ПРОПОВЕДЬ В ДЕНЬ ПАМЯТИ ЛУКИ КРЫМСКОГО. Протоиерей Андрей Ткачёв

Сегодня Церковь совершает память одного из своих, недавно ушедших в Горний Мир сынов, Святого Луки.

Хочу вам сказать перво-наперво, что во всяком поколении христиан Церковь рожает святых людей. То есть – творит святых. И если какое-то поколение будет такое, когда святые не появятся, – это будет самая злостная, самая непросветная, самая тяжелая жизнь.

Всегда – в самые тяжелые времена, в самые сложные, в самые смутные – всегда в каждом поколении Церковь рождает святых. Это ее свойство, это ее функция, это ее задача. Она освящает людей. И те, которые отдают себя Богу, они освящаются через Церковь Святую. И потом служат для всех маяками и светильниками.

Святой Лука называется исповедником, потому что он жил в те времена, когда вера дорого стоила. Когда человеку для того, чтобы веру исповедовать, нужно было быть готовым ко всяким гонениям и притеснениям.

Я знаю таких священников (не так много я их знаю, но – знаю), которые рассказывали мне лично, в уши мои; они возрастом старше меня – лет на двадцать-тридцать были (и более). Они говорили: «Так рассказывали нам наши отцы. “Я хочу быть священником” – говорит юноша своему отцу. А папа тоже священник – уже возрастной. И он спрашивает: “Хочешь быть священником, сынок? Как я? В тюрьму готовься!” Готовься сидеть в тюрьме. Хочешь быть священником – готовься. “И мы шли в семинарию с твердой мыслью, что, если придется – в тюрьму пойдем. На лесоповал пойдем. В лагерь пойдем”».

То есть – люди знали, что они будут платить за веру страданиями.

Если бы нас били по щекам на входе в храм – много бы нас было здесь, в храме молящихся? Если бы нас с работы выгоняли за то, что мы ходим в церковь – много бы было здесь молящихся? Если бы у нас на улице увидели крестик и наваливались бы на нас толпой с целью избить или оскорбить (и так далее) много бы нас таких – христиан?

Лука жил в такое время, когда это все было с человеком; когда только рот раскрой, только имя Христа назови и ты попадаешь сразу – как мишень – в поле внимания злых людей, которые желают тебе всякого неблагополучия. Прошло это, слава Богу, время. Какие времена нас ждут впереди мы знаем разве? — Не знаем. Не знаем мы, что день грядущий нам готовит. Что сегодня вечером будет? Кто из нас с вами точно уверен, что он знает, что будет сегодня вечером? — Никто. А что будет через год? Через два? Через десять? — Мы не знаем этого. Но мы знаем, что было. История – это – magistra vita – учительница жизни; она говорит, что были тяжелейшие времена, когда люди жили, исповедовали Имя Христово и платили за это тюрьмой, психбольницей, лишением имущества. Запретом на трудовую деятельность. Человека выгоняли с работы и никуда не принимали за одно только имя Сладчайшего Иисуса. Как дорого стоит Имя Христово.

Представляете, как дорого стоит имя Иисуса?

(…)

Вот Лука такую жизнь прожил, дорогие христиане. И он называется поэтому исповедником.

Нам сегодня с вами очень хорошо живется!

В первую очередь христианин должен Бога благодарить и никогда не роптать. Ропщут те, кто не знает жизни, на самом деле. То ли – они книжек не читали. То ли – они вокруг себя не смотрят. То ли – они не знают, как живется людям на земле. Роптать никогда нельзя. Даже в тяжелейший ситуациях роптать нельзя, по идее. А уж так как, мы живем сегодня…Слушайте! Свободно, хорошо, сыто. Нет ни одного голодного человека. Никто давным-давно у нас от голоду не умирает. Нищие хлеба не берут.

(…)

Представляете, какая жизнь настала! И мы с вами еще ропщем, унываем. Да – унываем! Потому что – сердце, огорченное грехом. И душа не веселится. То есть грешнику радость не идет к душе. Ясно что он печален. Его хоть в рай посади, он и из рая убежит, ему и в раю скучно будет. Потому что у него внутри – все горькое. Он огорчен грехом.

