которые нам менее близки. Но красота католицизма в том, чтобы настроиться с Папой на одну волну. Это делает нас одновременно и более традиционными, и более современными. Иначе – риск кристаллизации. Меня пугают прогрессивные католики прошлого, которые кристаллизовались в своих убеждениях и в результате оказались консерваторами. Я считаю, мы должны доверять Папе и идти вместе с ним. Может создаться впечатление, что в Церкви царит замешательство, в том числе на уровне свободы дискуссии. И давайте не забывать, что мы живем в эру социальных сетей и коммуникативного гипер-субъективизма, а этим недугом больны, в том числе, и католики. Думаю, великая личность кардинала Ньюмена нам о многом может сказать в этом смысле: верность Папе, традиции, верность английской культуре, английской церковной традиции. Он умел достигать синтеза, которым мы восхищаемся по сей день, поэтому он отмечен святостью. Но не какой-то воздушной, героической, недоступной нам, бедным простым христианам, его святость – очень британская, тесно связанная с повседневной жизнью, с современностью, культурой.

Что бы вы сказали тем, кто предпочитает Старую мессу?

А.Р. Я получил свое Первое Причастие за Старой мессой. Мальчишкой я прислуживал на Старой мессе в своем приходе, я ценил красоту латинской службы, ее торжественность, григорианские хоралы.

Я не отвергаю всего этого. Но потом я открыл для себя Мессу Павла VI, даже со всеми ее неточностями, упрощениями, я испытал радость от того, что услышал звучание своего родного языка. Я не боюсь множественности обрядов – у нас в Италии существует еще Амвросианский обряд, и я не уверен, например, что решение Пия IX отменить Галликанские обряды было хорошей идеей. Разнообразие ритуалов возвеличивает единство Церкви, это – не путь к разделению.

В последнее время вы говорите о феномене «национального католицизма». Что вы подразумеваете под этим термином?

А.Р. Я замечаю, что во многих странах растет спрос на «национальный католицизм», который должен встать во главу национальной идентичности. Это странно, потому что это происходит как в очень светских странах, таких как Венгрия, и в то же время в Италии, Испании или Бразилии. Этот спрос на «национальный католицизм» напоминает мне движение «Французское действие» Шарля Морраса, осужденное Пием XI: быть в большей степени католиком и националистом, чем христианином и универсалистом. Все папы напоминали нам, что католицизм – это универсализм, предостерегали от искушения национализмом, который заключает Церковь в тюрьму, несмотря на то, что папы всегда признавали важность нации, народа. (Кароль) Войтыла чуть было не стал автором теологии нации, но нации в семье наций, он убедил поляков, что польская нация должна вступить в Европейский Союз, хотя епископы этого и не хотели. В этом смысле Папа Франциск – не такой уж новатор, как не нова и его позиция по мигрантам. Пий XII писал об этом в (апостольской конституции 1952 года) Exsul Familia, но куда более радикально. Историк видит явления в континууме, и очень часто то, что мы считаем новым, не так уж ново, даже если меняется исторический момент.

Каким вам видится будущее католицизма?

А.Р. Я сморю на наше хаотичное время и говорю, что если бы Католической Церкви не было, нам надо было бы ее выдумать! Она говорит о единстве, о мире. Она приносит нам умиротворение в этом тревожном мире.

Паоло Гамби

23 января 2020 г.

Перевод «Благовест-инфо»

Источник: "Catholic Herald"