Преподобноисповедник Рафаи́л (Шейченко), иеромонах

Пре­по­доб­но­ис­по­вед­ник Ра­фа­ил ро­дил­ся в 1891 го­ду в сло­бо­де Ве­ли­кая Ми­хай­лов­ка Но­во­ос­коль­ско­го уез­да Кур­ской гу­бер­нии[a] в се­мье ма­ло­рос­сий­ско­го кре­стья­ни­на Ива­на Шей­чен­ко, за­ни­мав­ше­го­ся са­пож­ным ре­меслом и пе­ре­плет­ным де­лом, и в кре­ще­нии был на­ре­чен Ро­ди­о­ном. В 1906 го­ду Ро­ди­он окон­чил цер­ков­но-при­ход­скую шко­лу и по­сту­пил в зем­ское учи­ли­ще, в ко­то­ром про­учил­ся три го­да, и за­тем ра­бо­тал, как и отец, са­пож­ни­ком. В 1913 го­ду он был при­зван в ар­мию и здесь окон­чил во­ен­но-ве­те­ри­нар­ную фельд­шер­скую шко­лу; ему бы­ло при­сво­е­но зва­ние ун­тер-офи­це­ра, и он был от­прав­лен в 6-й улан­ский Во­лын­ский полк, где про­слу­жил до де­мо­би­ли­за­ции в 1918 го­ду. Вер­нув­шись с фрон­та на ро­ди­ну, Ро­ди­он по­про­щал­ся со все­ми сво­и­ми до­маш­ни­ми и от­пра­вил­ся в Оп­ти­ну пу­стынь, где уже не один раз бы­вал до то­го па­лом­ни­ком и труд­ни­ком.

«Ран­ним май­ским утром, в рас­цве­те «сво­ей вес­ны» по­до­шел я к свя­тым во­ро­там Оп­ти­ной пу­сты­ни, – пи­сал он из за­клю­че­ния в на­ча­ле пя­ти­де­ся­тых го­дов, уже вку­сив­ши го­речь стра­да­ний, пре­да­тельств от сво­их и чу­жих, ис­пив ча­шу по­слу­ша­ния Хри­сту в ис­по­вед­ни­че­ском по­дви­ге, неся крест свой и в по­ру бла­го­дат­ной вес­ны пас­тыр­ско­го слу­же­ния, и через зной тер­пе­ния во узах оскорб­ле­ний и по­но­ше­ний от вра­гов Хри­сто­вых; все эти пе­ре­жи­ва­ния, об­нов­ляя и ути­шая ду­шу, ра­дост­но и мо­ло­до вос­кре­са­ли в вос­по­ми­на­ни­ях об Оп­ти­ной – труд­но­опи­су­е­мом на зем­ном че­ло­ве­че­ском язы­ке лу­ге ду­хов­ном, где так недав­но еще рас­цве­та­ли рай­ские цве­ты чи­стых во Хри­сте доб­ро­де­те­лей. – Ко­том­ка стран­ни­че­ская уже тя­го­ти­ла мои пле­чи, в ру­ках у ме­ня был мой дол­гий вер­ный спут­ник – по­сох. Во­круг ца­ри­ла май­ская утрен­няя ти­ши­на, и ве­сен­няя пре­лесть про­буж­да­ю­щей­ся при­ро­ды лас­ка­ла взор и ра­до­ва­ла серд­це. Ще­бе­та­ли ра­дост­но птич­ки, бла­го­уха­ли на­чи­на­ю­щие рас­цве­тать во­круг мо­на­сты­ря фрук­то­вые са­ды; где-то вда­ли, на бе­ре­гу ре­ки Жиз­д­ры, в за­рос­лях раз­ли­ва­лись утрен­ние, звуч­ные тре­ли со­ло­вья.
Раз­дал­ся бла­го­вест мо­на­стыр­ско­го ко­ло­ко­ла, зо­ву­щий на мо­лит­ву к ран­ней Бо­же­ствен­ной ли­тур­гии. Свя­тые во­ро­та оби­те­ли уже бы­ли от­кры­ты. Бо­го­моль­цы с умиль­ны­ми ли­ца­ми спе­ши­ли в свя­той храм.
Но не спе­шил вой­ти толь­ко я. Ка­кая-то си­ла удер­жи­ва­ла ме­ня. Я оста­но­вил­ся у свя­тых во­рот, по­гру­жен­ный в ду­му, как «тот пут­ник» – рус­ский бо­га­тырь, на рас­пу­тье до­рог.
Да, бы­ло над чем при­за­ду­мать­ся и мне, бы­ло, что ре­шить, и ре­шить на­все­гда и без­воз­врат­но.
Ведь я шел в эту слав­ную Оп­ти­ну пу­стынь, в ко­лы­бель ду­хов­но­го окорм­ле­ния бо­го­муд­рых стар­цев и ду­хо­нос­ных от­цев не толь­ко по­мо­лить­ся, но «по­се­лить­ся»...
Я нес сю­да, к чест­ным сто­пам стар­цев, а па­че к под­но­жию Свя­то­го Кре­ста Хри­сто­ва, свою во­лю, свою юность и жизнь. Я шел сю­да – уме­реть для ми­ра...

От дней дет­ства я всей пыл­ко­стью чи­стой юной ду­ши лю­бил и жаж­дал свя­то­го ино­че­ско­го жи­тия. Оно бы­ло меч­той дет­ства и усла­дой юно­сти мо­ей.
И вот я сто­ял у пред­две­рья же­ла­ний мо­их... Ду­ша моя рва­лась вой­ти. Но ин го­лос, го­лос юно­сти и пло­ти, гор­це взы­вал ей: ку­да ты вле­чешь ме­ня? Там вда­ли остав­ле­ны то­бою пре­ста­ре­лые ро­ди­те­ли. Еще не вы­сох­ли сле­зы ма­те­ри тво­ей, про­во­див­шей те­бя в да­ле­кий путь, бла­го­сло­вив­шей те­бя свя­тым кре­стом с гру­ди сво­ей. Она ждет бла­го­по­луч­но­го тво­е­го воз­вра­ще­ния и ра­дост­ной встре­чи. Там ждут те­бя кров­ные бра­тья, там ждут лю­бив­шие те­бя юно­ши, дру­зья и де­вы. Там ждет в тос­ке та, ко­то­рую чи­сто лю­бил о Гос­по­де... Те­ло твое мо­ло­до и сла­бо...
А тут, за пра­гом сим, на всю жизнь ждут те­бя по­дви­ги са­мо­от­вер­же­ния, по­дви­ги, кро­ме физи­че­ских тру­дов, еще неве­до­мые те­бе, непо­нят­ные и неве­до­мые ми­ру, по­дви­ги аб­со­лют­но­го по­слу­ша­ния, сми­ре­ния, по­ста и мо­лит­вы. Жизнь хож­де­ния как бы пред ли­цом Са­мо­го Бо­га, в Бо­ге и для Бо­га.
Ку­да ты ве­дешь ме­ня?!
Так взы­ва­ла ко мне юность. Так во­пи­я­ла во мне «плоть и кровь». Но и по­ры­вы ду­ши мо­ей не уни­ма­лись. Ду­ша рва­лась – ту­да, за «свя­той по­рог». Она го­то­ва бы­ла на все жерт­вы тру­да и под­ви­га. Она го­то­ва бы­ла — хоть на смерть. Она взы­ва­ла со свя­тым ца­рем – про­ро­ком Да­ви­дом: «Го­то­во серд­це мое, Бо­же, го­то­во серд­це мое!» [Пс.56:8].
И в эти ми­ну­ты борь­бы «ду­ха с пло­тью» я воз­вел свой взор ду­ши ту­да, го­ре – к То­му, Ко­му я вве­рял свою жизнь и спа­се­ние, Ко­му ве­до­мы пу­ти вхож­де­ния мо­е­го и ис­хож­де­ния...
Я взы­вал о по­мо­щи Его бла­го­дат­ной, я взы­вал воп­лем ду­ши мо­ей: «Бо­же! Из­ве­ди из тем­ни­цы су­е­ты и стра­стей ду­шу мою, ис­по­ве­да­ти­ся Име­ни Тво­е­му и сла­вить Тя Еди­но­го во ве­ки!» И в это вре­мя вни­ма­ние мое и взор бы­ли об­ра­ще­ны на лест­ни­цу, ве­ду­щую от свя­тых во­рот к са­мо­му вхо­ду со­бо­ра, ко­то­рая по­сте­пен­но воз­вы­ша­лась.
«Та­ков здесь путь твой, путь ду­хов­но­го вос­хож­де­ния до вхо­да тво­е­го во вра­та Гор­ня­го Небес­но­го Иеру­са­ли­ма», – ска­зал мне внут­рен­ний го­лос мой... А над свя­ты­ми во­ро­та­ми во весь рост че­ло­ве­ка воз­вы­шал­ся Ан­гел: в од­ной ру­ке он дер­жал боль­шой свя­той крест, как сим­вол стра­да­ния, а в дру­гой – ве­нец, как сим­вол на­гра­ды и сла­вы...

Сло­ва свя­то­го Еван­ге­лия, как некий Бо­же­ствен­ный свет, оза­ри­ли мой ра­зум и, как острие ме­ча, уяз­ви­ли ис­ти­ной слов Бо­го­че­ло­ве­ка мое серд­це: «Аще кто хо­щет по Мне ид­ти да от­вер­жет­ся се­бя и возь­мет крест свой, и по Мне гря­дет» [Мф.16:24]... «Аз есмь путь, ис­ти­на и жизнь» [Ин.14:6].
Путь на небо вся­ко­му по­сле­до­ва­те­лю Хри­ста, а наи­па­че ино­ку, – пред­ле­жит толь­ко через гол­го­фу, с кре­стом в ру­ках, с кре­стом на пле­чах.
Сим пу­тем вос­шел в гор­няя и Он – Сын Бо­жий, си­я­ние сла­вы От­чей, на Кре­сте Сво­и­ми стра­да­ни­я­ми и смер­тью со­вер­шил ис­куп­ле­ние ро­да че­ло­ве­че­ско­го и Сво­им жи­во­нос­ным вос­кре­се­ни­ем со­вос­кре­сил его, да­ро­вав ему но­вую жизнь и спа­се­ние. Дру­гих пу­тей ту­да, на небо, нет, все дру­гие пу­ти ве­дут в дру­гие, страш­ные, адо­вы ме­ста...
Без кре­ста – нет вен­ца!
Я пе­ре­сту­пил бла­го­го­вей­но свя­той по­рог оби­те­ли – и... взял свя­той крест, ска­зав: «Се по­кой мой – зде все­лю­ся в век ве­ка! [Ср. Пс.131:14]. Кре­сту Тво­е­му по­кло­ня­ю­ся, Вла­ды­ко!"»[1].
26 ав­гу­ста 1918 го­да Ро­ди­он был при­нят в чис­ло по­слуш­ни­ков Оп­ти­ной пу­сты­ни. В мо­на­сты­ре он нес по­слу­ша­ния ве­те­ри­нар­но­го фельд­ше­ра и кли­рос­ное.

В 1918 го­ду на­ча­лись го­не­ния на Рус­скую Пра­во­слав­ную Цер­ковь, и Оп­ти­на пу­стынь бы­ла за­кры­та, – нена­ви­стен был но­вым без­бож­ным вла­стям мо­на­стырь, креп­ко дер­жав­ший­ся свя­то­оте­че­ских пре­да­ний, на­уча­ю­щий рус­ских лю­дей ду­хов­но­му ви­де­нию, нев­зи­рая, из дво­рян­ско­го ли они вы­шли со­сло­вия или из кре­стьян­ско­го. Со­вет­ская власть пре­об­ра­зо­ва­ла мо­на­стырь в пле­мен­ное хо­зяй­ство, но при этом бра­тия оста­лась на ме­сте, и ей не за­пре­ти­ли со­вер­шать устав­ное мо­на­стыр­ское бо­го­слу­же­ние. В пле­мен­ном хо­зяй­стве Ро­ди­он про­дол­жал тру­дить­ся в ка­че­стве ве­те­ри­нар­но­го фельд­ше­ра. В 1923 го­ду без­бож­ни­ки окон­ча­тель­но за­кры­ли оби­тель, и бра­тии при­шлось по­ки­нуть мо­на­стыр­ские сте­ны. Мо­на­хи по­се­ли­лись в го­ро­де Ко­зель­ске на част­ных квар­ти­рах. По­слуш­ник Ро­ди­он стал за­ра­ба­ты­вать на жизнь са­пож­ным ре­меслом.

В 1928 го­ду оп­тин­ский иеро­мо­нах Ма­ка­рий (Чи­ли­кин) по бла­го­сло­ве­нию епи­ско­па Ма­ло­я­ро­сла­вец­ко­го, ви­ка­рия Ка­луж­ской епар­хии, Сте­фа­на (Ви­но­гра­до­ва) по­стриг по­слуш­ни­ка Ро­ди­о­на в ман­тию и на­рек ему имя Ра­фа­ил в честь ар­хи­стра­ти­га Бо­жия Ра­фа­и­ла, це­ли­те­ля че­ло­ве­че­ских неду­гов. В том же го­ду епи­скоп Ма­саль­ский, ви­ка­рий Ка­луж­ской епар­хии, Гер­ман (Вейн­берг) ру­ко­по­ло­жил его во иеро­диа­ко­на и воз­вел в сан ар­хи­ди­а­ко­на; де­сять ме­ся­цев отец Ра­фа­ил про­был при епи­ско­пе в ка­че­стве ке­лей­ни­ка и ар­хи­ди­а­ко­на на ар­хи­ерей­ских служ­бах. В 1929 го­ду епи­скоп Гер­ман был на­зна­чен на са­мо­сто­я­тель­ную ка­фед­ру; ему по­нра­вил­ся рев­ност­ный оп­тин­ский мо­нах, и он стал уго­ва­ри­вать его от­пра­вить­ся с ним в Ал­ма-Ату, но ду­ша от­ца Ра­фа­и­ла уже креп­ко бы­ла свя­за­на с Оп­ти­ной, и он от­ка­зал­ся, вер­нул­ся в Ко­зельск и по­сту­пил слу­жить в Ге­ор­ги­ев­скую цер­ковь. Слу­же­ние сре­ди на­сту­пив­ших го­не­ний не бы­ло без­мя­теж­ным – и в фев­ра­ле 1930 го­да он был при­ну­ди­тель­но мо­би­ли­зо­ван на ле­со­за­го­тов­ки.

В 1930 го­ду уси­ли­лись го­не­ния на Рус­скую Пра­во­слав­ную Цер­ковь, и ОГПУ при­ня­ло ре­ше­ние аре­сто­вать груп­пу оп­тин­ских мо­на­хов. Кро­ме об­ви­не­ния в ан­ти­со­вет­ской аги­та­ции, мо­на­хов об­ви­ни­ли в под­стре­ка­тель­стве кре­стьян к вос­ста­нию при бес­по­ряд­ках, слу­чив­ших­ся в Ко­зель­ске на Ду­хов день 9 июня 1930 го­да[2].

18 ав­гу­ста 1930 го­да, на­ка­нуне празд­ни­ка Пре­об­ра­же­ния Гос­под­ня, бы­ло аре­сто­ва­но со­рок мо­на­хов и ми­рян и сре­ди них ар­хи­ди­а­кон Ра­фа­ил. Так бы­ло по­ло­же­но на­ча­ло несе­ния им кре­ста Хри­сто­ва во узах. Отец Ра­фа­ил был до­про­шен сра­зу же по­сле аре­ста, — все во­про­сы со­труд­ни­ка ОГПУ ка­са­лись ис­клю­чи­тель­но его био­гра­фи­че­ских дан­ных как оп­тин­ско­го мо­на­ха.

2 сен­тяб­ря его сно­ва вы­зва­ли на до­прос; от­ве­чая на во­про­сы сле­до­ва­те­ля, он ска­зал: «Ви­нов­ным се­бя не при­знаю... Ни в ка­кой контр­ре­во­лю­ци­он­ной груп­пе не со­сто­ял и ра­бо­ты, на­прав­лен­ной про­тив со­вет­ской вла­сти, не вел... Ру­ко­вод­ство ду­хов­ной жиз­нью брат­ства шло пу­тем ис­по­ве­ди ду­хов­ни­ков. На ба­за­ре... на Ду­хов день в го­ро­де Ко­зель­ске я не был, на­хо­дил­ся до­ма и по­это­му, что бы­ло на ба­за­ре, не знаю, да и как об­щее пра­ви­ло на ба­за­ры я не хо­жу. Быв­ших тор­гов­цев, аре­сто­ван­ных и на­хо­дя­щих­ся со мной под стра­жей, знаю всех; как жи­тель го­ро­да Ко­зель­ска, ино­гда с ни­ми встре­чал­ся, но в их до­мах я не был...»[3]

Архидиакон Рафаил (Шейченко) .

Бы­ли до­про­ше­ны сви­де­те­ли, и в част­но­сти хо­зяй­ка квар­ти­ры, где жил ар­хи­ди­а­кон Ра­фа­ил; она по­ка­за­ла: «Из бе­сед с Ра­фа­и­лом знаю, что по­след­ний яв­ля­ет­ся ярым, за­ко­ре­не­лым мо­на­хом с при­су­щи­ми им ста­ры­ми взгля­да­ми»[4].

В ок­тяб­ре 1930 го­да след­ствие бы­ло за­кон­че­но и со­став­ле­но об­ви­ни­тель­ное за­клю­че­ние, в ко­то­ром со­труд­ни­ки ОГПУ в пол­ном несо­от­вет­ствии с дей­стви­тель­но­стью на­пи­са­ли: «В ав­гу­сте 1930 го­да Су­хи­ни­че­ским... ОГПУ в го­ро­де Ко­зель­ске... бы­ло вы­яв­ле­но на­ли­чие мо­на­ше­ско-мо­нар­хи­че­ской контр­ре­во­лю­ци­он­ной груп­пы, охва­ты­ва­ю­щей сво­им вли­я­ни­ем как на­се­ле­ние го­ро­да, так и смеж­ных де­ре­вень.
Бы­ло из­вест­но, что контр­ре­во­лю­ци­он­ная груп­па ста­вит пе­ред со­бой за­да­чи непо­сред­ствен­ной борь­бы с со­вет­ской вла­стью и рес­тав­ра­цию мо­нар­хи­че­ско­го строя...»[5]

27 но­яб­ря 1930 го­да трой­ка ОГПУ при­го­во­ри­ла ар­хи­ди­а­ко­на Ра­фа­и­ла к де­ся­ти го­дам за­клю­че­ния, и он был от­прав­лен в Ви­шер­ский ис­пра­ви­тель­но-тру­до­вой ла­герь, рас­по­ла­гав­ший­ся в по­сел­ке Ви­а­жи­ха Ураль­ской об­ла­сти[b]. В 1934 го­ду ар­хи­ди­а­кон Ра­фа­ил был пе­ре­ве­ден в ис­пра­ви­тель­но-тру­до­вой ла­герь в го­род Дмит­ров Мос­ков­ской об­ла­сти; здесь он ра­бо­тал ве­те­ри­нар­ным фельд­ше­ром при жи­вот­но­вод­че­ской фер­ме сов­хо­за «Ер­мо­ли­но». Фер­ма за­ни­ма­лась сви­но­вод­ством; жил отец Ра­фа­ил в од­ном из пу­стых за­го­нов для сви­ней и от ве­ли­ко­го недо­стат­ка в пи­ще пи­тал­ся тем, что да­ва­лось сви­ньям; и это еще бы­ла боль­шая уда­ча и ми­лость Бо­жия, так как дру­гие за­клю­чен­ные не име­ли и та­ко­го до­пол­не­ния к сво­е­му скуд­но­му ра­ци­о­ну.

