ПАТРИАРХ ТИХОН: ОДНОСТОРОННИЙ РАЗГОВОР С ВЛАСТЬЮ. Наталья Иртенина

«Власть может быть монархической или республиканской, кадетской или большевистской, но не должна она безнаказанно вызывать подобных беспримерных потрясений и разложения нравственных основ», — предостерегал новых правителей России патриарх Тихон, избранный на патриарший престол в ноябре 1917-го.

Все годы своего патриаршества святитель пытался предложить советской власти разумный диалог. Традиция такого диалога между Церковью и государством, каким бы ни было оно по форме правления и по конфессиональной ориентации, имеет тысячелетние корни. И патриарх был готов вести разговор даже с богоборческим режимом. Если бы его слышали.

Пропагандистская трескотня и политическая борьба не способствуют слышанию слова правды. Столь же тугоухим было и либеральное Временное правительство, расчистившее дорогу к власти большевикам. Летом и осенью 1917-го Россия быстро шла к катастрофе. Разнородные партии грызлись за власть, а самые радикальные готовились лить кровь. Еще в начале сентября работавший в Москве церковный Поместный собор предупредил правительство: «Власть должна быть не партийной, а всенародной. А народно-русской может быть только власть, просветленная верой Христовой». Вскоре на смену либеральной анархии пришла кровавая партийная диктатура.

Но в 1917—1920 гг. коммунисты отнюдь не контролировали всю страну. Им только предстояло ложью и посулами завоевать признание большинства и террором принудить к покорности остальных. Они готовились убивать, не стесняясь озвучивать это намерение. Следовало вырезать одну часть народа руками другой части. Эту другую часть надо было сделать бесчувственной и глухой к голосу совести, который у православных зовется страхом Божьим. Поспешность, с какой комиссары пошли атакой на Церковь, выдавала их с головой. Любой нормальный человек мог понять, какими способами они намерены строить свое государство. Но, как свидетельствовал патриарх Тихон, «затемнились в совести народной христианские начала строительства государственного и общественного… неистовствует безбожный дух мира сего». Уже немногие умели различить ложь и истину, закон и беззаконие, грех и доблесть.

В январе 1918 г. патриарх Тихон пишет свое знаменитое послание, в котором говорит о «ненависти и братоубийственной брани». «Власть, обещавшая водворить порядок на Руси, право и правду, обеспечить свободу и порядок, проявляет всюду только самое разнузданное своеволие и сплошное насилие над всеми…». К «извергам рода человеческого» патриарх взывал: «Опомнитесь… Ведь то, что творите вы, не только жестокое дело, это — поистине дело сатанинское».

Шквал ненависти, обрушившийся на него после этого, длился десятилетия. Страницы газет, журналов и книг украшались нелепостями и невежеством в духе времени: «Патриарх Тихон проклял советскую власть», «Смиренный Тихон звал народ восстать на борьбу с пролетариатом», «Послание патриарха Тихона полно дикой злобы и непримиримой вражды»… Интерпретаторы лгали. «Мы не призываем к бунту, — устно объяснял патриарх, — к бунту против власти, но только к борьбе против ее уродливых и преступных порождений…»

В 1918 г. многим казалось, что бандитская власть схлынет быстро. Святитель Тихон уже тогда предвидел, что большевики водворились в России надолго. «Ночь будет длинная, темная-темная».

Страна между тем раскололась на красных и белых. В гражданской войне нет невиновных. Вина может отыскаться за каждым, если смотреть под углом зрения какой-либо из правд — красной, белой, иной. Но те, кто вслед за патриархом не делил народ на своих и чужих, оказывались виновнее других. Их мучили и убивали порой самыми изощренными способами.

В конце октября в Москве начали распространяться листки с «Обращением патриарха Тихона к Совету народных комиссаров в связи с первой годовщиной октябрьской революции». В этом письме святитель четко выразил позицию Церкви: «Не наше дело судить о земной власти». Какой власти достоин народ, ту и получает. «Нет власти не от Бога… Посему противящийся власти противится Божию установлению», — писал апостол Павел. Но повиновение гражданским законам не должно быть помехой исполнению заповедей Божьих — христианская совесть в любом случае предпочтет слово Божье, а не человечье.

В том же письме патриарх резко обличает власть. Он напрямую говорит с теми, кто поставил совесть вне закона: «Реками пролитая кровь братьев наших, безжалостно убитых по вашему призыву, вопиет к Небу»; «Мы переживаем ужасное время вашего владычества, и долго оно не изгладится из души народной, омрачив в ней образ Божий и запечатлев в ней зверя».

Древнее право главы Церкви — заступаться перед правителями за опальных, гонимых, право «печалования». Патриарх Тихон громко заявил об этом своем долге. «Ныне… простираем мы наше слово увещания: отпразднуйте годовщину своего пребывания у власти освобождением заключенных, прекращением кровопролития, насилия, разорения, стеснения веры; обратитесь не к разрушению, а к устроению порядка и законности…» Но он не обольщался: «Мы знаем, что наши обличения вызовут в вас только злобу и негодование, и что вы будете искать в них лишь повода для обвинения нас в противлении власти…» Слишком трепетавшая за себя власть эти попытки говорить с ней по-человечески принимала за посягательство на нее — с непременным вооруженным мятежом. Так было проще вести антицерковную пропаганду.