И мы сегодня славим человека, который заплатил за веру очень дорого.

Его, наверное, забили бы до смерти, заморили бы голодом. Что он только не пережил. Кто жизнь его читал – там допросы бесконечные, когда следователь меняется, а он остается. И голодовки были. Туруханский край, Сибирь, Воркута. Где только его не носило. Если бы не был он – хирург, погиб бы, наверное, в лагерях. Сгноила советская власть таких епископов как он, и священников, и архимандритов, и монахов – без числа. Без числа! Те, кто вышли из лагерей; те, кто прошли эту зоновскую жизнь; те, кто еще служить могли, у них – у кого ноги переломаны, у кого ребра, кому зубы все повыбивали. Люди так за Иисуса пострадали. За Сладчайшего Иисуса так натерпелись, что мы сейчас стоим как карлики на плечах гигантов. Мы, как маленькие лилипуты, стоим на плечах больших людей, и нам далеко видно. Но не потому, что мы такие высокие, а потому что мы стоим на плечах людей, которые отстояли веру в очень тяжелые времена.

Мы благодарны этому святому человеку.

Но что мне вам такого практического сказать?

Ясно, что мы не будем у Бога просить скорбей – чтобы нас за веру били. Я боюсь, что, если нас за веру бить, то от нашей веры ничего не останется. Там мне кажется. (…)

Можно нам просить скорбей? — Нельзя. Скорбей вообще нельзя просить. Их нельзя искать, просить. От них нужно убегать – Бог разрешает. Но, когда уже скорбь тебя догнала, на плечи прыгнула тебе, как дикий зверь, тогда уже все – терпи. Пока можешь – убегай. «Гонят в одном городе – бегите в другой» (Мф.10,23). Не ищите скорбей. Скорби сами вас найдут.

Что мне вам практического сказать? Чем бы вас потешить, чтобы вы вынесли какой-то урок из этой жизни святой?

Во-первых, заметьте себе, он, Лука, соединил в себе епископство и врачебное мастерство. До него такого не было в Церкви. Уже сегодня у нас есть много священников, которые доктора. (…) Я знавал в Киеве уже покойного ныне отца Михаила (Царство ему Небесное) – нейрохирург был. (…) И сам от болезни сгорел – видимо, набирал на себя чужие страдания и довольно молодой умер. (…)

Вообще нужно сказать, что до революции священство было сословным. Папа – священник, дед – священник, прадед – священник и я – священник. И сын мой будет – священник. Видимо и внук мой будет священник. Сословие такое. А из не священников во священство никто не попадал. (…) Священники были отдельной такой кастой. А потом, когда революция потрясла основы государства российского, тогда началось нечто новое. Тогда в священники стали попадать профессора, ученые, академики всякие, математики. Флоренский, Булгаков, например, стали священниками. Это было очень удивительно. Дворяне стали священниками. Например, был такой архиепископ Иоанн Шаховской. Он – Шаховской. Он – князь. Шаховской – это фамилия княжеская. И он стал священником. Таких много было.

(…)

И нынешние священники – множество – по первой профессии – самые разные люди. Это очень богатит нашу Церковь. Это очень украшает нашу Церковь. Они знают не просто священные свои дела – они еще знают жизнь человеческую из глубины. Потому что имеют по первому образованию особенный жизненный опыт.

Вот Лука был одним из первых таких людей. Он пошел во священство из хирургии.

А в хирургию он, кстати, пришел – через рисование. Он сначала был художником. Он рисовал человека и восторгался красотой человеческого тела. Как Леонардо. Знаете – сухожилия, мышцы, ручки, ножки. Чертежи плоти человеческой. Он это все рисовал, рисовал, рисовал. Восторгался красотой и изяществом человеческого естества. И ему захотелось что-то более полезное делать. Он решил стать врачом. Исцелять людей, помогать им. Облегчать страдания человечества.

От рисования – к хирургии, от хирургии – потом – к священству.

