Предостережение от духовной поверхностности и беспечности, содержащее также краткое рассмотрение того, какова связь между освящением и оправданием, равно как и того, что относится к Закону, а что – к Евангелию

У Тебя прощение,

да благоговеют пред Тобою.

(Пс. 129, 4)
 

Предисловие переводчика

Данный трактат является одним из наиболее эмоциональных и быстро написанных текстов Терстегена. Основное его содержание – обличительное (несмотря на то, что сам автор во введении просит не рассматривать своё сочинение как полемическое). Обличение это направлено на последователей графа Николая Людвига фон Цинцендорфа (1700 – 1760), пиетиста, выдающегося религиозного деятеля, проповедника и поэта. В 1722 г. в принадлежащем ему поместье Бертельсдорф Цинцендорф основал общину, названную им «Гернгут» (Herrnhut – «под защитой Господней»). Её составляли главным образом гонимые от римо-католиков моравские «Чешские братья», к которым впоследствии присоединялись все, кто за неправомыслие был изгоняем из своих «официальных» церквей. Формально гернгутская община (точнее говоря, её глава граф Цинцендорф) принадлежала Лютеранской Церкви. Не входя в подробное исследование вопроса, нужно отметить, что взгляды Цинцендорфа в продолжение его жизни изменялись: пиетистские воззрения и достаточно широкий подход ко многим сторонам церковной жизни со временем уступали место более строгому и ортодоксальному лютеранству. Но гернгутским общинам, широко распространявшимся, оставался свойственен именно первоначальный цинцендорфовский взгляд на церковную и духовную жизнь, который в дальнейшем всё больше сменялся легковесностью и поверхностностью. В известном смысле гернгутеров можно считать родоначальниками современного неопротестантизма с его очень упрощённым подходом к духовной жизни: стоит только уверовать – и дело спасения уже совершено. Надо сказать, что в сегодняшнем расхожем сознании именно таким образом воспринимается весь протестантизм; на самом деле это совсем не так. Первоначальный протестантизм – очень серьёзное и глубокое духовное явление, и только с XIX века мы видим развитие тех тенденций, которые привели к нынешнему размыванию и «снижению уровня» этой христианской деноминации. Трактат Терстегена представляет собой один из первых образцов полемики «строгого» протестантизма с протестантизмом «облегчённым». При этом автор сохраняет и весьма глубоко – в духе традиции Древней Церкви, с привлечением многочисленных цитат св. отцов – разъясняет главные особенности протестантского вероучения: об оправдании и освящении, о приоритете веры, о законе и благодати, о новом рождении свыше и т.д.

Здесь нужно отметить ещё и следующее обстоятельство. Терстеген, будучи чрезвычайно уравновешенным и здравомыслящим церковным мыслителем, всегда придерживался того, что С. С. Аверинцев называл «принципом лодки». А именно: если человек видит, что все, находящиеся в лодке, сгрудились на одной её стороне, он просто обязан, ради сохранения не только себя, но и всех, кто в лодке, перейти на другую сторону, чтобы уравновесить лодку. Такое стремление к уравновешиванию, даже посредством противопоставления своих взглядов мнению большинства, заметно в 4-м трактате, где Терстеген, видя излишнюю «сухость» протестантизма по отношению к экстраординарным духовным явлениям, становится на их защиту – но при этом не забывая подчеркнуть важность и духовного трезвения. «Принцип лодки» особенно ярко проявляется и в настоящем трактате. Когда большинство переходят на сторону «лёгкой веры», Терстеген считает своим долгом обратить внимание на другой аспект христианства – необходимость деятельного исполнения заповедей Христовых. При этом, защищая закон Божий, Терстеген не отрицает исходный постулат протестантизма о спасении только верой и только благодатью, но лишь настаивает на том, что истинное христианство чуждо крайностей, и христианин должен идти царским, средним путём.

Первоначально данный текст появился в виде письма, направленного одному голландскому адресату (в Рейнской Германии гернгутеры преследовались, в Голландии они существовали свободно), датированное 19-м июля 1746 г. Очевидно, что Терстеген придавал большое значение этому письму, потому что в том же году он переделал его в трактат и сам опубликовал (обычно он не был инициатором публикаций своих сочинений).

Православному читателю, несомненно, будет интересно, как «настоящий» протестант безжалостно обличает зарождающийся неопротестантизм (в том числе обильно цитируя св. отцов); думаю, что и современным протестантам будет небесполезно ознакомиться с важной страницей истории своей деноминации.

Разделение текста и подзаголовки не авторские, взяты из книги: Gerhard Tersteegen. Ich bete an der Macht der Liebe. Gießen, 1997, S. 226. Как и в предыдущих трактатах, примечания, не взятые в квадратные скобки – авторские, в скобках – переводчика.
 

ВВЕДЕНИЕ

Предлагающееся ныне вашему вниманию написанное на голландском языке частное послание не предназначалось для печати. Однако очень скоро оно, без указания лица, коему было адресовано, разошлось по рукам, и не только многократно было переписываемо, но и – без моего ведома – не раз переводимо на немецкий язык. Поскольку в силу этого оно перестало быть личным письмом, то я больше не вижу причин отклонять желание многих моих друзей, дабы оно было напечатано и широко распространяемо, как, собственно, это уже и произошло с голландским текстом письма.

Хочу подчеркнуть здесь, что я составлял это письмо не как полемическое сочинение, направленное против некоторых людей, и не хотел бы, чтобы оно рассматривалось и использовалось как таковое. Моим намерением было исключительно предостережение против духовной беспечности и поверхностности и иных заблуждений этого рода, у кого бы и где бы они ни обнаружились, дабы мои размышления, по благодати Божией, могли бы послужить одним для вразумления, а другим – для утверждения в истине. Дух благодати и назидания Сам да расположит каждого к достодолжному пониманию тех мест сего письма, которые необходимы именно для него.

Поскольку это письмо было написано на голландском языке, то и цитаты из Писания приводятся по большей части по голландскому уточнённому переводу; о чём считаю необходимым уведомить благосклонного читателя.

В качестве назидательного предисловия приведём следующие глубокомысленные стихотворные строки г-на Йодокуса ван Лоденстейна (некогда знаменитого – ради своего выдающегося благочестия – проповедника из Утрехта)[1]:   

1. Христианство, бедное, запутавшееся,

служит Богу, и не знает само, зачем.

Оно хочет извлечь для себя выгоду,

и, хотя ищет, но не находит Спасителя,

так как ищет Его только для того, чтобы на Суде

Он был ему покровом и защитой.

Но Агнец пришёл

взять на Себя тех, кто повреждён грехом

и сущностно приобщить их Себе чрез их самоотвержение.

2. Отречься от себя для людей – это очень горько.

Они мечтают достигнуть спасения в будущем веке

посредством Иисуса;

любить же Тебя (что, о Боже,

дарует уже здесь человеку небо при его покаянии и крестах) –

это учение ныне умерло,

хотя Сын Твой

возвестил его словом Своим во всех концах земли

и ясно явил в прообразе Своём.

3. Что наше спасение состоит в том,

чтобы утишить волю, чувства и душевные движения

и отвергнуть всякую похоть,

чтобы возненавидеть самого себя

и возлюбить Бога, –

этого ныне никто не может вместить.

Люди хотят исполнять свою волю,

и даже в служении Богу

ищут только своего.

 I

[Освящение человека не есть одномоментное действие] 

1. Возлюбленный о Господе Иисусе, нашей славе и нашем единственном уповании, друг мой N! Я бы хотел несколько более подробно изложить свои мысли о предметах, которые в Вашем письме привлекли моё особое внимание – а именно, что некоторые души, как Вы пишете, ничего не желают слышать о тех или иных приуготовлениях для достижения единения с Богом, равно как и о деятельном пребывании в самоотвержении; всё сие они считают только Законом, а не Евангелием. Вы полагаете, что это решительно противоречит тому, о чём говорит Апостол Павел, а именно, что закон есть детоводитель ко Христу (Гал. 3, 24) и проч. При сем Вы надеетесь, что здесь, у нас, в понимании этого учения дело обстоит лучше, чем в Голландии.

2. Что касается последнего, то я должен сказать: да, слава Богу! Во всей Рейнской области в этом отношении положение вещей лучше, чем у вас, хотя в других вопросах христианского учения и у нас наличествуют разные заблуждения. Среди людей, которых коснулось духовное пробуждение, ничего не слышно об этом новом евангелии[2], отрицающем всякое самоотвержение, деятельное постоянство в последовании Христу и постепенность продвижения в духовном освящении. Да, у нас от сердца веруют, что только через Кровь Христову мы получаем оставление грехов (1 Ин. 1, 7) и дерзновение приближаться к Богу, по богатству благодати Его[3] (Евр. 10, 19; Еф. 1, 7). Но также веруют у нас и в то, что Тот, Кто посвятил Себя за нас, также поистине хочет освятить и нас самих (Ин. 17, 19), дабы чрез дарование нам Своего Духа и благодати уготовить нас в жилище Богу по богатству Своей славы (Еф. 3, 16-17), – равно как веруют у нас и в то, что имеющие такие обетования и надежду должны, силой именно этой благодати, очистить себя от всякой скверны плоти и духа, совершая своё освящение в страхе Божием (2 Кор. 7, 1). Одним словом: мы стоим на том, что Христос сделался для нас от Богане только премудростью и оправданием, но и освящением и спасением (1 Кор. 1, 30). Посему необходимо, чтобы то, что содержит всеми нами принимаемое учение, непременно было осуществляемо чрез самое усердное делание.

3. Когда я пишу слово «делание», то я хорошо понимаю, что те, кто ничего не хочет слышать об отвержении себя, также осудят и понятие «делания», как якобы принадлежащее к области Закона. Но не о делании ли говорит Апостол Павел, назидая Тимофея, чтобы он упражнял себя в благочестии (1 Тим. 4, 7), воинствовал, как добрый воин Христов (1 Тим. 1, 18), подвизался добрым подвигом веры (1 Тим. 6, 12), и т.д.? О, как прискорбно, что люди – и благочестивые люди! – так легко скатываются в крайности! А ведь истина недолго останется истиной, если слишком накренять её только на одну сторону.

4. Некогда, чтобы отвергнуть иудейское оправдание делами и утвердить оправдание во Христе, нужен был Павел. А в наше время нужны Пётр и Иаков, дабы указать нам Духом Святым на то, что написанное по данной ему премудрости возлюбленнымими братом Павлом не всегда понимается правильно, но то извращается, а то доводится до крайности (2 Петр. 3, 15-16). Однако истина должна всегда оставаться истиной. Я ясно вижу коварство врага нашего спасения при нынешних «битвах с Законом». Драгоценнейшая заслуга Христова, Его Кровь, Его раны – прекрасный повод для диавола, чтобы чрез поверхностно понимаемое, «удобное» Евангелие уничтожить Крест Христов и отвратить духовно пробуждаемые души от святого делания внутреннего христианства, от его силы и сока и от живого опыта богообщения, обретающегося в этом делании. Намерение врага – выманить человека на уровень тех или иных переливов чувств, в то время как глубинное наше повреждение остаётся непознанным и неумерщвлённым. Поэтому в наши дни служители Божии должны особенно стараться, чтобы возвещать Христа и Его Евангелие всесторонне, в полноте, тем более, когда они имеют дело с живым сердечным обращением человека к Богу. Им надлежит настаивать на необходимости внутрь-пребывания во Христе, отвержения себя и истинного освящения, без которых, вне всякого сомнения, никто не увидит лица Божия (Евр. 12, 14).            

