Как часто причащать младенца? Можно ли причащать детей насильно? Почему ребенок отказывается от причастия? Как ребенку поститься, и нужно ли? В публикуемой статье протоиерей Георгий Крылов, настоятель храма Новомучеников и исповедников Российских в Строгино, отвечая на эти вопросы, предлагает пути решения трудностей, возникающих в процессе воцерковления младенцев.

В нашем храме количество причастников-детей чаще всего превосходит количество взрослых. Спальный район… Гигантская толпа родителей с младенцами поначалу умильно действует на священника. Затем увлекает прагматическая сторона: можно сделать фотографии, повесить на стенде, показать Владыке… И в конце концов не отвертишься от главного вопроса: что делать-то? Ведь вопросов, связанных с причастием детей, множество, и решать их как-то никто особенно не собирается. Для начала нужно хотя бы «проговорить» эти вопросы.

Самый главный вопрос я облеку в медицинские термины: как употребить лекарство, чтобы от него был толк? На виду многочисленные и наглядные истории о растущих на приходе детках. Как маленький ангел со сложенными ко причастию ручками постепенно превращается в великовозрастного негодяя, издевающегося над матерью (чаще всего приходится говорить в этом случае именно о матерях-одиночках) и усердно топчущегося по всему тому, что ей дорого и для нее свято[1]. Почему же так, батюшка? Ведь причащала в детстве, просфорки давала, молилась? Подобных примеров не менее десятка у каждого священника. И ответы на эти вопросы заготовлены: слишком часто отвечать приходится. Но, ответив другим, ответите ли себе? Ведь феномен юношеского расцерковления затронул и священнические семьи. И подчас интеллигентные, где все «правильно». Отвечать в любом случае нужно, а не списывать все на то, что, дескать, времена такие, антихрист скоро придет и прочее. Ведь фундамент души закладывается в детстве, и причины последующей юношеской потери веры надо искать там же. Конечно, сейчас время индивидуальной отчужденности, и личное христианство не может быть взращенным с детства – в юности каждый сам со всей остротой ставится перед выбором. Но максимально помочь чаду сделать этот выбор – в наших руках.

А какие времена? Если в застойные годы по-церковному воспитанного молодого человека впору было выставлять как музейный экспонат, то теперь «пачками» приходят устраиваться в храм на работу люди, воспитанные в православных семьях. Глазам не верится! Такого никому лет двадцать назад и в райском сне не приснилось бы! Ведь совсем недавно «разрешили», а уже выросло целое поколение, второе назревает! Так что на время «неча пенять», коли душа крива.

Так, где же все-таки кривизна? Вернемся «к началу», к детскому причастию. Младенца до года-двух нужно просто причащать (хотя это порой и непросто, как справедливо отметила Анна Гальперина). Причащать почаще – обычно советуешь каждый месяц (а то и чаще – хоть каждую литургию!)[2]. Самой маме при этом нужно забыть о богослужебной молитве: практически организовать привоз ребенка можно только к моменту причастия, но даже если и раньше, то не много обрящется подвижниц, способных выстоять с ребенком на руках Литургию. И с чужими людьми грудничка не оставишь… Если говорить о практике, то в глазах наглядная картина «чередующихся» родителей: один с ребенком в коляске на улице, другой – в храме на молитве: сегодня твоя очередь. Хорошо, если при храме есть, где перепеленать, памперс поменять, подмыть и проч. А если грудничок не первый, и рядом бегает табунок сорванцов, намеревающихся разобрать храм по винтикам? Но именно «грудничковый» этап воспитания принципиально важен, потому что, если его не было, все последующие этапы могут быть под вопросом. Потому что потом ребенок может просто не дать себя причастить.

Теперь перейдем к следующему этапу – от двух и старше. Можно ли причащать детей насильно? И нужно ли? Могу дать подробную инструкцию, как это сделать (опытные протоиереи организуют такое причастие мастерски – при помощи, конечно, диаконов и алтарников). Во-первых, фиксировать руки (лучше связать), затем раздвинуть сжатые зубы. В-третьих, сразу после причастия закрыть платом рот – чтобы не выплюнул! И при этом крепко-крепко держать, лучше вдвоем или втроем. Вам это описание ничего не напоминает? Что-то из инструкций по Освенциму… Или еще вспоминаешь практику насильного причастия староверов, которая существовала в XVIII веке.

