Преподобноисповедница Фама́рь (Марджанова), игумения

ПОЛ­НОЕ ЖИ­ТИЕ ПРЕ­ПО­ДОБ­НО­ИС­ПО­ВЕД­НИ­ЦЫ ФА­МА­РИ (МАР­ДЖА­НО­ВОЙ)

Схи­и­гу­ме­ния Фа­марь, в ми­ру княж­на Та­ма­ра Алек­сан­дров­на Мар­джа­но­ва, ро­ди­лась в кон­це ше­сти­де­ся­тых го­дов про­шло­го сто­ле­тия. Она про­ис­хо­ди­ла из бо­га­той гру­зин­ской се­мьи, по­лу­чи­ла очень хо­ро­шее вос­пи­та­ние и об­ра­зо­ва­ние.

В се­мье кня­зей Мар­джа­но­вых ат­мо­сфе­ра бы­ла бо­лее свет­ская, чем цер­ков­ная: бла­го­че­стие но­си­ло, оче­вид­но, тра­ди­ци­он­ный ха­рак­тер, как во мно­гих свет­ских се­мьях то­го вре­ме­ни. Отец Та­ма­ры Алек­сан­дров­ны умер, ко­гда oна бы­ла еще со­всем ма­лень­кой, мать умер­ла, ко­гда ей бы­ло два­дцать лет.

У Та­ма­ры Алек­сан­дров­ны бы­ли боль­шие му­зы­каль­ные спо­соб­но­сти, хо­ро­ший го­лос; она го­то­ви­лась к по­ступ­ле­нию в Пе­тер­бург­скую кон­сер­ва­то­рию, ко­гда судь­ба ее из­ме­ня­лась и при­ня­ла со­вер­шен­но дру­гой обо­рот. Уже по­сле кон­чи­ны ма­те­ри, ле­том, она с сест­рой и дву­мя млад­ши­ми бра­тья­ми го­сти­ла у сво­ей тет­ки, сест­ры ма­те­ри, в го­ро­де Сиг­ны, неда­ле­ко от недав­но ос­но­ван­но­го жен­ско­го мо­на­сты­ря во имя св. Ни­ны в Бод­бе.

Один раз ком­па­ния мо­ло­де­жи по­еха­ла по­смот­реть на этот но­вый Бод­бий­ский мо­на­стырь. За­шли в цер­ковь: шла буд­нич­ная служ­ба; на кли­ро­се са­ма игу­ме­ния Юве­на­лия чи­та­ла ка­нон, несколь­ко се­стер пе­ли и при­слу­жи­ва­ли. Мо­ло­дежь по­сто­я­ла неко­то­рое вре­мя и вы­шла из церк­ви, княж­на Та­ма­ра од­на оста­лась до кон­ца служ­бы. Она вне­зап­но бы­ла до то­го по­ра­же­на этой служ­бой, этой ду­хов­ной ат­мо­сфе­рой, охва­тив­шей ее, что в ду­ше сво­ей немед­лен­но и твер­до ре­ши­ла от­дать свою жизнь Бо­гу, сде­лать­ся мо­на­хи­ней. До­ждав­шись кон­ца служ­бы, она по­до­шла к ма­туш­ке игу­ме­нии, за­го­во­ри­ла с ней, ска­за­ла о сво­ем же­ла­нии и про­си­ла при­нять ее в мо­на­стырь.

В это вре­мя дво­ю­род­ный брат Та­ма­ры, че­тыр­на­дца­ти­лет­ний маль­чик, вер­нул­ся в цер­ковь в по­ис­ках Та­ма­ры. Он под­слу­шал раз­го­вор сво­ей дво­ю­род­ной сест­ры с игу­ме­ни­ей, рас­ска­зал дру­гим, и Та­ма­ру под­ня­ли на смех: «Та­ма­ра хо­чет быть мо­на­шен­кой!» До­ма рас­ска­зал всем род­ствен­ни­кам, но ни на­смеш­ки, ни уго­во­ры, ни се­рьез­ные до­во­ды не мог­ли из­ме­нить ре­ше­ния Та­ма­ры Алек­сан­дров­ны. То­гда род­ные ре­ши­ли вся­че­ски раз­вле­кать ее, чтобы от­влечь ее от мыс­ли о мо­на­сты­ре. Ее увез­ли в Ти­флис, во­зи­ли по кон­цер­там, те­ат­рам.