II

[Четвероякое состояние человека по блаж. Августину] 

5. Что же касается понятий «Закон», «состоять под Законом» и т.п., то об этом можно было бы многое сказать[4]. Ибо не всё то́ Закон, что представляется Законом; и не всё то Евангелие, что именуется Евангелием. По своему плотскому рождению все люди находятся в состоянии до-законном; и весьма сомнительно, чтобы было возможно перепрыгнуть из него сразу в состояние евангельское. Конечно, Дух Божий может творить чудеса; но в обычном порядке вещей мы должны смотреть на всеобщее домостроительство Божие в Его Церкви, которое есть отнюдь не малозначащая история, но образ Его руководства в отношении каждой отдельной души.

Итак, я, вкупе с блаж. Августином, утверждаю, что человек может находиться в четверояком состоянии: 1) до Закона, без него и вне него; 2) под Законом; 3) под благодатью и 4) в состоянии божественного мира, или славы Божией. «Будучи до Закона (говорит Августин), мы, не задумываясь, следуем похотям плоти. Под Законом они влекут нас уже против нашего произволения, насильно. Под благодатью мы и не следуем им, и не влечёмся ими. В состоянии мира и славы Божией никаких плотских похотей больше нет вовсе... Но мы знаем, что закон духовен, а я плотян (Рим. 7, 14), говорит Апостол, с ясностью показывая этим, что Закон не может быть исполнен никем, кроме как только духовным человеком, в котором действует благодать. Ибо всякий, уподобляющийся Богу, с лёгкостью исполняет повеления Закона; он уже не под Законом, но с Законом»[5].   

III

[О состоянии под Законом]

6. Состояние под Законом Апостол Павел изображает из своего собственного опыта в 7-й главе Послания к Римлянам. Социниане[6] и некоторые другие рассматривают эту главу как описание общего домостроительства Божия в ветхозаветном подзаконном историческом времени. Но Апостол говорит не только об этом, но и о состоянии под Законом каждого человека, когда обвиняющая, требующая, принуждающая и устрашающая сила Закона живо действует в его совести. Это доказывается тем, что в 9-м стихе Павел утверждает, что некогда жил без Закона; однако ведь он никогда не был язычником, но евреем от евреев (Фил. 3, 5). Следовательно, он имеет здесь в виду своё падше-природное, невосприимчивое к Богу состояние.

Также повсеместно распространено мнение, что Апостол изображает в этой главе состояние христианина, вновь родившегося свыше (Ин. 3, 7)[7], в каковом состоянии Павел, когда писал своё послание, несомненно пребывал. То, что это не так, я мог бы обосновать ссылками на свидетельства учителей Церкви первых веков (Иринея, Тертуллиана, Оригена, Златоуста, Иеронима и других) – все они понимают эту главу как указание на состояние человека под Законом. Выражение «внутренний человек», встречающееся в 22-м стихе (единственное, которое может навести на такую мысль), означает здесь не новое творение (2 Кор. 5, 17; Гал. 6, 15), но внутреннюю жизнь души всякого человека. 

7. Поводом к вышеназванному мнению является то, что многие просвещённые души (также и среди католиков) усматривают в 7-й главе Послания к Римлянам изображение тяжких внутренних испытаний, искушений и страданий, которые всегда свойственны родившимся свыше христианам. Но это совсем другая сторона дела, против которой и я нисколько не возражаю. Действительно, при том, что Римская Церковь не допускает иного толкования данной главы, чем говорящего о состоянии человека под Законом, – очевидно, что во время высоких духовных испытаний душа встречается с такими вещами, описание которых вполне совпадает с выражениями, употребляемыми здесь Павлом. Кроме того, Святой Дух остаётся владыкой над Писанием и имеет полную власть так толковать и так прилагать его к сердцам Своих чад, как это Ему благоугодно и как это бывает нужно находящемуся в искушении человеку. Однако это всё особые, а не общие способы толкования. Если бы они были всем доступны, я и слова бы не сказал. Но в общем понимании Писания отнесение этой главы к новому, рождённому свыше во Христе человеку было бы для только пробуждающейся совести великим соблазном самоуспокоения. Если даже такой Апостол, как Павел, жалуется, что он плотян, продан греху (Рим. 7, 14), что он хочет делать доброе, а делает злое (Рим. 7, 19), и т.д. – то какой тогда спрос с обыкновенного человека! Как будто бы в 5-м и 6-м стихах этой главы, равно как и во всей следующей 8-й главе Павел не представляет нашим очам совсем другого описания своего (и всех истинных, то есть родившихся свыше христиан) состояния! Ибо в 8-й главе он изображает собственно состояние под благодатью, которое является начатком состояния мира и славы Божией и вводит в него.

8. А сегодня мы видим новое духовное движение, которое хочет сразу оказаться в состоянии благодати, под Евангелием. О, как это было бы прекрасно! Но приходится весьма опасаться, как бы тут не принять за истину и за то дело, которое может совершить Один только Святой Дух, поверхностное и легковесное обольщение. Не ветхозаветным ли образом, с принуждением, хотят приверженцы этого нового движения навязать всем Евангелие и веру, прежде чем Бог Сам введёт нас в них, и прежде чем будут исполнены необходимые для этого приуготовления? О, христианство – великое и непростое дело, и если оно не таково, тогда никакого христианства быть не может!

9. Ибо никто не посмеет отрицать, что Богом установлены определённые предварительные условия и приуготовления для души, дабы она могла воспринять состояние благодати и нового рождения. Достаточно только поразмыслить над словами Господа Иисуса: Он зовёт к Себе алчущих и жаждущих, труждающихся и обременённых, нищих и больных (Мф. 11, 28) – следовательно, прежде чем люди придут к Нему, они должны быть таковыми. Господь требует обращения и покаяния, чтобы уверовать в Него (Мк. 1, 15), и отвержения всего, чтобы придти к Нему и стать Его учеником (Лк. 14, 33) – стало быть, должно заранее наличествовать обращение и самоотвержение, хотя бы в самых начатках и в самой глубине сердца. Христос уверяет, что никто не может придти к Нему, если не привлечёт его Отец (Ин. 6, 44) – значит, у каждого верующего необходимо должен быть предварительный период, когда он ощущает в своём сердце это «привлечение от Отца», прежде чем для него станет возможным достичь Христа и взойти в состояние Евангелия и благодати[8].

10. Этот предварительный период можно именовать или состоянием под Законом, или привлечением от Отца, или служением Иоанна Предтечи, или временем покаяния и обращения, или как-нибудь ещё: здесь дело не в словах. Главное – не перескакивать поверхностно и легкомысленно через сам этот период, и не отзываться о нём презрительно и несмиренно.

11. Легкомысленно же перескакивать через этот период – значит полагать, что обращение к Богу совершается во всей своей полноте за несколько дней или даже часов. Но я боюсь, что такая быстрота оборачивается слишком большой неукоренённостью и незрелостью. – Обращение к Богу есть действование Духа Божия, а не результат человеческих призывов. Многих людей касается благодать Божия; с ними совершается некое покаяние и изменение жизни; они получают определённое просвещение и утешение. Но если пристально вглядеться, то обнаруживается, что христианство ещё не вошло в них глубоко, и основание их сердец ещё не истинно проникнуто благодатью – хотя и нельзя отрицать, что она действует в них. Много есть и тех, у кого доброе семя быстро всходит из-за того, что земля неглубока (Мф. 13, 5). Сразу уверять всех таких людей в их спасении или в их благодатном состоянии, отговаривая их от обязанностей самоотвержения и деятельной верности в последовании Христу под тем предлогом, что это-де «Закон, а не Евангелие», – это значит обольщать, искушать и соблазнять ду́ши. Всё сие есть приуготовления, начало пути; но для того, чтобы из этого произошло истинное христианство, Дух Божий должен взять сердце человека в Свои руки. «В человеке действуют начала веры (говорит блаж. Августин), кои можно сравнить с оплодотворением и зачатием. Но нам надлежит быть не только зачатыми, но непременно и родиться, дабы достичь вечной жизни»[9].

12. Примеры мгновенного обращения к Богу[10], взятые из Евангельской истории, не могут служить здесь опровержением сказанного и доказательством обратного. Во-первых, в Савле и других благочестивых Иудеях того времени уже было гораздо больше приуготовлений, совершённых Божиим Духом, чем мы себе представляем. Во-вторых, особые пути и действия Божии (которые Он совершает, сообразуясь со Своими намерениями, обстоятельствами, лицами и временем) не могут являться общим правилом. Не все обращаются, как Павел, как разбойник на кресте, и т.д.

13. Также произнесение слов «Я христианин, я верую во Христа»[11] в первые века христианства заключало в себе гораздо бо́льшие и великие вещи, чем это кажется ныне. Это простое исповедание не мог бы совершить тот, кто твёрдо не решился бы добровольно принять на себя неизбежную ненависть и презрение мира сего, отринуть всё, чем услаждается падшая природа, подвергнуться лишению имущества, пролитию крови и претерпеть в крайней степени всё то, что только может измыслить человеческая и диавольская злоба. Поистине, многое, весьма многое должно было предварительно совершиться в сердце того человека, который устами произносил эти великие слова: «Я верую во Христа» (Рим. 10, 10). Посему обманывает себя и других тот, кто легкомысленно упускает всё это из виду, в обольщении, что в наши дни, когда христианство, согласно поговорке, «купается в золоте», это краткое устное исповедание имеет тот же вес, каким он был в первые огненные столетия. В свете этого сегодня необходимо гораздо больше останавливаться на том, что предшествует сему исповеданию, тщательно испытывая, содержит ли наша вера в себе то, что она должна содержать.

14. Посему люди, ищущие Бога, должны со всею искренностью предоставить Ему провести себя чрез покаяние и обращение к Нему, и, всецело предав себя Ему, выдержать это обращение под Его десницей столько и таким образом, как это Ему будет благоугодно, прежде чем Он приведёт их путями Своей благодати к большему миру и духовной широте души.

15. Итак, неразумным уничижением этих и иных приуготовлений души к вступлению в состояние под благодатью является то, когда позволяют себе говорить (как это происходит ныне), что всё, что совершается с душой до оправдания (которое неправильно сводится к уверенности человека в оставлении его грехов), не имеет никакого значения.

IV

[Вера и оставление грехов]

16. Напротив, то, что мы читаем в Евангелии о Нафанаиле (Ин. 1, 48), Никодиме (Ин., гл. 3), Корнилии (Деян. 10, 1-4), Аполлосе (Деян, 18, 25), учениках Иоанна Предтечи (Мф. 9, 14; Деян. 19, 1-7), о самих учениках Иисуса, когда они обращались со Спасителем во время Его земной жизни, и о многих других (Мк. 10, 21; 12, 34; Лк. 10, 6 и проч.), приводит нас к совсем иным мыслям и заставляет сделать вывод, что, во-первых, Дух Божий производит в человеке различные благие приуготовления и действования, прежде чем в полноте возведёт его в состояние нового рождения свыше, и, во-вторых, что мы не должны почитать сии благие приуготовления, о которых Сам Бог свидетельствует, что они угодны Ему, за незначительные вещи – хотя им, конечно, последует нечто гораздо большее.

17. Что же касается веры, то она не состоит в оставлении грехов или в уверенности человека в этом. Оставление грехов следует непосредственно за верой, и не всегда человеку даётся чувство удостоверенности в этом. Но собственно вера не заключается ни в первом, ни во втором, а состоит она в том, когда кающийся человек приходит к Иисусу и приемлется Им (Ин. 1, 12; 6, 35) – что необходимо включает в себя оставление и отвержение всего, что не есть Бог и Божие, с искреннейшим и всецелым преданием всего себя и всего своего в руки Иисуса Христа, под Его водительство, по мере нашего состояния и нашего света[12].

