ПТИЦА ПОЕТ БЕЗ НОТ. Протоиерей Андрей Ткачёв

В гармонии есть алгебра, то есть стройность и математическая точность. Если же ее там нет, то это и не гармония вовсе, а некий хаос, некое царство распада, или только начавшегося, или уже усилившегося.

Птица поет без нот. Человек тоже часто поет без нот и без уроков сольфеджио. Но если вооружиться желанием научиться петь «как надо», то придет время учебы, чтения нотных записей, постановки голоса и еще тысячи премудростей, о которых даже не подозревают аматоры или те, кому косолапый на ухо наступил.

Тогда окажется возможным разложить любую мелодию — от самой простой до самой сложной — на закономерно сложенные части, тогда случится обнаружить наличие «алгебры в гармонии». Эту последнюю фразу можно выделить как тему.

В гармонии есть алгебра, то есть стройность и математическая точность. Если же ее там нет, то это и не гармония вовсе, а некий хаос, некое царство распада, или только начавшегося, или уже усилившегося. Точно так же и в Евангелии, как в музыке, есть своя математика, есть некие скрытые законы, которые могут быть поняты, раскрыты и сформулированы. Само Евангелие — небесная песня, возвещающая пленникам свободу. Это не таблица схем борьбы со страстями, не перечень основных грехов с их побочными ответвлениями. Это и не катехизис, и не ученый труд, обращенный к аудитории высоколобых. Это — ничто из того, что потом из Евангелия выуживают, но это — основа всего. А то, что затем из Евангелия извлекают пытливые умы, скрыто в Слове так, как радуга скрыта в белом свете.

Вот так, вроде бы не было ничего. Но грянул гром, пролился дождь, затем блеснул солнечный луч — и в небе изогнулась, сияя, красочная дуга. Подобным образом из Слова Божия, казалось бы, простого до наивности, со временем извлекаются различной сложности системы и учения, до времени скрытые в Слове.

***

Систематизация учения становится необходимостью, когда нужно учить людей. Если никого ничему не учить, а ограничиваться отмашками «молись, смиряйся», то это другое дело и другой разговор. Но если нужно заниматься преподаванием и обучением постоянно и целенаправленно, то тогда неизбежно возникает необходимость в некоей системе, в подборе тем, в методах раскрытия этих тем и т. д.

Когда апостолы проповедовали евреям, то им предстояло Писанием доказать, что «сей Иисус есть Христос», что в Нем исполнились обетования и пророчества, что Он воскрес. Иначе шла проповедь среди язычников. Там вначале непременно возвещалось то, что у мира есть Творец и что этот Творец един. Евреям ничего подобного не нужно было говорить как само собой разумеющееся и непреложно известное.

Затем утверждалась оторванность людей от Бога и пришествие в мир Его единородного Сына, когда наступила полнота времен. Сын явил учение о Царстве и подтвердил его силами и чудесами. Он был отвержен и убит на кресте, что воспринял смиренно и добровольно. Через эту страшную тайну Он приобщился нашей смерти и затем победил ее, воскреснув из мертвых. Теперь во имя Его в мире возвещается покаяние и отпущение грехов, которое продлится до конца мира. Конец же мира ознаменуется вторым пришествием Сына на справедливый Суд. Тогда воскреснут мертвые и человечество, обновившись, вступит в вечность.

Такова, вкратце, апостольская проповедь для тех, кто Мессию не ждал и по субботам Писание не слушал. Это — система. Именно эти истины, а не какие другие, произвольно подобранные, лежат в основе всемирной проповеди Евангелия. Точно так же впоследствии возникающие вопросы жизни должны были освещаться, выстраиваясь в более или менее сложные схемы.

***

Аскетика — это область практического действия христианина на пути борьбы со своими скрытыми и явными немощами. Цель — очистить внешнюю и внутреннюю сторону чаши, то есть естества человеческого, чтобы вселиться до конца в этот чистый сосуд Христу и стать человеку вместилищем святыни. Цель именно такова. Все остальное — средства.

Само слово аскетика означает «упражнение». Упражняться нужно, к примеру, «в молитве и посте» (1 Кор.7:5). У евреев не было спорта, но спорт был у язычников. И во времена апостольские трудно было найти человека, который бы не был знаком, хотя бы на слух, со спортивными состязаниями в беге, борьбе, скачках.

Апостол Павел не стыдится призывать христиан к духовному труду, как на аналогию указывая на языческие стадионы. «Не знаете ли, что бегущие на ристалище бегут все, но один получает награду. Так бегите, чтобы получить» (1 Кор.9:24). Бегуны тренируются, метатели копья потеют, борцы получают травмы. Указывая на них, Павел и христианам велит упражняться. «Все подвижники воздерживаются от всего: те для получения венца тленного, а мы — нетленного. И потому я бегу не так, как на неверное, бьюсь не так, чтобы только бить воздух; но усмиряю и порабощаю тело мое, дабы проповедуя другим, самому не остаться недостойным» (1 Кор.9:26-27). Это и есть не что иное, как призыв к христианскому аскетизму, к упражнению в добродетели.

