Правота превратилась в религию. Алексей Алешковский

Обитатели черно-белого мира нуждаются в ощущении собственной правоты. Быть на стороне зла не хочет никто, за вычетом фриков-сатанистов. Правота превратилась в религию. Если традиционные конфессии говорят человеку о том, что он несовершенен, и ограничивают системой запретов свободу его воли, то религия правоты разрешает причинять добро безоглядно, поскольку человек, вооруженный правотой, совершенен.

Однако, как и любая конфессия, правота ограничивает своих адептов, потому что их совершенство сертифицируется лишь в рамках определенной картины мира: тупоконечники не могут допускать и частичной правоты остроконечников, потому что это может подорвать базовые основания их веры. В конце концов, любые сомнения приводят только к одному – убеждению в том, что в базовом смысле все одинаковы.

Но если все одинаковы, то и воевать друг с другом не за что. Нет правоты, нет тех, за счет кого можно самоутверждаться, и не на чем зарабатывать (в конце концов, с древнейших времен и до наших дней войны – источник заработка). Нет тех темных, на фоне которых можно выглядеть светлыми. Но позвольте, скажут мне, разве не нужно бороться с различными свинцовыми мерзостями и их адептами?

Разумеется, нужно, только заниматься этим почти никто не хочет. Большинство предпочитает делегировать свои полномочия по борьбе со злом. Да и зло, чтобы чувствовать себя перманентно правыми, выбирают поглобальнее: не начальника, который может и уволить, а «кровавый режим» (так в советские времена очень популярно было вместе со всеми бороться за мир или против алкоголизма).

Для борьбы с Драконом сертифицируется какой-нибудь «специально обученный» Ланцелот, который и начинает объяснять, в какую сторону баранам двигаться или за кого им голосовать. Он «знает, как надо», и его надо слушать. Потому что, если его не слушать, можно не получить искомого результата. С точки зрения теории управления – это грамотный подход: лучше плохое решение, чем никакого.

Тем более стоило посмотреть на координационный совет оппозиции, чтобы решить: лучше идти хоть куда-нибудь, пока мозги с ногами совсем не затекли. Это – основная мотивация участников протестов за все хорошее и против всего плохого. Исправлять мир вокруг себя долго, муторно и бесперспективно. А вот обустроить Россию можно быстро и эффективно – стоит только поменять шило на мыло.

«Я считаю, что можно голосовать и за сталиниста, и за педофила, за кого угодно. Потому что я же говорю – это способ закричать. Какая разница, если все, что имеет значение – это громкость вашего голоса», – объясняет профессор ВШЭ и чикагского университета Константин Сонин. Хорошо, что профессор экономики, а не здравого смысла. Может, он даже сказку «Петя и волки» не слышал.

Одна из любимых историй моей мамы – про алупкинскую экскурсоводшу хрущевских времен, которая вдохновенно излагала историю строительства Воронцовского дворца, а перед тем, как перейти к описанию прочей бурной деятельности графа, с праведным жаром воскликнула: «Но Воронцову всё было мало!». С тех пор эта фраза стала у нас семейной присказкой.

Но если аппетиты графа Воронцова были связаны с созиданием, то борцам против всего плохого необходимо постоянно утолять свою жажду справедливости – хотя бы мечтами о разрушении. Им очевидно, что на гнилом фундаменте светлую Россию будущего не построишь – а то, что новые пирамиды придется воздвигать тем же «рабам» теми же руками, в учет почему-то не принимается.

«Они думали, что народ обязан их любить только за то, что они демократы. Что бы они ни делали. А когда обнаружилось, что любви они не вызывают, стали объяснять это тем, что народ – дерьмо. Но если народ – дерьмо, то для кого и с кем они хотели и хотят устроить демократию?» – спрашивал Наум Коржавин. Трогательное единение прогрессоров и власти к хорошим результатам не привело.

Пришлось вернуться к бескомпромиссной борьбе. В ней важна не победа, а участие: если победа непременно ведет к разочарованиям, то участие гарантирует и чувство локтя, и веру в светлое будущее, которая прекрасно заменяет уверенность в завтрашнем дне. И, разумеется, образ врага, без которого никакая борьба борьбой считаться не может: если вы – правые, то только на фоне левых.

«Большинство злодеяний вызвано сочетанием завышенной самооценки и нравственного идеализма, создающих иллюзию морального и личностного превосходства», – замечает Уилл Сторр в книге «Внутренний рассказчик», где приводит интересные научные факты, объясняющие, каким именно образом мы сами себе сочиняем и песни, и судьбы:

«Наш внутренний рассказчик не имеет встроенного доступа к нейронным структурам, которые в значительной степени (есть мнение, что и полностью) управляют нашими чувствами и действиями. Поэтому он вынужден оперативно набрасывать более-менее осмысленную историю, обычно героического характера, объясняя наше поведение и его причины».

Так уж повелось, что чем свободнее мы живем, тем шире героическое недовольство. А чем оно шире, тем больше его приходится сужать. Объяснение тут только одно: лучшее – враг хорошего. Возможно, потому, что хорошее быстро возбуждает аппетиты. Героически декларировать идеалы – не мешки ворочать. Люди делятся на способных задавать умные вопросы и давать глупые ответы.

Никакие уроки истории не могут унять у наших прогрессоров жажду причинять добро тем, кто его от них не ждет. И кто является для прогрессоров сопутствующим ущербом на их пути к идеалу. Настоящий герой отказывается в конце пути от ложной цели в пользу истинной потребности. К этому его приводит осознание опыта этого пути. Человек, изменить которого не способно ни что – герой ситуационной комедии.

Источник: деловая газета ВЗГЛЯД