18. Я подчёркиваю – «по мере нашего состояния и нашего света». Ибо сия единственно спасающая вера (начинающаяся с алчбы и жажды) есть не совершающееся в один момент, но продолжающееся и каждодневно углубляющееся делание[13] сердца, разума и всех сил души. Это делание производит то, что мы пребываем во Иисусе (Ин. 15, 4), поступаем так, как Он поступал (1 Ин. 2, 6), терпеливо выдерживаем все искушения, страдания и испытания, не отпадая от Него (Лк. 22, 28; Иак. 1, 3; Евр. 2, 1; 10, 39), и таким образом укореняемся и утверждаемся в Нём и укрепляемся в вере (Кол. 2, 7), прилепляясь чрез всё сие Господу и становясь один дух с Ним (1 Кор. 6, 17). В одном слове «вера» заключены все основы, вся «душа» духовной жизни, движитель всех добрых и святых действий по отношению к Богу, самому себе и ближнему. См. всю 11-ю главу Послания к Евреям.

19. Вера имеет своё начало; но она должна возрастать и придти в совершенство, равно как и наше освящение (Евр. 12, 1-2; 2 Кор. 7, 1). Величайшие и драгоценнейшие обетования дарованы нам во Христе Иисусе (2 Петр. 1, 4), и даже в наше время, по милости Божией, они могут исполняться в полноте. И когда Дух Божий глубоко касается ищущих Бога сердец так, что они чувствуют внутреннюю алчбу, жажду и необходимость дальнейшего пути ко Христу и духовному совершенству – то как же можно угашать в них такое настроение, уверяя их, что они в продолжение нескольких часов или дней обретают полноту христианства, становятся всецело святы и благи, и им больше ничего и не нужно? Почему ныне столь боятся слушать об отвержении себя и мира, так что даже само это слово становится непереносимым? А ведь, вне всякого сомнения, мы никогда не сможем стать причастниками Божеского естества (2 Петр. 1, 4), если решительно не отвергнемся самих себя (Мк. 8, 34) и не удалимся от господствующего в мире растления похотью (2 Петр. 1, 4).

Итак, не будем пренебрежительно относиться к отвержению себя и мира, но наоборот, уповая на столь великие обетования, представим духовно жаждущим душам учение об этом во всём его значении, дабы и сии души, и мы свергнули с себя всякое бремя и запинающий нас грех (действию которого подвержены и истинно верующие), и не оставались только при начале пути, но с терпением (и далеко не всегда с чувствами духовной сладости и утешения) решились взяться за предлежащее нам поприще, взирая (или, если точнее перевести с греческого, отводя взгляд от самих себя и от всех вещей мира сего) на Иисуса, не только начальника и руководителя, но и совершителя нашей веры (Евр. 12, 1-2).

20. Все те, которые имеют истинную веру, описанную выше, имеют также (как сказано) и оставление своих грехов; но отнюдь не все из них ощущают, тем более с ясностью и силой, особое удостоверение в этом. Кто верует, тот спасён будет (Мк. 16, 16), а не тот, кто убеждён в оставлении своих грехов. «Мы оправдываемся не тогда, когда мы убеждены, что оправданы (говорит Бакстер), но когда мы веруем, что можем быть оправданы... Оправдание состоит не в самом по себе принятии отпущения грехов, но в принятии Христа, Который приносит сие отпущение и дарует его нам, каждому своим образом. Посему никто не идёт в погибель (как говорили первые христиане[14]) по той причине, что он опасается погибели; и никто не спасается в силу того, что он уверил и обнадёжил себя, будто непременно будет спасён»[15]. О женщине Хананеянке Сам Иисус сказал, что вера её велика; но полное уверение она получила не столько от того, что она услышала эти слова, сколько от того, что было услышано и исполнено её моление (Мф. 15, 22-28). Ясно ощущаемая уверенность в оставлении грехов есть благодать, которую даёт Бог, когда и кому Он захочет; она поистине есть чистое дело Духа Божия, и не действие человека. Посему люди не должны из самолюбия искать такой удостоверенности или успокаиваться на её отдельных признаках, равно как и вообще полагать сущность своей веры и своего христианства в тех или иных благодатных чувствах.

21. Я с сожалением вижу, что в большинстве случаев наша лукавая природа и самолюбие, опасаясь за себя, действуют таким образом, что ищут уверенности в оставлении своих грехов больше, чем Самого Христа и внутреннего единения с Ним, стремясь всегда только к утешению и радости; о силе же умирания в Иисусе и жизни в Нём заботятся крайне мало. Люди хотят жить, не умерев для падшего Адама, и знать только о любви, радости, сладостных вкушениях благодати и уверении в оставлении грехов, в то время как истинное сердечное покаяние и подлинное обращение к Богу остаётся для них почти неизвестным, а то и вовсе непонятным, и падшая плоть со своими страстями и похотями даже не приближается к своему распинанию (Гал. 5, 24), не говоря уже об умерщвлении (Кол. 3, 5). Не это ли есть – вливать новое вино в старые мехи, чрез что мехи неизбежно повреждаются и вино вытекает (Мф. 9, 17)? Мехи повреждаются и прорываются от самообольщения и самоугождения, когда чувственная часть души устраивает себе сплошной праздник, услаждая себя высокими ощущениями и чувствами любви по своему́ (а не по Божьему) вкусу, – отчего сердце часто поистине повреждается до такой степени, что человек всю свою жизнь остаётся ветхим неумерщвлённым Адамом, никогда не доходящим до силы и постоянства во Христе, а порой и вовсе возвращающимся (если суета совсем помрачит его) на бесплодные пажити мира сего, чтобы внутренний его человек пасся там. Вино вытекает от незрелого учения, от легкомысленного насмешливого отношения к тайнам благочестия, от фамильярных и фальшивых разговоров о «любви Иисуса», о «близости к Нему», о Крови Агнца[16] и т.п., и от безосновательного и дерзновенного присвоения себе великого наименования и преимуществ «избранных и святых душ».

22. Оставление грехов основывается исключительно на Иисусе Христе, а не на наших мыслях или чувствах, какие мы можем иметь (или не иметь) по этому поводу. Само дело нашего спасения и прощения грехов со стороны Божией является незыблемым; но с нашей стороны мы должны всё более и более стараться делать твёрдым наше звание и избрание (2 Петр. 1, 10) по тому порядку, какой Дух Божий предписал нам чрез Апостола Петра – именно, чтобы мы, прилагая к сему всё усердие, показывали в вере нашей добродетель, и т.д. (2 Петр. 1, 5-7). А в некоторых рукописях Нового Завета стих 10-й выразительно прибавляет: старайтесь чрез добрые дела[17] делать твёрдым ваше звание и избрание (2 Петр. 1, 10). Выражение «добрые дела» сегодня является у нас прямо каким-то ругательным, хотя известно, что древние отцы Церкви понимали это место именно таким образом – и, по здравому рассуждению, так оно и должно пониматься.

23. Вообще же я полагаю, что не всегда можно и нужно с точностью определять время и час, когда человек переходит к состоянию под благодатью, или (как это называют ныне) к Евангелию. Такая пытливость всегда рискованна и вредна для души, поскольку производит в ней либо бесплодное уныние, либо недолжную самоуверенность, либо самоугождение. И мы видим, что Бог часто скрывает Свои пути пред глазами Своих чад, к их же благу, и что как сама душа, так и окружающие её люди, если они не глубоко опытны и просвещены Духом, часто оценивают своё состояние совсем иначе, чем оно есть пред очами Божьими.

24. Посему достаточно, и необходимо, чтобы всякая душа, вместо того, чтобы вдаваться в таковую пытливость, в простоте пребывала внутри себя, следуя тем божественным благодатным действованиям, которые время от времени проявляются в ней. Это может быть действие благодати, открывающее душе её повреждение и греховность; это может быть утешение от Духа, когда душа чувствует благость и любовь Божию во Христе; это может быть духовное наставление и руководство души на путях отвержения себя и мира сего. Дух то возвышает душу, то смиряет её, то побуждает её к действию, то извещает её, что она должна приимательно дать место действованию Божию. Во всём этом вера, как о ней сказано выше, остаётся для души основой и центром всего – именно, что душа, со всем, что она обретает в себе, сообразуясь со своим состоянием, внутренно прилепляется ко Христу и пребывает в Нём сердцем, непрестанно веруя, что чрез Его Кровь она имеет оставление грехов и великое дерзновение приближаться к Богу (Евр. 10, 19-22), и что только так, чрез воздействие и руководство Его Духа и Его благодати, она должна всецело освятиться и приуготовиться в жилище Божие Духом (Еф. 2, 22).  

V

[Различие между состояниями людей] 

25. Это делание того, что составляет суть веры, говорю я, постоянно совершает душа сообразно своему состоянию; но не всегда она с ясностью осознаёт и различает те или иные стороны этого делания. Ибо не только когда душа претерпевает внутреннюю тьму, испытания и искушения, она (как говорилось выше) не может увидеть, что́ и сколько из духовных вещей она имеет или не имеет; но и в многообразных внутренних тонких и чистых состояниях общения и единения с Богом душа со всеми своими силами в такой простоте устремляется и прилепляется к своему божественному предмету, до такой степени покоряется действованию Божию в себе, что, конечно, ей было бы крайне тяжело и разорительно, если бы она должна была возвратиться к исследованиям и различениям. Её блаженное единение с Богом объемлет собою все сии духовные вещи[18] неким весьма возвышенным образом, подобно тому, как дукат, или иная золотая монета, заключает в себе множество пфеннигов, хотя ни одного пфеннига в самой монете не видно.  

26. О Боже мой! сколь многие смущения и горести происходят от того, что люди не получают пастырского окормления сообразно их состоянию! Всех хотят стричь под одну гребёнку! Я даже не хочу упоминать, как много происходит жарких споров, бессмысленных диспутов и обвинений в ереси относительно понимания того или иного места Писания только потому, что спорящие и обвиняющие не могут уразуметь состояние и степень возрастания человека. Печалит меня более всего то, что многие жаждущие Бога души останавливаются на своём пути и мучаются от того, что не попадают они в руки знающих учителей, обладающих светом духовного различения. Год за годом должны оставаться таковые души при одной пище, при одном и том же назидании, между тем как в силу их возрастания им нужна уже более твёрдая пища; или же, если человек немощен, то его надлежит питать щадящим образом; а бывает, если желудок переполнен, то надо на некоторое время и вовсе воздержаться от пищи. То душу призывают к преждевременному покою и отдохновению именно тогда, когда ей нужно восходить на гору и когда, наоборот, надлежит всё более и более пробуждать её, дабы она могла идти дальше (3 Цар. 19, 7) и содействовать благодати, совершающей в ней дело своё. То заставляют душу спасать себя саму несвоевременной деятельностью и перенапряжением сил, в то время когда бы ей в терпении, тихости и предании всего Богу ожидать помощи от Господа (Ис. 30, 15). Если найдётся душа, какую, подобно Марии, Господь Иисус удостоил сесть к ногам Его, дабы она в смиренном благоговении любви и глубоком неразоримом мире слушала слово, исходящее из Его божественных уст (Лк. 10, 39), то тут же найдутся наставники, которые непременно исторгнут такую душу из её так называемого «безделья» и вовлекут в сотни добрых дел, требующих беспокойства и разорения (Лк. 10, 40; Песн. 1, 6) – как будто уже совсем и не является грехом нарушать Господню субботу! Людей принуждают искать своё сокровище незнамо где, в то время как оно лежит у них в доме. Пастыри совсем не видят, что́ душа может понести, а что не может (Ин. 16, 12), и не знают никакого различия между молоком, которое надлежит давать младенцам, и сокровенной премудростью, которую подобает возвещать совершенным (1 Кор. 2, 6-7; 3, 1-2).