Я стараюсь не причащать детей насильно[3]. Потому что были прецеденты, когда после такого причастия ребенка потом вообще невозможно было поднести к храму – он начинал кричать и сопротивляться (кричит «бяка» – вот такое детское кощунство по отношению к причастию). Так что лучше не провоцировать… Советую готовить. Как? Поводить – без насилия – ребенка в церковь к моменту причастия несколько раз, в праздники, когда причащается много детей его возраста, чтобы он на это посмотрел. Коллективная психология сработает, и ребенок причастится вместе со сверстниками. Разговаривать с ребенком, на его уровне объясняя смысл причастия. Вообще приучить его к церкви, чтобы не боялся, приходил, ставил свечи, играл со сверстниками (при храме, а не в храме, естественно) и проч. Чтобы ему хотелось приходить в храм.

Почему ребенок отказывается от причастия? Дело не только в том, что ребенка не приучили с младенчества, что он от природы осторожен или запуган с детства (обычно принимает священника за врача и ждет, что ему сейчас сделают больно[4]). Бывает, что с детства приученный к причастию младенец позже начинает буянить и не хочет причащаться. Причиной может быть незнакомый священник или новый храм. Но не только. Поэтому я всегда в случае крика младенца пытаюсь оставить маму для беседы. Чтобы объяснить, что ребенок связан с мамой во младенчестве гораздо более тесно, чем впоследствии. Что все элементы воспитания (внешние и внутренние) в данной ситуации важны. И что подчас причину крика младенца маме надо искать в собственной душе.

Перечень советов известен: освятите дом, выключайте хотя бы иногда телевизор и громкий рок, ласкайте ребенка, живите по-христиански сами, наконец! Покажите ребенку своим примером, как причащаются. Не курите, не пейте, будьте мирны, молитесь. Окружите ребенка святыней. И проч., проч., проч… Советовать легко – выполнить непросто. Как бы научиться давать посильные советы, советы любви, а не законнического надмения.

Вообще беседы с мамами младенцев просто необходимы, хорошо бы при храме иметь некую организацию для мам (клуб «Первые шаги», например). Потому что когда женщина становится матерью, она духовно «открывается». Да и трудно духовно не открыться, общаясь с таким маленьким чудом. Поэтому часто мамы через собственных младенцев приходят в храм. Цепочка такова: по совету подруг начинают причащать младенцев, а затем доходят до первой исповеди и сами. Хорошо, если так, но часто бывает и по-другому: приносящие младенцев сами и не крещены, и не воцерковлены, и даже не пытаются двигаться в этом направлении – считают это ненужным[5]. Это магическое отношение к причастию – причастить, чтобы ребенок не болел. Тут поле для нашей, священнической, деятельности. И, может быть, вполне возможно вспомнить средневековую практику причащения младенцев, когда за них перед их причастием говели родители (постились, и молитвенное правило читали! – эту традицию сохранили и староверы). И рассказать об этой практике современным мамам, чтобы дать понять, насколько связано духовное состояние мамы с состоянием младенца…

Большая часть проблем с причастием в период «от двух и старше» – это исправление не сделанного во младенчестве. Однако не только это. Тут уже встает вопрос о сознательном участии в Таинстве и о подготовке к нему. Главной и основной причиной последующего расцерковления детей обычно называют отсутствие внутреннего христианства у родителей. Внешнее, обрядовое участие в Таинстве противопоставляется сознательному участию, с подготовкой. Но как можно подготовить «взросленького» младенца? Вначале скажем о богослужении.

Родительское невнимание и приходская неорганизованность почти ежевоскресно приводят к одной и той же картине: наигравшаяся на улице толпа «взросленьких» младенцев продолжает свою игру в храме при причастии, пролезая вперед и отталкивая партнеров по игре, в игровом раже не слыша священнических окриков, – о какой сознательности можно говорить в подобной обстановке? Начинаются бесконечные проповеди священника, обращенные к родителям: о бесполезности для ребенка простого обрядового причащения, о необходимости готовить детей, объяснять и проч.

