Православная и Римско-католическая церковь на территории Беларуси в 1914-1917 гг.: на пути к "Февралю". Иерей Никодим Пашков

Изучение конфессиональной истории Беларуси в различные исторические периоды является одним из приоритетных направлений белорусской науки. Исходя из этого, автор предпринял попытку рассмотреть положение и деятельность Православной и Римско-католической Церквей в годы Первой мировой войны.

Огромное разорение в церковную жизнь белорусских земель внесла Первая мировая война, начавшаяся 1 августа 1914 года. Она явилась своеобразным катализатором тех потрясений, которые обрушились на Российскую империю в ходе военных действий. Справедливости ради следует отметить, что, несмотря на внешнее благолепие и многочисленность, церковная жизнь в предреволюционные годы в подавляющем большинстве случаев не отличалась, к сожалению, должной духовной глубиной и сосредоточенностью на решении тех проблем, от которых зависело её ближайшее будущее. Тем не менее, первый год войны сопровождался ростом патриотических настроений и был ознаменован наступлением русских войск в Пруссии и Галиции. Тогда во всех храмах белорусских губерний служились молебны о даровании победы русским войскам. Шёл сбор пожертвований на военные нужды. Для укрепления духа военных и мирного населения в октябре 1914 года Минск второй раз посетил император Николай II.

Ситуация резко изменилась в августе 1915 года, когда немцы перешли в широкомасштабное наступление и захватили значительную часть белорусских земель. В октябре 1915 года фронт стабилизировался по линии: Двинск, Поставы, Сморгонь, Барановичи, Пинск [10, с. 21].

Немецкое наступление вызвало огромную волну эвакуации местного населения. По сведениям на май 1918 года в России проживало около 1300000 беженцев, оставивших Западную Беларусь. Вместе с простым народом из неё выехало подавляющее большинство православного духовенства. Были вывезены наиболее ценные иконы, колокола, церковно-приходские архивы. Столь масштабная эвакуация объяснялась тем, что на захваченной территории «немцы устраивали в церквах лазареты, конюшни, склады и даже отхожие места» [12, C. 93].

Вглубь России эвакуировали Гродненскую и Литовскую духовные консистории. Из Минска в Рязань переправили наиважнейшие экспонаты церковно-археологического музея и значительную часть имущества Минской Духовной Семинарии. Из Слуцкого Свято-Троицкого монастыря в Москву вывезли мощи Святого мученика Гавриила Белостокского. Из Полоцка в Ростов Великий – мощи Преподобной Евфросинии. Из Вильно в Рязань была эвакуирована духовная семинария, а в Донской монастырь Москвы перевезены мощи Святых Виленских мучеников Антония, Иоанна и Евстафия.

Имущество Жировицкой Свято-Успенской обители разместили в подвалах храма Василия Блаженного в Москве. Монастырский архив отправили в Новороссийск. Монахов расселили по частным домам. В Жировицкой обители остался один эконом иеромонах Авксентий. Немцы заняли помещение монастыря под казармы, изрубили на дрова иконостас Свято-Никольского придела [4, c. 56].

Вторжение немцев в пределы Беларуси в августе 1915 года оказалось для многих большой неожиданностью, из-за чего эвакуация на восток проходила спонтанно и была организована плохо. Как подметил Ф.Кривонос слова архиепископа Гродненский Михаил (Ермаков): «...железные дороги только в редких случаях принимали и то в небольшом количестве церковные грузы. Поэтому обычно священники главные святыни храмов и наиболее ценную утварь брали с собой, а остальное церковное имущество укрывали в надёжном, по возможности сухом, обложенном кирпичом и досками месте, например, под полом церкви, под стенами храма, на церковных погостах и на кладбищах, придавая в последних случаях местам хранения вид могил или иногда вспахивая окружающее место и засеивая его рожью» [4, с. 71]. Далее владыка Михаил сообщал, что железные дороги часто отказывались принимать грузы и даже пассажиров. Поэтому духовенство в большинстве следовало на лошадях, причём главную часть могущего поместиться в экипаж груза занимало церковное имущество. К чести духовенства необходимо отметить, что оно предпочитало бросать на произвол судьбы своё личное имущество, стараясь сохранить и вывезти церковное.