О Господи, Господи! умилосердись над бедной паствой Твоей, за которую отдал Ты жизнь Свою! Дай им пастырей по сердцу Твоему, пасущих народ Твой с разумением (Иер. 3, 15), служителей, кои давали бы ему пищу в своё время (Мф. 24, 45) и право правили бы слово Твоей истины (2 Тим. 2, 15)! Если же не обрящется таковых, то дай людям Твоим Себя Самого и Сам взыщи Своих заблудившихся и расточенных овец (Иез. 34, 11-12)!

27. Посему в деле окормления душ надлежит следовать Богу и не устанавливать Его Духу никаких рамок. Покаяние, самоотвержение, вера, надежда, любовь, оправдание, освящение, новое рождение свыше и т.д., вне всякого сомнения, необходимы каждому христианину. Но точное расчитывание и определение границ – когда и каким образом всё это должно быть испытываемо душой; по каким признакам нужно определять то или иное духовное явление; должно ли одно или другое быть прежде или после, и т.п., – часто лишь даёт повод к разделениям, смущениям и бесполезным словопрениям, которыми пусть занимается школьное богословие. Это только для господ анатомов представляет интерес, образуется ли при созревании плода в материнской утробе сначала мозг или сердце, и какую величину и форму имеет те или иные части плода, если рассматривать их чрез увеличительное стекло. В обычной же жизни человеку совершенно достаточно иметь здоровое сердце, мозг и члены тела.

28. Ни апостолы, ни первые христиане ничего не знали и не писали о таких различениях или разграничениях. Иногда они ставили оправдание впереди, а освящение на второе место (1 Кор. 1, 30; 6, 11)[19]; но всегда они возносили веру превыше всего, и следом – любовь (Евр. гл. 11; 1 Кор. гл. 13). Некоторые принимали Духа ещё прежде крещения (Деян. 10, 44-47), другие же – после того, как были крещены во второй раз (Деян. 19, 2-6)... Первых христиан интересовало само дело. Всё прочее они всецело предавали Духу Божию – каким образом и в каком порядке Ему угодно давать людям Свою благодать и Свои блага, одной душе так, другой иначе.

29. Те, которые столь высокоумно и дерзостно говорят, что самоотвержение и проч. нужно считать только Законом, а не Евангелием, должны быть последовательными и сказать также, что учение Христово есть сплошное Иудейство, и что Его слова в Евангелии не являются Евангелием. Но всякой христианской душе предлежит отвержение самой себя и всех вещей мира сего; и всякая христианская душа понимает это и действует в этом направлении сообразно своему состоянию, и не действовать не может. Это правда, что таковое действование как в начале, так и ещё долго в продолжение духовного пути может быть несовершенным, слабым, ветхим, слишком полагающимся на собственные силы, то есть, если угодно, «подзаконным»; но лучше несовершенное действование, чем никакое. Опыт всё расставит по своим местам, и душа научится своей немощи и бессилию несравненно убедительнее и лучше, чем если бы она ничего не делала, а только внешним образом принимала бы Евангелие[20]. Душа всецело придёт ко Христу, когда увидит, что без Него она не может идти дальше (Ин. 15, 5) и на себе удостоверится в том, о чём пишет Павел в конце 7-й главы Послания к Римлянам.  

VI

[Непреходящая значимость Закона и его смысл] 

30. Прообразы, тени (Евр. 10, 1), церемониальное служение, обряды, внешние заповеди и предания всякого рода могут быть изменяемы, или и вовсе упраздняться (Еф. 2, 15). Но совершенно немыслимо, чтобы это произошло с тем сущностным и незыблемым Законом, о котором говорит Писание: Правда Божия – правда вечная, и закон Его – истина (Пс. 118, 142). В отношении этого Закона – святого нравственного закона вечного, неизменного и праведного Бога – мы связаны вечной же и неизменной обязанностью. Никакое время, никакое состояние, никакое положение, в котором бы человек ни находился, не может ни в малейшей степени отменить эту нашу обязанность. Где бы и как бы ни был записан сей Закон – на каменных скрижалях или на бумаге, в совести или в сердце – мы должны во всех случаях познавать, что Закон свят, праведен и благ (Рим. 7, 12), и что человеку необходимо быть таким, каким он ему велит быть. Здесь невозможно желать или надеяться каким-либо образом освободиться от обязательства – Божий закон сохраняет всё своё право и требование, пока он не будет исполнен (Мф. 5, 18); здесь не поможет никакой протест или жалобы на свою немощь и на его неисполнимость. Кто с Моисеем и со своим падшим сердцем не может справиться с этой обязанностью, тот да идёт ко Христу и просит Его о Его обновляющем Духе, дабы чрез Его животворящую благодать и силу исполнилась требуемая Законом праведность (Рим. 8, 4). Сама Кровь Христова и дарованное чрез неё для нас и в нас совершенное примирение с Богом вовсе не прекращает нашу обязанность в отношении святого Божьего закона; но наоборот, эта обязанность приобретает ещё большее основание, подтверждается, преумножается и возвышается.

31. Священное Писание (я уже указывал на это выше) не отзывается с пренебрежением о начатках – пусть не лишённых множества недостатков – отвержения себя и мира сего. О том же, что и в продолжение духовного пути, в состоянии под благодатью, постоянное и действенное отвержение себя и мира всё ещё должно иметь место, Писание говорит много и со всей ясностью. Оно уверяет нас, к примеру, что благодать научает верующих отвергать всякое нечестие и мирские похоти (Тит. 2, 11-12); оно увещевает нас свергнуть с себя всякое бремя и запинающий нас грех (Евр. 12, 1); оно побуждает нас выйти и отделиться от среды беззаконных и не прикасаться к нечистому (2 Кор. 6, 17); оно призывает нас к распятию себя (Гал. 5, 24), к умиранию (Рим. 6, 8; 2 Тим. 2, 11; Кол. 3, 5) и к очищению от всякой скверны плоти и духа (2 Кор. 7, 1; 1 Ин. 3, 3). Писание требует, чтобы верующие имели попечение о святости (Евр. 12, 14), трудилисьнад своим спасением со страхом и трепетом (Фил. 2, 12), совершая святыню в страхе Божием (2 Кор. 7, 1), старались и усердствовали в добром (2 Петр. 1, 5; Евр. 4, 11), трезвились, дабы противостать врагу (1 Петр. 5, 8-9), постоянно бодрствовали в молитве (Кол. 4, 2; 1 Фесс. 5, 6) и были верны даже до смерти (Откр. 2, 10). Эти места Писания сразу приходят мне на ум, вкупе с многими другими изречениями слова Божия, поскольку и вообще Евангелия и Апостольские послания исполнены этими и подобными убедительными увещеваниями, обращёнными – я подчёркиваю это! – к тем, которые уже, будучи истинно верующими, пребывают под благодатью. И если всё это называть только Законом и отказывать в именовании Евангелия, то нужно будет признать, что Апостолы проповедовали совсем иное Евангелие, чем то, которое хочет возвещаться в наши дни[21].  

32. Если бы у меня было время и силы сообразно моему желанию, то я смог бы показать из писаний церковных учителей, следующих непосредственно за Апостолами, что все они говорили совсем иное, чем многие, чуждые смирения, в наши дни. Единственным основанием первых христиан, как и Апостолов, был Иисус Христос (1 Кор. 3, 11), Его вочеловечение, смерть и воскресение и проистекающее отсюда примирение с Богом, благодать и Дух. И на этом основании они строили серьёзное, самоотвержное, внутреннее, духовное христианство, в котором Сам Христос действовал и жил в них. Они знали и исповедывали, что Христос освободил их от закона греха и смерти (Рим. 8, 2); но они также знали, и почитали это своим спасением, что Христос поставил их под закон Своей благодати и Духа жизни во Христе Иисусе (Рим. 8, 2; Иак. 1, 25; 2, 12). Первые христиане веровали не только в то, что Спаситель предан за грехи наши, дабы удовлетворить за них и даровать нам оставление оных, но что Он и воскрес для оправдания нашего (Рим. 4, 25), то есть для того, чтобы мы на деле стали праведными. А то, что это слово здесь, как и в других местах Писания, должно пониматься не как только внешнее оправдание (когда человеку формально объявляется о снятии с него греха), не подлежит никакому сомнению. Силой воскресения Иисуса Христа верующим дан дух жизни и святости – так говорят Апостолы: см. 1 Петр. 1, 3; Рим. 1, 4; 5, 8-10; 6, 4; 22; Еф. 2, 5-6; 4, 24; Фил. 3, 10-11; Кол. 2, 12; 2 Тим. 1, 10 и т.д.

33. Что же, собственно, есть Закон и состояние под Законом? Это не есть Закон – отвергать себя самого и мир сей (Мф. 16, 24; 1 Ин. 2, 15), распинать плоть свою со страстями и похотями (Гал. 5, 24) и настаивать, вкупе с вышесказанным, на необходимости всецелого освящения (1 Фесс. 4, 3; Евр. 12, 14); иначе Апостолы во всех своих посланиях возвещали бы Закон. Это не есть проповедь Закона – призывать к тому, чтобы вера действовала любовью (Гал. 5, 6), утверждать, что она без дел мертва (Иак. 2, 20), что христианам надлежит со всем старанием подвизаться в вере(2 Петр. 1, 5) и за веру, дарованную святым (Иуд. 3), и что тоттолько праведен, кто делает правду (1 Ин. 3, 7). Всё это слова четырёх первостоятельствующих Апостолов. Это не есть Закон – напоминать христианам о том, чтобы они поступали осторожно (Еф. 5, 15 – последнее слово правильнее перевести как «исполняли своё дело с точностью и полнотой»), чтобы они проводили свою жизнь свято и благочестиво (2 Петр. 3, 11) и со страхом (1 Петр. 1, 17) – да, со страхом и трепетом (Фил. 2, 12); и что по временам они должны скорбеть от различных искушений[22] (Иак. 1, 2; 1 Петр. 1, 6). Это всё сказано уже верующим христианам. Не есть состояние под Законом – воздерживаться от того или иного внешним образом, и даже предпринимать телесные, и весьма строгие, подвиги, дабы соблюсти благопристойный и святой чин (1 Кор. 14, 40). Иначе Павел действовал бы не по-евангельски, когда он в христианском подвизании от всего воздерживался (1 Кор. 9, 25), усмиряя(со строгостью – если точно переводить это греческое слово) и порабощая тело своё (1 Кор. 9, 27), когда он учил других умерщвлять земные их члены (Кол. 3, 5), и когда с той же настойчивостью, что и Пётр, не хотел допускать, чтобы христиане украшали себя плетением волос, или золотом, или жемчугами, или многоценными одеждами (1 Петр. 3, 3; 1 Тим. 2, 9).

34. Но то́ есть Закон, или состояние под Законом, когда вышеперечисленное и подобное тому делается без изменения сердца, чтобы только удовлетворить Бога и свою совесть внешними делами благочестия, возложив на них всё своё упование. То́ есть состояние под Законом, когда совершают эти дела благочестия или рассуждают о них без разумения своей падшести и повреждённости сердца, без познания и свободы, которые даёт только Христос, и без понимания, что для всего, что есть истинное благо и святость, необходима внутренне действующая благодать. Закон – это давать Богу внешнее, оставляя сердце для себя и для мира сего; искать Бога в храмах и в букве, не ища его в своём сердце; служить Ему внешним образом, в обрядах и церемониях, не служа Ему в духе и истине (Ин. 4, 23)[23].   