***

Когда человек приступает к труду ради Господа, что первое узнает он, что первое находит? Узнает он свою немощь, находит он себя никудышным как расстроенный инструмент. Нельзя воспеть Господу «песнь новую» на гуслях с порванными струнами или на пианино с вырванными клавишами. Хочет добра человек, но добро не держится в нем как вода в решете. И тогда познает человек, что грех — это не что-то наружно совершающееся, а грех — это враг, проникший в сердце и мысли детей Адама. Его оттуда изгонять надо, и именно об этом надо думать, когда говоришь «но избави нас от лукавого».

Дух Святой укрепляет человека в немощах его, очи человека открываются внутрь на то, что творится в душе его. И по мере подаваемой от Бога мудрости, по мере трудов и внимания видит человек, что и война, которую ведет с ним сатана, имеет свои законы. В самой тьме греха христианин начинает распознавать боевые порядки, в которые выстроено бесовское войско, и очередность действия подразделений этой черной армии.

***

Есть два подхода к описанию греховного мира. Оба укоренены в Писании и в рассказе о грехопадении. Первый подход, сформулированный Папой Григорием, начинает с гордости, то есть с первого поистине греха. Грех родился в ангельском мире. Бывший первым по славе ангелом, дьявол согрешил надмением, гордостью и отпал навеки от своего чина. Свой яд он влил ложью, через уши жены в Раю, в естество человеческое.

Будучи плотью, человек имеет в себе и бессмертный дух. Духовные грехи доступны человеку, как и духовные добродетели. Заразившись гордостью, человек не имеет мира. Он завидует, озлобляется, коварствует.

История человечества подтверждает эти слова. Первый плод чрева Адама и жены его – Каин — продолжил падение человечества. Он из зависти убил брата. Итак, гордость, зависть, убийство. А потом уже — отчаяние, ужас и погружение в жизнь плоти со всем набором блуда, объедения, пьянства, упоения временными успехами и т.д. Книга Бытия именно так и описывает историю допотопного человечества.

Но есть и второй подход. В его случае на первое место в перечне грехов ставится не среди ангелов родившаяся гордость, а среди людей произошедшее непозволительное вкушение. Сторонники подобной классификации утверждают вслед за Василием Великим, что «невоздержание чрева — начало всему худому». Соответственно начало всех благ — пост и воздержание. Отсюда подход к посту как исправлению древней ошибки. Если чрево не сдержать, говорят отцы, то животная часть человека подавит движение духовных сил. Родится всякое невоздержание, пьянство, придет блуд, за ним — уныние, затем — забота о богатстве, без которого трудно служить страстям. Подобная картина развития греха в человеке тоже совершенно справедлива.

***

Кто-то спросит: так кто же прав? Мы ответим: правы оба подхода. Они не противоречат друг другу. Но первый подход изображает зарождение и развитие греха в человечестве, а второй — в отдельном человеке. С разных сторон эти оба подхода говорят об одном и том же, основываясь на Слове Божием.

Так и евангелисты, описывая родословие Господа Иисуса Христа, идут к цели с разных сторон. Матфей начинает с Авраама и доходит до Господа Иисуса, а Лука начинает с Иисуса Христа и Иосифа-обручника и доходит до начала, до Адама, а затем — до Бога. Кто прав? Оба, хотя движение мысли у них встречное, а не одностороннее.

Гораздо более серьезный вопрос заключается не в этом. Было сказано, что классификация и анализ необходимы для нужд обучения и систематической проповеди. И вот здесь кроется опасность. На каком-то этапе, когда многое разложено по полочкам, разобрано, авторитетно высказано, возникает соблазн думать, что сказано все, то есть совсем все. Тогда знание Закона Божия можно учить наизусть и отвечать на экзамене, как таблицу умножения. Тогда всякое малейшее сомнение в исчерпывающем авторитете древних воспринимается как ересь. Тогда сердце остывает, и его место полностью занимает холодный разум, запомнивший некий набор богословских формул.

— Сколько даров Святого Духа?

— Семь.
— Сколько главных добродетелей?
— Три.
— Назовите.
— Вера, надежда и любовь.
— Хорошо. Сколько заповедей блаженства у Матфея?
— Девять.
— А у Луки?
— Четыре.
— Прекрасно. Идите. Вы примерный христианин.

А ведь у этого «примерного христианина» кроме голых цифр и слов в душе может не быть ни упомянутых даров Святого Духа, ни деятельной веры, ну ровным счетом ничего, кроме сомнений, амбиций и смутных желаний. Именно по причине голого знания, не подкрепленного жизнью и деятельностью, самые лютые враги Церкви выходили и на Западе, и у нас из стен духовных заведений.

Вера без дел мертва. Знание без любви не назидает, а разоряет. Теоретическая подкованность умножает тоску, если не окропляется благодатью, происходящей от исполнения заповедей. Лучше всех сказал об этом Исаак Сирин: «Знание, не подкрепленное деятельностью, — залог стыда».

Поэтому, по слову Спасителя, и то нужно делать, и этого не оставлять. Нужно приобретать свой личный, внутренний опыт исполнения заповедей и борьбы с грехом. А сам опыт этот нужно проверять и рассматривать в свете аскетического опыта Церкви. Вот тогда знание станет силой и грехи, обнаруженные светом учения, будут изгоняться из души благодатью Христовой.

http://foma.in.ua/articles/faith/ptitsa-poet-bez-not