Другой очевидец и участник эвакуации того времени священник Иоанн Пашин, служивший в церкви с. Прилепы Минской епархии, так вспоминал о событиях, связанных с нею: «В середине августа получено было распоряжение Епархиального начальства о подготовке к эвакуации всей утвари церковной, ввиду возможного занятия нашего края немцами... Многие подумывали о том, что надо бежать из родных мест, продавали скот, вещи. Волна беженцев уже катилась несколько недель, усевая могилами большие дороги. За бесценок, часто даром отдавали они лошадей, телеги. Солдаты гнали стада скота - животные в массе погибали. Великое бедствие! Ночью с 7 на 8 сентября окончательно была упакована вся церковная утварь, даже все иконы, сняты колокола. Всю утварь отвезли на вокзал в Смолевичи и отправили отдельным вагоном в г. Михайлов Рязанской губернии в местный собор на хранение» [13, с. 27].

С началом войны в штат каждого полка, штабов корпуса, армии и фронта входило по одному православному священнику, который совершал богослужения, исповедовал и причащал раненых, отпевал и хоронил погибших, а также извещал родственников. Вместе со священником в штат включался псаломщик. Особое место занимало богослужение в г. Могилеве в период 1915-1917 гг., когда там располагалась Ставка Главнокомандующего Николая II. Император отличался искренней религиозностью и любовью к церковному богослужению, совместное посещение служб укрепляло дисциплину и боевой дух в офицерской среде.

В это тяжелейшее время Православная Церковь не осталась в стороне от бед и страданий людей. В Восточной Беларуси, на территории незанятой немцами, в различных помещениях принадлежащих Церкви, стали открываться лазареты. В прифронтовом Минске таковые были устроены: в архиерейских покоях, зданиях Минской Духовной Семинарии, женского духовного училища, Спасо-Преображенского монастыря. Начальником семинарского лазарета являлся иеромонах Николай (Муравьёв-Уральский), в 1910 году окончивший Санкт-Петербургскую военно-медицинскую академию. В то время это был единственный в России врач-монах. Жизнерадостный и энергичный, он располагал к себе людей своей обаятельностью и отзывчивостью.

Посильную помощь бедствующим согражданам оказывали православные братства. Так Свято-Николаевское народное братство Минска постановило открыть приют для стариков и старух, оставшихся без крова и помощи со стороны родных. Под помещение этого приюта братство реквизировало здание Преображенского женского монастыря, в то время уже эвакуированного. Приют быстро наполнился несчастными. Всего в приюте было 53 человека (25 стариков и 28 старух). Всё это были люди глубокого возраста, которые не могли самостоятельно передвигаться. Когда в середине зимы 1915 года выяснилось, что натиск немцев остановлен, то братство нашло нужным открыть в том же монастыре приют и для детей беженцев. Принимались в этот приют дети от 2 до 10 лет. С февраля при этом приюте была открыта церковно-приходская школа. За время существования приюта в нём нашли убежище и свет знания около 150 детей.

Прискорбно сложилась судьба тех представителей духовенства, которые остались на оккупированной немцами территории или добровольно, или по причине невозможности выехать на восток. Таковых было совсем немного, в основном они служили в Литовской епархии. Большинство из них были арестованы немцами и вывезены в Германию [9, с. 89].

С лета 1916 года свободную от немцев часть Минской епархии возглавил епископ Георгий (Ярошевский). До этого он служил в Калуге. Как администратор, был человеком достаточно способным, но в отношениях с духовенством держал себя властно, чопорно и высокомерно. За эту надменность владыка Георгий не пользовался среди верующих епархии любовью и искренним уважением. Его больше боялись, пока в стране ещё сохранялся старый монархический строй.

Соседнюю Литовско-Виленскую кафедру с 1914-го до лета 1917 года занимал Высокопреосвященнейший Тихон (Белавин), будущий Патриарх, вскоре избранный на этот высокий пост. «После перевода в Вильно он сделал особенно много пожертвований в различные благотворительные учреждения... чтобы помочь несчастным обитателям Виленщины, лишившимся благодаря войне с немцами своего крова и средств к существованию и толпами шедшими к своему архипастырю» [14, с. 132].