О чем это говорит? Это говорит о том, что нельзя пренебрегать ни одним образованием, ни одной наукой. Кто знает, что тебя потом поведет дальше? Вот, если учится, например, хорошо человек, то это тоже будет Богу приятно. Потом Бог его поведет. Осваивает профессию студент – любую профессию – и она потом, может быть, тайными путями обогатит его душу и поможет ему Богу служить.

Вот на Луке мы видим, как интересно, как хитро вел его Господь к Себе. (…)

Он был чудотворец – еще при жизни. Но именно – руками – чудотворец. Он делал искуснейшие операции. Например, бывало такое: он в ссылке оперировал глаз – перочинным ножом. А руки мыл – в отсутствии спирта – самогоном. В деревне у мужиков брал. А зашивал раны женским волосом. А оперировал, бывало, в хлеву. Там, где свинья хрюкала в двух метрах от него – в антисанитарии полной. И больные – исцелялись. Исцелялись! Человек делал так свою работу хорошо, что самые запущенные больные поднимались с одра болезни. Если ему приходилось оперировать какого-нибудь партийного туза, то он обязательно молился. Он вообще никогда не боялся молиться в операционной. Он всегда крестился, молился Богу Святому, Матерь Божию на помощь призывал – кто бы ни лежал на столе. Хоть бы сам Сталин оперировался – он бы и при нем помолился. Он не боялся никого.

Делал крест йодом на человеке. Надо ему, например, печень оперировать, или до легкого добраться, или к почке подобраться человеческой, он знал, куда ему нужно зайти, где надрез делать. Он всегда крест йодом делал: «Во имя Отца! Сына! И – Святого Духа!» на теле человеческом. И потом аккуратненько начинал двигаться, разрезать эту плоть человеческую. Поднимались люди… И потом спрашивали: «Что мы можем Вам сделать? Как мы можем Вас отблагодарить?» Если это был начальник советский, Лука говорил: «Откройте, пожалуйста, в городе церковь. – Что хотите, но этого мы сделать не можем. – Ну тогда больше ничего не надо».

Одну только просьбу он имел к власть имущим:

«Откройте храм! Откройте храм. Что же вы храмы позакрывали? Люди как скоты живут. Без молитвы, без Таинств. Что за жизнь без молитвы? Откройте храм!» (…)

Еще – заметьте себе. Вот, смотрите, священник на службе стоит. Он – в чистое одетый. (…) Он руки моет сто раз. Некоторые имеют привычку благовониями умащаться. И – бороду. И – ручки свои. Чтобы пахнуть хорошо. Потому что – это великая служба. Ты берешь руками Тело Христово. Ты служишь Воскресшему Иисусу. С тобой ангелы рядом. Ангелам приятно побыть со священником в алтаре, помолиться вместе с нами.

Вот такой Лука был на службе.

А хирургическая профессия его была связана – с некрозами, с гнойниками. Он был там, где омертвелые ткани; там, где воняет; там, где все сгнило; там, где кости гниют; там, где плоть отпадает от костей. Вот в эту вонь человеческую он заходил после службы.

На службе было так, как у нас. Ладаном пахнет. Чисто, красиво. Благодать, пение. А после службы он одевал врачебный халат и шел туда, где смердит. Там, где разлагается и воняет это человеческое болеющее тело. Знаете, как это тяжело человеку? Сколько у нас есть брезгливых людей. Каплю крови увидят – в обморок падают. Посмотрят на что-нибудь такое «человеческое» – и сразу в голове крутится. И он шел туда, в грязь людскую, в боль людскую. И так было всю жизнь. На службе – вот такой. А после службы, на работе – вот такой. Соединял. Он добровольно это выбрал. Есть врачи такие, которые не возятся с человеком. Именно с этой грязью людской, с кровью – не возятся. Посмотрел – «Откройте рот!» Глаз посмотрел – пилюльки выписал – идите лечитесь. А есть такие, которые действительно залезают в самое нутро больного человеческого естества и возятся с ним. Это – тяжелейшая профессия. Они отстоят три-четыре часа и, если вы видели, после операции выходят, маску с себя снимают и непонятно – упадет он сейчас или останется на ногах стоять. Вот труженики такие – врачи. Это тяжелейшая работа. Какую-то особенную, видимо, благодать Господь им дает. Чтобы лечить человека и любить человека. Этого страдающего, вредного, нетерпеливого, ропотливого, вечно-мучающегося человека.

