Прощение и утрата контекста. Худиев С. Л.

По социальным сетям — с резкими комментариями — расходится сообщение об обязанности жертвы прощать злодея.
«Жертва изнасилования обязана простить насильника, иначе могут попасть в ад. Об этом заявил архиепископ Питирим в беседе с иереем Максимом Стыровым.

По словам Питирима, насильник даже после преступления может попасть в рай, если раскается в совершенном и больше не будет совершать злодеяний. Однако жертвам изнасилования могут грозить муки ада, если те откажутся относиться к обидчику по-христиански»

Почему эти слова вызвали такую резкую реакцию? Евангелие действительно категорически требует прощать обидчиков — и никак нельзя сказать, что слова Владыки неверны по существу.

Мстительность сводит в ад, а покаявшийся злодей действительно может спастись.

Беда в том, однако, что здесь между человеком Церкви и той мирской аудиторией, которой достигают его слова, возникает полное непонимание.

С одной стороны говорят — «Евангелие категорически требует прощать обидчиков». С другой слышат — «жертва преступления (в глазах церковников) должна быть дополнительно наказана, и не чем-нибудь, а вечными муками, если она отнесется к происшедшему с ней недостаточно благодушно».

Так весть о прощении воспринимается как весть о дополнительных претензиях к жертве.

Это накладывается на, увы, обычную в миру присказку «сама дура виновата». Ссориться с насильниками — себе дороже, поэтому боязливый обыватель будет обвинять жертву.

Этот контекст создает превратное впечатление, что Церковь не сострадает жертвам насилия, а вместо этого извиняет насильников.

Как избежать такого непонимания — вопрос сложный; медиа, с их страстью к скандалам, всегда будут вырывать слова, способные такой скандал произвести.

Нам остается терпеливо говорить о прощении — и о том, чем оно не является.

Прощение не запрещает обращаться к защите закона. Такое обращение не является актом личной мести. Преступники могут угрожать и другим людям. Помогая властям обезвредить и изолировать их, вы не согрешите.

Другая проблема состоит в том, что в миру требование прощения выглядит как отрицание серьезности страданий потерпевшей стороны — чо ты дуешься-то из-за такой ерунды? Подумаешь, важность какая! Нашлась тут ранимая личность!

И, конечно, такое требование вызывает возмущение.

Но Евангелие задает совсем другой контекст.

Если вы обиделись на пустом месте — вам и не требуется прощать. Простить — это значит признать, что против вас совершено реальное, серьезное зло.
Прощение — это отказ от мести в ситуации, когда она выглядит совершенно уместной, справедливой, даже обязательной.

Есть средневековая итальянская легенда про милосердного рыцаря — послужившая сюжетом для известной картины.

Рыцарь, вместе со своими друзьями, на узкой дорожке столкнулся с убийцей своего отца, и мог с легкостью лишить его жизни, чего негодяй вполне заслуживал. Но он принял решение простить своего врага — и, потом, когда он вошел Церковь, Христос склонился с Распятия и обнял его.

Прощение не отрицает ни тяжести совершенного зла, ни страданий жертв.
Отказ от прощения действительно низводит в ад — но это даже не вопрос, чего человек заслуживает. Это вопрос того, что он выбирает.

У Данте есть сцена, где граф Уголино в аду вечно грызет череп Архиепископа Руджери. Руджери (в ходе гражданского конфликта гвельвов с гибелинами) заморил голодом в башне Уголино с его двумя сыновьями и двумя племянниками.

Мы отошли, и тут глазам моим
Предстали двое, в яме леденея;
Один, как шапкой, был накрыт другим.
Как хлеб грызет голодный, стервенея,
Так верхний зубы нижнему вонзал
Туда, где мозг смыкаются и шея.

За что в ад попал Руджери, понятно. Но за что Уголино? Он-то, вместе со своими родными, жертва подлого и жестокого убийства. Очевидно, дело в том, что он не может и не хочет отцепиться от своей справедливой ненависти и мести. И справедливо грызет череп своего убийцы, справедливо наказуя его за его гнусное злодейство. Вечно.

У Гоголя в «страшной мести» есть слова про то, что «нет горшей муки, чем хотеть отмстить и не мочь отмстить». Уголино может отмстить — и мстит. Но по этой причине он находится в аду, со своим убийцей. Вечно. Уже никто не помнит, кто такие гвельфы, кто такие гибелины, и чего они не поделили. А Уголино вечно грызет череп Руджеро.

Даже здесь, на земле, жажда мести может совершенно разрушить человека и сделать его жизнь поистине мучительной. Прощение — это не одолжение обидчику. Это освобождение для самого человека. Если обидчик идет в ад — пусть идет туда один. Незачем вцепляться в него и отправляться туда с ним.

Еще одна важная сторона прощения, о которой просто не знают мирские люди — оно вторично по отношению к прощению, которое мы сами получаем от Христа. «Как Христос простил вас, так и вы» (Кол.3:13)

Человек не может освободиться от гнева, ненависти и жажды мести сам. Его может освободить только благодать Божия.

Вне Евангелия — вести о прощении и совершенно новой жизни, которую Христос обрел для нас через Свою смерть и Воскресение — требование прощать других выглядит несправедливым и неисполнимым.

Только благодать Божия делает его и должным, и возможным. А в миру, люди, увы, не знают ни про благодать Божию, ни про крест Христов, на котором было истреблено рукописание наших грехов.

Огромная беда в том, что об этом часто не знают и люди, которые сознают себя православными. Текущий вооруженный конфликт, страдания людей, страх и тревога — все это производит бурные волны гнева, ненависти и жажды мести, которые перекатываются по социальным сетям.

Причем как правило крови врагов и даже ядерных бомбардировок требуют не те, кто лично пострадал — а те, кто узнали о злодействе врагов из телевизора или интернета.
Враги могут быть действительно тяжкими злодеями, заслуживающими всего самого плохого.

Но, скажем еще раз, прощение не означает признания того, что враги — хорошие люди и мы зря на них обиделись. Оно означает отказ возжигать в своей душе геенский пламень ненависти и мести. Потому что в этом пламени потом гореть нам самим — а не нашим врагам.

https://radonezh.ru/2023/03/09/proshchenie-i-utrata-konteksta