«Пом­ню, – рас­ска­зы­ва­ла ма­туш­ка, – что си­жу я в те­ат­ре, а ру­ки в кар­мане пе­ре­би­ра­ют чет­ки».

В кон­це кон­цов, ви­дя, что род­ствен­ни­ки не хо­тят от­пу­стить ее, княж­на Та­ма­ра по­ти­хонь­ку ушла из до­ма и уеха­ла в мо­на­стырь. Род­ные отыс­ка­ли ее, но игу­ме­нии Юве­на­лии уда­лось уго­во­рить их, и они на­ко­нец предо­ста­ви­ли Та­ма­ре Алек­сан­дровне ид­ти тем пу­тем, ко­то­рый она из­бра­ла.

Ма­туш­ка жи­ла под непо­сред­ствен­ным ру­ко­вод­ством игу­ме­нии Юве­на­лии, к ко­то­рой очень при­вя­за­лась. Через неко­то­рое вре­мя она бы­ла по­стри­же­на в ря­со­фор, а за­тем в ман­тию с име­нем то­же Юве­на­лии. (Вла­ды­ка Ар­се­ний рас­ска­зы­вал, это неко­то­рые лю­ди, на­хо­див­ши­е­ся в церк­ви во вре­мя по­стри­га, ви­де­ли бе­ло­го го­лу­бя, вив­ше­го­ся над го­ло­вой ма­туш­ки.)

В 1902 го­ду игу­ме­ния Юве­на­лия-стар­шая бы­ла пе­ре­ве­де­на в Моск­ву и на­зна­че­на на­сто­я­тель­ни­цей Рож­де­ствен­ско­го мо­на­сты­ря, а Юве­на­лия-млад­шая эк­зар­хом Гру­зии бы­ла на­зна­че­на игу­ме­ни­ей Бод­бий­ско­го мо­на­сты­ря. Та­ким об­ра­зом, еще со­всем мо­ло­дой ма­туш­ка ста­ла игу­ме­ни­ей мо­на­сты­ря свя­той рав­ноап­о­столь­ной Ни­ны, про­све­ти­тель­ни­цы Гру­зии, – мо­на­сты­ря, в ко­то­ром к то­му вре­ме­ни бы­ло око­ло трех­сот се­стер. Ма­туш­ка спер­ва очень тос­ко­ва­ла в раз­лу­ке со стар­шей игу­ме­ни­ей Юве­на­ли­ей, ко­то­рая ста­ла ее ду­хов­ною ма­те­рью, за­ме­ни­ла ей род­ную мать. Боль­шую по­мощь и под­держ­ку ока­зал ей в то вре­мя отец Иоанн Крон­штадт­ский.

Ма­туш­ка очень лю­би­ла свой Бод­бий­ский мо­на­стырь, лю­би­ла вспо­ми­нать его. Но ей са­мой недол­го при­шлось оста­вать­ся в нем игу­ме­ни­ей.

В 1905 го­ду ре­во­лю­ци­он­но на­стро­ен­ные гор­цы ча­сто на­па­да­ли на мир­ных гру­зин-кре­стьян и вся­че­ски при­тес­ня­ли их. Кре­стьяне об­ра­ща­лись за по­мо­щью в Бод­бий­ский мо­на­стырь, и ма­туш­ка всех оби­жа­е­мых бра­ла под свою за­щи­ту, по­мо­га­ла им, а ино­гда ока­зы­ва­ла при­ют в сте­нах мо­на­сты­ря. Ре­во­лю­ци­о­не­ры бы­ли силь­но раз­дра­же­ны на мо­ло­дую игу­ме­нию Юве­на­лию, под­бра­сы­ва­ли ано­ним­ные пись­ма с угро­за­ми ей. В Пе­тер­бур­ге, в Си­но­де бес­по­ко­и­лись о судь­бе ма­туш­ки, яв­но под­вер­жен­ной опас­но­сти, так как ре­во­лю­ци­о­не­ры лич­но ее нена­ви­де­ли и по­ку­ша­лись на ее жизнь. Ука­зом Свя­тей­ше­го Си­но­да – без же­ла­ния и да­же, мож­но ска­зать, про­тив же­ла­ния ма­туш­ки – она бы­ла пе­ре­ве­де­на из лю­би­мо­го ею Бод­бий­ско­го мо­на­сты­ря в Моск­ву и на­зна­че­на на­сто­я­тель­ни­цей По­кров­ской об­щи­ны. Ма­туш­ка не лю­би­ла вспо­ми­нать этот пе­ри­од сво­ей жиз­ни.