Человек большого личного обаяния, исполненный глубокой духовной мудрости и безграничной приветливости, владыка Тихон активно посещал в это время те приходы своей епархии, которые оставались на не оккупированной немцами территории; везде служил в переполненных верующими храмах, нередко совершая литургию под грохот орудий, раздававшийся со стороны фронта. В свою очередь и Отечество не оставило не замеченными самоотверженные труды владыки: в 1916 году император Николай II пожаловал ему бриллиантовый крест для ношения на клобуке. Соболезнуя в годы войны всем её жертвам, будущий Патриарх с любовью старался относиться к каждому, кто встречался на его жизненном пути. Посещая вверенные его попечению приходы, он не отказывал в благословении даже евреям, нередко встречавшим его с хлебом и солью. При этом Святитель произносил примерно такие слова: «Мы с вами различной веры, но дети одного небесного Отца и дети одного земного отца – Государя Императора, следовательно, - граждане Российской империи, а потому в настоящее тяжелопереживаемое нами время должны все стремиться к общей цели - скорейшей победе над врагом... Бог Авраама, Исаака и Иакова да благословит вас и ниспошлёт вам мир и тишину» [4, с. 177].

Вот как проходило посещение владыкой Тихоном местечка Речки Вилейского уезда согласно описанию составленному местным настоятелем священником М. Рутковским: «Посреди села владыку встретил крестный ход и была поднесена церковным старостой хлеб-соль. Его Высокопреосвященство изволил выйти из экипажа, благословил хлеб-соль и вместе с крестным ходом, под обстрелом русскими орудиями немецких аэропланов, которые в это время пролетали над селом, пешком направился к церкви. В церкви владыка был встречен с крестом местным священником... Приложившись ко кресту владыка пошёл вместе с духовенством в алтарь... Потом отслужил молебен... сказал поучение... начал благословлять народ, раздавая при этом крестики... Простой в обращении со всеми, сердечный, ласковый, общительный – Высокопреосвященнейший Архипастырь заставлял всех забывать о расстоянии, отделяющим его от них» [4, с. 179].

Если бы примеру владыки Тихона следовали все его архиереи-собратья, и в своих отношениях с паствой ему старалось подражать как можно большее число духовенства, наверное, не случилось бы того, что произошло вскоре. Бедствия, в пучину которых страна была ввергнута с захватом власти большевиками, не оказались бы столь жестокими и кровавыми. События, однако, развивались по другому сценарию...

Положение Православной Церкви в Восточной Беларуси усугубила февральская революция 1917 года, в результате которого к власти в России пришло либерально-настроенное Временное правительство.

Римско-католическая церковь в годы войны столкнулась с определенной спецификой, которая была не характерна для православия. К 1914 г. Виленская епархия включала в себя территорию Виленской и Гродненской губерний и насчитывала 325 парафий, 459 священников, 1 418 962 прихожанина [8, c. 44]. Само начало войны привело к дисбалансу сил в мире, поставив по разные стороны баррикад людей, нарушив тем самым международную, общественно-политическую, религиозную ситуацию во всем мире и в Российской империи в частности.

В начале войны в белорусских губерниях, когда происходящие в Европе события еще плохо были известны обществу, а среди различных слоев населения царила растерянность и непонимание, встал вопрос, какую позицию займет в назревающих событиях Православная и Католическая Церковь. Что касается первой, то в силу своей тесной связи с самодержавием она выступила в поддержку политики российского царизма в этой войне. Во всех православных храмах с первых дней войны проводились молебны о даровании окончательной победы русского оружия над врагом. В католических же приходах духовенство проявляло сдержанность, поэтому в начале войны не было ни молебнов о даровании победы русскому оружию, ни денежных сборов на нужды, связанные с начавшейся войной. Такое положение можно объяснить тем, что значительную часть католического населения составляли поляки, которые в виду проводимой царским самодержавием политики ограничения религиозных и национальных прав, заняли выжидательную позицию.