Лечить! И – любить! Вот – человек (Лука) – понимаешь – он соединял одно и другое.

Ну что еще?

До сегодняшнего дня…знаете, как радостно бывает читать (читаешь – и просто ком к горлу подходит), когда, например, описывается в Германии случай, или – в Греции, или – в Японии. Он по всему миру совершает чудеса, святой Лука. По всему миру совершает чудеса! Причем является к больным, одетым в епископское одеяние, а сверху халат медицинский. Говорит: «Быстро, быстро. У меня много работы. Давай, быстро ложись».

Он операции делает до сегодняшнего дня. Вот тот священник, который первый приехал в Симферополь и подарил раку серебряную для мощей Луки. У него рука не поднималась. Не мог руку поднять. Что-то там заклинило в области лопатки. Он так любил Луку и так ему молился. И Лука пришел во сне ночью и на чистом греческом языке говорит: «Ну-ка ложись быстро на живот!» Тот лег на живот, Лука что-то делал. Говорит: «Все. С Богом. Я – пошел! У меня очень много работы». Священник проснулся и думает: «Мало ли что приснится человеку!» Пошел умываться, смотрит – рука-то поднимается. Закричал: «Матушка! У меня рука работает!» Она: «Да у тебя вся постель в крови!» Лука ему операцию сделал. Пришел ночью. Сделал операцию. И ушел. «У меня работы много!»

В Германии описывают случай. Девочку оперируют. Сложный случай, непонятный…

(Знаете, говорят: «У каждого хирурга есть свое кладбище!» Это же очень сложно. Чуть – не туда, чуть не там надрезал, человек кровью истек у тебя под руками в секунду и – все. Это ж такое сложное дело).

Разрезали ребенка, оперируют… и не знают, что дальше делать. Куда дальше лезть, что дальше отрезать. И тут приходит какой-то мужик. С бородой, в очках. Говорит: «Тут – зажми, тут отрежь. И – быстро, быстро». (И по-немецки с ними говорит. Слышите? В раю все языки всем известны) По-немецки говорит: «Быстро делайте!» Они – быстро сделали. Потом: «А кто это такой? Кто пустил чужого человека в операционную?» (Они уже операцию сделали, все хорошо). «А кто это такой был? – Не знаем!» Пришли к этой девочке в послеоперационную палату, а у нее фотография стоит – Святого Луки. Ей говорят: «О, это ваш дедушка приходил к нам. Кто его сюда пустил?» Им отвечают: «Это не дедушка. Это – святой. Он умер …лет пятьдесят назад (или – шестьдесят)».

Понимаете? Он приходит на операции до сегодняшнего дня. Нет покоя человеку.

Если вы хотите в рай попасть, думаете – вы там отдыхать будете? В раю никто не отдыхает. В раю все работают. (…) А Николай, он вообще в раю не бывает, судя по всему. Люди его зовут вечно на помощь. То – туда. То – туда. «Николай, приди сюда! Николай, приди туда! Николай, помогай! Николай, выручай!» Николай вообще в раю не бывает. Он только и бегает по земле. Там, кто-то где-то тонет – Николай спасает. Там, кто-то где-то разбился на машине – он там выручает. Там – у кого-то долги… Понимаете? Люди, кто хочет в рай попасть, они вообще не отдыхают в раю. Это – не место отдыха. Это место Божиих трудов. Просто меняется сфера деятельности. А труды – продолжаются. Вот Лука – как оперировал, как исцелял при жизни, так до сегодняшнего дня и исцеляет.