На­хо­дясь в ла­ге­ре, отец Ра­фа­ил не скры­вал сво­ей ве­ры, ему во вре­мя сви­да­ния пе­ре­да­ли Еван­ге­лие, мо­лит­во­слов, ико­ну, а по­сколь­ку жил он в сви­нар­ни­ке от­дель­но, то и мог бес­пре­пят­ствен­но мо­лить­ся, при­гла­шая ино­гда к се­бе неко­то­рых из за­клю­чен­ных со­бра­тий. Он был в дру­же­ских от­но­ше­ни­ях со мно­ги­ми сво­и­ми со­уз­ни­ка­ми, к нему до­воль­но ча­сто при­ез­жа­ли мо­на­хи­ни Ша­мор­дин­ско­го мо­нас­ты­ря и зна­ко­мые из Ко­зель­ска. По сво­е­му слу­жеб­но­му по­ло­же­нию он мог бес­пре­пят­ствен­но хо­дить по по­сел­ку. Ле­том од­на­жды он шел со зна­ко­мой, при­е­хав­шей к нему на сви­да­ние. На­встре­чу им шла груп­па за­клю­чен­ных уго­лов­ниц, воз­вра­щав­ших­ся с ра­бо­ты. По­рав­няв­шись с от­цом Ра­фа­и­лом и его спут­ни­цей, они сми­рен­но пок­ло­ни­лись ему и по­при­вет­ство­ва­ли: «Здрав­ствуй­те, ба­тюш­ка!»
Из ла­ге­ря отец Ра­фа­ил пи­сал зна­ко­мым; неко­то­рые пись­ма не до­хо­ди­ли до адре­са­тов – они за­би­ра­лись опер­упол­но­мо­чен­ным НКВД, ко­то­рый в кон­це кон­цов счел, что оп­тин­ский мо­нах ве­дет слиш­ком ак­тив­ную ре­ли­ги­оз­ную жизнь, и при­нял­ся со­би­рать ма­те­ри­а­лы для его аре­ста.
Сре­ди тек­стов, ко­то­рые бы­ли по­став­ле­ны впо­след­ствии от­цу Ра­фа­и­лу в ви­ну, бы­ли и сти­хи из­вест­ной по­мощ­ни­цы мно­гим, во узах на­хо­дя­щим­ся, Та­тья­ны Грим­блит[c], с ко­то­рой отец Ра­фа­ил был од­но вре­мя в Ви­шер­ском ла­ге­ре. Сти­хи, на­пи­сан­ные Та­тья­ной в де­вят­на­дцать лет, на­столь­ко по­ра­зи­ли от­ца Ра­фа­и­ла и на­столь­ко ока­за­лись со­звуч­ны его соб­ствен­но­му на­стро­е­нию, что он вы­учил их на­изусть, лишь немно­го пе­ре­ина­чив[6].

21 июня 1936 го­да опер­упол­но­мо­чен­ный Дмит­ла­га НКВД на­пра­вил ра­порт на­чаль­ни­ку 3-го от­де­ле­ния, в ко­то­ром пи­сал: «До­но­шу, что зе­ка Шей­чен­ко... на про­тя­же­нии про­дол­жи­тель­но­го вре­ме­ни ве­дет контр­ре­во­лю­ци­он­ную аги­та­цию. Про­шу Ва­ше­го рас­по­ря­же­ния о при­вле­че­нии его к уго­лов­ной от­вет­ствен­но­сти...»[7]
В тот же день у от­ца Ра­фа­и­ла был про­из­ве­ден обыск и от­рыв­ки из пи­сем и сти­хи, най­ден­ные у него, бы­ли пред­став­ле­ны как ве­ще­ствен­ные до­ка­за­тель­ства пре­ступ­ле­ния про­тив го­су­дар­ства, ко­то­рые он пы­тал­ся буд­то бы скрыть, имея на­ме­ре­ние пе­ре­дать их на со­хра­не­ние со­уз­ни­ку.
– Ска­жи­те, Шей­чен­ко, бы­ли ли вы в квар­ти­ре у Бе­ло­ва[d] и сколь­ко раз? — спро­сил его сле­до­ва­тель.
– У Бе­ло­ва в квар­ти­ре я был два ра­за: пер­вый раз он ме­ня при­гла­сил по­смот­реть боль­ную его но­гу, и вто­рой раз, ко­гда я услы­шал, что ме­ня хо­тят аре­сто­вать, я но­сил ему свою кор­зи­ну с бе­льем на со­хра­не­ние, но он не взял.
– Ска­жи­те, Шей­чен­ко, вы про­си­ли Бе­ло­ва спря­тать ка­кие-то сек­рет­ные до­ку­мен­ты и от­ку­да они у вас по­яви­лись?
– Бе­ло­ва я ни­ко­гда не про­сил спря­тать ка­кие-то до­ку­мен­ты, и их у ме­ня ни­ко­гда не бы­ло.
– Ска­жи­те, Шей­чен­ко, что же вы пря­та­ли у Бе­ло­ва в квар­ти­ре?
– Пря­тал я толь­ко Еван­ге­лие, мо­лит­вен­ник и крест, ка­кой-ли­бо пе­ре­пис­ки я не пря­тал; пря­тал я по­то­му, что я ду­мал, что у ме­ня бу­дет обыск и ме­ня аре­сту­ют.
– Ска­жи­те, Шей­чен­ко, что вы го­во­ри­ли 2 мая... ко­гда вы си­де­ли в сов­хо­зе на ла­воч­ке?
– Я го­во­рил, что сей­час ста­рый укра­ин­ский язык рез­ко из­ме­нил­ся, ибо в укра­ин­ский язык и ли­те­ра­ту­ру мно­го внес­ли из Га­ли­ции, и те­перь его труд­но по­нять. Рань­ше же укра­ин­ский язык был го­раз­до лег­че и сво­бод­нее, чем те­перь.
– Ска­жи­те, Шей­чен­ко, при­зна­е­те ли вы се­бя ви­нов­ным в предъ­яв­лен­ном вам об­ви­не­нии?
– В предъ­яв­лен­ном мне об­ви­не­нии ви­нов­ным се­бя не при­знаю и по су­ще­ству де­ла по­ка­зы­ваю, что я ни­ко­гда ни­где не вел контр­ре­во­лю­ци­он­ной аги­та­ции.

13 сен­тяб­ря 1936 го­да со­сто­я­лось за­кры­тое за­се­да­ние Мос­ков­ско­го об­ласт­но­го су­да по де­лам Дмит­ла­га НКВД в со­ста­ве пред­се­да­тель­ству­ю­ще­го, двух чле­нов су­да и сек­ре­та­ря; суд в при­го­во­ре за­пи­сал: «Ви­нов­ным се­бя под­су­ди­мый не при­знал, но пре­ступ­ле­ние до­ка­за­но как ма­те­ри­а­ла­ми де­ла, так и сви­де­тель­ски­ми по­ка­за­ни­я­ми, а по­то­му суд, учи­ты­вая лич­ность под­су­ди­мо­го и усло­вия ла­гер­ной об­ста­нов­ки... при­го­во­рил... к ли­ше­нию сво­бо­ды сро­ком на шесть... лет, с по­ра­же­ни­ем в пра­вах на пять лет и на­прав­ле­ни­ем для даль­ней­ше­го от­бы­ва­ния в от­да­лен­ные се­вер­ные ла­ге­ря»[8].
Ар­хи­ди­а­кон Ра­фа­ил был от­прав­лен сна­ча­ла в го­род Мур­манск, а через че­ты­ре го­да пе­ре­ве­ден в Усоль­лаг в го­ро­де Со­ли­кам­ске Перм­ской об­ла­сти.
18 но­яб­ря 1943 го­да отец Ра­фа­ил был осво­бож­ден из за­клю­че­ния, но ему не раз­ре­ши­ли жить в Ко­зель­ске, и он по­се­лил­ся в го­ро­де Кир­са­но­ве Там­бов­ской об­ла­сти у ве­ру­ю­щей ста­руш­ки; здесь он про­жил око­ло по­лу­го­да, ко­гда хо­ро­шо знав­шие его лю­ди ста­ли на­стой­чи­во при­гла­шать его в Ко­зельск, и он пе­ре­ехал ту­да в ап­ре­ле 1944 го­да.

1 ок­тяб­ря 1944 го­да мит­ро­по­лит Кру­тиц­кий Ни­ко­лай (Яру­ше­вич) в Успен­ской, что в Гон­ча­рах, церк­ви в Москве ру­ко­по­ло­жил ар­хи­ди­а­ко­на Ра­фа­и­ла во иеро­мо­на­ха и на­зна­чил, со­глас­но прось­бе два­дцат­ки, на­сто­я­те­лем Бла­го­ве­щен­ской церк­ви в го­ро­де Ко­зель­ске. С это­го вре­ме­ни на­ча­лась его мно­го­труд­ная пас­тыр­ская де­я­тель­ность.

Цер­ков­ная жизнь в то вре­мя в Ко­зель­ске, как и вез­де в Рос­сии, бы­ла в боль­шом утес­не­нии: на од­но­го свя­щен­ни­ка при­хо­ди­лось не ме­нее де­сят­ка го­ни­те­лей из со­труд­ни­ков со­вет­ских учре­жде­ний и осве­до­ми­те­лей МГБ; хра­мы бы­ли по­лу­раз­ру­ше­ны немец­ки­ми и со­вет­ски­ми вла­стя­ми, ис­поль­зу­ясь немец­ки­ми – под ко­нюш­ни, со­вет­ски­ми — под скла­ды. Храм Бла­го­ве­ще­ния, как и мно­гие дру­гие, был силь­но по­вре­жден, и отец Ра­фа­ил, тра­тя мно­го сил на его вос­ста­нов­ле­ние, стал слу­жить в на­ско­ро от­ре­мон­ти­ро­ван­ном при­де­ле. По­сколь­ку стро­и­тель­ную тех­ни­ку до­стать то­гда бы­ло невоз­мож­но по недру­же­люб­ству вла­стей, то стро­ить при­хо­ди­лось вруч­ную. К 1949 го­ду храм уси­ли­я­ми от­ца Ра­фа­и­ла и при­хо­жан был по­чти вос­ста­нов­лен и в хра­ме по­став­лен ико­но­стас.
Пас­тырь доб­рый, отец Ра­фа­ил, по­мо­гал мно­гим нуж­да­ю­щим­ся; в Ко­зельск из ссы­лок и ла­ге­рей ста­ли в то вре­мя воз­вра­щать­ся ша­мор­дин­ские мо­на­хи­ни; пре­тер­пев узы, мно­гие из них ста­ли немощ­ны, и отец Ра­фа­ил ста­рал­ся их жизнь обу­стро­ить. Дверь его ке­льи бы­ла от­кры­та для всех, для каж­до­го на­хо­ди­лось уте­ши­тель­ное сло­во, а в слу­чае необ­хо­ди­мо­сти и ма­те­ри­аль­ная по­мощь. Ве­ру­ю­щие, ища ду­хов­ной под­держ­ки и со­ве­та, ста­ли об­ра­щать­ся к нему как к ду­хов­ни­ку, со мно­ги­ми у него за­вя­за­лись близ­кие ду­хов­ные от­но­ше­ния, ко­то­рые на­шли свое от­ра­же­ние в пись­мах.
«Род­ная моя Та­ти­а­на Фе­до­ров­на, мир Вам и спа­се­ние от Гос­по­да! – пи­сал отец Ра­фа­ил. – Гос­подь, ко­го хо­чет при­ве­сти к Се­бе, к по­зна­нию Се­бя, то­му Он по­сы­ла­ет непре­стан­но скор­би, а осо­бен­но ко­гда в этой ду­ше есть хо­тя за­квас­ка хри­сти­ан­ской доб­ро­де­те­ли, но эта ду­ша, вле­ко­мая вся­че­ски­ми немо­ща­ми, тя­нет­ся к зем­ле, за­ра­жа­ет­ся ми­ро­лю­би­ем. Бог ба­че з неба – ко­му чо­го тре­ба! То, что все мы крат­ковре­мен­ные стран­ни­ки на зем­ле, есть ося­за­тель­ная ис­ти­на, – то, что все на­ше бы­тие на зем­ле мень­ше, чем мгно­ве­ние, ни­чтож­нее, чем ро­син­ка срав­ни­тель­но с оке­а­на­ми вод, – так ни­чтож­на на­ша жизнь срав­ни­тель­но с веч­но­стью. То, что мы об­ра­ща­ем так ма­ло вни­ма­ния на эту веч­ность, за­бы­ва­ем ее, есть вер­ный при­знак на­ше­го па­де­ния не толь­ко в те­ле, но еще боль­ше в уме, в серд­це. По­зна­ние Бо­га, по­зна­ние се­бя – есть ис­тин­ная муд­рость, ис­тин­ное со­кро­ви­ще, ис­тин­ное сча­стье че­ло­ве­ка на зем­ле»[9].

«Хри­стос вос­кре­се! Хо­ро­шая моя доч­ка Ва­ля!
По­ка жив есмь, бла­го­по­лу­чен, а про­чее пред­став­лю во­ле Бо­жи­ей – Ему да бу­дет сла­ва за все, что ни слу­чись. Он Бог, Он Тво­рец и зна­ет, что ко­му необ­хо­ди­мо и по­лез­но, а по во­ле Его и во аде не бу­дет пло­хо – ибо ад пе­ре­ста­ет быть адом.
Че­ло­ве­ку же, ли­шив­ше­му­ся бла­го­да­ти Бо­жи­ей, из­гнав­ше­му из ду­ши сво­ей Бо­га неве­ри­ем, оже­сто­че­ни­ем, и Рай бу­дет адом, ибо он при­не­сет в Рай – ад в ду­ше сво­ей.
Цар­ство Бо­жие на­чи­на­ет­ся здесь, на зем­ле, так же как и ад – внутрь нас, т.е. в серд­це, в ду­ше че­ло­ве­ка, его об­ра­зом жиз­ни, – за пра­гом веч­но­сти толь­ко рас­тет то и дру­гое – бес­пре­дель­но, до ан­ге­ло­по­до­бия и диа­воль­ско­го.
Хо­чу, чтобы Гос­подь спо­до­бил вас Сво­ей ми­ло­сти, о сем за вас всех и мо­люсь у Свя­то­го Пре­сто­ла Бо­жия»[10].
«Ми­лая доч­ка Ва­ля! Ми­ра, здо­ро­вья и спа­се­ния оте­че­ски же­лаю те­бе! Те­бе, на­вер­ное, небезыз­вест­но, что я по­сле Пас­хи два ме­ся­ца был бо­лен смер­тель­но; по­сле свя­то­го со­бо­ро­ва­ния я стал по­прав­лять­ся. Скор­би и бо­лез­ни – наш зем­ной удел: в них мы, как зла­то в гор­ни­ле, очи­ща­ем­ся от вся­кой еже­днев­ной при­ме­си гре­хов­ной, ими со­вер­шен­ству­ет­ся, за­ка­ля­ет­ся дух, укреп­ля­ет­ся ве­ра и со­зна­ние сво­е­го ни­что­же­ства, бес­си­лия, сво­е­го крат­ковре­мен­но­го пре­бы­ва­ния на зем­ле.
Скор­бя­ми и бо­лез­ня­ми, как бы уста­ми свя­тых про­рок, Гос­подь нам го­во­рит-на­по­ми­на­ет: опом­нись, че­ло­век! – не за­смот­рись, не увле­кай­ся, как ма­лое ди­тя, иг­руш­ка­ми – ско­ро гиб­ну­щи­ми пре­лес­тя­ми ми­ра се­го. Ты на зем­ле пут­ник мгно­вен­ный, жизнь твоя – крат­кий сон. Там, за по­ро­гом тво­ей мо­ги­лы, ждет те­бя веч­ность. Ты ве­нец тво­ре­ния на зем­ле. Ты от­блеск Бо­же­ства, ду­ша твоя бес­смерт­на – веч­на, как ве­чен ее Тво­рец. Жи­ви ра­зум­но, че­ло­веч­но. По­ста­рай­ся при­го­то­вить се­бе ме­сто там... до­стой­ное тво­е­го зва­ния. Твое назна­че­ние Небо – Рай. Твое со­об­ще­ство там – ан­ге­лы и все свя­тые!!!
Рад, что обе­ща­ешь вы­пол­нить мои со­ве­ты – они ис­крен­ни, как от­ца лю­би­мо­му ди­тя­ти. Бу­дешь мень­ше вол­но­вать­ся на ме­ло­чах. Окрепнет твоя нерв­ная си­сте­ма и ор­га­низм. И в се­мье бу­дет мир и от­ра­да... Жи­ви­те же мир­но, и да бла­го­сло­вит вас Гос­подь сча­стьем и все­ми бла­га­ми!
Ва­ля! Осо­бен­но на те­бе ле­жит долг вос­пи­та­ния де­ток – на­прав­ляй их ум и во­лю к чест­но­сти, доб­ру и прав­де. Ты мать. Ты пер­вая уви­де­ла их улыб­ку, ты пер­вая услы­ша­ла их ле­пет, пер­вое и ра­дост­ное для те­бя сло­во: ма­ма!
Твое ма­те­рин­ски неж­ное, чут­кое серд­це луч­ше вся­ко­го «пси­хо­ло­га» и «пси­хи­ат­ра» спо­соб­но уло­вить-под­ме­тить все дви­же­ния их ума и серд­ца и всё на­пра­вить на вер­ный, бла­гой путь. Отец есть толь­ко дис­ци­пли­на. Толь­ко уме­лое вос­пи­та­ние де­тей ма­те­рью да­ло ми­ру ве­ли­ких лю­дей.
Будь­те без­уко­риз­нен­ны­ми для них, при­ме­ром в сво­ей жиз­ни, во всех дей­стви­ях и сло­вах. Де­ти – это тон­чай­шая фо­то­п­лен­ка, на ко­то­рой быст­ро и неиз­гла­ди­мо за­пе­чатле­ва­ет­ся все. Жа­лу­ют­ся мно­гие ро­ди­те­ли на де­тей сво­их. Да­вай, до­ро­гая, об этом пом­нить»[11].