VII

[Смысл Евангелия: жить во Христе в отречении от мира]

35. Что же тогда есть Евангелие, состояние под благодатью? Евангелие не есть то, когда человек без истинного покаяния и изменения сердца соглашается умом с новозаветным возвещением о Христе и о деле спасения, только поверхностно веруя, что «Христос всё за меня совершил», и щитом этой человеческой веры отражая все драгоценные воздействия и увещевания спасающей благодати, под надуманным предлогом, что-де «я стою уже не под Законом, а под благодатью». Евангелие не есть то, когда человек испытывает мимолётное сладостное умиление, утешающий свет, духовные чувства и т.п., и предаётся при этом покою, как будто больше ничего делать и не надо, кроме того, чтобы, в уверенности о своём достигнутом спасении, говорить о нём и славить его. Всё перечисленное[24] – дары и благодать, к которым надлежит относиться с благоговением; но не Сам Даритель. Это есть «привлечение от Отца» (Ин. 6, 44), Его любовь, которая должна побудить нас идти дальше, к Самому Господу Иисусу, дабы в Нём мы обрели жизнь и подлинное состояние Евангелия. Также не является Евангелием то, когда человек, имея (или думая иметь) убеждённость в оставлении своих грехов, проводит радостную и весёлую жизнь, разрешая себе всяческую свободу для своей природы и чувственности и не допуская до своего сердца укоров, обличений и всего того, что может обременить его, чтобы, как он считает, «не ходить под Законом». Но что говорит его сердце, как при «радостях жизни», так и при недопущении до себя обличений? Не чувствует ли оно часто, и против воли, и отгоняя от себя эти мысли, беспокоящую и устрашающую силу Закона? Ах, если бы только человек внял сему! Но он, особенно при благоустроенной жизни и общительном характере, легко ускользает от укоров сердца, преимущественно прибегая к общению с друзьями. Однако этим дело не поправишь, и сбывается над таким человеком слово Иеремии: обольстили и превозмогли тебя друзья (или, как перевёл Лютер, утешители) твои (Иер. 38, 22).

О, углубимся же в наше обличающее сердце, дабы дом наш подлинно был основан на камне (Мф. 7, 24)!

36. Сказанным я совсем не хочу отяготить и обеспокоить тех, чьё сердце преисполнено Господом. Если состояние человека таково, что Бог изрекает его душе мир – то аминь! мир ей! Опасно то, когда немощи и недостатки христиан хотят уврачевать наискорейшим и легчайшим образом, говоря им: мир! мир! – а мира нет (Иер. 8, 11).

37. Также сказанное вовсе не отталкивает грешников (пусть и величайших); но, наоборот, призывает их[25]. Неисследимое богатство Христово(Еф. 3, 8) благовествуется и возвещается всякому. Грешникам проповедуется, что Бог явился во Христе и примирил с Собою мир (2 Кор. 5, 19), и что теперь Сей примирившийся с человечеством Бог стоит у дверей их сердца, стуча и моля, чтобы и они примирились с Ним (Откр. 3, 20; 2 Кор. 5, 20). Им возвещается радостная весть, что путь приготовлен, и Царство Божие приблизилось (Мф. 3, 2-3), – но надлежит им покаяться (Мф. 3, 2; 4, 17; Деян. 17, 30), дабы воспринять сердцем сие великое спасение. Тогда они будут введены на добрую почву, в Божий чин и порядок, и придут в состояние Евангелия, соделавшись чрез Дух Иисуса Христа истинными чадами Нового Завета.

38. Ибо является ошибкой, когда Евангелие, или великие блага Нового Завета, ограничивают только одним оставлением грехов. Несомненно, оставление грехов чрез жертву Мессии есть существеннейшее, фундаментальное благо Нового Завета; но он заключает в себе также и многие другие, ничуть не менее важные и драгоценные блага и обетования, проистекающие из сего первого блага – и прежде всего дарование нам духа святыни (Рим. 1, 4), чрез что Закон Божий написуется в сердце человека (2 Кор. 3, 3), и душа уготовляется и становится святилищем и храмом Божиим (1 Кор. 3, 17). Ибо достойное всякой славы, чести и поклонения намерение и цель Бога – в Новом Завете обитать внутри сердец чад Своих, как в Ветхом завете Его Божественное Величие обитало в храме внешне. Для сего нам и отверст путь к Богу чрез примирение во Христе. Путь этот, открытый нам Христом, есть освящение наше Духом; конец сего пути – соединение с Богом[26]. Итак, идём же по нему (Евр. 10, 19-22)! Все ветхозаветные пророки говорили об этом, предрекая великие блага Нового Завета. Прочтите хотя бы немногие их изречения и поразмыслите над ними: Лев. 26, 9-12; Ис. 54, 9-14; Иер. 31, 31-34; 32, 38-40; Иез. 36, 25-29; 37, 23-28. Не видно ли отсюда со всей ясностью, что для того, чтобы стать чадом Нового Завета – а чада Нового Завета суть те, в коих Господь хочет обитать внутренне, – человек должен веровать не только в примирение с Богом во Христе, но и в Его обновляющий Дух, и быть причастным Этому Духу?

39. Христов Дух написует Закон в сердце, обновляя душу и всё глубже и глубже напечатлевая в ней такое устроение, такие мысли и чувства, о которых говорит и которые требует Закон. Сам Сей Дух становится для подлинно верующих их святым Законодателем, Коего надлежит слушать (Рим. 8, 2; Тит. 2, 11-12) и Коему надлежит следовать (Рим. 8, 14); и на это необходимо обращать особое внимание. Когда Сей Дух жизни спасительно овладевает сердцем, тогда человек добровольно покоряется Его господству и Его беспрекословному руководству, и ходит в Духе поистине евангельски. И чем более пленяет человек всякоесвоё помышление в послушание Христу, чем более он подвизается против всякого непослушания падшей природы и падшего рассудка (2 Кор. 10, 5-6), тем более он становится новым человеком (Еф. 4, 24) и опытно вкушает и познаёт внутри себя жизнь, широту и свободу. Тогда все дела его – больше не Закон, хотя бы это и выглядело так в глазах неопытных и ненаученных людей, которые меряют других по своему состоянию и чувствам. Да, можно сказать, что такой человек состоит под законом – но под законом Христовым, законом свободы (Иак. 1, 25; 2, 12), законом духа жизни во Христе Иисусе (Рим. 8, 2). В исполнении этого закона он обретает великое вознаграждение; сей закон становится ему слаще мёда и капель сота (Пс. 18, 11), даже тогда, когда он со строгостью побуждает и наставляет его к отвержению себя и мира, к кресту, умиранию и освящению. Если такой человек устно или письменно поделится этими наставлениями и указаниями Духа с другими, то это не будет Законом или предписаниями Закона, как у ветхого человека. Сии заповеди будут восприняты людьми одного с ним духа как обетования; всё это будет им Евангелием и единой благодатью. О, какое было бы благо, если б люди могли вкусить хоть малую часть сего блаженства! Тогда вся легкомысленная болтовня о Законе, законничестве и т.п., несомненно, сразу бы умолкла. Нынешние новые евангелисты получили бы тогда гораздо более возвышенные мысли о силе Евангелия и поняли и исповедали бы, что как раз их незрелые проповеди и речи о Евангелии проистекают по большей части из силы Закона, и что они, столь склонные на скорые обвинения других в действовании по своей воле[27], в себе и в своих действиях поступают гораздо более своевольно, чем они думают. Разница между Законом и Евангелием заключается в том, из чего человек исходит в своих делах и словах, а не в этих делах или словах самих по себе.

40. Наконец, незыблемым положением нашей веры является то, что Христос со всеми Своими заслугами и Евангелие со всеми своими благами даны только для духа, а не для плоти, не для падшей природы и повреждённого рассудка. Для последних Христос не принёс ничего, кроме смерти и прехождения – и именно это[28] является для нового человека самым верным и подлинным Евангелием. Нет никакого осуждения тем, которые во Христе Иисусе живут не по плоти, но по духу(Рим. 8, 1). Мы хотим знать, что относится к Закону, а что – к Евангелию? Здесь Апостол Павел Святым Духом учит нас сему; и ровно это испытывают также и все истинные христиане. Быть вне мира сего, вне греха, вне самого себя во Христе – вот что значит быть под Евангелием. Отклоняется человек от Духа, от Христа, делает что-либо сам из себя – тогда он уже не всецело под Евангелием. Уступает человек плоти, чувственности, падшему рассудку – тут же подпадает он под Закон и под его безотрадную, осуждающую силу. И при этом он может сколько угодно обольщать себя тем, что он «принял Евангелие»; его не уврачует ничего, если не обратится он вновь ко Христу и во Христа, в Котором только и можно обрести всякую благодать и мир (Ин. 16, 33).

41. О люди! станьте же внутренним человеком! Не ждите никакого утешения, помощи или спасения ни от чего сотворённого, ни от себя самих! Войдите в свои сердца (Ис. 46, 8[29]); там ищите, ожидайте и находи́те Совершителя вашего спасения, Который, как Друг и Спаситель, столь внутренне соприсутствует вам! Живите так в Духе, живите во Христе, если вы хотите обрести для душ ваших непоколебимый и подлинный покой! Да не соблазнит вас никто! Если будете вы жить вне себя – то во всём, и в самом Евангелии, вы не найдёте ничего, кроме Закона и суда; если же будете жить внутри – то всё, и сам Закон, будет возвещать вам чистейшее Евангелие.

42. О, сколь склонен человек к крайностям, уклоняясь то одесную, то ошуюю от правого пути! То он стремится всё делать сам, не желая подобающим образом познавать необходимость внутренне действующей благодати и Духа. То благодать для него всюду, так что он полагает, что не нужно делать вовсе ничего. Один доходит прямо до суеверия, держась за внешние формы, обряды и богослужения и отвергая всё, что указывает на Дух и на духовные вещи, «чтобы не впасть в прелесть». Другой отбрасывает все телесные действия, внешние средства и служения, и из-за недостатка смирения и умирания себе и миру увязает в несвоевременной и ложной «свободе от всего». Некоторые, борясь с поверхностным пониманием христианского учения, начинают противостоять оправданию во Христе, настаивая исключительно на освящении и благочестии; иные же, напротив, ни о чём не хотят слушать, как только об искупающей нас лёгкой вере в Кровь Спасителя, и навешивают на всякое делание благочестия и на верность в следовании путём освящения презрительный ярлык «дела́ Закона». Те говорят только о «Христе в нас», а эти – только о «Христе для нас»[30], в то время как Христос ведь не разделился, и разделиться не может. Я бы мог из всей церковной истории показать, что от апостольского века и до нынешних дней многие высказывали подобные крайности. Но уже настало время заканчивать письмо, которое разрослось под моим пером гораздо больше, нежели я предполагал.     

43. Дух Иисуса Христа, единый Дух Премудрости, Сам да ведёт нас незаблудным царским путём Своей истины, сохраняя нас под Своим руководством и надзором! Да убережёт Он нас и всех Своих бедных овец в сии последние, исполненные смущений и искушений времена от излишних и вредных умствований и от слушания чужого голоса (Ин. 10, 5)! Мы же только да приблизимся и внутренне да прилепимся к Нему, доброму нашему Пастырю (Ин. 10, 14) чрез веру, любовь и непрестанную молитву в духе и истине – ведь в Нём одном имеем мы жизнь (Ин. 1, 4) и всякое довольство (2 Кор. 9, 8), и не просто жизнь, а жизнь с избытком (Ин. 10, 10)! Тогда чем дальше, тем больше будем мы узнавать Его и Его голос (Ин. 10, 4), и Он Сам удержит нас от уклонения на всякие неверные пути и распутья и утвердит нас, так что никто не сможет похитить нас из руки Его (Ин. 10, 28) во веки. Аминь. 