В то время, когда дети играют «в индейцев» на подступах к храму, родители их обычно молятся в храме. А как иначе? Дети и дома надоели – хоть здесь от них отдохнуть. Заставить их стоять в храме рядом с родителями – не заставишь! На самом деле при храме нетрудно организовать, чтобы «и волки были сыты, и овцы целы». Необходимо организовать институт волонтеров, которые бы присматривали за детьми, пока родители их молятся. И не просто присматривали – отвечали бы за детей, сданных им под надзор на прихрамовую детскую площадку[6]. Чтобы родители забрали детей за некоторое время перед причастием (кое-где волонтеры и не беспокоят родителей, а организованно ведут своих «овечек» к причастию сами – благо, в некоторых храмах существует «детская» Чаша). Патриарх на одном из московских епархиальных собраний рекомендовал западную практику: дети находятся на богослужении в комнате рядом с храмом. В идеале эта комната имеет стеклянную стену: дети видят и слышат то, что происходит в храме (в комнате установлены динамики). А вот их не слышат – они не мешают богослужению. В комнате рекомендуется проводить «соответствующие игры»[7] – до какого-то определенного момента[8]. А потом – спеть, например, Символ веры. Или Отче наш. Немножко постоять, чтобы дети отошли от игры. В общем, как-то немного помолиться, приготовив детей к причастию. Есть некоторая неправильность в подобном подходе, но это на настоящий момент почти единственный способ решить «детскую» проблему на «многодетных» приходах[9].

Наиболее «благочестивые» прихожане встречают детскую комнату в штыки. Как так, ребенок не выстаивает службу в храме, а находится неизвестно где и занимается неизвестно чем, а затем причащается? Я вижу изрядную долю ханжества в этих претензиях. Конечно, существуют дети, которые с детства приучены молиться за богослужением вместе с взрослыми. Для таких детей детская комната становится соблазном. Но из двух зол, как известно, выбирают меньшее[10]: детская комната полезна для большинства детей и родителей. Совершенно очевидно, что из всех детей «маленьких монахов» (по слову Анны Гальпериной) не вырастить. Даже в церковных семьях «с традициями» опытные родители часто сталкиваются с индивидуумами, которых при всех «правильных» усилиях заставить стоять час в определенном возрасте невозможно. Все дело в характере и темпераменте – и это вовсе не «бесовское действие», как спешат заключить храмовые бабули. Ну а уж если «образцово-показательные» родители не могут, что говорить обо всех остальных (и сами родители-то подчас едва выстаивают!). Так что, уж извините, средневековой благочестивой картинки на практике, увы, никак не получить.

И все же к храмовой молитве детей нужно приучать – это одна из функций детской комнаты при храме. Научить хотя бы на какое-то время сосредоточиться. Постоять. Научить храмовому благоговению. Но в любом случае эта наука, конечно, должна начинаться с дома, с домашней молитвы и домашнего бытового благочестия. Про богослужебную подготовку я вроде бы написал, теперь перейду к подготовке домашней.

Как ребенку говеть? Этот вопрос соприкасается с вопросом о детском посте вообще. Нужно ли ребенку поститься? Диапазон мнений велик. От отрицания детского поста вообще (вот как вырастет – тогда; зачем лишать ребенка детства) до рекомендаций поста наравне с взрослыми (не научите поститься – потом пожалеете). Об актуальности вопроса часто говорит металл в глазах и в голосе при разговорах на эту тему. Бывают разные дети и разные семьи, поэтому однозначного ответа на эти вопросы нет…

И все же есть. У меня имеется готовый и удобный ответ на эти вопросы, который часто приходится повторять (у любого священника есть ряд заученных, красивых, но не всегда практически полезных советов): не нужно заставлять ребенка насильно поститься и молиться. Нужно воспитать в ребенке желание поста и молитвы, желание христианского подвига, чтобы он постился и молился сам, без внешнего понуждения. Сказать легко, а вот сделать… И если откровенно говорить, за свои без малого двадцать лет пастырской практики я не встречал ни одного ребенка, у которого родителям удалось бы воспитать подобную жажду. Да, требование правильное, но уж больно невыполнимое – только в житиях можно прочитать о подобной жажде у будущих святых во младенчестве. Не скажешь же родителю: Вы обязаны воспитать святого…А много вы знаете взрослых, которые воспитали в себе подобную жажду?

Правда, жажду эту дети легко профанируют – и с подобными профанациями встречаться как раз приходится нередко. Есть категория детских характеров, которые «с лёта» учатся угождать родителям, подстраиваться под них, а родители не желают замечать этого приспособленчества, воспринимая поведение детей «за чистую монету», как вполне искреннее. Дети остро чувствуют, чего от них хотят родители, и имитируют желаемое, получая в награду родительское благорасположение со «всеми вытекающими»[11]. Причем наука этого обмана постигается детьми очень рано, лет этак с трех и даже ранее, и учителями очень часто являемся мы сами – нам так удобнее. Поначалу этот обман устраивает обе стороны, но позже оборачивается, как и всякая неискренность, бунтом и ненавистью.