Только 18 августа 1914 г. вышло предписание Управляющего Могилёвской римско-католической архиепархией архиепископа Я. Цепляка, в котором он призывал всех римско-католических священников в воскресные и праздничные дни совершать молебны о здравии Его Императорского Величества Государя Императора и всего Царствующего Дома и о даровании победы русской армии над врагами. После каждого праздничного богослужения предлагалось обращаться к прихожанам с просьбами оказывать помощь семьям ушедших на войну солдатам, жертвовать на устройство лазаретов для раненых воинов и т.д. Предписание возымело действие. Так, например, во всех костелах проводились молебны в честь русской армии и Царствующего Дома, за скорейшую победу России в войне [6, c. 16]. Настоятелями римско-католических приходов также проводился сбор пожертвований в пользу раненых и кружечные сборы в пользу Красного Креста. Так, в местечке Любешов Пинского уезда ксендзом Бречко были собраны пожертвования в сумме 5 рублей, в Борисовском костеле – в сумме 32 рублей, в Слуцком костеле – 100 рублей. Также кружечные сборы проводились в Сверженском, Рубежевинском, Волмянском костелах Минского уезда, в Речицком, Остроглядовичском костелах и в Хойникской каплице Речицкого уезда и других. Все собранные средства отсылались в Канцелярию Могилёвского Митрополита [6, c. 14]. Однако, по словам минского губернатора А.Ф. Гирса, «отмеченные положительные явления, не дают ещё основание считать римско-католическое духовенство, как вообще весь католический народ, вполне лояльным по отношению к русскому правительству и русской государственности» [6, c. 18]. Что касается руководства РКЦ, то сам управляющий Могилёвской римско-католической архиепархией архиепископ Я. Цепляк 19 ноября 1914 г. при огромном стечении народа в костеле Святой Екатерины в Санкт-Петербурге совершил заупокойное богослужение по убиенным в боях солдатам и офицерам России и союзных держав [2, c. 25].

После ряда неудач российской армии на западном фронте в 1914 году, в начале 1915 г. началось наступление германских войск на территорию Беларуси. В этой связи актуальным стал вопрос об эвакуации Виленской консистории и канцелярии епископа. Так, 19 июля 1915 г. Управляющий Виленской римско-католической епархией епископ К. Михалькевич написал ходатайство директору Департамента духовных дел иностранного исповедания Е. Менкину об ассигновании Виленской римско-католической духовной консистории в размере 1500 рублей на покупку упаковочного материала для казенного имущества Консистории, семинарии и канцелярии Виленского римско-католического епископа, подлежащего вывозу из города Вильно в г. Могилёв в связи с военными обстоятельствами. Ответственным за перевозку назначался преподаватель Духовной семинарии ксендз П. Крауялис [15, c. 125].

В ответ на ходатайство, Е. Менкин распорядился выделить на нужды Виленской семинарии единовременное пособие до 3000 рублей, но лишь после того, как состоится переезд. Сам переезд предполагался за счёт средств Виленской епархии [15, c. 130]. Из-за отсутствия средств не оказалось возможным эвакуировать из г. Вильно в г. Могилёв весь архив римско-католической Духовной консистории, состоявший из несколько тысяч пудов, главным образом копий метрических книг и приходских епископов. Поэтому лишь самые важные документы и дела были отправлены 19 июля в г. Могилёв. Вместе с грузом отправились и служащие Консистории под руководством временно исполняющего обязанности председателя Консистории ксендза П. Крауялиса. Остальные члены Духовной Консистории пока оставались в Вильно, причём им было предложено продолжить работу [15, c. 128].

15 сентября 1915 г. Управляющий Могилёвской римско-католической архиепархией архиепископ И. Цепляк обратился с ходатайством к руководителю департамента духовных дел иностранных исповеданий Е. Менкину, в котором указал, что, «ввиду возможного прерывания сообщения с Виленской епархией, вследствие военных действий, необходимо принять в его попечение ту часть Виленской епархии, сообщение с которой будет прервано» [7, c. 46]. На это Е. Менкин заявил, что он не препятствует вышеозначенному ходатайству [7, c. 47]. Тем же архиепископом Я. Цепляком были составлены списки католических священников для удовлетворения религиозных нужд беженцев римско-католического вероисповедания в центральных районах империи. Ксендзам предстояло оставить свои места службы и выехать в другие приходы. Среди них были ксёндз А. Снежко-Слоцкий, настоятель прихода Калиновка Гродненской губернии, командирован в Екатериненскую губернию; ксендз П. Должик, декан, настоятель Кобринского прихода Гродненской губернии, направлен в Калужскую губернию; ксендз Л. Балабан, настоятель прихода Крынки Гродненской губернии, направлен в Минскую губернию; ксендз Ф. Качмарек, настоятель Кашубинского костёла Гродненской губернии, направлен в Смоленскую губернию; ксендз Ю. Лапис, настоятель Лукштыгаль-Шадирского костела Режицкого уезда Витебской губернии, направлен в Пермскую губернию и другие [7, c. 191]. Их задачей было содействие местным настоятелям костелов в оказании всесторонней помощи в предоставлении религиозных треб католическому населению.