                                                  Мюльхайм, 19 июля 1746 г.

ПРИЛОЖЕНИЕ I 

О необходимости очищения души для единения с Богом 

1. То, что мы, грешники, вновь примирились с Богом во Христе, и чрез Его Кровь только и имеем надёжный доступ к Богу (Еф. 3, 12) и в Его Царство, есть дар благодати, достойный всякого поклонения. Но это отнюдь не исключает того, что мы также должны идти путём отвержения себя и мира и страдать со Христом, если мы хотим с Ним и прославиться (Рим. 8, 17). Последнее вытекает из первого как необходимое следствие и непременный результат – поскольку никак невозможно, чтобы тот, кто не имеет чистого сердца, мог бы узреть Бога (Мф. 5, 8) как во времени, так и в вечности. Кто отрицает это, тот показывает, что он или не знает Писания, или не понимает дела спасения, как оно устроено в целокупности, равно как обнаруживает и то, что он не познал опытом ни самого себя, ни Бога, ни великой разницы между чистотой и нечистотой души.   

2. Заблуждаются поэтому не только те, которые вменяют себе заслугу Христову и обетования Евангелия без покаяния и изменения образа мыслей, и считают такое вменение, как бы действующее само по себе, подлинной верой. От истины остаются далеки и те, которые, после некоего малого опыта вкушения благодати или оставления (пусть и действительного) грехов, сразу полагают, что в один момент с ними произошло всё, что нужно, и что дальше от них ничего не требуется, как только восславлять своё состоявшееся спасение и говорить о нём другим, дабы привести к Спасителю как можно больше душ.

3. Прекрасно, когда кающаяся душа, приобщившись богатству Божия милосердия, поистине получает оставление своих грехов и чувствует после сего, что она, невзирая на её падшесть и нечистоту, может иметь надежду и упование на Бога, Который, вместо заслуженного наказания, дарует ей Своё благоволение и благость. Но только если душа пребудет в этой благодати, то она скоро уразумеет сердцем, что благодать сия есть не мимолётная или мёртвая вещь, но живая творческая сила Духа Христова, указывающая душе, как и что она должна отвергнуть, и каким образом ей надлежит целомудренно, праведно и внутренне благочестиво ходить пред своим Богом (Тит. 2, 11-12), ради предстоящих великих обетований очищая себя от всякой скверны плоти и духаи совершая своё освящение в страхе Божием (2 Кор. 7, 1). Те, кто не чувствует необходимости именно такого всецелого очищения и освящения, должны усомниться, истинно ли они стоят в благодати, и обеспокоиться тем, не бессмысленно ли они проводят дни своей жизни, не понимая того, что происходит в их сердцах.

4. Хотя мы не можем, и не должны, совершать всё это собственными силами – ибо, как сказано, всё сие соделывает благодать; но мы должны давать ей в себе место, веровать и быть послушными ей. Тогда в продолжение своего труда послушания благодати и при возрастающем свете Христовом душа будет всё более познавать, что даже самые напряжённые её усилия, самое искреннее сотворчество с благодатью недостаточны для того, чтобы исторгнуть из неё глубочайшие корни её самолюбия и исцелить бездну её повреждения. Сам Бог должен особо приложить здесь Свою руку, дабы очистить сию плодоносящую ветвь (Ин. 15, 2) и соделать душу Своей избранницей, переплавив её в горниле страданий (Ис. 48, 10). Совместное действие души и благодати можно назвать приуготовительным и деятельным освящением (1 Ин. 3, 3); то́ же, что совершает Сам Бог чрез скорби и многоразличные искушения (1 Петр. 1, 6) – приимательным, страдательным очищением, очищением подлинным и существенным. Если через первое человек некоторым образом омывается от плотской нечистоты, то последнее совершенным образом очищает его от всякой примеси скверны плоти и духа (Ис. 1, 25; 2 Кор. 7, 1). Таким образом, приимательное очищение является, согласно Писанию (2 Кор. 6, 16-17), необходимейшим и ближайшим преддверием для всецелого вселения Бога в нас.

5. Но при всём этом путь очищения, освящения и созидания нашего спасения вовсе не противопоставляется исключительной нашей опоре на Христовы заслуги и на дар благодати. Да не будет того! Наоборот, чем дальше Бог ведёт душу по пути освящения, тем больше для неё проясняется и возвеличивается от силы в силу сия великая истина нашей веры. Ибо в душе всё яснее открывается и из неё выплавляется тайная опора на себя саму и на всё, что – в духовном – не есть исключительно Христос и Его дело, так что душа приуготовляется всецело отвергнуть себя и совершенно найтись во Христе (Фил. 3, 9), когда она уже не себе живёт, но только Христу, живущему в ней (Гал. 2, 20). Поистине, если кто опытом вкусит славу, последующую во Христе за этими страданиями (1 Петр. 1, 11), тот не будет противиться сему спасительному учению о Кресте, но примет его, как истинное Евангелие.    

 
ПРИЛОЖЕНИЕ II 

Некоторые размышления над 2 Кор. 5, 16

[Об уповании на примирение с Богом Кровию Христовой]

(извлечение из частного письма)

                                                                                     Отныне мы никого не знаем по плоти;

                                                                                     если же и знали Христа по плоти,

                                                                                     то ныне уже не знаем.

                                                                                                                                    (2 Кор. 5, 16)

1. Вы просите меня, чтобы я изложил свои мысли по поводу этого места Писания. Очевидно, что Апостол говорит здесь о производящих разделения худых делателях на ниве Христовой (Рим. 16, 17; 1 Кор. 1, 10-12), опирающихся на свой авторитет и преимущества по плоти, которыми – а не христианским состоянием своего сердца – они хвалятся (2 Кор. 5, 12). Также Павел имеет в виду знаменитых чем-либо (Гал. 2, 6), тех, кто так или иначе надеется на плоть (Фил. 3, 2-7), и, кратко сказать, всех, кто привлекает к себе ду́ши чем-либо внешним.

Против сих худых делателей Апостол, побуждаемый силой любви, выступает со святой ревностью, как бы выходя из себя (2 Кор. 5, 13), дабы исторгнуть верующих из всех этих внешних чувственных вещей. Он как бы становится одним из уже умерших, чтобы и верующие, глядя на него, почитали себя такими же (2 Кор. 5, 15). «Я умер – что мне во внешнем? Я умер, и потому больше не знаю никакого человека, как он выглядит наружно, высок он или низок, учён или неучён, родственен мне или чужд, Иудей или язычник. В смерти всё это прекращается – даже похвала земным родством со Христом, знакомством с Ним в мире сем, хождением с Ним, участием в Его истории и вообще всем, что от Него могло быть увидено или познано внешним образом». Всё сие (как бы хочет сказать Апостол) должно отныне стать невидимым и духовным; мы уже больше не ветхий, преходящий человек, но новое творение (2 Кор. 5, 17); это одно, и ничто внешнее, имеет силу во Христе (Гал. 5, 6).

2. И сегодня, как Вы совсем небезосновательно пишете, многие основываются только на одном лишь внешне-образном и плотском познании Христа и Его служения. Одни содержат истину о Христовой Крови и о примирении с Богом только в голове и на устах, без подлинного изменения сердца – и это есть крайне поверхностное познание Христа по плоти, которое никогда никого не может спасти.

3. Другие, более духовные люди, при внешне-образном познании Христа имеют также и некоторое сладостное умиление в чувствах и движениях души. Но они задерживаются на этих усладительных чувствах и на внешне-образном представлении о Христовой истине слишком много и слишком долго. С ними происходит то, как если бы кто держал пищу во рту, но не глотал её и не получал от неё питательной силы. Они не растут, питаясь только этим услаждающим молоком. Они суть – в лучшем случае – младенцы во Христе (1 Кор. 3, 1); их нужно любить, но при этом и вразумлять, что от молока им надлежит переходить к более взрослой пище (1 Петр. 2, 2). Само молоко при этом не надо презирать – ведь и взрослые люди его пьют. Но если привыкшие к молоку захотят, чтобы и все остальные непременно думали, говорили и действовали так же, как они, то их придётся тоже назвать плотскими (1 Кор. 3, 1-4), а их знание о Христе – исключительно по плоти (2 Кор. 5, 16).

4. В вочеловечении Христа – говорили христиане первых веков[31] – Бог дал нам Себя как молочную пищу, дабы чрез неё мы возрастали ко вкушению Хлеба бессмертия, то есть Духа Отца. Чрез человечество Христово мы приводимся к Божеству.

5. Те, которые воспринимают примирение с Богом во Христе внешне-образно и поверхностно и успокаиваются на этом, чаще всего пришли ко Христу недолжным, ненадлежащим путём, не чрез привлечение от Отца к покаянию и обращению (Ин. 6, 44). Но никаким иным образом придти к Нему невозможно.

6. Если же мы поистине пришли ко Христу и к Его Крови примирения (Кол. 1, 20), то потом мы непременно должны чрез Христа, Который есть истинный и живой Путь, быть приведены к Отцу и к внутреннему единению с нашим благим Богом (Ин. 14, 6). И именно это чаще всего остаётся совсем непонятым, и человек стоит при пути, вместо того, чтобы идти по нему. 

7. Христос – не только распятый и умерший. Он есть и воскресший и восшедший на небеса, дабы освятить нас дарованием Своего Духа жизни и святыни (Рим. 8, 2; 1, 4) и посадить с Собою на небесах (Еф. 2, 6), – то есть дать нам отныне небесный образ мыслей и чувств.

8. Посему верующие должны не только останавливаться на истории, образных представлениях и умилительных чувствах при созерцании смерти и воскресения Христовых, какими бы благими, действенными и сладостными в своё время и на своём месте эти представления и чувства ни были; но главным образом стремиться к опытному познанию силы смерти и воскресения Христа и к участию в страданиях Его (Фил. 3, 10).

9. Если бы Христос не примирил нас с Богом чрез Свою Кровь и крестную смерть, то мы никогда не смогли бы освятиться, соединиться с Богом и спастись. Слабый, падший, повреждённый в самих своих основах человек не воспринял бы со стороны божественного величия и чистоты (кои сами в себе в высочайшей степени достолюбезны и святы) ничего, кроме страха, отторжения и ада, если бы силой нашего великого Посредника, Богочеловека Эммануила, действие Божие на грешника не было бы изменено, соделавшись умеренным, переносимым, а затем желаемым и любезным.

10. Чрез единение Бога с человечеством во Христе положено основание для нашего воссоединения с Богом, и чрез Христову Кровь и заслугу все бедные кающиеся грешники, равно как и уже освящённые чада Божии, имеют в жизни и в смерти открытый им новый и живой путь, вводящий их во святилище богообщения (Евр. 10, 19-20). Но нужно именно входить в сие святилище, а не только смотреть на уготованный нам путь и хвалиться им (Евр. 10, 22).

11. Три части Иерусалимского храма были, среди прочего, прообразом различных состояний тех, кто служит Господу, равно как и того, ка́к можно познать и вкусить Бога и всё божественное, и как надлежит служить Ему. Во внешнем дворе (2 Пар. 3, 4) совершалось почти непрекращающееся излияние крови жертвенных животных (Исх. 29, 10) пред глазами всего народа. В святилище (Евр. 9, 2) эта кровь приносилась, и ею помазывались роги жертвенника (Исх. 29, 12). В Святая Святых (Евр. 9, 3), где Божие Величие обитало в безмолвном мраке, не было видно жертвенных закланий или слышно их шума, но кровь примирения тем не менее также вносилась во внутреннейшее за завесу (Евр. 9, 7; 6, 19).