В ап­ре­ле 1948 го­да в Бла­го­ве­щен­ский храм в Ко­зель­ске был на­зна­чен свя­щен­ни­ком Сер­гей Ге­ор­ги­е­вич Шу­ми­лин. Его дея­тель­ность бы­ла непо­сред­ствен­но свя­за­на с де­я­тель­но­стью ар­хи­епи­ско­па Смо­лен­ско­го Ва­си­лия (Рат­ми­ро­ва)[12]. В мае 1943 го­да об­щи­на за­кры­то­го в 1937 го­ду Пре­об­ра­жен­ско­го хра­ма в се­ле Ниж­ние Прыс­ки Ко­зель­ско­го рай­о­на, вхо­див­ше­го то­гда в со­став Смо­лен­ской об­ла­сти, воз­бу­ди­ла хо­да­тай­ство об его от­кры­тии. На­ча­лась обыч­ная в этих слу­ча­ях бю­ро­кра­ти­че­ская пе­ре­пис­ка, в ко­то­рой вполне про­яви­лось неже­ла­ние вла­стей пе­ре­да­вать об­щине храм. В на­ча­ле июня то­го же го­да пред­ста­ви­те­ля­ми об­щи­ны бы­ло по­сла­но еще од­но за­яв­ле­ние, а в июле сле­ду­ю­щее. 13 де­ка­б­ря вла­сти пе­ре­пра­ви­ли за­яв­ле­ние ве­ру­ю­щих ар­хи­епи­ско­пу Ва­си­лию с во­про­сом: «Под­твер­жда­е­те ли Вы это хо­да­тай­ство или счи­та­е­те воз­мож­ным от­кло­нить его?»[13] – спра­ши­ва­ли они его как ста­ро­го со­труд­ни­ка со­вет­ской вла­сти. И уже на сле­ду­ю­щий день, 14 де­каб­ря, ар­хи­епи­скоп Ва­си­лий вы­дал Сер­гию Шу­ми­ли­ну указ о на­зна­че­нии его на­сто­я­те­лем Пре­об­ра­жен­ской церк­ви. Впо­след­ствии у пра­вя­щих ар­хи­ере­ев Ка­луж­ской епар­хии не раз воз­ни­ка­ли со­мне­ния в пра­во­моч­но­сти его свя­щен­ства, ко­то­рые он так и не су­мел раз­ве­ять[14]. По­сле пе­ре­во­да Сер­гея Ге­ор­ги­е­ви­ча в Бла­го­ве­щен­ский храм, мно­гие при­хо­жане ста­ли опа­сать­ся его и да­же бо­ять­ся, его при­сут­ствие на­ве­ва­ло на неко­то­рых ужас, так как они свя­зы­ва­ли его лич­ность со страш­ной аб­бре­ви­а­ту­рой «МГБ». Од­на­ко необ­хо­ди­мость ве­сти до­ве­ри­тель­ные от­но­ше­ния не толь­ко с вла­стя­ми, но и с при­хо­жа­на­ми, и осо­зна­ние то­го, что это­го пу­ти при­дет­ся дер­жать­ся в те­че­ние всей жиз­ни, вы­ра­бо­та­ли у него елей­но-лас­ко­вый тон об­ще­ния, и в па­мя­ти неко­то­рых он остал­ся че­ло­ве­ком веж­ли­вым, об­хо­ди­тель­ным и «хри­сти­ан­ски» на­стро­ен­ным.

26 ок­тяб­ря 1948 го­да Ми­ни­стер­ство го­судар­ствен­ной безо­пас­но­сти и Ге­не­раль­ная про­ку­ра­ту­ра при­ня­ли ди­рек­ти­ву об аре­сте воз­вра­тив­ших­ся из за­клю­че­ния свя­щен­но­слу­жи­те­лей, ес­ли те про­дол­жа­ли ве­сти ак­тив­ную цер­ков­ную де­я­тель­ность. С это­го вре­ме­ни уста­но­ви­лась осо­бен­но тща­тель­ная слеж­ка за от­цом Ра­фа­и­лом: слу­ша­лись его про­по­ве­ди, об­ра­ща­лось вни­ма­ние на всю его стро­и­тель­ную, бла­го­тво­ри­тель­ную и ду­хов­ни­че­скую де­ятель­ность; его ста­ли ча­сто вы­зы­вать в мест­ное от­де­ле­ние МГБ. Аген­том был его со­слу­жи­вец по хра­му, и по­се­му вся де­я­тель­ность от­ца Ра­фа­и­ла осве­ща­лась пе­ред МГБ по­дроб­ней­шим об­ра­зом; через аген­та он ока­зал­ся ли­цом к ли­цу с ка­ра­тель­ной ма­ши­ной, про­тив ко­то­рой бы­ли бес­силь­ны все зем­ные сред­ства, и необ­хо­ди­мо бы­ло во что бы то ни ста­ло со­хра­нять внут­рен­ний мир, па­мя­туя Еван­ге­лие и от­но­ше­ние Хри­ста к вра­гам и пре­да­те­лям, па­мя­туя, что все скорб­ные об­сто­я­тель­ства и стра­да­ния пре­по­да­ют­ся хо­тя и через лю­дей, но все же Гос­по­дом; не со­труд­ни­ки гос­бе­зо­пас­но­сти, как вра­ги внеш­ние, и не пре­да­те­ли, как вра­ги внут­рен­ние, его му­ча­ют, а Хри­стос тянет его за ру­ку в Цар­ство Небес­ное, при­зы­вая к де­я­тель­ной люб­ви и к тем, и к дру­гим, по­да­ет еще на зем­ле ча­шу горь­ких стра­да­ний, чтобы, ис­пив ее до кон­ца, он смог вку­сить сла­до­сти Неба. Что те­бе му­чи­те­ли твои и пре­да­те­ли цер­ков­ные, ко­то­рые те­бе по­пуще­ны Бо­гом как тяж­кая бо­лезнь за твои гре­хи, – этой ча­ши, ес­ли хо­чешь спа­стись, не из­бу­дешь, – ты лишь смот­ри за со­бой и на­пи­ты­вай­ся сре­ди бурь жи­тей­ских ми­ром ду­ха Хри­сто­ва, чтобы те­бе хва­ти­ло и са­мый по­двиг пе­ре­не­сти со сми­ре­ни­ем и по­лу­чить в на­гра­ду па­ки сми­ре­ние.

В 1940-х го­дах без­бож­ни­ки по об­раз­цу 1930-х ста­ли про­из­воль­но уве­ли­чи­вать на­ло­ги на хра­мы, и в на­ча­ле 1948 го­да иеро­мо­нах Ра­фа­ил, цер­ков­ный ста­ро­ста и по­мощ­ни­ца ста­ро­сты на­пра­ви­ли упол­но­мо­чен­но­му Со­ве­та по де­лам Рус­ской Пра­во­слав­ной Церк­ви по Ка­луж­ской об­ла­сти жа­ло­бу на непо­силь­ность этих на­ло­гов. Жа­ло­ба бы­ла пе­ре­сла­на в финан­со­вый от­дел Ка­луж­ской об­ла­сти, ко­то­рый, од­на­ко, при­знал сум­му на­ло­гов спра­вед­ли­вой и жа­ло­бу от­кло­нил. В том же го­ду свя­щен­ник, ста­ро­ста и по­мощ­ни­ца ста­ро­сты на­пра­ви­ли упол­но­мо­чен­но­му еще че­ты­ре жа­ло­бы на непра­виль­ное об­ло­же­ние на­ло­га­ми, но и на этот раз их жа­ло­бы бы­ли от­кло­не­ны.

На тре­тий день Пас­хи 1948 го­да от­ца Ра­фа­и­ла вы­зва­ли в Ко­зель­ское от­де­ле­ние МВД. Он по­ла­гал, что его вы­зы­ва­ют по по­во­ду про­из­не­сен­ных им про­по­ве­дей, но услы­шал там, что «он не име­ет пра­ва хо­дить по до­мам по при­гла­ше­нию ве­ру­ю­щих в празд­ник Пас­хи, в пре­столь­ные празд­ни­ки»[15], ему бы­ло по­став­ле­но так­же на вид, что он неза­кон­но со­вер­ша­ет по­хо­ро­ны, со­про­вож­дая по­гре­баль­ные про­цес­сии до клад­би­ща.
Вес­ной 1949 го­да ста­ро­ста Бла­го­ве­щен­ской церк­ви, На­та­лья Алек­сан­дро­ва, ста­ла жа­ло­вать­ся вла­стям, что отец Ра­фа­ил от­ст­ра­нил ее от свеч­но­го ящи­ка, по­ру­чив за­ни­мать­ся ма­те­ри­аль­ной сто­ро­ной де­ла мо­на­хине, при­чем преды­ду­ще­му ста­ро­сте, муж­чине, пла­ти­ли боль­ше, а ко­гда она по­пы­та­лась до­бить­ся по­вы­ше­ния зар­пла­ты, отец Ра­фа­ил ей на это от­ве­тил, что муж­чине-ста­ро­сте, да еще дель­но­му, он бы и еще боль­ше пла­тил[16]. Об этой жа­ло­бе ста­ло из­вест­но при­хо­ду, при­чем ве­ру­ю­щие бы­ли убеж­де­ны, что это не кто иной, как свя­щен­ник Сер­гий Шу­ми­лин, убе­дил На­та­лью жа­ло­вать­ся упол­но­мо­чен­но­му.

Те­ле­грам­мой от 9 июля 1949 го­да отец Ра­фа­ил был вы­зван к упол­но­мо­чен­но­му по де­лам Рус­ской Пра­во­слав­ной Церк­ви в Ка­лу­гу. 11 июля он во­шел в ка­бинет упол­но­мо­чен­но­го и здесь был аре­сто­ван и за­тем за­клю­чен в ка­луж­скую тюрь­му; в до­ме свя­щен­ни­ка, в Ко­зель­ске, в тот же день был про­из­ве­ден обыск. По­сле аре­ста от­ца Ра­фа­и­ла Сер­гей Ге­ор­ги­е­вич Шу­ми­лин был на­зна­чен на­сто­я­те­лем Бла­го­ве­щен­ской церк­ви; од­ним из пер­вых его дей­ствий ста­ло уволь­не­ние ста­ро­сты На­та­льи, ко­то­рой он за­явил, что, по све­де­ни­ям упол­но­мо­чен­но­го по де­лам Рус­ской Пра­во­слав­ной Церк­ви по Ка­луж­ской об­ла­сти, она «по­са­ди­ла на­сто­я­те­ля Шей­чен­ко, – нам та­кие ста­ро­сты не нуж­ны...»[17].
На­та­лья со­чла это уволь­не­ние неспра­вед­ли­вым и об­ра­ти­лась с жа­ло­бой к упол­но­мо­чен­но­му. «Я хо­чу у Вас спро­сить кон­крет­но, – пи­са­ла она, – по ка­кой при­чине я уво­ле­на свя­щен­ни­ком Сер­ги­ем; Вы счи­та­е­те – за­кон­но он ме­ня уво­лил, я к Вам об­ра­ща­юсь, как к упол­но­мо­чен­но­му; Вы мне не от­ве­ти­ли – что же Вы хо­ти­те, чтобы я на Вас жа­ло­бу пи­са­ла в Моск­ву Ге­не­раль­но­му про­ку­ро­ру: при­дет­ся все опи­сать, ес­ли Вы так де­ла­е­те, не по-брат­ски от­но­си­тесь ко мне... Я не жа­ло­ва­лась как на сво­е­го че­ло­ве­ка, как на бра­та, а те­перь Вы ме­ня вы­нуж­да­е­те; ес­ли от­цу Сер­гию жить на­до, то мне то­же; ес­ли ему я не по ду­ше при­шлась, это не при­чи­на: за оскорб­ле­ния пусть жа­лу­ет­ся, но не сни­ма­ет»[18].

14 июля ка­луж­ский упол­но­мо­чен­ный со­об­щил пред­се­да­те­лю Со­ве­та по де­лам Рус­ской Пра­во­слав­ной Церк­ви Кар­по­ву[e], что «11 июля ор­га­на­ми МГБ аре­сто­ван свя­щен­ник церк­ви го­ро­да Ко­зель­ска Шей­чен­ко...»[19].

Третий арест отца Рафаила.