На территории Виленской епархии, в соответствии с распоряжением Главнокомандующего армиями Северо-западного фронта и приказом Верховного Главнокомандующего, с 28 июля 1915 г. было объявлено об изъятии колоколов с римско-католических храмов [3, c. 56]. Так, например, два колокола были сняты с колокольни Гудогайского костёла, по три – с колоколен Жирмунского. Кревского, Щучинского, Кобринского, Зельвенского, Свислочского, Поречского костёлов, по четыре – с колоколен Волковысского, Крынковского костелов.

В первые дни оккупации территории Виленской епархии всем римско-католическим священнослужителям было приказано составить «клировые ведомости» – предоставить данные о состоянии храма, клира и прихода, заполнить личные анкеты священников и псаломщиков. Таким образом, весь католический клир, который служил в костёлах и имел приходы, был зарегистрирован у оккупационных властей [15, c. 42].

Римско-католическое духовенство не имело права свободного передвижения по территории епархии. Для любой поездки необходим был пропуск, который выдавался оккупационными органами власти после подробного объяснения цели поездки. Это не позволяло церковнослужителям в полной мере осуществлять церковную деятельность. Настоятели целыми месяцами должны ждать разрешения, чтобы по делам служебным смогли поехать в Вильно. Так, например, ксёндз Россовский, назначенный на должность декана Кобрина 17 декабря 1915 г., смог начать объезжать костёлы своего деканата только в начале сентября 1916 г. Радуньский декан ксендз Соколовский ждал два месяца разрешения на выезд в Вильно.

Одним из проявлений антикатолической политики немецких оккупантов стало введение множества запретов и ограничений в области богослужения. Так, например, запрещалось праздновать праздники царской семьи и все дворцовые праздники. Кроме того отменялись молитвы за здравие царя и за его правление, а также употреблять книги для богослужения, в которых содержались данные молитвы. Богослужения (за исключением свадеб и похорон) разрешались только в нерабочее время. В будние дни костелы могли быть открыты для проведения богослужения только с 5 до 7 часов утра, после чего они должны были быть закрыты [5]. Торжественные праздники, припадающие на течение недели, переносились на воскресенье. Исповеди могли приниматься лишь в дни, объявленные немецкими указами выходными и праздничными. Законными праздниками объявлялись воскресенье, Пасха, Троица, Рождество, Новый год и Страстная пятница. Все остальные дни считались рабочими. Без разрешения местных властей запрещалось устраивать богослужения или какие-либо мероприятия в рабочие дни. Нарушение этого указания влекло за собой строгое наказание [5, c. 12].

Политика немцев в отношении Римско-католической церкви ставила целью ликвидацию всяческих проявлений «польскости» в костельной жизни, до полной ликвидации ее как польской организации и превращение костела в социальный институт, лишенный какого бы то ни было права участия в общественной жизни и влияния на нее.

Сложное положение католицизма в оккупированной немцами Беларуси дополнялось получившей распространение практикой закрытия, разграбления и даже уничтожения костелов, превращения их в складские помещения. Так, например, в Сморгонском повете военные власти конфисковали дом священника, а ксендза выгнали на улицу.

На ксендзов часто немецкие власти накладывали исполнение обязанностей, которые не имели ничего общего с богослужебной деятельностью и унижали духовенство в глазах прихожан. Ксендзов принуждали к участию в строительных работ, регистрации лошадей, дойных коров и т.д. Так, в Дятловском повете местные власти заставляли римско-католическое духовенство исполнять полицейско-следственные функции. Например, выдавать лиц, прячущих у себя оружие, либо выдавать беглых российских солдат. С этой целью духовенству были выданы револьверы. На костельные усадьбы были наложены высокие налоги. Костёлы содержались за счёт пожертвований прихожан и облагались большими налогами, а ксендзы не получали пенсии [11, c. 22].

Также встречались случаи проявления неуважения по отношению к римско-католическому духовенству. Так, от Василишковского ксендза А. Сверпеля немецкий офицер добивался оказание почестей, заставляя снимать шапку, угрожая при этом, что за невыполнение посадит его в тюрьму. В Лиде были наказаны тремя днями заключения учащиеся Виленской семинарии за то, что при встрече немецкого генерала поклонились не по немецки обычаям (за 10 шагов и опустив шапку как можно ниже), а обычным поклоном, принятым у местных жителей. Кроме того, ксендзов часто вызывали по вопросам уплаты налогов или определения доходов священников, где в присутствии многих людей должны были публично отвечать на поставленные вопросы. Таким экзекуциям подвергали прелата Ганусовича, ксендзов Кретовича, Баниевича, Песцюка, Захажевского [9, c. 45].