12. Сообразно сему Христова Кровь примирения во всех состояниях человека остаётся драгоценной и достопоклоняемой, не только для верующих на земле, но и для святых на небе (Откр. 5, 9). Но не во всех состояниях и не во всякое время человек живо помнит о ней, представляет её своему взору или испытывает яркие духовные чувства по отношению к ней.

13. Всякое внутрь-собирание и влечение любви к Богу, всякое приближение ко Господу, всякое воззрение на Него в детском уповании, все действования и внутренние извещения Божии о Его любви, Его мире, Его благости, которые только верующие могут испытывать; всякое стремление человека жить по Богу и т.д., – всё сие, равно как и иные бесчисленные вещи этого рода, имеет своё основание в примирении Христовом и проистекает из него, хотя душа в моменты таких духовных переживаний не думает с точностью именно о нём.

14. Дитя вкушает от материнской груди, не понимая, откуда берётся молоко, и не разглядывая грудь, питающую его. Рассматривание груди воспрепятствовало бы вкушению. Так и благородные духовные состояния и драгоценные минуты внутренней жизни не допускают многих рассматриваний и размышлений.

15. Бывает так, что человек держит на языке прекрасное кушанье, но оно не питает его, потому что он не проглатывает его, не давая ему идти своим путём. И наоборот, бывает так, что человек может совершенно забыть вкус пищи, насытившей его, но при этом всецело воспринять всю её питательную силу.

16. Душам, веду́щим внутреннюю жизнь, сущность примирения во Христе часто открывается, даётся в ощущении и усвояется очень просто, но очень глубоко и питательно. Возможно, они не могут выразить этого в словах; но их сердца, исполненные величайшего самоумаления, сладчайшего преклонения пред Богом, глубочайшего благоговения и поклонения Ему, всецелого упования на Него и т.д., на деле свидетельствуют о том. И таким образом они имеют сам предмет, а не только образ и описание предмета, и приобщены прославленному Христу и совершённому Им примирению с Богом бесконечно больше, чем все прочие, кто только поверхностно разглагольствует о нём[32].

ПРИЛОЖЕНИЕ III

Некоторые свидетельства учителей Церкви первых веков,

подтверждающие вышеизложенные истины 

1. Чтобы не создавалось впечатления, что я в своём трактате «Предостережение от духовной поверхностности и беспечности» безосновательно ссылался на согласие отцов Церкви первых веков, то я хочу в качестве доказательства привести здесь некоторые их слова, и на сей раз, кроме уже цитируемого Августина, в качестве свидетелей представить Иустина, Иринея и Киприана – трёх высокочтимых учителей Церкви, которые все подтвердили и запечатлели мученической кровью то, чему они учили.

2. Первый, именно Иустин (принявший христианство около 130 года), в своём известном «Разговоре с Трифоном Иудеем» говорит так: «Некогда обетованный в Ветхом Завете Новый Завет надлежит соблюдать всем людям, желающим получить наследие Божие. Закон, данный на Хориве, есть ветхий закон, и только для вас, Иудеев, а тот закон, о котором я говорю, – для всех людей вообще, и вовек»[33]. И дальше: «Скиф ли кто или перс, однако если имеет познание о Боге и Христе Его и соблюдает Его вечные заповеди, – тот обрезан прекрасным и полезным обрезанием (Духа), и есть друг Богу»[34].

3. Когда Трифон спрашивает: «Те, которые жили по закону, данному Моисеем, будут ли жить в воскресение мёртвых?», – то наш святой мученик отвечает на этот вопрос утвердительно. «Ибо, – говорит он, – в законе Моисеевом заповедано исполнять то, что по природе хорошо, свято и справедливо, и сверх того предписано делать и то, что узаконено по жестокосердию народа; люди подзаконные исполняли и это. Поелику же те, которые делали всеобщее, естественное и вечное добро, приятны Богу, то и они, подобно прежде их жившим праведникам Ною, Еноху, Иакову и другим, во время воскресения спасутся чрез Христа нашего вместе с теми, которые Сего Христа признали Сыном Божиим»[35].

4. «Бог призвал Авраама, – продолжает Иустин, – и повелел ему выйти из земли, в которой он жил (Быт. 12, 1). И нас всех Он призвал так же, и мы теперь вышли из того образа жизни, который вели, живя худо подобно другим обитателям земли. И вместе с Авраамом мы наследуем святую землю и получим в наследие бесконечную вечность, так как мы дети Авраама по одинаковой с ним вере. Ибо как он поверил голосу Божию, и это вменилось ему в праведность, так и мы, уверовавши голосу Божию, проповеданному апостолами и предвозвещённому нам пророками, отреклись даже до смерти от всего в мире»[36].

5. Дальше он говорит: «Блажен человек, которому Господь не вменит греха (Пс. 31, 2), – то есть: покаявшись в своих грехах, он получит от Бога прощение их; но не так, как вы обольщаете себя самих, и некоторые другие, подобные вам, которые говорят, что хотя они грешники, но поскольку они знают Бога, то Господь не вменит им греха»[37].

6. И в Послании к Диогнету Иустин пишет: «Бог предал Сына Своего в искупление за нас, Святого за беззаконных, Невинного за виновных, Праведного за неправедных, Нетленного за тленных, Бессмертного за смертных. Ибо что другое могло прикрыть грехи наши, как не Его праведность? Чрез кого мы, беззаконные и нечестивые, могли оправдаться, кроме Сына Божия? О, благодеяние, превышающее всякую надежду! – Бог возлюбил человеков, для которых Он сотворил мир, создал их по собственному Своему образу, к ним послал единородного Сына Своего, им обещал Царство Небесное, которое Он и даст возлюбившим Его. О, какой радости ты исполнишься, когда познаешь Отца! Как ты возлюбишь Того, Кто столько наперёд возлюбил тебя! Когда же возлюбишь Его, то сделаешься подражателем Его благости, и тебя не будет удивлять, что человек может быть подражателем Божиим. Может, если захочет (конечно, если обратит его к Себе Бог силою Своею). Тогда ты отринешь обольщение и заблуждение мира и научишься истинной небесной жизни. – Я не новость сказываю, и не напрасно ищу убедить других, но бывши учеником апостольским, и я сделался учителем язычников, и то, что мне предано, стараюсь сообщить ученикам, достойным истины»[38].

7. В послании же к Зене и Серену[39] он говорит: «Наши чувства и мысли запутываются от сообращения с миром, в котором мы рассеяны. Сего ради, поскольку наш Спаситель говорит, что Он не от мира сего, то Он хочет и нас отвратить от общения с миром и изволит, чтобы мы были друзьями истины и приняли совершенство небесной силы, равно как и то, чтобы мы совершали всё, что только составляет волю Отца Вечности. Ибо не является верующим тот, кто живёт сообразно падшей природе».

8. Обратимся теперь к святому Иринею, который в свои детские годы знал ещё святого Поликарпа[40], и сам в преклонном возрасте благородно пролиял кровь свою за имя и учение Христово. В четвёртой книге «Против ересей» он пишет: «Поелику в обоих Заветах, в Законе и в Евангелии, заповедь о совершенной жизни едина, то оказывается, что Учредитель Закона и Евангелия – Один и Тот же. Ибо так как в том и другом Завете правила совершенной жизни одни и те же, то они указывают на Одного Бога, Который хотя и предписал особенные в том и другом Завете заповеди, сообразные людям и обстоятельствам, но главнейшие и важнейшие, без которых невозможно спасение, дал одни и те же в обоих Заветах»[41].

9. «И что Господь это самое существенное в Законе («естественные заповеди Закона», как, собственно, пишет Ириней[42]), которым человек оправдывается и которое до законодательства соблюдали оправдавшиеся верою и угодившие Богу, не разрушил, но распространил и восполнил, – это открывается из Его слов: если праведность ваша не превзойдёт праведности книжников и фарисеев, то вы не войдёте в Царство Небесное (Мф. 5, 20). А что значит «превзойти»? Во-первых, веровать не только в Отца, но и в Сына Его, уже открытого, ибо Он-то приводит человека в общение и единение с Богом. Во-вторых, не только говорить, но и делать, – ибо они говорили, но не исполняли, – и, в-третьих, воздерживаться не только от худых дел, но и от пожелания их. И этому Он учил не в противность Закону, но восполняя Закон и вкореняя в нас праведность Закона»[43].

10. «Ибо Закон, будучи дан для рабов, обучал душу посредством внешнего и телесного, как бы узами привлекая её к повиновению заповедям, дабы человек научился служить Богу. Слово же (Христос) освободило душу (от сих уз) и научило чрез неё (душу) очищать и тело. После сего необходимо должны были разрушиться узы рабства, к коим человек уже привык, чтобы ему без уз следовать за Богом, а определения свободы – расшириться, покорность же Царю – увеличиться, дабы обращающийся не являлся недостойным своего Избавителя. Послушание и любовь к домохозяину должны быть одни и те же у рабов и свободных, но свободные имеют бо́льшую уверенность, потому что действие свободы больше и славнее, чем повиновение в рабстве. Поэтому-то Господь вместо: «не прелюбодействуй» заповедал не иметь даже вожделения, и вместо «не убивай» – не гневаться, и вместо даяния десятины – разделять всё имение бедным, и любить не только ближних, но и врагов, и не только быть щедрыми даятелями, но давать дары тем, кои отнимают наше»[44].

11. «Все это, как я сказал (продолжает Ириней), говорит Господь не как Тот, Кто разрушает Закон, но как Тот, Кто восполняет, распространяет и расширяет его в нас. С бо́льшим действованием свободы Он насаждает в нас более полное повиновение и любовь. Ибо Он освободил нас не для того, чтобы мы отступили от Него, но чтобы, получив больше Его милости, более любили Его. А чем более возлюбим Его, тем бо́льшую получим от Него славу, так как мы всегда будем пред лицом Отца»[45].

12. «Итак, всё существенное в Законе обще нам и им (Иудеям). Ибо повиноваться Богу, следовать Его Слову, любить Его больше всего и ближнего, как самого себя, воздерживаться от всякого злого дела и прочие подобные заповеди общи обоим Заветам и указывают нам на Одного и Того же Бога. Сей-то Господь наш, Слово Божие, сперва привлёк рабов к Богу, а потом освободил их, как Он говорит ученикам: Я уже не называю вас рабами, ибо раб не знает, что делает господин его; но Я назвал вас друзьями, потому что открыл вам всё, что слышал от Отца Моего (Ин. 15, 15). Словами: «Я уже не называю вас рабами» Он весьма ясно показал, что Он сперва установил в людях посредством Закона рабство в отношении к Богу, а потом даровал им свободу. А называя учеников Своих друзьями, Он ясно показывает, что Он есть то Слово Божие, которому и Авраам добровольно и без уз, по благородству своей веры, следовал и сделался другом Божиим (Иак. 2, 23). Но Слово Божие приняло дружбу Авраама не по нужде Своей, будучи изначала совершенно, ибо прежде, нежели был Авраам, Я есмь (Ин. 8, 58), сказал Он; но чтобы по Своей благости даровать самому Аврааму вечную жизнь, потому что дружба Божия дарует бессмертие тем, которые в неё вступают»[46].