До­про­сы от­ца Ра­фа­и­ла на­ча­лись сра­зу же по­сле аре­ста; со­труд­ни­ки МГБ рас­счи­ты­ва­ли оше­ло­мить его вне­зап­но­стью и до­бить­ся от него по­спеш­ных и неосто­рож­ных от­ве­тов.
– Рас­ска­жи­те, с кем вы под­дер­жи­ва­ли пись­мен­ную или дру­го­го ха­рак­те­ра связь? – спро­сил его сле­до­ва­тель.
– Мно­гих лиц, ко­то­рые мне пи­са­ли, я не знаю фа­ми­лий, так как эти ли­ца об­ра­ща­лись ко мне толь­ко за ду­хов­ны­ми на­став­ле­ни­я­ми, ка­я­лись в гре­хах, а так­же ин­те­ре­со­ва­лись со­сто­я­ни­ем... мо­на­сты­ря Оп­ти­на пу­стынь. Я в свою оче­редь, по дол­гу сво­е­го слу­жеб­но­го по­ло­же­ния и зва­ния свя­щен­но­слу­жи­те­ля, да­вал пись­мен­ные от­ве­ты.
– Из­вест­но, что вы, рас­ска­зы­вая ве­ру­ю­щим об иконе «Тро­е­ру­чи­ца», вы­ска­зы­ва­ли кле­вет­ни­че­ские из­мыш­ле­ния на со­вет­скую дей­стви­тель­ность. При­зна­е­те это?
– Об иконе «Тро­е­ру­чи­ца» я го­во­рил ве­ру­ю­щим в про­по­ве­ди. Рас­ска­зы­вая о жиз­ни Иоан­на Да­мас­ки­на в Па­ле­стине, я го­во­рил, что Иоанн был пер­вым са­нов­ни­ком и лю­бим­цем ка­ли­фа – несмот­ря на то, что Иоанн яв­лял­ся хри­сти­а­ни­ном, а ка­лиф ма­го­ме­та­ни­ном, ис­треб­ляв­шим бес­по­щад­но всех хри­сти­ан в Да­мас­ке. Иоанн жил в рос­кош­ном двор­це и оде­вал­ся в бо­га­тую во­сточ­ную одеж­ду. Окле­ве­тан... в из­мене ка­ли­фу, за что ка­лиф при­ка­зал отру­бить Иоан­ну пра­вую ру­ку. Да­лее я го­во­рил, как Иоанн из­ли­вал свою скорбь пе­ред ико­ной Бо­жи­ей Ма­те­ри и при­ло­жил от­руб­лен­ную ру­ку, ко­то­рая при­рос­ла. В знак бла­го­дар­но­сти Бо­жи­ей Ма­те­ри Иоанн от­лил се­реб­ря­ную ру­ку и по­ве­сил пе­ред ико­ной, за что эта ико­на Бо­жи­ей Ма­те­ри на­зы­ва­ет­ся «Тро­е­ру­чи­ца».
– В этой сво­ей про­по­ве­ди вы, срав­ни­вая жизнь Иоан­на с со­вет­ской дей­стви­тель­но­стью, вы­ска­зы­ва­ли кле­вет­ни­че­ские из­мыш­ле­ния на ма­те­ри­аль­ное бла­го­со­сто­я­ние тру­дя­щих­ся в СССР. Так бы­ло?
– Я го­во­рил, что мы не мо­жем пред­ста­вить се­бе той во­сточ­ной древ­ней рос­ко­ши, ко­то­рой окру­жа­ли се­бя... во­сточ­ные пра­ви­те­ли, од­на­ко ни­ка­ко­го срав­не­ния с ма­те­ри­аль­ным бла­го­со­сто­я­ни­ем тру­дя­щих­ся в СССР... я не про­во­дил.
– В сен­тяб­ре 1948 го­да вы, рас­ска­зы­вая ве­ру­ю­щим о му­че­ни­цах Ве­ре, На­деж­де и Лю­бо­ви, до­пус­ка­ли в сво­ем вы­ступ­ле­нии кле­ве­ту в ча­сти ма­те­ри­аль­ной необес­пе­чен­но­сти со­вет­ско­го на­ро­да. При­зна­е­те это?
– О му­че­ни­цах Ве­ре, На­деж­де и Лю­бо­ви я рас­ска­зы­вал ве­рую­щим... По­сле это­го рас­ска­за я де­лал вы­вод, что мы да­ле­ки от ве­ры в Хри­ста и му­же­ства и что ве­ра у нас оску­де­ла. Од­на­ко о необес­пе­чен­но­сти в ма­те­ри­аль­ном от­но­ше­нии со­вет­ско­го на­ро­да в сво­ем вы­ступ­ле­нии я не го­во­рил.
– В мар­те 1949 го­да вы у се­бя в квар­ти­ре сре­ди окру­жа­ю­щих го­во­ри­ли о го­судар­ствен­ных пла­те­жах, с враж­деб­ных по­зи­ций ис­тол­ко­вы­вая по­ли­ти­ку со­вет­ской вла­сти по от­но­ше­нию к ду­хо­вен­ству, утвер­жда­ли об от­сут­ствии де­мо­кра­ти­че­ских сво­бод в Со­вет­ском Со­ю­зе и до­пус­ка­ли кле­вет­ни­че­ские вы­па­ды по адре­су Пат­ри­ар­ха. Так бы­ло?
– Вес­ной 1949 го­да, при­мер­но в мар­те, свя­щен­ник церк­ви се­ла Ниж­ние Прыс­ки, вер­нув­шись из Ка­лу­ги, за­шел ко мне на квар­ти­ру вме­сте со ста­ро­стой этой же церк­ви, фа­ми­лий их не пом­ню. Свя­щен­ник по име­ни Мат­вей хо­тел сно­ва ехать в Ка­лу­гу и разо­брать­ся в ча­сти на­ло­го­об­ло­же­ния. Я спро­сил... был ли он в Ка­лу­ге и об­ра­щал­ся ли к епи­ско­пу по по­во­ду на­ло­го­об­ло­же­ния, а так­же об­ра­щал­ся ли он к бла­го­чин­но­му... и упол­но­мо­чен­но­му по де­лам Церк­ви при Ка­луж­ском обл­ис­пол­ко­ме. Свя­щен­ник... мне по­яс­нил, что яко­бы епи­скоп, бла­го­чин­ный, а так­же и упол­но­мо­чен­ный ни­че­го опре­де­лен­но­го, су­ще­ствен­но­го по это­му во­про­су ему не ска­за­ли. По­сле это­го я ска­зал, что я так­же об­ра­щал­ся по по­во­ду на­ло­го­об­ло­же­ния к упол­но­мо­чен­но­му по де­лам Церк­ви... он ни­ка­ких ре­ши­тель­ных мер не при­нял по су­ще­ству мо­е­го за­яв­ле­ния, так­же не бы­ло при­ня­то мер по мо­е­му за­яв­ле­нию со сто­ро­ны бла­го­чин­но­го и епи­ско­па. За­тем я за­явил, что к ко­му же нам об­ра­щать­ся и от ко­го нам ждать по­мо­щи, ес­ли на­ше на­чаль­ство рав­но­душ­но к на­шим прось­бам. Я свя­щен­ни­ку Мат­вею ска­зал, что упол­но­мо­чен­ный по де­лам Церк­ви, бла­го­чин­ный, тем бо­лее епи­скоп, ес­ли бы они по­шли в об­ласт­ной финан­со­вый от­дел, то мог­ли бы сде­лать очень мно­гое в на­шу поль­зу. Это вы­ска­зы­ва­ние мое под­дер­жал и свя­щен­ник Мат­вей. Од­на­ко при­сут­ство­вав­ший при на­шем раз­го­во­ре свя­щен­ник Сер­гей Шу­ми­лин за­явил, что «это не де­ло епи­ско­па». На что я от­ве­тил: «В чем же то­гда за­клю­ча­ет­ся управ­ле­ние, ру­ко­вод­ство епар­хи­ей, ду­хо­вен­ством, раз­ве толь­ко что разъ­ез­жать и слу­жить в мит­рах?..» О Пат­ри­ар­хе в это вре­мя ни­ка­ко­го раз­го­во­ра не бы­ло. Я так­же не го­во­рил об от­сут­ствии де­мо­кра­ти­че­ских сво­бод в Со­вет­ском Со­ю­зе.
– След­стви­ем уста­нов­лен ряд фак­тов ан­ти­со­вет­ской ра­бо­ты, про­во­ди­мой ва­ми: вы, об­ра­ща­ясь к ве­ру­ю­щим за де­неж­ной по­мо­щью, кле­ве­та­ли на ме­ро­при­я­тия ком­му­ни­сти­че­ской пар­тии и со­вет­ско­го пра­ви­тель­ства. Так ведь бы­ло?
– Вес­ной 1949 го­да я об­ра­щал­ся к ве­ру­ю­щим и го­во­рил, что на нас, свя­щен­ни­ков, на­ло­жен на­лог непо­силь­ный, ко­то­рый мы не в со­сто­я­нии упла­тить из тех до­хо­дов, ко­то­рые име­ем. Ес­ли не со­к­ра­тят эти на­ло­ги, то, воз­мож­но, при­дет­ся от­ка­зать­ся от служ­бы. Я-то один, а у от­ца Сер­гия все-та­ки се­мья. Цер­ков­ный со­вет дол­жен по­мочь нам, так как ему из­вест­но, что у нас до­хо­ды не та­кие, как об этом до­но­сят в рай­он­ный финан­со­вый от­дел.
– Вы утвер­жда­ли, что го­су­дар­ство цер­ковь за­кро­ет и иму­ще­ство свя­щен­ни­ков бу­дет рас­про­да­но?
– Это­го я не го­во­рил. Я за­яв­лял, что цер­ков­ный со­вет дол­жен раз­об­ла­чить злост­ных до­нос­чи­ков и кле­вет­ни­ков, ко­то­рые хо­дят в цер­ковь и по зло­бе до­но­сят на нас в финан­со­вые ор­га­ны, то­гда как в дей­стви­тель­но­сти мы не име­ем та­ких до­хо­дов, о ко­то­рых до­не­се­но в рай­он­ный финан­со­вый от­дел. Ан­ти­со­вет­ско­го со­дер­жа­ния в мо­их вы­ска­зы­ва­ни­ях не бы­ло.
– След­ствию из­вест­но, что вы в од­ной из сво­их про­по­ве­дей о древ­них фило­со­фах утвер­жда­ли, что в на­сто­я­щее вре­мя нет та­ких та­лант­ли­вых уче­ных, ка­кие бы­ли рань­ше. От­сут­ствие та­лант­ли­вых уче­ных в на­сто­я­щее вре­мя вы объ­яс­ня­ли тем об­сто­я­тель­ством, что сей­час уче­ные не ве­рят в Бо­га. Это бы­ло?
– Я го­во­рил в про­по­ве­ди о Ва­си­лии Ве­ли­ком, Иоанне Зла­то­усте и Гри­го­рии Бо­го­сло­ве. Все трое бы­ли де­ти знат­ных и бо­га­тых ро­ди­те­лей. По­лу­чи­ли в то вре­мя клас­си­че­ское выс­шее об­ра­зо­ва­ние... Несмот­ря на свой знат­ный род, бо­гат­ство, сла­ву и лю­бовь окру­жа­ющих, они про­во­ди­ли вы­со­ко­нрав­ствен­ную, це­ло­муд­рен­ную жизнь, не пре­да­ва­лись язы­че­ским иг­ри­щам и раз­вра­ту. Они, по их сло­вам, зна­ли толь­ко две до­ро­ги: од­ну до­ро­гу в храм, а дру­гую в учи­ли­ще. За­кон­чив об­ра­зо­ва­ние, они всту­пи­ли на путь слу­же­ния Бо­гу, несмот­ря на то, что им от­кры­ва­лась ши­ро­кая до­ро­га по свет­ской ка­рье­ре. По­это­му они яви­лись ве­ли­ки­ми све­тиль­ни­ка­ми ве­ры Хри­сто­вой, имя их бу­дет чтить­ся во все ве­ка до скон­ча­ния ми­ра. До­ста­точ­но то­го, что Ва­си­лий на­зы­ва­ет­ся Ве­ли­ким по сво­ей ве­ре и бла­го­че­стию, ве­лик он был по уму, по об­ра­зо­ва­нию, по стой­ко­сти цер­ков­ной как ар­хи­пас­тырь. Сло­во «Зла­то­уст» усво­е­но Иоан­ну как непре­взой­ден­но­му ора­то­ру Церк­ви древ­них ве­ков и до на­сто­я­щих дней. В ча­сти Гри­го­рия Бо­го­сло­ва я го­во­рил, что он про­ник сво­им бла­го­дат­ным ве­ли­ким умом в тай­ны бо­го­сло­вия, бо­го­слов­ствуя о Свя­той Тро­и­це. Об­ра­ща­ясь к ве­ру­ю­щим, я го­во­рил, что воз­ве­ла этих свя­тых на вы­со­ту ду­хов­ную бла­го­че­сти­вая жизнь их се­мей, вы­со­ко­нрав­ствен­ная и це­ло­муд­рен­ная. Я при­зы­вал ро­ди­те­лей, чтобы они слу­жи­ли при­ме­ром для сво­их де­тей, как ро­ди­те­ли Ва­си­лия Ве­ли­ко­го, Иоан­на Зла­то­уста и Гри­го­рия Бо­го­сло­ва. Я утвер­ждаю, что с мо­ей сто­ро­ны не де­ла­лось ни­ка­ких срав­не­ний с со­вет­ской дей­стви­тель­но­стью, с со­вет­ски­ми уче­ны­ми тех уче­ных, о ко­то­рых я го­во­рил в про­по­ве­дях.

По­сле до­про­сов сви­де­те­лей бы­ли про­ве­де­ны оч­ные став­ки с ни­ми от­ца Ра­фа­и­ла.
– Ра­фа­ил Шей­чен­ко, бу­дучи свя­щен­ни­ком в Ко­зель­ской церк­ви, чи­тая ве­ру­ю­щим про­по­ве­ди, укло­нял­ся от ре­ли­ги­оз­но­го пи­са­ния, го­во­рил то, че­го нет в ре­ли­ги­оз­ном пи­са­нии, – за­явил во вре­мя оч­ной став­ки сви­де­тель. – Он увле­кал­ся про­по­ве­дя­ми. При­мер­но в июле 1948 го­да в мо­ем при­сут­ствии Шей­чен­ко про­по­ве­до­вал об иконе «Тро­е­ру­чи­ца». Го­во­ря о том, что Иоанн поль­зо­вал­ся боль­шим ав­то­ри­те­том у ка­ли­фа и яв­лял­ся хо­ро­шим, чест­ным че­ло­ве­ком, Шей­чен­ко за­явил, что Иоанн оде­вал­ся в бо­га­тую одеж­ду, че­го мы сей­час не мо­жем се­бе пред­ста­вить и не име­ем воз­мож­но­сти по­смот­реть. Иоанн жил в необык­но­вен­ных до­мах, ка­кие сей­час не смо­гут по­стро­ить, несмот­ря на то, что мы ки­чим­ся сво­ей строй­кой. В сен­тяб­ре 1948 го­да Шей­чен­ко рас­ска­зы­вал о му­че­ни­цах Ве­ре, На­деж­де, Лю­бо­ви и их ма­те­ри Со­фии; в кон­це сво­ей про­по­ве­ди он за­явил: «Несмот­ря ни на ка­кие му­че­ния, ни сёст­ры, ни мать от Хри­ста не от­ка­за­лись, сколь­ко их ни уго­ва­ри­ва­ли и че­го им ни пред­ла­га­ли в смыс­ле ма­те­ри­аль­но­го обес­пе­че­ния.
А в на­сто­я­щее вре­мя, ка­кие вы ста­ли хри­сти­ане? – за лю­бые пус­тя­ки от­ка­же­тесь от Бо­га. Ес­ли вам да­дут ле­пеш­ку бе­ло­го хле­ба и пол-лит­ра мас­ла, то вы от­ка­же­тесь от Бо­га. Иная мать ска­жет сво­ей до­че­ри: «Ну, доч­ка, те­перь вре­мя та­кое, ты мо­ло­да, те­бе на­до жить"».
– Вы под­твер­жда­е­те по­ка­за­ния сви­де­те­ля? – спро­сил от­ца Ра­фа­и­ла сле­до­ва­тель.
– В июле 1948 го­да я дей­стви­тель­но го­во­рил про­по­ведь об ико­не «Тро­е­ру­чи­ца», од­на­ко сви­де­тель об этом фак­те по­ка­зы­ва­ет не со­всем точ­но. В сво­ей про­по­ве­ди, о со­дер­жа­нии ко­то­рой я по­ка­зал на преды­ду­щих до­про­сах, мною мысль про­во­ди­лась та, что Иоанн Да­мас­кин, несмот­ря на то, что был окру­жен во­сточ­ной рос­ко­шью и поль­зо­вал­ся лю­бо­вью ка­ли­фа, от­ка­зал­ся от все­го, по­шел в мо­на­стырь, чем про­явил необык­но­вен­ную лю­бовь к Бо­гу и му­жест­во. Что ка­са­ет­ся строй­ки, то я го­во­рил, что, несмот­ря на то, что у нас ги­гант­ская строй­ка, та­кой во­сточ­ной рос­ко­ши мы не пред­став­ля­ем. В сен­тяб­ре 1948 го­да я го­во­рил про­по­ведь о му­че­ни­цах Ве­ре, На­деж­де, Лю­бо­ви и их ма­те­ри Со­фии. В кон­це сво­ей про­по­ве­ди я за­явил, что ни сёст­ры, ни мать от Хри­ста не от­ка­за­лись, несмот­ря ни на ка­кие му­че­ния. Я го­во­рил: «Ка­кое бы­ло му­же­ство, ка­кая ве­ра, а сей­час у нас ве­ра оску­де­ла, нет та­ко­го му­же­ства; мы сей­час от ве­ры от­ка­жем­ся за ку­сок хле­ба и литр мас­ла».

Дру­гая сви­де­тель­ни­ца на оч­ной став­ке ска­за­ла:
– В мар­те 1949 го­да Шей­чен­ко с ам­во­на Ко­зель­ской церк­ви вы­сту­пил пе­ред ве­ру­ю­щи­ми и за­явил, что на цер­ковь и свя­щен­ни­ков на­ло­жен непо­силь­ный на­лог... в свя­зи с чем мо­гут за­крыть цер­ковь; в от­дель­ных ме­стах церк­ви уже за­кры­ва­ют­ся. В это вре­мя ка­кая-то жен­щи­на крик­ну­ла: «Тер­пи­те, ба­тюш­ка, на нас то­же на­кла­ды­ва­ют боль­шие на­ло­ги». В это же вре­мя Шей­чен­ко го­во­рил: «Чтобы вы­пла­тить на­лог, мо­жет быть, при­дет­ся про­дать свое иму­ще­ство». В мае 1949 го­да го­во­рил в сво­ей про­по­ве­ди о том, что нет до­ждя, по­то­му что по­гре­ши­ли пе­ред Бо­гом, ма­ло мо­лим­ся, не ка­ем­ся, по­это­му и жи­вем пло­хо... Шей­чен­ко го­во­рил ве­ру­ю­щим, что ко­гда сы­па­лись бом­бы, то все кре­сти­лись и мо­ли­лись, а как са­мо­ле­ты уле­те­ли, так и про Бо­га за­бы­ли.
– По­ка­за­ния сви­де­те­ля в этой ча­сти вы под­твер­жда­е­те? – спро­сил свя­щен­ни­ка сле­до­ва­тель.
– В ча­сти на­ло­гов я го­во­рил ве­ру­ю­щим, что на нас, свя­щен­ни­ков, на­ло­жен непо­силь­ный на­лог, и вы­пла­тить мы его не су­ме­ем, а по­это­му воз­мож­но при­дет­ся от­ка­зать­ся от служ­бы. Ес­ли мы, свя­щен­ни­ки, от­ка­жем­ся от служ­бы, то цер­ковь мо­гут за­крыть. В от­дель­ных ме­стах, в част­но­сти в Ма­ло­я­ро­слав­це, цер­ковь за­кры­ли, так как свя­щен­ник от­ка­зал­ся от служ­бы вслед­ствие непо­силь­ных на­ло­гов. Я при­зы­вал цер­ков­ный со­вет раз­об­ла­чить кле­вет­ни­ков и до­нос­чи­ков, так как неко­то­рые ли­ца хо­дят в цер­ковь, а по­том до­но­сят на нас в рай­он­ный финан­со­вый от­дел о та­ких до­хо­дах, ко­то­рых в дей­стви­тель­но­сти у нас нет. Я так­же го­во­рил, что у свя­щен­ни­ка Сер­гия се­мья, по­это­му ему бу­дет труд­но упла­тить та­кие на­ло­ги. Что ка­са­ет­ся про­да­жи иму­ще­ства, то я об этом ни­че­го не го­во­рил. Я при­зы­вал ве­ру­ю­щих слу­жить мо­ле­бен о до­жде... Не от­ри­цаю, что я го­во­рил ве­ру­ю­щим о том, что все бед­ствия нам да­ют­ся вслед­ствие то­го, что мы ма­ло мо­лим­ся, ве­ра у нас в Бо­га оску­де­ла, мно­го гре­шим и не ка­ем­ся, по­это­му пло­хо жи­вем.

12 сен­тяб­ря бы­ло со­став­ле­но об­ви­ни­тель­ное за­клю­че­ние. От­ца Ра­фа­и­ла об­ви­ни­ли в том, что он, «бу­дучи враж­деб­но на­стро­ен к су­ще­ству­ю­ще­му в СССР об­ще­ствен­но­му и го­судар­ствен­но­му строю, с цер­ков­но­го ам­во­на... и в бе­се­дах... про­во­дил ан­ти­со­вет­скую аги­та­цию. При­ни­мая во вни­ма­ние, что Шей­чен­ко... сре­ди от­ста­лых ве­ру­ю­щих и мо­на­ше­ско­го эле­мен­та поль­зу­ет­ся боль­шим ав­то­ри­те­том, что во вре­мя су­деб­но­го след­ствия по его де­лу мо­жет вы­звать боль­шое и неже­ла­тель­ное скоп­ле­ние ве­ру­ю­щих у зда­ния су­да и воз­мож­ность про­во­ка­ци­он­ных раз­го­во­ров... с их сто­ро­ны, по­это­му след­ствен­ное де­ло... по об­ви­не­нию Шей­чен­ко на­пра­вить на рас­смот­ре­ние Осо­бо­го Со­ве­ща­ния при МГБ СССР»[20].

12 но­яб­ря 1949 го­да Осо­бое Со­ве­ща­ние при­го­во­ри­ло от­ца Ра­фа­ила к де­ся­ти го­дам за­клю­че­ния в ис­пра­ви­тель­но-тру­до­вой ла­герь; 26 но­яб­ря ему бы­ло вы­пи­са­но на­прав­ле­ние в Вят­лаг. 30 де­каб­ря, пе­ред тем как от­прав­лять­ся в оче­ред­ной крест­ный путь, отец Ра­фа­ил ду­хов­ным де­тям на­пи­сал:
«Сла­ва Бо­гу за все! До­ро­гие, род­ные мои!
Зем­но кла­ня­юсь и це­лую... Брат­ски-сер­деч­но при­вет­ствую вас и всех про­чих ближ­них и даль­них, нена­ви­дя­щих и оби­дя­щих мя. Про­щаю всех пе­ред Гос­по­дом в серд­це мо­ем. Пи­шу из Моск­вы, с ме­ста со­об­щу адрес. Укреп­ля­ем бла­го­да­тию, срав­ни­тель­но здрав­ствую, а па­че бла­го­ду­шен о Нем и по­ко­рен о Нем да­же до смер­ти... Бла­го­да­рю за лю­бовь и за­бо­ту всех... Про­шу у всех про­ще­ния и свя­тых мо­литв. По­здрав­ляю с празд­ни­ком Рож­де­ства Хри­сто­ва.
Сла­ва Бо­гу за все! Греш­ный Ра­фа­ил. Без этой скор­би жизнь моя бы­ла бы не пол­на»[21].