В связи с потребностью промышленности Германии в черных и цветных металлах в Белоруссии производился сбор металлолома. В соответствие с указом Шефа Военного управления Литвы Молла от 29 мая 1917 г. принуждал участвовать в этой акции на принципах «добровольного пожертвования» церковь. Во всех католических костелах, каплицах, молитвенных домах, снимались металлические крыши, органы, и если ещё не сняты, то и колокола. Так, например, с Гольшанского костёла были сняты три колокола [1, c. 154].

Таким образом, Православная и Римско-католическая церковь в белорусских губерниях в годы Первой мировой войны не остались в стороне от происходящих событий. Не смотря на ограничение своего влияния на прихожан, как со стороны царского правительства (для римско-католической церкви), так и немецких властей (для обеих церквей), духовенство проводило сбор пожертвований в пользу раненых и кружечные сборы в пользу Красного Креста, призывало оказывать помощь семьям ушедших на войну солдатам, жертвовало на устройство лазаретов для раненых воинов. Немецкое руководство отказалось от реализации религиозной карты, ограничив в правах как Православную, так и Римско-католическую церкви.

Свержение самодержавия в неоккупированной части страны было встречено большинством населения Беларуси с редким, безудержным ликованием. Многим, в том числе и духовенству, казалось, что окажется возможным решить те проблемы, которые обременяли церковную и общественную жизнь того времени. Эта иллюзия очень скоро развеялась в прах, а в феврале 1917 года все ожидали ветра перемен.

Литература 

1. Грыгор’ева В.В., Завальнюк У.М., Навіцкі У.І. Канфесіі на Беларусі (канец XVIII – XX стст.). Мінск: Экаперспектыва, 1988. 337 с.

2. Заупокойное богослужение в РКЦ // Петровский листок. 1914. № 319. С. 25.

3. История Римско-Католической Церкви в Российской империи (XVIII – XX вв.) в документах Российского государственного исторического архива / гл. ред. кс. К. Пожарский. – СПб–Варшава : Наука, 1999. – 250 с.

4. Кривонос Ф., свящ. Белорусская Православная Церковь в ХХ столетии. Спецкурс лекций. Минск: ВРАТА, 2008. 255 с.

5. О правилах проведения богослужения во время немецкой оккупации в 1915–1917 гг. // Национальный исторический архив Беларуси. Фонд 295. Оп. 3. Д. 73.

6. Отношение Минского Губернатора Начальнику Департамента Духовных Дел. 1914 г. // Национальный исторический архив Беларуси. Фонд. 295. Оп. 1. Д. 8645.

7. 5. Отношение Управляющего Виленской римско-католической епархией Министру внутренних дел. 1915 г. // Национальный исторический архив Беларуси. Фонд 295. Оп. 13. Д. 52.

8. Павшок А.В. Римско-католическая Церковь в годы Первой Мировой войны (на примере Виленской епархии) // Шлях да ўзаемнасці: Матэрыялы XVII міжнар. навук. канф. Гродна: ГрДУ, 2011. С. 44–48.

9. Пособие эвакуированному духовенству Минской епархии // Минские епархиальные ведомости. 1917. № 5. С. 89.

10. Рудовіч С. Час выбару. Праблема самавызначэння Беларусі у 1917 г. Мінск, 2002. 231 с.

11. Трацяк, Я. Беларускае духавенства ў першай палове ХХ ст // Беларускі гістарычны часопіс. 1999. № 2. С. 41-48.

12. Черепица В.Н. Город-крепость Гродно в годы Первой мировой войны: мероприятия гражданских и военных властей по обеспечению обороноспособности и жизнедеятельности: монография. Минск: Беларус. Энцыкл. імя П. Броўкі, 2009. 536 с.

13. Чистяков П. Минская епархия в 1899-1917 гг. Историко-статистическое описание. Жировичи, 2000. 59 с.

14. Шавельский Г.И. Воспоминания последнего протопресвитера Русской армии и флота. М.: Крутицкое подворье. 1996. 414 с.

15. Kumor, B. Kosciol i katolicy w cesarstwie rosyjskim. Odrodzenie Kosciola Katolickiego w ZSSR. Lublin, 1993. 376 s.

http://www.bogoslov.ru/text/5338800.html