Итак, значит – насилие. Любая подготовка к причастию неизбежно будет насилием и понуждением, как, впрочем, и большая часть наших воспитательных мероприятий для детей. И надо подумать, чтобы это насилие было разумным и не вызвало со временем реакцию отторжения в детской душе. Чтобы насилие было как бы опосредованным, чтобы оно вовлекало, а не ломало. Благоговение насилием не воспитаешь – оно может родиться лишь как плод Благодати. А вот приверженность определенным правилам и постоянство воспитать можно. А также верность, мужество, терпение и еще очень многое-многое...  

Да, ребенок должен понимать, на своем уровне, зачем все это нужно: все молятся – и я молюсь, как взрослый; все постятся – и я пощусь, как взрослый! И собственное детское «богословие» ему тоже необходимо – родители, подскажите, сформируйте! И отношение к причастию у маленького человека изменится, если он приложил какие-то усилия к подготовке: хотя бы отказался от конфеты с утра. Хорошо, когда окружающий мир церковной семьи нелицемерно вовлекает и увлекает ребенка – это пока единственная доступная для него вселенная, и надо, чтобы в ней не было «черных дыр». Но любое даже самое смиренное чадо рано или поздно будет стремиться выбраться за границы этой вселенной. И рано или поздно все равно придется учить его ходить самостоятельно, а не вместе с вами.

Детские психологи говорят, что три года – первый детский сложный возраст, когда маленький человек начинает ощущать себя личностью и, соответственно, бунтовать против насилия над собой, делать наоборот, вопреки. И мне приходилось встречать «благочестивый» детский бунт: А я буду делать не так, как ты, а как в церкви! Это детское бунтарство нельзя не учитывать в воспитании. Молитва и посещение храма никогда не должны восприниматься как наказание. Скорее наоборот: хочешь  наказать, отлучи от общей домашней молитвы, не возьми в храм, не веди к причастию. И бунтующий ребенок всеми силами будет стремиться к запретному! Обычно младенческий бунт и истерики рекомендуется спокойно и твердо усмирить и перебороть: кнутом и пряником. Эти средства годятся, но только не в религиозной сфере! Пусть религиозное стремление станет для ребенка с «бунтарским» темпераментом не столько общественным (как все!), сколько личным (вопреки всем!) устремлением. Общественное теряется быстро, а вот личное – надолго.

Бунтарские стремления связаны вообще со стремлением к борьбе, в особенности характерным для мальчиков (но не обходящим и девочек). Как бы через все эти игрушечные пистолеты, мечи, танки и сражения со сверстниками научить свое чадо воевать с собой, с соблазнами, с растущими ростками страстей и грехов? И в этой «воинской» системе координат причащение сделать главной вершиной, которую необходимо завоевать… Дети всегда имеют собственные представления о мужестве[12] – как бы спроецировать их в духовную сферу?

Дети живут в своем особом мире, и понятно, что их духовное воспитание превращается для нас в наше собственное воспитание. Не мы их, а они нас начинают воспитывать и учить молитве и богообщению. В любом случае это наш совместный путь и он должен быть творческим. Это общая тропинка к Богу, которую топчем мы втроем – я, ребенок и Бог. Без экзальтированности, трезво ловить то, что в ребенке вдруг открывает Бог, и помогать этому росточку вырасти, по крайней мере, не мешать ему, не погубить его собственным менторством и доктринерством. Ростки эти могут быть довольно необычными и удивительными. Я вспоминаю, как один из «моих» вдруг перестал есть мясо и рыбу (и не ел их довольно долго) – не из аскетических побуждений, а из жалости: Ведь у них же глазки! И в слезы! А почему бы и не положить этот непонятно откуда взявшийся и неправильный, «вегетарианский», но искренний посыл в основу своеобразной детской аскезы… Хотя бы не мешать!

[1] Не хочется отягощать статью поповскими примерами, но в примечаниях не удержусь. Один из моих «знакомых», после церковного детства и православной гимназии усердно расцерковившись, специально включал на полную громкость и направлял в сторону материнской комнаты динамики магнитофона, усиливающие рок с подобранным богохульным содержанием именно в моменты, когда мать обычно молится. Ну, и достаточно часто банально избивал мать, добиваясь от нее денег. Вот такие плоды…

[2] Я встречался и с другим подходом, но он относится уже к разряду «старческих (точнее – младостарческих) откровений». Одному моему знакомому духовник советовал причащать младенца не чаще раза в месяц, а то младенец не выдержит подобной святости.