Мо­на­хи­ни По­кров­ской об­щи­ны ра­бо­та­ли как сест­ры ми­ло­сер­дия, так же как и сест­ры Мар­фо-Ма­ри­ин­ской об­щи­ны, ко­то­рые мо­на­хи­ня­ми не бы­ли. Бу­дучи на­сто­я­тель­ни­цей По­кров­ской об­щи­ны, ма­туш­ка очень сбли­зи­лась с Ве­ли­кой кня­ги­ней Ели­за­ве­тою Фе­до­ров­ной, со­здав­шей Мар­фо-Ма­ри­ин­скую об­щи­ну, все­гда вспо­ми­на­ла её и го­во­ри­ла о ней с осо­бым чув­ством.

Имен­но так у нее ро­ди­лось и все боль­ше раз­го­ра­лось же­ла­ние уеди­нить­ся, по­се­лить­ся в оди­но­че­стве око­ло Са­ров­ско­го мо­на­сты­ря, как бы под по­кро­вом прп. Се­ра­фи­ма, ко­то­рый был ей осо­бен­но бли­зок, и там окон­чить жизнь в мо­лит­вен­ном по­дви­ге. Но там, в Жа­ро­ве, точ­нее в Се­ра­фи­мо-По­не­та­ев­ском мо­на­сты­ре, ку­да ма­туш­ка по­еха­ла в июне 1908 г. и от­ку­да хо­ди­ла в Са­ров, ма­туш­ка по­лу­чи­ла как бы по­ве­ле­ние от Бо­жи­ей Ма­те­ри, ко­гда она мо­ли­лась пе­ред Ее ико­ной Зна­ме­ния. Это чу­дес­ное вну­ше­ние по­вто­ря­лось несколь­ко раз, и ма­туш­ка по­ня­ла, что Бо­жия Ма­терь не хо­чет, чтобы она кон­ча­ла жизнь в уеди­не­нии, а по­ру­ча­ет ей со­здать но­вый скит не толь­ко для се­бя, но и для дру­гих. Все же ма­туш­ке труд­но бы­ло от­ка­зать­ся от сво­е­го го­ря­че­го же­ла­ния уеди­не­ния, да и бо­я­лась она, не бы­ло ли по­ве­ле­ние Бо­жи­ей Ма­те­ри ис­ку­ше­ни­ем. Она ре­ши­ла по­со­ве­то­вать­ся с опыт­ным ду­хов­ни­ком и в ок­тяб­ре по­еха­ла в Зо­си­мо­ву пу­стынь к за­твор­ни­ку о. Алек­сию, ко­то­рый, вы­слу­шав ма­туш­ку, ре­ши­тель­но ска­зал ей, что она не долж­на ухо­дить на по­кой для уеди­нен­ной мо­лит­вы, а долж­на и да­же обя­за­на устро­ить но­вый скит, что к это­му ее при­зы­ва­ет Са­ма Ма­терь Бо­жия.

Же­лая еще и еще раз про­ве­рить се­бя пе­ред на­ча­лом та­ко­го се­рьез­но­го и боль­шо­го де­ла, ма­туш­ка при­е­ха­ла в Оп­ти­ну Пу­стынь по­со­ве­то­вать­ся с пре­по­доб­ным Ана­то­ли­ем, ко­то­рый то­же на­стой­чи­во убеж­дал ее ис­пол­нять по­ру­че­ние, дан­ное ей Са­мой Бо­жи­ей Ма­те­рью. Еще несколь­ко раз ма­туш­ка ез­ди­ла за со­ве­том к о. Алек­сию Зо­си­мов­ско­му, ко­то­рый ра­дост­но под­дер­жи­вал ее в со­зда­нии но­во­го ски­та. Воз­вра­ща­ясь из по­след­ней по­езд­ки к от­цу Алек­сию, ма­туш­ка за­еха­ла в Тро­и­це-Сер­ги­е­ву Лав­ру, чтобы по­со­ве­то­вать­ся с на­мест­ни­ком Лав­ры о. То­ви­ей. В глу­бине ду­ши ма­туш­ка еще на­де­я­лась, что о. То­вия, как че­ло­век опыт­ный и де­ло­вой, от­со­ве­ту­ет ей при­ни­мать­ся за та­кое труд­ное де­ло. Но и на­мест­ник Лав­ры, вни­ма­тель­но и с лю­бо­вью вы­слу­шав ма­туш­ку, ре­ши­тель­но и власт­но бла­го­сло­вил ее на со­зда­ние но­во­го ски­та.