Близ­кие к от­цу Ра­фа­и­лу при­хо­жане бы­ли убеж­де­ны, что в его стра­да­ни­ях по­вин­ны став­ший на­сто­я­те­лем Сер­гий Шу­ми­лин и быв­шая ста­ро­ста хра­ма На­та­лья Алек­сан­дро­ва, – отец Ра­фа­ил, од­на­ко, со­ве­то­вал от­ка­зать­ся от по­ис­ков ви­но­ва­тых и вра­гов, а ес­ли та­ко­вые и бы­ли, то бла­го­сло­вить их и мо­лить­ся за них, а ни­как не недо­воль­ство­вать­ся ими и не ру­гать.
При­быв в ла­герь на стан­цию Фос­фо­рит­ная Кой­ско­го рай­о­на Ки­ров­ской об­ла­сти, отец Ра­фа­ил стал по­лу­чать пись­ма от ду­хов­ных де­тей и пи­сал им в от­вет:
«Чи­тал пись­ма твои и Ан­ноч­ки, хо­чет­ся ска­зать вам: де­ти, вы ведь не Мар­фы, а Ма­рии, ва­ши пу­ти со­всем иные. И Гос­подь, яко ча­до­лю­би­вый Отец, ве­дет вас не по ва­ше­му, а по Сво­е­му пу­ти, хо­тя и не по­сре­ди роз и ве­се­лий, а по­сре­ди ко­лю­чих тер­ний и го­ре­стей, но ко вра­там Цар­ствия Небес­но­го и веч­но­го бла­жен­ства. Бу­дем же, до­ро­гие мои, не толь­ко тер­пе­ли­вы и му­же­ствен­ны в скор­бях, но па­че бла­го­дар­ны спа­са­ю­ще­му нас Гос­по­ду, не остав­ля­ю­ще­му нас на пу­тях ши­ро­ких, но ги­бель­ных»[22].
«Дет­ка То­ня! А за то, что ты но­сишь в серд­це сво­ем «змею» непри­яз­нен­но­го чув­ства к от­цу Сер­гию и да­же, как ты пи­шешь, «не про­сти­ла и, на­вер­ное, ни­ко­гда не про­щу!» – за это не по­хва­лю. Это чув­ство не хри­сти­ан­ское и ги­бель­ное для ду­ши.
Сын Бо­жий, ис­ку­пи­вый нас, греш­ных, на Кре­сте Гол­гоф­ском Сво­и­ми стра­да­ни­я­ми, в Сво­ей пред­смерт­ной мо­лит­ве взы­ва­ет ко От­цу Сво­е­му за рас­пи­на­те­лей Сво­их: «От­че, про­сти им — не ве­да­ют, что тво­рят!» [Лк.23:34]. Бо­лее то­го, Он учит: «Лю­би­те вра­ги ва­ши, бла­го­слов­ляй­те про­кли­на­ю­щих вас, бла­го­тво­ри­те нена­ви­дя­щим вас и мо­ли­тесь за оби­жа­ю­щих и го­ня­щих вас. Да бу­де­те сы­но­ве От­ца ва­ше­го Небес­но­го... ибо Он благ и к небла­го­дар­ным и злым» [Ср. Мф.5:44-45]. И мы с то­бою, греш­ные, нуж­да­ясь в про­ще­нии гре­хов, мо­лим­ся: От­че наш, Иже еси на небе­сех. и оста­ви нам дол­ги на­ши, яко­же и мы остав­ля­ем долж­ни­ком на­шим. Вот ви­дишь, чтобы по­лу­чить от Гос­по­да про­ще­ние, впредь на­до са­мо­му про­стить. Итак, до­ро­гое ди­тя мое, про­шу и за ме­ня, и за се­бя – не сер­дись ни на ко­го, а тем бо­лее на от­ца Сер­гия, как не сер­жусь ни на ко­го я и всем про­стил в са­мый час скор­би мо­ей еще 11 июля, и сей­час, как и до са­мой смер­ти, бу­ду о них мо­лить­ся не яко за вра­гов и обид­чи­ков сво­их, а яко о бла­го­де­те­лях спа­се­ния мо­е­го, – да по­ми­лу­ет и спа­сет их Гос­подь. По­сту­пи и ты так же, и во­ца­рит­ся в ду­ше тво­ей мир и по­кой, а в этом все сча­стье че­ло­ве­че­ское на зем­ле.
«Ибо в ми­ре ме­сто Мое», – го­во­рит Гос­подь [Пс.75:2]... А то, что со­вер­ши­лось со мною, то это все не по хо­те­нию че­ло­ве­ков, а по во­ле Бо­жи­ей – ко спа­се­нию мо­е­му, и этой во­ле Бо­жи­ей я по­ко­рен на все ви­ды стра­да­ний и смер­ти, где и ка­ко­ва она ни будь, со сло­вом на устах и в серд­це, с ка­ким умер в из­гна­нии свя­ти­тель Иоанн Зла­то­уст: «Сла­ва Бо­гу за все!»...»[23]
«Ча­до! Про­шу, не огор­чай­ся и не се­туй на На­та­шу, как не огор­ча­юсь ни на ко­го я. Кто весть пу­ти и судь­бы Гос­под­ни? Раз­ве Сы­ну Бо­жию по­дал ча­шу Ка­иа­фа или Пи­лат, или Иуда, пре­да­вый Его? Нет, Отец Небес­ный. Мой долг не су­дить, а про­стить всех, всех и за всё. А па­че все­го ис­кренне мо­лить­ся за вра­ги. И не яко за вра­ги, а яко за бла­го­де­те­ли ду­ши мо­ей, и се­го и им про­сить от Гос­по­да, взи­рая на ви­ся­ща на Кре­сте Сы­на Бо­жия, взы­ва­ю­ща в Сво­ей мо­лит­ве ко От­цу Сво­е­му: «От­че, про­сти им – не ве­дят бо, что тво­рят!»

Про­стить вра­гу – свя­тое де­ло,
Но кто в бе­де по­мог вра­гу –
Вот про то­го ска­зать я сме­ло
Как про по­движ­ни­ка мо­гу!

От­цу Сер­гию ска­жи: «Ес­ли су­дит Гос­подь жи­ву мне бы­ти и воз­вра­тить­ся, то од­ной ми­ло­сти бу­ду про­сить у все­го на­ро­да – бы­ти ми сто­ро­жем свя­то­го хра­ма Бо­жия и до­ма Ма­те­ри Бо­жи­ей — и толь­ко»...»[24]
«...Да со­хра­нит и укре­пит и вас, скорб­ных, немощ­ных и си­рых [Гос­подь]. Жа­лею вас боль­ше, чем се­бя. Я уже та­ков­ский: скор­би, по­но­ше­ния и про­чее – это мой удел. Но они – моя муд­рость, ра­дость и спа­се­ние. Ими хва­люсь, за них бла­го­да­рю Бо­га мо­е­го па­че, чем за все бла­го­де­я­ния жиз­ни мо­ей. Они – очи­ще­ние гре­хов мо­их, они есть ле­стви­ца моя на Небо, его же, глу­бо­ко ве­рю, Гос­подь не ли­шит ме­ня неиз­ре­чен­ным ми­ло­сер­ди­ем Сво­им. Ему сла­ва за все, за все!
По­лу­чил по­ка­ян­ное пись­мо от На­та­ши, от­ве­тил ей все­про­ще­ни­ем, и да про­стит Гос­подь и всех, со­твор­ших мне злая за бла­гая. Сла­ва Бо­гу за все!
23 де­каб­ря ст. ст. ви­дел се­бя во сне сто­я­щим пе­ред ико­ной Бо­жи­ей Ма­те­ри (в хра­ме) и вос­пе­вал: «Бо­го­ро­ди­цу и Ма­терь Све­та в пес­нех воз­ве­ли­чим!» И пал до­лу в прах. О, свя­тые, незаб­вен­ные мгно­ве­ния!»[25]

Са­мой На­та­лье он пи­сал: «Мир и спа­се­ние от Гос­по­да – скор­бя­щей ду­ше тво­ей, ча­до мое На­та­лия!..
Ви­нить... те­бя все­це­ло в пре­да­тель­стве — я это­го не мог и не мо­гу до­пу­стить в мыс­ли, а по жен­ской немо­щи болт­нуть где-ли­бо и ко­му-ли­бо — это и ты от­ри­цать не ста­нешь. И ты пре­крас­но зна­ешь, что в сво­их ко­рыст­ных це­лях, с тон­ким сла­ща­вым под­хо­дом отец Сер­гий все на­ма­ты­вал се­бе на ус. Но Бог с ним и со все­ми! Я усмат­ри­ваю в этом толь­ко во­лю Бо­жию и Его свя­той Про­мысл, ве­ду­щий ме­ня сим пу­тем Гол­гоф­ским не с мит­рой на гла­ве и зла­тым кре­стом на гру­ди, а с тер­ни­ем на гла­ве, с кре­стом на пле­чах...
Ис­кренне в ду­ше про­стив те­бя, от­ца Сер­гия и всех-всех, кто явил­ся в этом, так ска­зать, «ору­ди­ем» ис­пол­не­ния этой во­ли Бо­жи­ей, счи­таю всех не толь­ко не вра­га­ми, а да­же бла­го­де­те­ля­ми спа­се­ния мо­е­го. Про­стил еще 11 июля 1949 го­да. Про­щаю и те­перь, спа­се­ния душ их же­лая, взи­рая на Сы­на Бо­жия, ви­ся­ще­го на Кре­сте Гол­гоф­ском и в пред­смерт­ных Сво­их тяж­ких стра­да­ни­ях взы­вав­ше­го в мо­лит­ве к От­цу Сво­е­му за вра­гов Сво­их: «Бо­же, про­сти им – не ве­дят бо, что тво­рят!» [Лк.23:34]...
Умо­ляю: не скор­би па­че ме­ры, а осо­бен­но Бо­же упа­си те­бя уны­вать, ибо уны­ние есть смерть ду­ши... Обо мне не скор­би, а мо­лись. Ни­че­го не жа­лею... ни­че­го не же­лаю, кро­ме: да укре­пит мя Гос­подь, да­руя хри­сти­ан­скую кон­чи­ну жи­во­та мо­е­го и доб­рый от­вет ду­ше мо­ей на Страш­ном Су­де Его! А где это со­вер­шит­ся и как, где ля­гут мои ко­сти – весть Гос­подь, и да бу­дет на это Его свя­тая во­ля. Ему сла­ва за все, за все и во ве­ки!!! Мит­ры, кре­сты дра­гие и сла­ву су­ет­ную остав­лю че­сто­люб­цам.
Зем­но те­бе и всем-всем, да­же и нена­ви­дя­щим мя, куп­но с от­цом Сер­ги­ем, – кла­ня­юсь, про­шу про­ще­ния гре­хов мо­их воль­ных и неволь­ных. Гос­подь Бог да про­стит и всех вас, спа­се­ния ду­шам ва­шим да­руя...»[26]
На­чал­ся но­вый этап жиз­ни ис­по­вед­ни­ка в узах – стра­да­ний в устро­ен­ном людь­ми зем­ном аду, но и укреп­ле­ния на­деж­ды на дос­ти­же­ние упо­ва­ния веч­но­го, опы­том зная о крат­ко­сти сих зем­ных стра­да­ний, ве­рою — о веч­но­сти бла­жен­ства небес­но­го. Этот пе­ри­од жиз­ни стал пе­ри­о­дом тя­же­ло­го физи­че­ско­го и ду­хов­но­го тру­да для боль­но­го и из­му­чен­но­го го­да­ми за­клю­че­ний по­движ­ни­ка. Но как раз имен­но в этих тя­же­лых об­сто­я­ни­ях, скор­бях и ис­ку­ше­ни­ях ду­ша ста­но­ви­лась, как небес­ная пти­ца, сво­бод­на.
«Мир ду­ше тво­ей и здра­вие те­лу оте­че­ски же­лаю, род­ная Лю­бовь! – пи­сал отец Ра­фа­ил мо­на­хине Лю­бо­ви. – Вче­ра, в вос­кре­се­нье ве­че­ром... по­лу­чил неожи­дан­ную (от те­бя) по­сы­лоч­ку, все в це­ло­сти. Глу­бо­ко тро­нут тво­ей за­бо­той и неска­зан­но сер­деч­но бла­го­да­рен. Это от тво­ей бед­но­сти во­ис­ти­ну дра­го­цен­ная леп­та вдо­ви­цы. Бог да при­мет ее, яко­же ону, и да воз­даст те­бе сто­ри­цею. Но впредь про­шу – не ли­шай се­бя по­след­них крох ра­ди мо­ей ху­до­сти. Мне не го­рест­но (но слад­ко, а па­че спа­си­тель­но) пре­тер­петь все: кле­ве­ту, глад, из­гна­ние, – стра­шен толь­ко грех, а пред ним и са­мая смерть че­пу­ха... Обо мне, род­ная, про­шу те­бя и всех про­чих не скор­беть, но па­че мо­лить­ся; без се­го моя жизнь бы­ла бы не пол­на. Это по­след­ний ак­корд хва­лы мо­ей Бо­гу. А Ему сла­ва за все, за все!
Тру­жусь на дре­во­от­де­лоч­ной фаб­ри­ке шир­по­тре­ба – труд по­си­лен, бы­то­вые усло­вия при­лич­ны, а здо­ро­вье мое те­бе из­вест­но, а так­же ап­пе­тит и сон. Очень жду ве­сточ­ки, хо­чет­ся знать, как вы все по­жи­ва­е­те. Чад но­шу в серд­це мо­ем пред Гос­по­дом. Что но­во­го у вас, ка­кие пе­ре­ме­ны в хра­ме, идет ли ре­монт? Серд­цем я с ва­ми и у вас. Сер­деч­но бла­го­да­рю всех по­слу­жив­ших мне тру­да­ми, за­бо­та­ми, лю­бо­вью. Доб­ро­де­тель веч­на, бес­смерт­на, она пред Бо­гом хо­да­та­и­ца спа­се­ния, по­ми­ло­ва­ния... Греш­ный Ра­фа­ил»[27].

«Мир ти и спа­се­ние от Гос­по­да, ча­до мое ду­хов­ное Лю­бовь!
Ми­лое твое пись­ме­цо по­лу­чил, бла­го­да­рю и оте­че­ски рад, что Гос­подь те­бя хра­нит... От­ве­чаю на твой во­прос... Важ­но, род­ная, не то, во что на­ше брен­ное те­ло оку­та­ют, кла­дя его в гроб, в мо­ги­лу, а то, в ка­кие хри­сти­ан­ские, а па­че ино­че­ские, доб­ро­де­те­ли об­ле­че­на бу­дет на­ша ду­ша для яв­ле­ния пред Ли­це Су­дии и Бо­га, – пи­сал он в от­вет на сло­ва мо­на­хи­ни о же­ла­нии об­лечь­ся в схи­му. – Эту свя­тую ис­ти­ну, я ду­маю, ты и са­ма зна­ешь. Я толь­ко оте­че­ски на­по­ми­наю ее те­бе. А ты мыс­лен­но обо­зри по­дви­ги не толь­ко древ­них свя­тых отец (из ко­их некии си­я­ли, аки солн­це, в жи­тии сво­ем и по­дви­гах ино­че­ских), но да­же нам из­вест­ных, на­ших по­чти совре­мен­ни­ков. О, как мы да­ле­ки и ни­чтож­ны в срав­не­нии с ни­ми! От них же пер­вый есмь аз!.. [1 Тим.1:15]. Ча­до!.. Не бла­го­при­лич­нее ли и спа­си­тель­нее бу­дет нам с то­бою ума­лить­ся — сми­рить­ся, смы­вая по­ка­ян­ной сле­зой гре­хов­ные пят­на на тех свя­тых одеж­дах, ко­то­рых мы удо­сто­е­ны по неиз­ре­чен­ной ми­ло­сти Бо­жи­ей. А серд­це со­кру­шен­но и сми­рен­но Бог не уни­чи­жит!.. [Пс.50:19].
Ты спра­ши­ва­ешь, ка­ко здрав­ствую, ка­ко ду­хов­но чув­ствую... Ча­до! Тот, кто во дни сво­ей вес­ны оста­вил зем­ная и ча­ях Бо­га, спа­са­ю­ще­го его от ма­ло­ду­шия и бу­ри (бу­ри стра­стей, взды­ма­е­мых ско­ро­гиб­ну­щи­ми пре­ле­стя­ми ми­ра се­го), – и, се­го бе­гая, во­дво­рих­ся в пу­сты­ни... тот, кто во оной свя­той пу­сты­ни, как ни­ко­гда и ни­где не ис­кал се­бе чи­нов и сла­вы су­ет­ной, а ток­мо ти­ши­ны, ми­ра и спа­се­ния, – тот, ес­ли ми­ло­стью Бо­жи­ей нечто и по­лу­ча­ет и па­ки тою же во­лею Бо­жи­ей те­ря­ет, жа­леть, а тем па­че скор­беть, – не мо­жет.
Неуже­ли аз, безум­ный, ока­ян­ный, ни­чтож­ней­ший прах, дерз­ну про­сить от Гос­по­да к се­бе боль­ше­го вни­ма­ния, чем за­слу­жи­вал то­го все­лен­ский ви­тия, укра­ше­ние Церк­ви Хри­сто­вой, ее сла­ва – свя­той Иоанн Зла­то­устый, окон­чив­ший дни свои в из­гна­нии? Да не бу­дет!.. Но свое пре­бы­ва­ние под спу­дом, свое уни­чи­же­ние и скор­би не про­ме­няю ни на ка­кие су­ет­ные ра­до­сти, а свою уми­лен­ную, по­ка­ян­ную и ра­дост­ную сле­зу – ни на ка­кие чи­ны, сла­ву и со­кро­ви­ща ми­ра се­го. Но пою, слав­лю и бла­го­да­рю за все Бо­га мо­е­го, взы­вая куп­но со свя­тым му­че­ни­ком Ев­стра­ти­ем: «те­лес­ныя бо стра­да­ния, Спа­се, ве­се­лие суть ра­бам Тво­им!..»[f] Греш­ный Ра­фа­ил»[28].
10 но­яб­ря 1951 го­да отец Ра­фа­ил пи­сал ду­хов­ной до­че­ри: «В ночь под 10‑е но­во­го сти­ля во сне слад­ко-пре­слад­ко вос­пе­вал: «Ве­ли­чай, ве­ли­чай, ду­ше моя, Чест­ней­шую и Слав­ней­шую гор­них во­инств Де­ву Пре­чи­стую Бо­го­ро­ди­цу!» И слы­шу глас неко­е­го ду­хов­но­го му­жа: «Аще хо­ще­ши спа­сти­ся – воз­лю­би стра­да­ния!»