13. «Моисей говорит: Итак, Израиль, чего требует от тебя Господь, Бог твой? Того только, чтобы ты боялся Господа, Бога твоего, ходил всеми путями Его, и любил Его, и служил Господу, Богу твоему, от всего сердца твоего и от всей души твоей (Втор. 10, 12). Это доставляло славу человеку, восполняя то, чего ему не доставало, то есть дружбу Божию; а Богу ничего не доставляло, ибо Бог не нуждался в любви человека. У человека же не доставало славы Божией, которой он никак не мог получить иначе, как чрез повиновение Богу»[47]. – Именно эти заповеди остаются незыблемыми также и для христиан, и чрез явление Христа во плоти они не только не отменены, но приумножены и расширены. – Ириней продолжает: «Заповеди рабства, пригодные к образованию и вразумлению народа, Бог отдельно дал чрез Моисея. Эти заповеди, данные народу в рабство и как предзнаменования, Христос всесторонне отменил Новым Заветом свободы. Сущностные же (естественные), благородные и всем общие заповеди Он расширил и умножил, независтно и щедро даровав людям чрез усыновление познать Бога Отца и любить Его всем сердцем, и без противления следовать Его Слову, воздерживаясь не только от злых дел, но и от худых пожеланий. Он умножил страх Божий; ибо сыны должны больше бояться Отца и иметь к Нему бо́льшую любовь, чем рабы. И потому Пётр говорит: мы должны иметь свободу не для прикрытия зла (1 Петр. 2, 16), но для засвидетельствования и обнаружения веры»[48].

14. О необходимости постепенного продвижения к совершенству в деле нашего освящения святой мученик говорит так прекрасно и выразительно, что я не могу удержаться от того, чтобы не привести здесь некоторые его слова по этому поводу.

«Как мать может доставить младенцу совершенную пищу, но он ещё не может принять пищи старшего возраста, так и Бог мог вначале даровать человеку совершенство, но человек не мог принять его, ибо он был ещё младенец. Посему и Господь наш в последние времена, восстановляя в Себе всё, пришёл к нам не так, как Он мог, но как мы могли Его видеть. Ибо Он мог придти к нам в неизреченной славе Своей, но мы не могли вынести величия Его славы. И поэтому Он, совершенный Хлеб Отца, представил нам, младенцам, Себя Самого как молоко – таково было Его человеческое пришествие, – дабы, как бы вскормленные от сосцов Его плоти и чрез такое млекотворение приученные есть и пить Слово Божие, мы могли содержать в себе самих хлеб бессмертия, который есть Дух Отца. – Посему Павел говорит Коринфянам: Я питал вас молоком, а не твёрдою пищею, ибо вы были ещё не в силах (1 Кор. 3, 2) принимать такую пищу. То есть: вы узнали пришествие Господа, как человека, но Дух Отца ещё не почивает на вас по причине вашей слабости». Ибо чувства их были ещё не приучены навыком к хождению перед Богом (Евр. 5, 14). «И поэтому, – продолжает Ириней, – совершенный Сын Божий сомладенчествовал человеку, и не ради Себя, но ради младенчества человека Он соделал Себя доступным таким образом, каким человек мог принять Его»[49].

15. «И вот каким порядком сотворённый и созданный человек становится образом и подобием несозданного Бога: Отец изволяет и повелевает, Сын действует и исполняет, Дух питает и возращает, человек же постепенно преуспевает и восходит к совершенству, то есть приближается к Несозданному, ибо Несозданный – Бог – совершен. Человеку надлежало сперва произойти, произшедши – возрастать, возросши – возмужать, возмужавши – умножаться, умножившись – укрепляться силами, укрепившись – прославиться, и прославившись – видеть своего Владыку. Ибо Бог есть Тот, Которого должен узреть человек; видение же Бога производит нетление, а нетление приближает к Богу»[50].

16. «Итак, как будет Богом (подобным Богу) тот, кто ещё не сделался человеком? Как будет совершенным только недавно сотворённый? Как будет бессмертным, кто в смертной природе своей непослушен Творцу? Ибо надлежит тебе прежде соблюсти чин человека, а потом приобщаться славе Божией. Не ты творишь Бога, но тебя творит Бог. Посему, если ты творение Божие, то жди руки твоего Художника, всё делающего в надлежащее время – в надлежащее именно относительно тебя, предмета Его творения, время. Предоставь же Ему твоё сердце мягкое и покорное и соблюдай образ, который дал тебе Художник, имея в себе влажность, дабы, огрубевши тебе не утратить следов перстов Его. Соблюдая свой состав, ты достигнешь совершенства, ибо художество Божие скроет твою глину. Рука Его соделает из тебя прекрасное существо; она обложит тебя изнутри и снаружи чистым золотом и серебром и так украсит себя, что Сам Царь возжелает красоты твоей (Пс. 44, 12). Если же ты, скоро загрубев, отвергнешь Его искусство и окажешься неблагодарным к Нему за то, что ты создан человеком, то чрез свою неблагодарность ты лишишься и Его искусства, и жизни твоей. Ибо творить свойственно благости Божией, а быть творением есть свойство человеческой природы. Посему, если ты отдашь Ему твоё, то есть веру в Него и послушание Ему, то примешь Его искусство и станешь совершенным делом Божиим. Если же ты не будешь веровать в Него и убежишь от руки Его, то причина несовершенства будет в тебе, неповиновавшемся, а не в Том, Кто призвал тебя»[51].

17. Теперь выпишем несколько мест, как нельзя лучше иллюстрирующих то, о чём мы говорили в нашем трактате, из творений святого учителя Церкви и мученика Киприана.

«Наши тела, – пишет он[52], – суть храмы Божии, которые никем не должны быть растлеваемы и оскверняемы. Сих-то храмов строители и настоятели – мы; послужим же Тому, Кому уже мы принадлежим. Прославим и будем носить Господа в чистом и нескверном теле, соблюдая всевозможную осторожность. Искупленные Кровию Христовою, подчинимся воле Искупителя своего во всех действиях нашего служения Ему; постараемся о том, чтобы ничего скверного и нечистого не было вносимо нами в храм Его, дабы Он, оскорбившись нашим поведением, не оставил жилища, в котором теперь обитает. Вот слова Господа, исцеляющего и поучающего, одновременно врачующего и наставляющего: се, ты выздоровел; не греши больше, чтобы не случилось с тобою чего хуже(Ин. 5, 14). Даровав здравие, Он предлагает затем и образ жизни и закон непорочности, воспрещая на будущее время жизнь беспорядочную и распутную»[53]. «Неприлично христианину гоняться за славою и почестями плотскими, а надлежит внимать слову Божию и в нём искать благ, во веки пребывающих. Или, если уже и гордиться плотию своею, то разве тогда только, когда она бывает мучима за исповедание имени Христова»[54].

18. «Итак, до́лжно стремиться к вечному и божественному и всё делать по воле Божией, следуя стопам и божественному учению Господа нашего, Который в наставление нам сказал: Я сошёл с небес не для того, чтобы творить волю Мою, но волю пославшего Меня Отца(Ин. 6, 38). Если раб не более господина своего, и получивший свободу обязан послушанием своему освободителю, то мы, желая быть христианами, должны подражать тому, чему учил и что творил Христос. В Писании сказано, и мы читаем, слышим, и в пример нам возвещается устами Церкви: Кто говорит, что пребывает в Нём, тот должен поступать так, как Он поступал(1 Ин. 2, 6). Посему надлежит нам ходить по тем же стопам, ревностно идти по тому же пути»[55]. «Говоришь, что ты достаточна и богата, и твердишь, что тебе следует пользоваться теми благами, коими Господь наделил тебя. Пользуйся ими, употребляй, но на дела спасительные; употребляй для добрых целей; употребляй, но на то, на что Бог заповедал, на что Сам Господь указал. Пусть чувствуют твоё богатство бедные, пусть ощущают твой достаток неимущие»[56]. «Истинная дева, докажи, что ты превыше убранств, ты, которая побеждаешь плоть и мир, победи страсть к золоту. Могущая торжествовать над бо́льшим – не в состоянии ли восторжествовать над меньшим? Тесны врата и узок путь, ведущие в жизнь(Мф. 7, 14); трудны и тяжелы стези, ведущие к славе. Этим-то путём, по этим стезям проходят мученики, шествуют девы, идут все праведники»[57].

19. В трактате «О ревности и зависти» святый мученик пишет: «Для чего бесславит стадо Христово ложно именующий себя христианином? Облечься во имя Христово и не идти путём Христовым – не есть ли это предательство имени Христова, оставление спасительного пути?»[58]. «Если живёте по плоти, – говорит Павел, – то умрёте, а если духом умерщвляете дела плотские, то живы будете. Ибо все, водимые Духом Божиим, суть сыны Божии (Рим. 8, 13-14). Если мы сыны Божии, если мы соделались храмами Божиими, если, приняв Духа Святого, мы стали жить свято и духовно, возвели очи от земли к небу, устремили сердце, исполненное Бога и Христа, к горнему и духовному, то будем делать то, что достойно Бога и Христа. – Мы не можем носить на себе небесный образ, если не будем уподобляться Христу в том, чем быть начали. Изменение прежней жизни и начало новой требует, чтобы в тебе явно было рождение божественное, чтобы твоё богоподобное поведение соответствовало Богу Отцу, чтобы честной и похвальной жизнью прославлялся в человеке Бог»[59]. «Помышляй о том, что мы стоим пред очами Божиими, что сам Бог смотрит и судит о прохождении нами жизненного пути; что мы можем сподобиться созерцать Его только в том случае, если мы будем радовать Его, взирающего теперь на нас, своими поступками, если соделаем себя достойными Его благодати и милости, если, предназначенные к тому, чтобы вечно угождать Ему в Царстве, мы сперва угодим Ему в сем мире»[60].

20. В завершение наших выписок приведём несколько мест из блаж. Августина, в которых он кратко излагает свои мысли о законе и благодати.

«Действие Закона заключается в том, что человек уразумевает, что́ Бог хочет от него; действие же благодати – в том, что человек покоряется Божию закону; ибо не слушатели закона, – возвещает Апостол, – праведны пред Богом, но исполнители закона оправданы будут (Рим. 2, 13). Таким образом, закон производит слушателей правды, а благодать – делателей её. Ибо, как говорит тот же Апостол, что́ Закону было невозможно, потому что он был обессилен плотью, то́ совершил Бог, послав Сына Своего в подобии плоти греховной в жертву за грех и осудил грех во плоти, дабы оправдание закона исполнилось в нас, живущих не по плоти, но по духу (Рим. 8, 3-4). Ибо невозможно, чтобы Закон мог быть исполнен посредством плоти. Посему правда Закона исполняется не в тех, кто живёт по плоти, но в тех, кто ходит по духу. Кто же ходит по духу, если не тот, кто водим Духом (Рим. 8, 14)? Не те дети свободны, кои приняли закон буквы, но принявшие духа благодати, которым Закон, будучи сам по себе свят, праведен и добр (Рим. 7, 12), может быть исполнен. Вот – правое учение; да внемлют ему все, и да не спорят»[61].

21. «Исключая те заповедания Ветхого Завета, которые даны только для того, чтобы обозначить и предуказать нечто иное (хотя и в сих заповеданиях, если их понимать духовно, Закон поистине может быть назван духовным), всё прочее, относящееся к благочестию и доброй нравственности, несомненно должно быть исполняемо так, как предписано. Ибо хотя Христос снял с нас тяжкое иго многих преданий (Мк. 7, 9), можем ли мы по этой причине сказать, что нас не касается то, что велит Закон? Кто столь нечестив, что дерзнёт сказать (хотя сегодня многое дерзают), что на заповеди Закона ему можно не обращать внимания, поскольку он христианин, и больше не под Законом, но под благодатью? – Те, кои поистине под благодатью, оживотворяются Духом и исполняют дела Закона верой, действующей любовью (Гал. 5, 6)»[62].