Дай Бог вам не болеть. Но вы знайте, что святые, они готовы прийти на помощь к любому человеку. К верующему и не верующему. К крещенному и не крещенному. У них любовь, преодолевающая все преграды и все расстояния. Дай Бог – не болеть, конечно. Но, если вдруг прихворает кто-нибудь, знайте, что у нас есть великий врач, величайший врач, который может любой недуг исцелить. Прийти лично и операцию может сделать. Или доктору подсказать, как правильно повести себя с нашей хворью или болезнью.

Служил до последних дней своей жизни. Милостивый был. Дочки с ним, дети его, были. Ряса была драная. Заплатка на заплатке. Латка на латке. Дырка на дырке. Они говорят: «Папа, давай тебе новую рясу купим». А Лука: «Зашивай, дочка, дырки. Бедных – много!» (…) На нем одежа была как на нищем. Как – на Сергии Радонежском. Говорили про Сергия: «Если бросил бы он за забор свою верхнюю одежду, ни один бы бедняк не поднял». Постеснялся. Сергий Преподобный так одевался, что ни один бы нищий не покусился на его одежду. Так одет был. Такой же и Лука был.

Ослеп под конец жизни. Но, кто его знал лично, тот знал, что он – слепой. А кто не знал, тот никогда бы не подумал. Евангелие знал наизусть. Службу знал наизусть. Служебника не требовал никакого. Служил – как будто с книжки читал. (…)

Поехал на операцию, хотел глаза себе оперировать. Попал к верующему доктору. Тот посмотрел ему глаза, сделал анализы. Они решили договориться про операцию. Потом разговорились, заговорили про Бога, про Царство Божие, про покаяние, про Евангелие Святое. Про – то, про – то. Про духовную жизнь поговорили. Лука: «Да – ладно. Все равно – помирать. Чего там оперироваться?» И – ушел. Нашел родную душу. Поговорил про

Христа. Врач с врачом про Христа поговорил. «Ну что – будете ложиться на операцию? – Да ну ее эту операцию!» И – ушел. «Все равно – помирать!»

Потом – будут все зрячие. Все, что здесь – слепые, там будут – зрячие. Вот – Матрона. Ничего ж не видела глазами. А на самом деле все видела. К ней приходили зрячие, и она, слепая, рассказывала – как поступать. Потому что – она видела все по-настоящему. А мы толком ничего не видим. Все горбатые, все хромые, все косые, все – будут там нормальные, здоровые. Так написано в Писании. «Хромой вскочит как олень и ясен будет язык гугнивых» (см. Ис.35,6). Все исправится. Все телесные недуги исправятся в Царстве Божием: все глазки слепые раскроются, все слезки вытрутся. Все – распрямятся, расцветут.

Лука дождался того времени, когда уже не хотел себе лишних операций.

В общем, интереснейшая жизнь, безусловно, у него. Есть книжка. Он, уже будучи слепым, надиктовал секретарю своему биографический очерк о своей жизни. Одно только название говорит о многом: «Я полюбил страдания». Вы только вслушайтесь: «Я! Полюбил!! Страдания!!» Дорогого стоит само название. Человек бежит от страданий. Человек не хочет страдать. Все живое бежит от страданий. От боли, от одиночества, от холода, от насилия. Убегает человек. А как иначе? — Он не может искать страдания.

Но Лука в конце жизни сказал: «Я – полюбил страдания». Это у Достоевского есть такая мысль. Старец Зосима Алеше, молодому послушнику, говорит: «Иди в мир, окунись в страдания, полюби боль и через боль найдешь все». Он как-то так говорит ему: «Не убегай от боли. Иди на боль вперед. В мире много беды. Много грязи, много греха, много страданий. Ты не убегай от этого. Ты иди туда, в глубь. В самую глубь страдания иди и там Христа найдешь. Потому что, Христос там, где – больно. Там, где – больно, там – Господь».