Ча­до Лю­бовь, слы­шишь! – Не толь­ко тер­пи, но воз­лю­би стра­да­ния.
Гос­по­ди, нис­посли все­силь­ную бла­го­дат­ную по­мощь Твою нам, немощ­ным, воз­лю­би­ти Тя та­кою жерт­вен­ною лю­бо­вию, с ка­кою свя­тые му­че­ни­ки шли, ра­ду­я­ся, на все ви­ды му­че­ний и смерть для по­лу­че­ния веч­ной жиз­ни во Цар­ствии Тво­ем... Жи­ву ве­рою и упо­ва­ни­ем, яко да не до кон­ца от­ри­нул мя Гос­подь, но да­ру­ет мне ра­дость уви­деть всех вас, воз­не­сти свое убо­гое бла­го­да­ре­ние за вся, яже со­тво­ри мне Гос­подь куп­но с ва­ми в до­му Ца­ри­цы Небес­ной...
Про­шлую ночь ви­дел се­бя во сне в неко­ем ве­ли­че­ствен­ном ал­та­ре, в ко­то­ром сто­я­ли игу­мен Пан­те­ле­и­мон[g] и ста­рец Ма­ка­рий (Чи­ли­кин). Нуж­но бы­ло свя­щен­но­слу­жи­те­лю воз­гла­шать «Сла­ва Те­бе, по­ка­зав­ше­му нам свет!» У Свя­то­го Пре­сто­ла ни­ко­го не ока­за­лось и по­ве­ле­ни­ем ко­го-то аз, греш­ный, уви­дел се­бя пред­сто­я­ша и воз­дев­ша свои недо­стой­ные ру­цы, слад­це воз­гла­сив­ше: «Сла­ва Твор­цу, оза­рив­ше­му нас Све­том!"»[29].
По­сле смер­ти в мар­те 1953 го­да го­ни­те­ля хри­сти­ан ти­ра­на Ста­ли­на ве­ру­ю­щие на­пра­ви­ли вла­стям хо­да­тай­ство об осво­бож­де­нии от­ца Ра­фа­и­ла, очень на­де­ясь, что за аб­со­лют­ной сво­ей неви­нов­но­стью он бу­дет осво­бож­ден.
16 но­яб­ря 1953 го­да быв­шая ста­ро­ста На­та­лья Алек­сан­дро­ва на­пра­ви­ла за­яв­ле­ние в Вер­хов­ный Со­вет. «Про­шу Вер­хов­ный Со­вет, – пи­са­ла она, – от­ве­тить на за­яв­ле­ние пра­во­слав­ных ве­ру­ю­щих го­ро­да Ко­зель­ска Ка­луж­ской об­ла­сти... Про­сим ва­ше­го хо­да­тай­ства осво­бо­дить на­ше­го свя­щен­ни­ка Шей­чен­ко Ро­ди­о­на Ива­но­ви­ча по ста­ро­сти, ему шесть­де­сят три го­да, ин­ва­лид. Со сто­ро­ны об­ласт­но­го упол­но­мо­чен­но­го... на­не­се­на на него ложь и кле­ве­та, я под­твер­ждаю сво­ей под­пи­сью, а ес­ли по­тре­бу­ет­ся, я все мо­гу объ­яс­нить»[30].
В от­вет на бла­гие ча­я­ния мно­гих близ­ких ему ду­хов­ных де­тей отец Ра­фа­ил 12 ав­гу­ста 1954 го­да пи­сал: «Ча­до мое Лю­бовь, мно­го­бо­лез­нен­ное и мно­госкорб­ное. Мир ду­ше тво­ей и спа­се­ние от Гос­по­да!
Мно­го я ви­но­ват пред то­бою сво­им мол­ча­ни­ем дол­гим, ви­но­ват и мно­гим дру­гим. Про­шу про­ще­ния! Но ви­ною все­му не моя ле­ность. В по­след­нее вре­мя мно­ги неду­ги одер­жа­ли мя, а к се­му и неопре­де­лен­ность мо­е­го по­ло­же­ния. Что же я мо­гу пи­сать те­бе и дру­гим? Опи­сы­вать свои те­лес­ные немо­щи? У те­бя, как и у дру­гих, сво­их хва­та­ет. Пи­сать о сво­их скор­бях? – и это­го у всех вас хоть от­бав­ляй. А по­ра­до­вать вас – нечем. К то­му же я знаю, что вы ча­сто по­гля­ды­ва­е­те в ок­на – жде­те мо­е­го при­хо­да. А я на­пе­ред ска­жу, что та­кой хлам, как я, не по­ра­ду­ет вас. Ча­до до­ро­гое, ча­до скорб­ное, мать Лю­бовь! Во­ору­жим­ся креп­кой ве­рой, что та­ко угод­но Гос­по­ду, и все­це­ло по­ко­рим­ся сми­рен­но под креп­кую ру­ку Его. Толь­ко в этом об­ре­тем мир ду­ше сво­ей, в ча­я­нии ми­ло­сти от Гос­по­да, вся устро­я­ю­ще­го во бла­го и спа­се­ние душ на­ших.
Да не умолк­нут уста на­ша до пред­смерт­но­го вздо­ха взы­вать: Сла­ва Бо­гу за все!»[31]

«Дет­ка Лю­бовь! Мир ти!
Бла­го­да­рю те­бя за празд­нич­ное при­вет­ствие. Ве­рю и знаю, что с боль­шим тру­дом да­ет­ся те­бе это пи­са­ние при тво­ей немо­щи. Спа­си и укре­пи те­бя Гос­по­ди!..
Осо­бен­но бла­го­да­рю те­бя за свя­тые мо­лит­вы к Ца­ри­це Небес­ной, в чем я па­че все­го имею нуж­ду. При­сы­лать че­го-ли­бо ты не взду­май, ты са­ма-то си­ро­ма­ха-бе­до­ла­га. Под­креп­ляй се­бя, да ме­нее горь­ся о мне, я те­перь уж ни­ку­ды­шен. Мне-то и оста­лось од­но ме­сто на зем­ле – си­деть под ел­кой за де­да-мо­ро­за или ле­жать под ней пра­хом-ко­стьми.
Ра­ду­юсь за те­бя и за всех, ко­го Гос­подь хра­нит. Бла­го­да­ри­те Его, что име­е­те ме­сто ду­шев­но­го успо­ко­е­ния, ме­сто мо­лит­вы, а глав­ное, ме­сто по­ка­я­ния, очи­ще­ния гре­хов сво­их и ме­сто спа­се­ния – это свя­той храм Бо­жий. Стре­ми­тесь, ра­туй­те, да и вы все спо­до­би­тесь, по сло­ву свя­то­го апо­сто­ла Пав­ла, быть хра­ма­ми Бо­га Все­выш­не­го м ибо Дух Свя­той жи­вет в вас... [1 Кор.3:16]»[32].

«Мир ти и спа­се­ние от Гос­по­да, чест­ная ма­ти и ча­до мое Лю­бовь!..
Те­бя тя­го­тит по­рой оди­но­че­ство. Знай, род­ная, что в мо­их ус­ло­ви­ях са­мое тяж­кое – это «при­ну­ди­тель­ное со­жи­тель­ство», как от­зы­вал­ся До­сто­ев­ский о сво­ем пре­бы­ва­нии в «та­ких же ме­стах».
Мы здесь, 40-60 че­ло­век, как в улье пче­лы; до­бавь к се­му иг­ры, ру­гань, спо­ры, за­висть, озлоб­лен­ность и мно­гое дру­гое – до по­те­ри че­ло­веч­но­сти. По­верь, что жизнь в ле­су, в пе­ще­ре бы­ла бы для ме­ня от­блеск Рая на зем­ле. Но на­до тер­петь, сми­рять­ся и па­че бла­го­да­рить Гос­по­да, спа­са­ю­ща мя греш­на­го...»[33]
«Мир и спа­се­ние от Гос­по­да, ча­до мое Лю­бовь!.. – пи­сал отец Ра­фа­ил мо­на­хине Лю­бо­ви 20 мая 1955 го­да. – Дав­но не пи­сал те­бе, по­то­му что пе­ре­ез­жал опять на но­вое ме­сто. Та­ко­ва моя жизнь: не има­ти зде пре­бы­ва­ю­ще­го гра­да, да взы­щу гря­ду­ще­го, по сло­ву свя­то­го Апо­сто­ла [Евр.13:14]. Из Ки­ро­ва вы­ехал (по слу­чаю лик­ви­да­ции ко­ло­нии) в Ве­ли­кую Сре­ду. Празд­ник Свет­ло­го Хри­сто­ва Вос­кре­се­ния встре­чал за зам­ком и ре­шет­кой цен­траль­ной пе­ре­сыл­ки в жут­кой об­ста­нов­ке и в еще бо­лее жут­кой че­ло­ве­че­ской сре­де, од­них – не по­знав­ших бла­го­дат­ной ра­до­сти све­то­нос­ных пас­халь­ных дней, дру­гих – утра­тив­ших это свя­тое жи­во­твор­ное чув­ство, а по­рой как тех, так и дру­гих, те­ря­ю­щих об­раз не толь­ко Бо­жий, но и че­ло­ве­че­ский.
Но непре­лож­на ис­ти­на, что с Гос­по­дом в ду­ше и серд­це и во аде – Рай. Ибо Вос­кре­сый из мерт­вых Сын Бо­жий, осве­ти­вый бли­ста­ни­ем Сво­е­го Бо­же­ства мрач­ные юдо­ли ада пре­ис­под­ня­го, пра­от­цем и всем пра­вед­ным ду­шам из­бав­ле­ние да­ро­ва­вый, ми­ло­стию Сво­ею нис­по­слал и мне, греш­но­му, в скор­би су­щу, Свое бла­го­дат­ное пас­халь­но-све­то­нос­ное уте­ше­ние, пе­ред ко­то­рым все со­кро­ви­ща зем­ли и уте­хи ми­ра се­го – мень­ше чем ни­что! О, коль мно­гая мно­же­ства бла­го­сти Тво­ея, Гос­по­ди, юже скрыл еси бо­я­щим­ся Те­бе!.. [Пс.30:20]. В 12 ча­сов но­чи, про­сла­вив куп­но со все­ми ва­ми Вос­крес­ше­го Гос­по­да, я из сей да­ли ра­дост­но при­вет­ство­вал всех вас, яко во оно вре­мя сто­я­щих во свя­том хра­ме, все­тор­же­ствен­ным пас­халь­ным вос­кли­ца­ни­ем: «Хри­стос вос­кре­се!» И чу­я­ли серд­це и ду­ша моя от­клик душ ва­ших: «Во­ис­ти­ну вос­кре­се!»

На ме­сто но­вое при­е­хал 20 ап­ре­ля но­во­го сти­ля. Устал неимо­вер­но – не толь­ко в тя­гость узел и пал­ка, с ко­то­рой не рас­ста­юсь, но да­же и брен­ное, греш­ное те­ло. Кто даст ми кри­ле, яко го­лу­бине, да по­ле­щу и по­чию [Пс.54:7] в Гос­по­де и толь­ко для Гос­по­да!..
На днях ви­дел се­бя во сне в по­до­ба­ю­щем ино­че­ском ви­де по­вер­же­на до­лу пред мо­ги­лоч­ка­ми чест­ных оп­тин­ских стар­цев-от­цов, со­кру­шен­но мо­лил­ся, уми­лен­но ло­бы­зал над­гро­бия их.
Проснул­ся, зе­ло ра­ду­я­ся, – Гос­по­ди, про­ба­ви ми­лость Твою на мне, греш­нем! Не от­ре­ши мя, от­ро­ка Сво­е­го по­след­ня, от оной свя­той дру­жи­ны! И их мо­лит­вен­ным за­ступ­ле­ни­ем спа­се­ние ми да­руй!..»[34]
Все хло­по­ты ве­ру­ю­щих об осво­бож­де­нии от­ца Ра­фа­и­ла оста­лись бес­плод­ны­ми. 30 ав­гу­ста 1954 го­да Цен­траль­ная Ко­мис­сия по пе­ре­смот­ру дел на лиц, осуж­ден­ных за контр­ре­во­лю­ци­он­ные пре­ступ­ле­ния, со­дер­жа­щих­ся в ла­ге­рях, ко­ло­ни­ях и тюрь­мах МВД СССР и на­хо­дя­щих­ся в ссыл­ке на по­се­ле­нии, оста­ви­ла при­го­вор в си­ле, от­ка­зав про­си­те­лям, так как, несмот­ря на ре­прес­сии, свя­щен­ник не от­ка­зал­ся от сво­их ре­ли­ги­оз­ных убеж­де­ний и в слу­чае до­сроч­но­го осво­бож­де­ния на­ме­ре­вал­ся за­нять­ся ак­тив­ной цер­ков­ной де­я­тель­но­стью.

Отец Ра­фа­ил был осво­бож­ден толь­ко в 1955 го­ду, по­сле то­го, как на­ча­лось мас­со­вое осво­бож­де­ние из ла­ге­рей по непра­во­суд­ным при­го­во­рам. 5 ок­тяб­ря 1955 го­да епи­скоп Ка­луж­ский Они­си­фор (По­но­ма­рев) на­зна­чил иеро­мо­на­ха Ра­фа­и­ла вто­рым свя­щен­ни­ком в Бла­го­ве­щен­скую цер­ковь в Ко­зель­ске, где на­сто­я­те­лем оста­вал­ся Сер­гий Шу­ми­лин. Труд­нее ис­пы­та­ние слож­но бы­ло сыс­кать: от пре­да­те­ля – под на­ча­ло пре­да­те­ля, от иуды – сно­ва за один стол с иудой; толь­ко под­лин­ное еван­гель­ское незло­бие, бла­го­че­стие и вер­ность Хри­сту мог­ли со­хра­нить в ми­ре ду­шу, огра­див ее Бо­же­ствен­ною бла­го­да­тью.

Вер­нул­ся из за­клю­че­ния отец Ра­фа­ил физи­че­ски еще бо­лее сла­бым и боль­ным, но еще бо­лее го­ря­щим ду­хом, неже­ли рань­ше; пе­ре­не­сен­ные им в ла­ге­ре стра­да­ния при­бли­зи­ли его ко Гос­по­ду, сде­лав его со­су­дом Ду­ха Свя­то­го, так что глав­ное, что чув­ство­вал че­ло­век, сколь­ко-ни­будь спо­соб­ный к вос­при­я­тию ду­хов­но­го, ко­гда со­при­ка­сал­ся с ним, – это бы­ла ве­ли­кая хри­сти­ан­ская лю­бовь по­движ­ни­ка ко всем, неза­мет­ная для внеш­них в сво­ем хрис­ти­а­н­ском сми­ре­нии, но про­ни­ка­ю­щая и ис­це­ля­ю­щая страж­ду­щую ду­шу вся­ко­го стре­мя­ще­го­ся ко спа­се­нию. Си­дя ря­дом со стар­цем – мол­чит ли он или го­во­рит, че­ло­век чув­ство­вал, что ему уже неку­да то­ро­пить­ся, он бли­зок к при­ста­ни и по­кою, к веч­но­сти в Цар­стве Бо­жи­ем, ко­гда на ум са­мо со­бой при­хо­дит Пет­ро­во воз­гла­ше­ние: «Хо­ро­шо нам здесь быть...» Ду­ша от­ца Ра­фа­и­ла бы­ла на­полне­на бла­го­да­тию это­го Цар­ства и вку­ша­ла на­чат­ки непре­хо­дя­щей ра­до­сти, ибо, прой­дя дол­гий путь стра­да­ний и ис­по­вед­ни­че­ства, он рас­пял те­лес­ное и по­лу­чил ду­хов­ное.

Стра­да­ния на­учи­ли его глу­бо­ко­му со­стра­да­нию лю­дям. Он лю­бил и по­чи­тал ни­щих, сам ис­пол­нял за­по­ведь Апо­сто­ла [Гал.2:10] и за­ве­щал это сво­им ду­хов­ным де­тям. Каж­дое вос­кре­се­нье он при­гла­шал ни­щих к се­бе на чай. Од­на­жды он ве­лел на­по­ить некую ни­щую ча­ем в день ее Ан­ге­ла. А ни­щая бы­ла сле­пой и не мог­ла да­же дой­ти са­мо­сто­я­тель­но, тем до­став­ляя дру­гим хло­по­ты, и то­гда од­на из ду­хов­ных до­че­рей от­ца Ра­фа­и­ла с упре­ком ска­за­ла: «Да ну, ба­тюш­ка, очень уж это нуж­ный то­вар!» И отец Ра­фа­ил на это убеж­ден­но ска­зал: «Это са­мый нуж­ный то­вар!»
Иеро­мо­нах Ра­фа­ил ста­рал­ся слу­жить в Бла­го­ве­щен­ском хра­ме как мож­но ча­ще и ни­ко­му не от­ка­зы­вал в ис­пол­не­нии треб, хо­тя это бы­ло по­рой для него физи­че­ски крайне уто­ми­тель­но, осо­бен­но ко­гда при­хо­ди­лось в дни нена­стья хо­дить на клад­би­ще и слу­жить по за­ка­зу род­ствен­ни­ков по­чив­ших па­ни­хи­ды; он без­от­каз­но при­ни­мал страж­ду­щих, ду­хов­но из­го­ло­дав­ших­ся в обез­бо­жен­ном ми­ре лю­дей, ко­то­рые в кон­це кон­цов ста­ли съез­жать­ся к нему со всей стра­ны.