Та­ким об­ра­зом, с со­ве­том и бла­го­сло­ве­ни­ем стар­цев – о. Алек­сия Зо­си­мов­ско­го, о. Ана­то­лия Оп­тин­ско­го и о. То­вии, на­мест­ни­ка Тро­и­це-Сер­ги­е­вой Лав­ры, – окон­ча­тель­но ре­ше­но бы­ло со­зда­ние но­во­го Се­ра­фи­мо-Зна­мен­ско­го ски­та. С яв­ной по­мо­щью Бо­жи­ей по­яви­лись и сред­ства для это­го боль­шо­го де­ла.

27 июля 1910 го­да со­сто­я­лась за­клад­ка ски­та на уже из­ме­рен­ном и рас­пла­ни­ро­ван­ном участ­ке. Скит стро­ил­ся с июля 1910 по сен­тябрь 1912 го­да. Во всех пла­нах внут­рен­не­го и внеш­не­го устрой­ства ски­та ма­туш­ка со­ве­то­ва­лась с вла­ды­кой Ар­се­ни­ем (Жа­да­нов­ским), став­шим с 1916 го­да ду­хов­ни­ком ма­туш­ки и всех се­стер ски­та (та­ко­вым он и оста­вал­ся до са­мой сво­ей смер­ти в 1937 го­ду).

Освя­ще­ние ски­та со­сто­я­лось 29 сен­тяб­ря 1912 го­да. Освя­щал скит мит­ро­по­лит Вла­ди­мир Мос­ков­ский, от­но­сив­ший­ся к ма­туш­ке и ее но­во­му ски­ту с боль­шим и го­ря­чим чув­ством.

Се­ра­фи­мо-Зна­мен­ский скит про­су­ще­ство­вал все­го две­на­дцать лет. Он был за­крыт и уни­что­жен боль­ше­ви­ка­ми в 1924 го­ду. Сест­ры разо­шлись в раз­ные сто­ро­ны. Ма­туш­ке уда­лось най­ти неболь­шой дом в по­сел­ке Пер­хуш­ко­во, и она по­се­ли­лась в нем с де­ся­тью сест­ра­ми. В от­дель­ном до­ми­ке по­ме­щал­ся свя­щен­ник (иеро­мо­нах Фила­рет [Пост­ни­ков]). Ма­туш­ка, де­сять се­стер и ба­тюш­ка – две­на­дцать че­ло­век, «по чис­лу апо­сто­лов Хри­сто­вых», – го­во­ри­ла ма­туш­ка.

Жизнь в Пер­хуш­ко­ве на­ла­ди­лась при­бли­зи­тель­но, как и в ски­ту. Мно­гие при­ез­жа­ли к ма­туш­ке за со­ве­том, на­став­ле­ни­ем.

В 1931 го­ду ма­туш­ка бы­ла аре­сто­ва­на вме­сте с несколь­ки­ми сест­ра­ми и ба­тюш­кой. В тюрь­ме с нею вме­сте бы­ла ее вер­ная по­слуш­ни­ца. В ка­ме­ре, где на­хо­ди­лась ма­туш­ка, бы­ли раз­но­род­ные за­клю­чен­ные – и по­ли­ти­че­ские, и уго­лов­ные. Как-то уда­лось от­де­лить угол для ма­туш­ки в об­щей ка­ме­ре чем-то вро­де за­на­вес­ки. Уго­лов­ни­цы ча­сто шу­ме­ли, на­чи­на­ли петь непри­лич­ные пес­ни, но ко­гда ма­туш­ка про­си­ла их пе­ре­стать, они за­мол­ка­ли – все ува­жа­ли ее. Ко­гда ма­туш­ка по­лу­ча­ла пе­ре­да­чи, она оде­ля­ла всех, кто был в ка­ме­ре, и все при­ни­ма­ли это от нее как бы в бла­го­сло­ве­ние.