Там, где вкусно, там Господа трудно заметить. (…)

И Пушкин наш тоже об этом говорит. «Нет не хочу, о други, умирать. Я жить хочу, чтоб мыслить и страдать!» («Элегия») Слышите? Зачем люди жить хотят? – Чтоб веселиться… Покупать… Продавать… На курорты ездить… Вкусно кушать… Танцевать…

Что еще хотят люди? – «Чтоб – мыслить! И – страдать!» Не хочу умирать. Жить хочу – чтоб мыслить и страдать! Что это? Как это так? — Здесь русский дух. Здесь Русью пахнет. Когда человек не убегает от страданий и, когда он там, в страданиях, смысл жизни находит. Если у тебя самого ничего не болит, иди к тем, у кого болит. Помогай там, где боль есть. Так сказать – не отворачивайся от беды человеческой. Потому что в страданиях и видна жизнь наша. Смысл ее и благодать Божия там проявляется. «Чем ночь темней, тем ярче звезды. Чем глубже скорбь, тем ближе Бог». (А.Н. Майков) – вот, что такое русский дух. Не убегать от беды. Беда и сама тебя найдет. Но даже, когда ее нету – не отворачивайся от чужой беды.

«Я полюбил страдания!»

Ну, собственно, – полюбил Христа Страдающего очевидно. Каким мы знаем Господа Иисуса Христа на земле? Не имеет, где главы преклонить. Муж скорбей, изведавший болезни. Страдалец. Иисус – страдалец. Он же здесь никакого комфорта на земле не имел. Он жил тяжело, смиренно, спокойно, кротко. А потом взял на Себя труд проповеди. Познал злобу человеческую. Был беженцем, и гонимым был, и оклеветаем был. И, в конце концов, был жестоко убит. Не за что. Оклеветан и убит – как разбойник. На позорном кресте. Это – Господь наш такой. В этом мире это сделали. Человеческие руки это сделали. Людские языки Его осудили. Людские языки Его пригвоздили. И этого Иисуса можно познать как раз именно через беду, через страдания, через скорбь.

И так Лука тоже познал Своего Господа.

Он и сегодня живой. И нам помогает. И мы – радуемся.

Мы, когда к святым приобщаемся, когда узнаем про святых… я не знаю, как вы, но что меня лично веселит? Меня лично веселит, что смерть – не страшна. На святых видно, что смерть – не страшна. Стенка между этим миром и тем миром, она – прозрачна. Святые могут приходить к нам, когда хочешь. Приходят, помогают, утешают, веселят нас. Понимаете? Это что значит? Это значит, что там жизнь – продолжается. И та жизнь, и эта жизнь – они очень близкие друг другу. И смерти, как будто бы, и – нет. Как Ахматова писала: «Смерти нет – это всем известно». Слышите? Это мы узнаём, когда мы со святыми близко общаемся. Благодаря святым мы узнаём, что там есть жизнь. Там жизнь – настоящая. Там жизнь истинная, подлинная. Там никто ничего не боится. «Отбеже болезнь, печаль и воздыхание» (см.Ис.35,10) Никто не вздыхает горько, никто не плачет больше – там, в той жизни.

И – приходят к нам. И – помогают нам.

Когда я каждый раз со святыми знакомлюсь, это меня это веселит несказанно. Потому что – страшно умирать. Страшно исчезать. Страшно идти во тьму. Страшно пропадать пропадом. Страшно идти к черту в зубы. Страшно попадать дьяволу в пасть. Страшно вообще. Исчезнуть просто – страшно. Смотришь – а святые? Они живут. Никуда не исчезли. Хрущев, понимаешь, обещал, что будет время, когда «мы вам покажем последнего попа по телевизору». Хрущев исчез. А Святой Лука? Он как раз в это время жил. И вон смотрите как мы его любим! Собрались все. Кто сейчас к Хрущеву соберется? Таких сумасшедших даже не найдешь. Даже среди коммунистов. Ну, не нужен никому он. Он никому не нужен. А Лука – нужен. Хотя при жизни он был самый гонимый, самый преследуемый. Как все христиане тогда. Показывали на них пальцем: «Странные какие-то».