Ели­за­ве­та Бул­га­ко­ва, ду­хов­ная дочь про­то­и­е­рея Сер­гия Ме­че­ва[h], в 1956 го­ду ре­ши­ла по­се­тить Оп­ти­ну пу­стынь, в ко­то­рой она бы­ла, ко­гда ей бы­ло все­го де­вять лет, и по­мо­лить­ся на мо­гил­ках стар­цев, ища уте­ше­ния в по­стиг­ших ее в по­след­ние го­ды скор­бях. Под­хо­дя к Оп­ти­ной, она го­ря­чо мо­ли­лась, но ко­гда во­шла в огра­ду раз­ру­шен­но­го мо­на­сты­ря, ее охва­ти­ло чув­ство пе­ча­ли и да­же уны­ния, и она вдруг со­всем пе­ре­ста­ла осо­зна­вать, что пе­ред ней на­по­ен­ная мо­лит­ва­ми стар­цев Оп­ти­на пу­стынь, в зем­ле ко­то­рой по­чи­ва­ют мо­щи свя­тых угод­ни­ков Бо­жи­их. Но все же она про­чла па­ни­хи­ду и, уже при­няв ре­ше­ние от­пра­вить­ся до­мой в Моск­ву, по­шла по до­ро­ге, ве­ду­щей в Ко­зельск, ко­гда уви­де­ла иду­щих ей на­встре­чу трех мо­на­хинь; по­рав­няв­шись с ни­ми, она их спро­си­ла:
– Вы ма­туш­ки? В Оп­ти­ну иде­те? Мож­но я пой­ду с ва­ми?
– Что же, пой­дем­те – где двое или трое со­бра­ны, там и Хри­стос по­сре­ди, – от­ве­ти­ла од­на из них.
Ели­за­ве­та сно­ва, уже вме­сте с мо­на­хи­ня­ми во­шла в пре­де­лы раз­ру­шен­но­го мо­на­сты­ря и по­мо­ли­лась на мо­гил­ках стар­цев. Воз­вра­ща­ясь в Ко­зельск, мо­на­хи­ни вы­яс­ни­ли, что их спут­ни­це неку­да деть­ся, зна­ко­мых у нее в го­ро­де нет, и они пред­ло­жи­ли ей зай­ти к от­цу Ра­фа­и­лу и взять бла­го­сло­ве­ние. Ели­за­ве­та ни­че­го то­гда не зна­ла о нем и не ве­ри­ла, что в ком-то мог со­хра­нить­ся дух Оп­ти­ной, но она на­де­я­лась по­лу­чить об­лег­че­ние в сво­их тяж­ких неду­гах от по­чив­ших стар­цев, – и по­чив­шие в Бо­ге стар­цы посла­ли ее к сво­е­му жи­во­му пре­ем­ни­ку; она это по­ня­ла да­ле­ко не сра­зу: по­гло­щен­ный сво­и­ми за­бо­та­ми и тре­во­га­ми че­ло­век за­ча­стую не сра­зу улав­ли­ва­ет связь меж­ду ми­ром гор­ним и доль­ним. Узнав, что Ели­за­ве­та бы­ла ду­хов­ной до­че­рью свя­щен­ни­ка Сер­гия Ме­че­ва и ар­хи­манд­ри­та Бо­ри­са (Хол­че­ва), с ко­то­рым отец Ра­фа­ил по­зна­ко­мил­ся в Оп­ти­ной и встре­чал­ся в конц­ла­ге­ре, он ска­зал: «Чув­ствуй­те се­бя, как у от­ца».
Ели­за­ве­та ис­по­ве­да­лась, и отец Ра­фа­ил, про­чи­тав раз­ре­ши­тель­ную мо­лит­ву, ска­зал: «К то­му, что ты при­шла ко мне, нель­зя от­но­сить­ся как к про­сто­му слу­чаю. Это осо­бый Про­мысл Бо­жий. Бо­жия Ма­терь и стар­цы оп­тин­ские при­ве­ли те­бя ко мне... »
Впо­след­ствии она вспо­ми­на­ла: «Я ска­за­ла толь­ко свои гре­хи, и вот я по­лу­чи­ла имен­но то, что ду­ше бы­ло нуж­но. Этот че­ло­век, не зная ме­ня, дал мне имен­но то, в чем бы­ла нуж­да. Бы­ла жи­вая ра­на – и вот ее нет, она ушла в про­шлое. То, как я к нему по­па­ла, бы­ло со­вер­ше­но по­ми­мо ме­ня. У ме­ня не бы­ло ни од­ной мыс­ли об этом да­же в са­мой глу­бине... до са­мой по­след­ней ми­ну­ты. И ко­гда это по­лу­чи­лось, мне ста­ло страш­но. Я по­чув­ство­ва­ла яс­но, что это мне от­вет оп­тин­ских стар­цев...
Я не умею пе­ре­дать, как хо­ро­шо бы­ло око­ло от­ца Ра­фа­и­ла. Та­кой люб­ви и про­сто­ты я не встре­ча­ла во всю мою жизнь. Я чув­ство­ва­ла, слов­но по­сле всей жиз­ни, тя­же­лых ски­та­ний я по­па­ла до­мой не к от­цу, нет – к ба­буш­ке лас­ко­вой, всю жизнь лю­бив­шей и ждав­шей ме­ня.
Это не опи­шешь, это мож­но толь­ко ощу­тить, а слов нет для это­го. Я не рва­лась к нему, мне и на рас­сто­я­нии от него бы­ло хо­ро­шо, так со­гре­та бы­ла моя ду­ша, – мне до­ста­точ­но бы­ло то­го, что он су­ще­ству­ет.
Ко­неч­но, о том, что он так ско­ро уй­дет, у ме­ня не бы­ло ни ма­лей­шей мыс­ли. Я ду­ма­ла, что все впе­ре­ди, что это толь­ко на­ча­ло но­вой жиз­ни»[35].

Вес­на 1957 го­да вы­да­лась хо­лод­ная и за­тяж­ная. Хо­тя отец Ра­фа­ил чув­ство­вал се­бя физи­че­ски нездо­ро­вым, он ну­дил се­бя ча­сто слу­жить и при­ни­мал всех при­хо­дя­щих. В Тро­иц­кую ро­ди­тель­скую суб­бо­ту, 8 июня, он до­тем­на про­был на клад­би­ще: лю­ди про­си­ли его от­слу­жить еще и еще од­ну па­ни­хи­ду, всем хо­те­лось, чтобы имен­но этот сми­рен­ный по­движ­ник по­мо­лил­ся за их умер­ших срод­ни­ков. И он, при­зван­ный к вы­со­ко­му цер­ков­но­му слу­же­нию, по люб­ви к лю­дям ни­ко­му не от­ка­зы­вал; он уже при­вык к са­мо­огра­ни­че­нию, к край­не­му са­мо­от­ре­че­нию – од­ним сло­вом, к под­ви­гу, ко­то­рый со­вер­шал­ся уже по­чти неза­мет­но для него са­мо­го. И бе­да, ко­гда у та­ко­го са­мо­от­вер­жен­но­го пас­ты­ря не най­дет­ся че­ло­ве­ка, ко­то­рый бы во­вре­мя за­ме­тил, что все­ми лю­би­мый ба­тюш­ка дав­но пре­вы­сил ме­ру сил че­ло­ве­че­ских и тя­же­ло за­бо­лел. Ве­че­ром, ко­гда отец Ра­фа­ил вер­нул­ся до­мой, ста­ло яс­но, что он бо­лен вос­па­ле­ни­ем лег­ких.

Ели­за­ве­та Бул­га­ко­ва в оче­ред­ной раз при­е­ха­ла к нему, ко­гда он уже бо­лел тре­тий день. В де­вя­том ча­су ве­че­ра она до­бра­лась до его до­ми­ка. Вой­дя, Ели­за­ве­та уви­де­ла, что отец Ра­фа­ил ле­жит на кро­ва­ти, об­ло­жен­ный по на­сто­я­нию быв­ше­го мо­на­стыр­ско­го фельд­ше­ра ком­прес­са­ми. Отец Ра­фа­ил, об­ра­до­вав­шись Ели­за­ве­те, ска­зал: «Я те­бе пись­мо на­пи­сал – возь­ми его».
На сто­ле пе­ред ним ле­жа­ли две от­крыт­ки, на од­ной из них бы­ло на­пи­са­но: «Ли­за, я тя­же­ло бо­лен, при­ез­жай за мной уха­жи­вать». Отец Ра­фа­ил вновь по­вто­рил:
– Возь­ми ее.
– Ба­тюш­ка, да я уже при­е­ха­ла, — воз­ра­зи­ла она. На это отец Ра­фа­ил в тре­тий раз по­вто­рил:
– Возь­ми ее.
Ели­за­ве­та сно­ва на­ча­ла воз­ра­жать:
– Ведь я уже тут, за­чем же брать, ко­гда я уже при­е­ха­ла, – и не взя­ла от­крыт­ку.

В это вре­мя при­шла жен­щи­на про­во­дить ее в дом, где ей и ее боль­ной спут­ни­це пред­сто­я­ло жить. Про­ща­ясь, отец Ра­фа­ил ска­зал:
– Устрой свою боль­ную и по­ско­рей вер­нись ко мне. Ели­за­ве­та за­дер­жа­лась, и ко­гда по­до­шла к две­рям ке­льи стар­ца, то услы­ша­ла сло­ва мо­лит­вы «неуже­ли мне одр сей гроб бу­дет...», но не осо­зна­ла их глу­бо­ко­го и бук­валь­но­го смыс­ла, а лишь по­ду­ма­ла, что это за­кан­чи­ва­ют чи­тать ве­чер­нее пра­ви­ло, по­стес­ня­лась вой­ти и ушла. Утром, вме­сто то­го чтобы по­то­ро­пить­ся к от­цу Ра­фа­и­лу и вы­пол­нить его прось­бу – прий­ти к нему тот­час – ею вче­ра так и не ис­пол­нен­ную, она по­шла на мо­ги­лы оп­тин­ских стар­цев и толь­ко по­том к боль­но­му. В то мгно­ве­ние, ко­гда она вхо­ди­ла в дом, с от­цом Ра­фа­и­лом про­изо­шел ин­сульт – у него па­ра­ли­зо­ва­ло пра­вую сто­ро­ну те­ла и от­ня­лась речь. Весть об этом раз­нес­лась мгно­вен­но – и все близ­кие бро­си­лись с ним про­щать­ся. Ели­за­ве­та пред­ло­жи­ла по­звать вра­ча, но ей на это от­ве­ти­ли ре­ши­тель­ным от­ка­зом, так как мно­гие бы­ли убеж­де­ны, что со­вет­ский врач не толь­ко не бу­дет ле­чить свя­щен­ни­ка, но обя­за­тель­но ему на­вре­дит.

Со­сто­я­ние здо­ро­вья от­ца Ра­фа­и­ла быст­ро ухуд­ша­лось. При­шед­ший на­сто­я­тель Сер­гий Шу­ми­лин при­ча­стил и по­со­бо­ро­вал его. Ели­за­ве­та ни­чем не смог­ла до­ка­зать, что ста­рец сам вы­звал ее за ним уха­жи­вать, она бро­си­лась ис­кать от­крыт­ку к ней от­ца Ра­фа­и­ла – но ее уже не бы­ло. По­ни­мая, что она ищет и как пе­ре­жи­ва­ет, что не мо­жет най­ти, отец Ра­фа­ил же­стом по­до­звал ее к се­бе. Она вста­ла на ко­ле­ни пе­ред кро­ва­тью, он ле­вой ру­кой при­тя­нул ее го­ло­ву, креп­ко при­жал к гру­ди и по­це­ло­вал. При­уго­тов­лен­ный стра­да­ни­я­ми вос­при­ни­мать все как Про­мысл Бо­жий и не на­ста­и­вать ра­ди се­бя на сво­ем, он про­щал всех, ни­ко­го не осуж­дал, всех лю­бя ис­тин­но хри­сти­ан­ской лю­бо­вью.
Вско­ре Ели­за­ве­те во­об­ще за­пре­ти­ли по­се­щать от­ца Ра­фа­и­ла, рас­про­стра­нив слух, что она при­е­ха­ла буд­то бы по­хи­тить ка­кие-то цен­ные ве­щи. Ели­за­ве­та от­пра­ви­лась к иеро­мо­на­ху Ме­ле­тию[i], чтобы тот бла­го­сло­вил по­звать к от­цу Ра­фа­и­лу хо­ро­ше­го вра­ча, но тот от­ве­тил, что ни­че­го нель­зя сде­лать без бла­го­сло­ве­ния на­сто­яте­ля Сер­гия Шу­ми­ли­на. Она об­ра­ти­лась к от­цу Сер­гию, но тот тя­нул и от­кла­ды­вал столь­ко, что вся­кая вра­чеб­ная по­мощь ста­ла уже за­поз­да­лой.

По­сле то­го как отец Ра­фа­ил по­те­рял дар ре­чи, со­сто­я­ние его здо­ро­вья ста­ло стре­ми­тель­но ухуд­шать­ся, и 19 июня 1957 го­да он скон­чал­ся.
Ока­зав­шись слиш­ком вне­зап­ной, кон­чи­на стар­ца по­тряс­ла мно­гих. Ко­гда от­ца Ра­фа­и­ла хо­ро­ни­ли, то гроб с его те­лом по­чти в те­че­ние це­ло­го дня дви­гал­ся от до­ма до клад­би­ща, столь­ко лю­дей хо­те­ло про­стить­ся со стар­цем; лю­ди, со­вер­шен­но, ка­за­лось бы, не­зна­ко­мые, оста­нав­ли­ва­лись на ули­це, по­ра­жен­ные необыч­ным на­стро­ем лю­дей, иду­щих в про­цес­сии, и, ко­гда узна­ва­ли, что это несут от­ца Ра­фа­и­ла, при­со­еди­ня­лись к ним, так как для мно­гих он был бла­го­тво­ри­те­лем, по­мощ­ни­ком и мо­лит­вен­ни­ком, ти­хим, сми­рен­ным и неж­ным, как мать, за­ступ­ни­ком пред Бо­гом и в то же вре­мя по­ры­ви­стым, ка­те­го­рич­ным и стро­гим в во­про­сах, в ре­ли­ги­озном и нрав­ствен­ном от­но­ше­нии прин­ци­пи­аль­ных, ве­ли­кий сво­им ис­по­вед­ни­че­ским по­дви­гом и вер­но­стью Ма­те­ри Церк­ви и ее гла­ве Хри­сту.

Иеро­мо­нах Ра­фа­ил был по­гре­бен на ста­ром клад­би­ще в го­ро­де Ко­зель­ске. Но по­двиг ис­по­вед­ни­ка и пас­ты­ря не укрыл­ся от Церк­ви – его имя вклю­че­но в Со­бор но­во­му­че­ни­ков и ис­по­вед­ни­ков Рос­сий­ских для об­ще­цер­ков­но­го по­чи­та­ния. 22 июня 2005 го­да по бла­го­сло­ве­нию Свя­тей­ше­го Пат­ри­ар­ха Алек­сия II бы­ли об­ре­те­ны мо­щи пре­по­доб­но­ис­по­вед­ни­ка Ра­фа­и­ла, ко­то­рые ныне на­хо­дят­ся в Пре­об­ра­жен­ском хра­ме Оп­ти­ной пу­сты­ни.

Проводы отца Рафаила.

Мощи преподобноисповедника Рафаила. Оптина Пустынь.Преображенская церковь

Игу­мен Да­мас­кин (Ор­лов­ский)

«Жи­тия но­во­му­че­ни­ков и ис­по­вед­ни­ков Рос­сий­ских ХХ ве­ка. Июнь».
Тверь. 2008. С. 34-72.

При­ме­ча­ния

[a] Ныне се­ло Ве­ли­ко­ми­хай­лов­ка Но­во­ос­коль­ско­го рай­о­на Бел­го­род­ской об­ла­сти.
[b] Ныне го­род Крас­но­ви­шерск Перм­ской об­ла­сти.
[c] Му­че­ни­ца Та­ти­а­на (Грим­блит); па­мять 10/23 сен­тяб­ря.
[d] За­клю­чен­ный то­го же ла­ге­ря.
[e] О нем см. по­дроб­но: Жи­тия но­во­му­че­ни­ков и ис­по­вед­ни­ков Рос­сий­ских ХХ ве­ка, со­став­лен­ные игу­ме­ном Да­мас­ки­ным (Ор­лов­ским). Ап­рель. Тверь, 2006. С. 332.
[f] Пред­смерт­ная мо­лит­ва свя­то­го му­че­ни­ка Ев­стра­тия, чи­та­е­мая на по­лу­нощ­ни­це суб­бот­ней.
[g] Пре­по­доб­но­му­че­ник Пан­те­ле­и­мон (в ми­ру Па­вел Ти­мо­фе­е­вич Ар­жа­ных); па­мять 16/29 но­яб­ря.
[h] Свя­щен­но­му­че­ник Сер­гий (Ме­чев); па­мять 24 де­каб­ря/6 ян­ва­ря.
[i] Бар­ми­ну