По­сле при­го­во­ра ма­туш­ку со­сла­ли в Си­бирь, за две­сти верст от Ир­кут­ска. Нече­го и го­во­рить, ка­кое это бы­ло труд­ное и уто­ми­тель­ное пу­те­ше­ствие. В кон­це пу­ти ма­туш­ке при­шлось ид­ти пеш­ком. С нею в ссыл­ку по­еха­ла ее по­слуш­ни­ца Ню­ша, про­стая де­вуш­ка, лю­бя­щая и са­мо­от­вер­жен­ная. Из­вест­но, что ма­туш­ка жи­ла в про­стой кре­стьян­ской из­бе, где ей за печ­кой был от­ве­ден угол. Хо­зя­ин этой из­бы и его сын Ва­ню­ша очень по­лю­би­ли ма­туш­ку. Уже вер­нув­шись из ссыл­ки, ма­туш­ка пе­ре­пи­сы­ва­лась с ни­ми, по­сла­ла в по­да­рок Ва­ню­ше отрез на ру­баш­ку. А он ей на­пи­сал: «Жаль, что Вы уеха­ли от нас. У ме­ня те­перь ба­ян, я весь день иг­раю, вот Вы бы по­слу­ша­ли». Чи­тая это пись­мо, ма­туш­ка го­во­ри­ла с улыб­кой: «Вот, по­жа­лел ме­ня Гос­подь!»

Как она вы­нес­ла тюрь­му и три го­да ссыл­ки при сво­их боль­ных но­гах, с уже об­на­ру­жив­шим­ся ту­бер­ку­ле­зом?! Ей по­мог­ла ее ве­ра, си­ла во­ли и огром­ная вы­держ­ка.

В ссыл­ке ма­туш­ка долж­на бы­ла, как все адми­ни­стра­тив­но вы­слан­ные, два или три ра­за в ме­сяц яв­лять­ся в мест­ный ко­мис­са­ри­ат рас­пи­сы­вать­ся. Ко­мис­сар сна­ча­ла при­ни­мал ее очень су­ро­во, ес­ли не враж­деб­но. Но весь об­лик ма­туш­ки, ка­кая-то ду­хов­ная си­ла, све­тив­ша­я­ся в ее гла­зах, по­сте­пен­но вли­я­ла на это­го че­ло­ве­ка; из­ме­нил­ся его су­ро­вый тон, он стал ино­гда раз­го­ва­ри­вать с ма­туш­кой. А ко­гда кон­чил­ся срок ссыл­ки, и ма­туш­ка в по­след­ний раз при­шла в ко­мис­са­ри­ат рас­пи­сы­вать­ся, ко­мис­сар теп­ло про­стил­ся с ней, ска­зал, что жа­ле­ет, что боль­ше ее не уви­дит. Ма­туш­ка ушла, но, отой­дя немно­го по до­ро­ге, огля­ну­лась и уви­де­ла, что ко­мис­сар вы­шел на крыль­цо и про­во­жа­ет ее взгля­дом.

Ма­туш­ка дав­но бо­ле­ла лег­ки­ми. В ссыл­ке бо­лезнь ее ухуд­ши­лась, ей бы­ло очень труд­но и пло­хо. В пись­мах к сво­им ближ­ним она все по­вто­ря­ла, что хо­те­ла бы «вер­нуть­ся к сво­им бе­реж­кам». И Гос­подь, вы­пол­нил ее же­ла­ние, она чу­дом оста­лась жи­ва и «вер­ну­лась к сво­им бе­реж­кам».

Ссыл­ка ма­туш­ки кон­чи­лась в 1934 го­ду, вес­ной. Она вер­ну­лась и по­се­ли­лась в ма­лень­ком до­ми­ке в дач­ном по­сел­ке око­ло стан­ции Пи­о­нер­ская Бе­ло­рус­ской же­лез­ной до­ро­ги. Она бы­ла уже очень боль­на. В ссыл­ке у нее по­яви­лись при­зна­ки ту­бер­ку­ле­за гор­ла; бо­лезнь по­сте­пен­но уно­си­ла ее си­лы.

Скон­ча­лась ма­туш­ка 10/23 июня 1936 го­да. От­пе­вал ее на до­му Вла­ды­ка Ар­се­ний. По­хо­ро­ни­ли ее в Москве, на Вве­ден­ских го­рах, неда­ле­ко от мо­ги­лы о. Алек­сея Ме­че­ва.

Мо­ги­ла ма­туш­ки и те­перь це­ла и в пол­ном по­ряд­ке. На мо­ги­ле сто­ит бе­лый де­ре­вян­ный крест, в ко­то­рый вде­ла­ны две икон­ки – Зна­ме­ния Бо­жи­ей Ма­те­ри и прп. Се­ра­фи­ма. На ниж­ней пе­ре­кла­дине по бла­го­сло­ве­нию Вла­ды­ки Ар­се­ния сде­ла­на над­пись: «Ве­ру­яй в Мя имать жи­вот веч­ный».

https://azbyka.ru/days/sv-famar-mardzhanova