Скажу еще вам. Я – слышал и, думаю, что не грешно рассказать. Это Патриарх рассказывал. «Пошел в больницу – мальчишкой еще был – с крестиком – на какое-то обследование. Доктор говорит: “Сними эту гадость!” Показывает на крестик. “Я – сын священника. Внук. У меня дед – священник. Отец – священник. Никогда не сниму. – Сними! – Не сниму! – Тьфу, идиот!” Я, когда пришел домой и рассказываю папе (батюшке), что доктор сказал: “Идиот!” Папа, молча, пошел и принес книжку: Федор Михайлович Достоевский “Идиот”. Я прочитал и на всю жизнь полюбил Достоевского. Он стал мой любимый писатель. Если это есть идиотство – Христа любить и крестик не снимать – ну тогда – да – я согласен быть идиотом. “Безумием мнимым безумие мира обличившие”».

Да… Люди прожили такую жизнь. Сейчас уже другая совсем жизнь. Она не легче, кстати. Она не легче. Она просто – сложнее. Она – хитрее. Лукавому не дают в наглости развернуться, но он стал хитрее и еще сильнее. У него жатва такая же большая. Он так же душит людей и так же тащит их за собой. Как котят слепых ведет их в погибель. Ничего в лучшую сторону не изменилось, просто поменялись методы борьбы лукавого против Церкви Святой и против души человеческой.

Так что – друзья мои – святые нам доказывают самые важные вещи. Они говорят нам – «Жив Христос. Есть Господь. Есть вечная жизнь и вы живы будете. Взыщите Бога и жива будет душа ваша. Нужно будет – мы поможем». «Мы приступили к торжествующей Церкви Первенцев». К Церкви первородных. Так в послании к Евреям пишется (Евр.12:23-23). То есть – мы приступили к Горе. К Горе Сиону, к Небесному Иерусалиму. Как к торжествующей Церкви Первенцев. Это души праведников, достигших совершенства. И они нам очень помогают жить. Даже не то, что они нам помогают, исцеляют, выручают. Это тоже важно. Но даже не это главное. Кто-то сказал: «Мы любим святых за то, что они есть, даже, если бы они нам не помогали». Я, например, читаю житие Марии Египетской. Мне не нужно чудес от Марии Египетской. Мне просто ее житие нужно почитать. И так хорошо становится на душе. Какая же она все же великая! Почитаешь житие Святого Серафима. Почитаешь житие Преподобного Сергия. Думаешь – «Да какие ж, люди хорошие! Красота какая. Вот – Слава Божия проявилась через человека».

Понимаете? Они – есть. И этого уже хватает.

Так было у Антония Великого. Приходили к нему люди за исцелением, за благословением. А какой-то мальчишка сидел в стороне и смотрел на него. Антоний говорит: «Ну что – чадо. Все что-то просят, а чего ты ничего не просишь?» «А мне ничего не надо. Я пришел посмотреть на тебя».

Так что – знаешь, что святые – есть – и уже жизнь – другая. Другая жизнь.

Так что – Спасибо тебе, Лука. Мы сегодня пришли в храм Божий к тебе. Благодаря тебе. Христа славим благодаря тебе. И Церковь наша живет благодаря таким, как ты.

Сегодня в Симферополе – праздник. И в других местах – праздник. Люди идут к тебе. (…)

Будете в Симферополе, сначала непременно пойдите в кафедральный Собор. Там есть два храма. Троицкий и Петропавловский. В Свято-Троицком лежат мощи Святого Луки. Обязательно – сначала к нему. Он – хозяин этого полуострова. Он – начальник этой земли. (…)

И вообще, когда приезжаете в какой-нибудь город, сначала – к святым. (…) Это – самое главное. Все остальное – это пятое колесо к телеге. Сначала – к святым.

Хотел бы я, чтобы вы любили его так, как я его люблю. И хотел бы я, чтобы он любил нас так, как мы его любим. Дай Бог, чтобы мы не болели с вами. Но, если придется заболеть, то есть у нас великий доктор. И вообще – Христос у нас есть. А у Христа всего много. И помощи. И радости. И силы. И так далее.

Всех вас поздравляю еще раз с памятью Луки-исповедника – архиепископа Симферопольского и Крымского. И да хранит вас Господь Христос от всякого зла. Аминь.

11 июня 2019 г.

https://www.andreytkachev.com/propoved-v-den-pamyati-luki-krymskogo-11-0...