[1] АОП. Фонд но­во­му­че­ни­ков и ис­по­вед­ни­ков.
[2] В те­че­ние ме­ся­ца вла­сти про­из­во­ди­ли рас­сле­до­ва­ние об­сто­я­тельств воз­му­ще­ния кре­стьян. «...в 10-11 ча­сов дня, – пи­са­лось в до­ку­мен­тах рас­сле­до­ва­ния, – ми­ли­ци­о­нер Чи­нен­ков, про­из­во­дя об­ход ба­за­ра и про­ве­ряя раз­ре­ше­ние у кре­стьян, тор­гу­ю­щих мя­сом, на пра­во убоя ско­та, оста­но­вил­ся воз­ле по­воз­ки граж­да­ни­на де­рев­ни Бо­го­ро­диц­кой Пе­ре­мышль­ско­го рай­о­на Ка­луж­ско­го ок­ру­га Сви­ри­на Н. и по­тре­бо­вал у него предъ­явить раз­ре­ше­ние сель­со­ве­та об убое ко­ро­вы на мя­со... Ко­гда же Сви­рин ска­зал, что убой ко­ро­вы ему раз­ре­шил пред­се­да­тель сель­со­ве­та, ко­то­рый на­хо­дит­ся здесь же, на ба­за­ре, и ми­ли­ци­о­нер мо­жет по­лу­чить от него лич­но справ­ку... ми­ли­ци­о­нер Чи­нен­ков спра­вил­ся у граж­да­ни­на, ко­то­ро­го Сви­рин на­звал пред­се­да­те­лем сель­со­ве­та... и ко­гда этот граж­да­нин под­твер­дил сло­ва Сви­ри­на, ми­ли­ци­о­нер по­тре­бо­вал от него до­ку­мен­ты, удо­сто­ве­ря­ю­щие, что он пред­се­да­тель сель­со­ве­та, но по­след­ний их не имел; по­сле это­го ми­ли­ци­о­нер пред­ло­жил Сви­ри­ну сле­до­вать за ним в управ­ле­ние ми­ли­ции для со­став­ле­ния про­то­ко­ла, Сви­рин ка­те­го­ри­че­ски от­ка­зал­ся; то­гда за­вя­зал­ся меж­ду ни­ми спор, и, так как Сви­рин ни в ко­ем слу­чае не сог­ла­шал­ся ид­ти в управ­ле­ние ми­ли­ции... ми­ли­ци­о­нер взял его за ру­ку и по­пы­тал­ся, при­ме­няя физи­че­ское воз­дей­ствие, все же от­ве­сти его в ми­ли­цию. То­гда Сви­рин стал ока­зы­вать со­про­тив­ле­ние... ми­ли­ци­о­нер дал сви­сток, Сви­рин под­нял крик. На по­мощь ми­ли­ци­о­не­ру Чи­нен­ко­ву по­до­шла ми­ли­ци­о­нер Ко­чер­ги­на, и ко­гда они сно­ва по­пы­та­лись по­ве­сти Сви­ри­на в ми­ли­цию, гру­бо дей­ствуя по от­но­ше­нию к нему, то здесь же быст­ро со­бра­лась боль­шая мас­са при­сут­ству­ю­щих на ба­за­ре кре­стьян, окру­жив ми­ли­ци­о­не­ров и Сви­ри­на... Ми­ли­ци­о­не­ры... не учи­ты­вая скла­ды­ва­ю­щей­ся об­ста­нов­ки... пы­та­лись от­ве­сти Сви­ри­на в управ­ле­ние ми­ли­ции...
Со­брав­ша­я­ся мас­са кре­стьян, вы­ра­жая со­вер­шен­но за­кон­ное недо­воль­ство гру­бы­ми дей­стви­я­ми ми­ли­ци­о­не­ров, ста­ла тре­бо­вать на­ка­за­ния их.
На­чаль­ник рай­ми­ли­ции, ко­то­рый узнал о про­ис­хо­дя­щих со­бы­ти­ях... при­был к ме­сту. Учтя скла­ды­ва­ю­щу­ю­ся об­ста­нов­ку, он здесь же ото­звал ми­ли­ци­оне­ров и при­ка­зал осво­бо­дить Сви­ри­на... Недо­воль­ство кре­стьян уси­ли­ва­лось, и до­ста­точ­но бы­ло по­явить­ся на ба­за­ре аген­ту УРО Ар­хи­по­ву в штат­ской одеж­де, ко­то­рый шел со стан­ции и ни­че­го не по­до­зре­вал о со­бы­ти­ях, как недо­воль­ство ста­ло пе­ре­хо­дить в от­кры­тые дей­ствия, кре­стьяне сра­зу же ок­ру­жи­ли Ар­хи­по­ва и... ста­ли кри­чать: «При­шел шпи­о­нить, бей его». Ар­хи­пов рас­те­рял­ся, про­из­вел вверх два вы­стре­ла, это еще боль­ше воз­бу­ди­ло недо­воль­ство кре­стьян и да­ло пи­щу клас­со­во-враж­деб­но­му эле­мен­ту. Ар­хи­пов бро­сил­ся бе­жать к зда­нию ми­ли­ции...
Зна­чи­тель­ная же часть парт­ор­га­ни­за­ции ра­бот­ни­ков рай­ко­ма, РИКа, ор­га­нов ми­ли­ции, вме­сто то­го чтобы при­нять ме­ры к то­му, чтобы рас­се­ять тол­пу, по­ве­дя разъ­яс­ни­тель­ную ра­бо­ту, рас­те­ря­лись, уда­ри­лись в па­ни­ку, пой­дя по ли­нии глав­ным об­ра­зом адми­ни­стра­тив­ных мер, и тем са­мым ослож­ни­ли об­ста­нов­ку. Ра­бот­ни­ки ми­ли­ции вы­зва­ли де­жур­ный взвод крас­но­ар­мей­цев, зам­сек­ре­та­ря рай­ко­ма ВКП(б) по­зво­нил в штаб пол­ка... про­ся при­нять ме­ры и ока­зать по­мощь, ко­мен­дант го­ро­да по те­ле­фо­ну пе­ре­дал в окр<уж­ной> адм<ини­стра­тив­ный> от­дел па­ни­че­ские све­де­ния...
В ре­зуль­та­те рас­те­рян­но­сти ор­га­ни­за­ции воз­ле ми­ли­ции со­бра­лось 700-1000 кре­стьян и ста­ли тре­бо­вать рас­пра­вы с ми­ли­ци­ей, де­лая воз­гла­сы: «на без­за­ко­ние от­ве­тим без­за­ко­ни­ем»; но через несколь­ко вре­ме­ни в ми­ли­цию при­был пред­се­да­тель РИКа с тем, чтобы убе­дить кре­стьян в том, что со сто­ро­ны РИКа бу­дут при­ня­ты ме­ры к ви­нов­ным, и про­сил разой­тись. Пер­во­на­чаль­но тол­па не да­ва­ла го­во­рить ему, за­тем утих­ла. В это вре­мя к зда­нию ми­ли­ции при­бы­ло от­де­ле­ние крас­но­ар­мей­цев око­ло один­на­дца­ти че­ло­век, по­стро­ив­шись ше­рен­гой око­ло зда­ния ми­ли­ции, что сно­ва вы­зва­ло уси­лен­ное воз­буж­де­ние – недо­воль­ство кре­стьян... Раз­да­лись вы­кри­ки: «Так вот вы как нас хо­ти­те успо­ка­и­вать во­ору­жен­ной си­лой, как и рань­ше при ца­ре», а неко­то­рые из кре­стьян об­ра­ти­лись к крас­но­ар­мей­цам с та­ки­ми сло­ва­ми: «То­ва­ри­щи крас­но­ар­мей­цы, неуже­ли вы бу­де­те сво­их от­цов стре­лять?» По­сле это­го крас­но­ар­мей­цы бы­ли уда­ле­ны, пред­се­да­тель РИКа сно­ва при­звал к по­ряд­ку со­брав­ших­ся кре­стьян, сде­лал разъ­яс­не­ние, и при по­мо­щи... пар­тий­цев и ком­со­моль­цев кре­стьяне бы­ли успо­ко­е­ны и разо­шлись от зда­ния адм<ини­стра­тив­но­го> от­де­ла...
Ос­нов­ной при­чи­ной со­бы­тий на ба­за­ре яв­ля­ют­ся мас­со­вые пе­ре­ги­бы парт­ли­нии по от­но­ше­нию к се­ред­ня­ку, до­пу­щен­ные парт­ор­га­ни­за­ци­ей и со­вор­га­на­ми в мо­мент про­ве­де­ния хле­бо­за­го­то­вок, са­мо­об­ло­же­ния, зай­ма, кол­лек­ти­ви­за­ции сель­ско­го хо­зяй­ства и ле­со­за­го­то­вок, вы­ра­жа­ю­щи­е­ся в неза­кон­ных аре­стах бед­ня­ков и се­ред­ня­ков, в мас­со­вом при­вле­че­нии их к уго­лов­ной и адми­ни­стра­тив­ной от­вет­ствен­но­сти, вплоть до пол­ных се­ле­ний, мед­ли­тель­ность, а в ря­де слу­ча­ев упор­ство­ва­ния с ис­прав­ле­ни­ем до­пу­щен­ных оши­бок и лик­ви­да­ции по­след­ствий их...
Боль­шое ко­ли­че­ство ли­шен­цев (боль­ше ты­ся­чи че­ло­век), мо­на­хов, тор­гов­цев, ма­ло­чис­лен­ность про­ле­тар­ской про­слой­ки и в це­лом ме­щан­ско-обы­ва­тель­ская сре­да Ко­зель­ска... со­зда­ют та­кие усло­вия, ко­то­рые мог с успе­хом ис­поль­зо­вать клас­со­вый враг, и по­сколь­ку Ко­зельск яв­ля­ет­ся тор­го­вым цен­тром, то еже­не­дель­но в го­род со­би­ра­ют­ся боль­шие мас­сы кре­стьян... На­ря­ду с тор­гов­лей уси­лен­но про­во­дят аги­та­ци­он­ную ра­бо­ту про­тив по­ли­ти­ки пар­тии и со­ввла­сти. И вся­кие недо­воль­ства, про­яв­ля­е­мые со сто­ро­ны бед­но­ты и се­ред­ня­ков, клас­со­вый враг ис­поль­зу­ет... Недо­воль­ство кре­стьян, вы­зван­ное гру­бы­ми и нетак­тич­ны­ми дей­стви­я­ми ми­ли­ци­о­не­ров, бы­ло ис­поль­зо­ва­но клас­со­вым вра­гом; о том, что эта де­мон­стра­ция под­го­тов­ля­лась ку­ла­ка­ми и тор­гов­ца­ми за­ра­нее – ска­зать нель­зя, дан­ных для та­ко­го утвер­жде­ния не име­ет­ся, и да­же на­обо­рот: су­дя по хо­ду раз­ви­ва­ю­щих­ся со­бы­тий, клас­со­вый враг, про­во­дя уси­лен­но аги­та­цию про­тив по­ли­ти­ки пар­тии и со­ввла­сти, дан­ный кон­крет­ный слу­чай ис­поль­зо­вал толь­ко в ре­зуль­та­те его по­яв­ле­ния...» (АОП. Фонд но­во­му­че­ни­ков и ис­по­вед­ни­ков.)
В ре­зуль­та­те этих рас­сле­до­ва­ний ста­ло яс­но, что мо­на­хи, жи­ву­щие в Ко­зель­ске, не при­част­ны к бес­по­ряд­кам. Все слу­чи­лось, как это ча­сто бы­ва­ет, в ре­зуль­та­те дей­ствий са­мих вла­стей. Но вла­сти, вос­поль­зо­ва­лись слу­чив­шим­ся и об­ви­ни­ли в под­го­тов­ке и ор­га­ни­за­ции воз­му­ще­ния ту часть на­ро­да, ко­то­рую они счи­та­ли наи­бо­лее раз­ви­той, со­зна­тель­ной и мо­гу­щей вы­ра­бо­тать и пе­ре­дать дру­гим свое суж­де­ние об окру­жа­ю­щей дей­стви­тель­но­сти – мо­на­хов, тор­гов­цев и неза­ви­си­мых за­жи­точ­ных кре­стьян. Спу­стя два с по­ло­ви­ной ме­ся­ца по­сле рас­сле­до­ва­ния ОГПУ при­сту­пи­ло к аре­стам по­тен­ци­аль­ных вра­гов.
[3] УФСБ Рос­сии по Ка­луж­ской обл. Д. П-13910, л. 440.
[4] Там же. Л. 468.
[5] Там же. Л. 525.
[6] «...Мне не ра­дость су­лит эта жизнь на зем­ле –
Я ре­шил ведь ид­ти за То­бою,
И в на­гра­ду за то, что слу­жил я Те­бе,
Мир по­кро­ет ме­ня кле­ве­тою.
Но во имя Твое все го­тов я тер­петь –
Хоть сплош­ное нена­стье най­ду.
За Те­бя, мой Гос­подь, я го­тов уме­реть,
За Те­бя на стра­да­нье пой­ду.
Мир не по­нял ме­ня и над скор­бью свя­той,
Что в сво­ей за­та­ил я гру­ди,
По­сме­ет­ся шу­тя и, сме­ясь над То­бой,
При­го­то­вит мне крест впе­ре­ди.
Но го­тов я слу­жить всей ду­шою Те­бе –
Пусть вра­ги мне дру­зья все мои;
Ути­ши мою скорбь, мир уста­лой ду­ше
Нис­посли в на­ши тяж­кие дни.
Пусть осу­дят ме­ня и не бу­дет дру­зей,
Я с То­бою оста­нусь все­гда, –
Толь­ко будь нераз­лу­чен с ду­шою мо­ей,
По­мо­ги вы­пить ча­шу до дна.
Я от­ра­ду на­шел у Кре­ста Тво­е­го,
Я уж в ми­ре от ми­ра ушел,
Мой ду­шев­ный по­кой, все от­дал за него,
Но за­то ведь Те­бя я на­шел.
Не сле­за­ми, а кро­вью все ра­ны Твои,
Мой Спа­си­тель, го­тов я омыть:
Я мо­лю – пусть на­ста­нут же дни,
Чтоб и жизнь за Те­бя по­ло­жить».
(ИЦ МВД Мос­ков­ской обл. Д. СО-32909, л. 4-5. (Ср. Му­че­ни­ца Та­ти­а­на (Грим­блит). Сти­хо­тво­ре­ния. М., 2006. С. 85-86.)
[7] УФСБ Рос­сии по Ка­луж­ской обл. Д. П-13910, л. 2.
[8] Там же. Л. 53.
[9] АОП. Фонд но­во­му­че­ни­ков и ис­по­вед­ни­ков.
[10] Там же.
[11] Там же.
[12] Ар­хи­епи­скоп Ва­си­лий (Ва­си­лий Ми­хай­ло­вич Рат­ми­ров) ро­дил­ся в 1887 го­ду в ст.Но­во­ве­лич­ков­ской Ека­те­ри­но­дар­ской губ. В 1908 го­ду окон­чил Став­ро­поль­скую Ду­хов­ную се­ми­на­рию и в 1909 го­ду ру­ко­по­ло­жен во свя­щен­ни­ка. Слу­жил свя­щен­ни­ком в г.Ей­ске в 1918-1920 го­дах, в то вре­мя, ко­гда эта тер­ри­то­рия бы­ла за­ня­та бе­лы­ми. По­сле при­хо­да сю­да боль­ше­ви­ков стал тес­но со­труд­ни­чать с ор­га­на­ми ГПУ. В 1921 го­ду хи­ро­то­ни­сан, по его сло­вам, не под­твер­жден­ным по­ка ни­ка­ки­ми до­ку­мен­та­ми, во епи­ско­па Ей­ско­го, ви­ка­рия Став­ро­поль­ской епар­хии. В 1922 го­ду же­нил­ся и пе­ре­шел к об­нов­лен­цам и был на­зна­чен ими «ар­хи­епи­ско­пом» Ар­ма­вир­ским и Май­коп­ским, а в 1935 го­ду – «мит­ро­по­ли­том» Кур­ским, и на этом по­сту нема­ло при­нес зла пра­во­слав­ным. Он, впро­чем, не скры­вал сво­е­го без­бо­же­ства, хо­дил по Кур­ску «бри­тым, в граж­дан­ском ко­стю­ме, с па­пи­ро­сой в зу­бах... с же­ной под руч­ку, не толь­ко по го­ро­ду, но и в цер­ковь» (ГАРФ. Ф. Р-6991, оп. 7, д. 22, л. 9).
В 1938 го­ду Рат­ми­ров был на­зна­чен управ­ля­ю­щим де­ла­ми и зав­хо­зом об­нов­лен­че­ско­го Си­но­да; жил он в од­ном до­ме с пер­во­и­е­рар­хом об­нов­лен­цев «мит­ро­по­ли­том» Ви­та­ли­ем Вве­ден­ским. В на­ча­ле июля 1938 го­да НКВД стал арес­то­вы­вать и вер­ных вла­стям об­нов­лен­цев, ко­то­рые на до­про­сах ого­во­ри­ли Рат­ми­ро­ва, и 22 июля он был неожи­дан­но для се­бя аре­сто­ван и 31 июля вы­зван на до­прос. Он объ­яс­нил­ся со сле­до­ва­те­ля­ми, и на сле­ду­ю­щий день де­ло бы­ло пре­кра­ще­но; 2 ав­гу­ста на­чаль­ник 4-го от­де­ла 1-го управ­ле­ния НКВД на­пра­вил на­чаль­ни­ку 4-го от­де­ла УНКВД по МО слу­жеб­ную за­пис­ку: «Про­сим осво­бо­дить из-под стра­жи Рат­ми­ро­ва Ва­си­лия Ми­хай­ло­ви­ча. Рат­ми­ров наш агент» (ГАРФ. Ф. 10035, д. П-4962, л. 24).
В 1939 го­ду Рат­ми­ров снял сан и по­сту­пил в со­вет­ское учре­жде­ние бух­гал­те­ром. С на­ча­лом Ве­ли­кой Оте­че­ствен­ной вой­ны НКВД вновь при­влек его к ра­бо­те, и 17 июля 1941 го­да, по со­гла­со­ва­нию с Пат­ри­ар­шим Ме­сто­блю­сти­те­лем мит­ро­по­ли­том Сер­ги­ем (Стра­го­род­ским), он был назна­чен епи­ско­пом Жи­то­мир­ским. (Па­вел Су­до­пла­тов. Спе­цо­пе­ра­ции Лу­бян­ка и Кремль 1930-1950 го­ды. М., 2003. С. 251).
Жи­то­мир к это­му вре­ме­ни был за­хва­чен нем­ца­ми, и 27 ав­гу­ста 1941 го­да епи­скоп Ва­си­лий по­лу­чил на­зна­че­ние в Ка­ли­нин, где за­ни­мал­ся во вре­мя ок­ку­па­ции го­ро­да немец­ки­ми вой­ска­ми внед­ре­ни­ем в цер­ков­ную сре­ду под ви­дом свя­щен­но­слу­жи­те­лей со­труд­ни­ков НКВД. В 1942 го­ду мит­ро­по­лит Сер­гий воз­вел его в сан ар­хи­епи­ско­па, а в 1943-м — на­зна­чил ар­хи­епи­ско­пом Ка­ли­нин­ским и Смо­лен­ским. Ар­хи­епи­скоп Ва­си­лий за­ни­мал­ся при­е­мом в клир лю­дей, быв­ших в ок­ку­па­ции, вы­да­вая неко­то­рым из них за опре­де­лен­ную мзду, без ру­ко­по­ло­же­ния, справ­ки, что они на­прав­ля­ют­ся в те или иные при­хо­ды свя­щен­ни­ка­ми. 30 де­каб­ря 1946 го­да он был уво­лен на по­кой по бо­лез­ни. (ГАРФ. Ф. Р-6991, оп. 7, д. 22, л. 16.) «По при­ка­зу Ста­ли­на... по­сле вой­ны был на­граж­ден зо­ло­ты­ми ча­са­ми и ме­да­лью... ру­ко­во­див­шие его ра­бо­той и на­хо­див­ши­е­ся вме­сте с ним в немец­ком ты­лу под ви­дом свя­щен­но­слу­жи­те­лей... офи­це­ры... по­лу­чи­ли бо­е­вые ор­де­на». (Па­вел Су­до­пла­тов. Спе­цо­пе­ра­ции Лу­бян­ка и Кремль 1930-1950 го­ды. М., 2003. С. 252-253.)
[13] ГАКО. Ф. Р-3501, оп. 1, д. 319, л. 13.
[14] Ка­луж­ское епар­хи­аль­ное управ­ле­ние. Лич­ное де­ло про­то­и­е­рея Сер­гия Ге­ор­ги­е­ви­ча Шу­ми­ли­на.
[15] ГАРФ. Ф. Р-6991, оп. 1, д. 327, л. 22.
[16] Там же. Д. 486, л. 24-25.
[17] Там же. Л. 43.
[18] ГАКО. Ф. Р-3501, оп. 1, д. 317, л. 19.
[19] ГАРФ. Ф. Р-6991, оп. 1, д. 486, л. 18.
[20] УФСБ Рос­сии по Ка­луж­ской обл. Д. П-13573, л. 92.
[21] АОП. Фонд но­во­му­че­ни­ков и ис­по­вед­ни­ков.
[22] Там же.
[23] Там же.
[24] Там же.
[25] Там же.
[26] Там же.
[27] Путь на небо – через Гол­го­фу. Оп­тин­ский ста­рец Ра­фа­ил (Шей­чен­ко). Вос­по­ми­на­ния. Пись­ма. М., 2005. С. 50.
[28] Там же. С. 54-56.
[29] АОП. Фонд но­во­му­че­ни­ков и ис­по­вед­ни­ков.
[30] ГАКО. Ф. Р-3501, оп. 1, д. 317, л. 24.
[31] АОП. Фонд но­во­му­че­ни­ков и ис­по­вед­ни­ков.
[32] Там же.
[33] Путь на небо – через Гол­го­фу. Оп­тин­ский ста­рец Ра­фа­ил (Шей­чен­ко). Вос­по­ми­на­ния. Пись­ма. М., 2005. С. 53.
[34] Там же. С. 59-63.
[35] Аль­ма­нах «На­деж­да». 1989. № 15. С. 197-198, 202.

Ис­точ­ник: http://www.fond.ru/

Тропарь преподобноисповеднику Рафаилу Оптинскому (Шейченко)

глас 1

Ве́рный учени́к Христа́ да́же до сме́рти быв, преподо́бне Рафаи́ле испове́дниче приснопа́мятне, по́двиги бо поста́ и кро́вию муче́ний зе́млю Ру́сскую освяти́л еси́. Те́мже и мы, ча́да твоя́, любо́вию вопие́м ти: сла́ва Да́вшему ти кре́пость, сла́ва Венча́вшему тя, сла́ва Просла́вльшему тя с новому́ченики и испове́дники Росси́йскими.

https://azbyka.ru/days/sv-rafail-shejchenko