[3] А уж как непросто крестить детей в возрасте от двух лет и старше – это отдельный разговор. И если с причастием можно порекомендовать повременить, подготовив ребенка, то в крещении-то не откажешь. И поэтому пятьдесят процентов крещений «взросленьких» младенцев превращаются в кошмар. Я не говорю о том, что почти всегда младенца вынуждена держать мать – вид незнакомых восприемников приводит ребенка к истерике. Что приходится крестить на фоне воплей ребенка и успокаивающих заигрываний родителей. У одного моего знакомого священника на крещении такой младенец опрокинул купель! Но самое тяжелое – это внутреннее сознание священника, совершающего Таинство: что это неправильно, что здесь что-то не так. При крещении маленького младенца (до года) опытный священник всегда сам может его успокоить – укачать, если на это неспособны восприемники. А здесь чувствуешь собственное бессилие. Как в глухую стену стучишься. Почти уверен, что и на причастие носить не будут, что уж говорить о христианском воспитании (хотя на предварительной беседе кивают головами: да, конечно, батюшка). Слишком много труда теперь нужно приложить – куда уж им…

[4] Запуганность врачами – немаловажный фактор. Ребенок обычно знаком только с одним видом «дальних экскурсий» – походом в поликлинику, где ему всегда делают больно и очень больно. И этот испуг очень часто понуждает его с опасением относиться ко всякому незнакомому человеку (вообще непонятно, пользы или вреда больше для ребенка от регулярной медицины – медицинской пользы от прививок, или психического ущерба от незаслуженной и неожиданной боли при прививке?). А священник еще и одет очень похоже на врача (поэтому я советую крестить и причащать младенцев не в белой, а в цветной фелони). И успокаивают ребенка так же, как и в поликлинике. Поэтому вступает в силу привычный алгоритм действий: крик и сопротивление. Когда же наши врачи научатся делать прививки не больно?

[5] Полное непонимание (и нежелание понять) того, для чего младенца принесли, приводит к комическим с внешней точки зрения, а с внутренней – к страшным происшествиям, «коллекция» которых имеется у всякого практикующего священника. То про «конфетку» ребенку начинают рассказывать, а то при причастии у ребенка изо рта вдруг вываливается разжеванная баранка…

[6] Для этого, увы, требуется не одна толика профессионализма. Поэтому как минимум старшим волонтером должен быть профессионал, умеющий работать с детьми.

[7] Игра для детей – способ постижения окружающего мира. Дети любят играть в богослужение, и я ничего плохого в этих играх не вижу, если они серьезны и не переходят в кривлянье. Может быть, именно подобные игры уместны в детской комнате во время богослужения. Дело новое, поэтому приходится двигаться «на ощупь». На вопрос моих волонтеров о том, можно ли детям пошить детские облачения для подобных игр, я ответил отрицательно. А использовать лампадку как детское кадило – наверное, можно. Игра в богослужение хороша, когда она рождена самими детьми, а не инициирована взрослыми – иначе рождается фальшь. Не запрещать и не поощрять, а слегка удерживать. Вот условия, при которых игра в богослужение способна ввести детей в само богослужение.

[8] Еще я встречал совет давать детям карандаши, краски и бумагу, чтобы они рисовали на «неважных» частях Литургии. Рисование для детей – тоже способ познания мира.

[9] Второй способ – служение специальных детских, предельно кратких и соответствующим образом организованных Литургий в храмах, где есть отдельные изолированные пределы для этого случая. Петь за этими Литургиями тоже лучше доверить детскому хору, а прислуживание в алтаре – маленьким алтарникам. Регулярное устройство подобных Литургий – дело будущего.

[10] Я обычно говорю родителям таких «благочестивых» детей: научили своих чад молиться на службе – научите и бороться с соблазнами. Жестоко? Да. Но иного выхода нет.

[11] На моей памяти одна девочка довольно долго имитировала мироточение икон в домашнем молитвенном углу (поливая их маслом), с целью привести в состояние восторга и умиления собственную бабушку.

[12] Проиллюстрирую ситуацией из жизни собственных детей. Маленькие братик и сестричка стоят за какую-то провинность в углу (точнее, в разных углах). Девочка плачет, мальчик сдерживает слезы и что-то бормочет. Прислушались – а это он наставляет сестричку: Дуня, не плачь, ты же мужчина!

Источник: Портал Богослов. Ру