Если бы Святейший действительно поставил себе задачу «звать народ к топору» против большевиков, он преуспел бы в этом. Его голосу в одном только московском регионе внимали сотни тысяч, свидетельство тому — грандиозные крестные ходы 1918 г. Но звать к топору и подливать масло в огонь политической розни не дело Церкви. И в красных, и в белых войсках были те, кто носил на груди крест. Война и политика разделяют семьи. Соединить людей в мире могла только Церковь, тогда как политики не видели иного разрешения ситуации кроме истребления части народа. Патриарх понимал, насколько глубоко «увлечение» русских большевизмом, знал, что быстро эта болезнь не излечится. Спасение России он видел в духовном исцелении, а не в победе белых над красными. Через несколько лет на допросах в ЧК святитель Тихон скажет, что как человек морально он был на стороне Деникина и Колчака, но как глава Церкви не мог благословлять их.

Лето и половина осени 1919 г. — время наибольших успехов белых армий. Генерал А. И. Деникин наступал на Москву, армия Н. Н. Юденича подошла к Петрограду. Среди коммунистов обеих столиц нарастала паника: готовили фальшивые документы, прятали награбленное, избавлялись от партбилетов. Что мешало тогда патриарху действительно призвать к свержению растерянных большевиков?

Поражение одних и победа других в войне не означали бы умиротворения страны, угашения злобы и взаимной ненависти. В эти месяцы написаны два послания патриарха Тихона к пастве, где нет ни слова об успехах белых войск, ни намека на удовлетворение неудачами красных. Напротив, горечь от того, что «зажигаются страсти. Вспыхивают мятежи… Враждебные действия переходят в человеконенавистничество. Организованное взаимоистребление… Вся Россия – поле сражения!»

В обращении от 21 июля «с предостережением против мщения» святитель поставил высокую планку для христианина. Он призывает «сохранить в себе великое счастье незлобия и любви тогда, когда ниспровергнут твой враг и когда угнетенный страдалец призывается изречь свой суд над недавним своим угнетателем и гонителем». Этот призыв обращен и к крестьянину, обобранному вчистую красными продотрядами, и к горожанину, едва избежавшему застенка и пули в ЧК, и к белогвардейцу, видевшему в освобожденных городах «человекобойни», горы изуродованных трупов, жертв красного террора.

Владыка Тихон знал, что красный террор порождает ответную жестокость белых. Словами апостола Павла он зовет: «Не мстите за себя, возлюбленные, но дайте место гневу Божию». Предупреждает: «Пролитая кровь всегда взывает к новой крови». Патриарх просит не уподобляться безбожникам, варварам ХХ столетия, использующим месть как орудие политической борьбы. Он возвышает голос: «Когда многие страдания, обиды и огорчения стали бы навевать вам жажду мщения, стали бы проталкивать в твои, православная Русь, руки меч для кровавой расправы с теми, кого считала бы ты своим врагом, — отбрось далеко, так, чтобы… никогда рука твоя не потянулась бы к этому мечу, не умела бы и не хотела бы найти его».

Был ли это призыв к Белым войскам — остановиться, прекратить войну, смириться перед постигшим Россию крушением, принять суд истории как волю Божью? «Умоляем всех наших православных чад… не сходить с пути крестного… на путь восхищения мирской силы». Невозможно понять эти слова святителя вне христианского взгляда на историю. А взгляд этот таков: историю мира вершит его Творец, и все в нем происходит либо по Его воле, либо при Его попущении.

Объяснение слов об отвержении меча находим во втором послании, от 8 октября: «…никто и ничто не спасет Россию от нестроения и разрухи, пока Правосудный Господь не преложит гнева Своего на милосердие, пока сам народ не очистится в купели покаяния от многолетних язв своих…» Одолеют белые красных или нет — не это важно; сама их победа может повлечь новые бедствия для России. Важно лишь то, что творится в душах людей. И если много еще в них нечистоты, если не готовы они повиноваться более Богу, нежели человекам, — горе народу.

Советская власть готовилась в те дни чуть ли не рухнуть под натиском белых армий. И едва ли не парадоксом звучит призыв патриарха к духовенству и мирянам: «…не подавайте никаких поводов, оправдывающих подозрительность советской власти, подчиняйтесь и ее велениям, поскольку (насколько. — Авт.) они не противоречат вере и благочестию». Это евангельский путь воздаяния кесарю кесарева, Богу — Божьего.

Советские историки трактовали это послание патриарха как вынужденную уступку, приспособленческий компромисс с якобы укрепившейся к тому времени коммунистической властью. Еще одна ложь в череде многих других. Со стороны патриарха это была не уступка, а ясный взгляд на историю и на Церковь: «установление той или иной формы правления не дело Церкви, а самого народа. Церковь не связывает себя ни с каким определенным образом правления, ибо таковое имеет лишь относительное историческое значение». Церковь же, созданная Сыном Божьим, принадлежит вечности.

Все годы своего патриаршества святитель Тихон оставался верен позиции миротворца, уберегающего Церковь от «распрей и раздоров» — от политических страстей. Однако аполитичная лояльность православных была не нужна большевикам с их конкурирующей религией красной звезды. Напротив, все силы они прилагали к тому, чтобы Церковь страстно ринулась в политику — и тем вернее погубила бы себя. Вся церковная политика государства тех лет совершалась в провокационном стиле. Власть грубо «нарывалась» на отпор — ей нужны были эксцессы, активное сопротивление верующих. Особенно ясно это стало во время кампаний начала 1920-х гг. по вскрытию мощей и насильственному изъятию ценностей из храмов. Тогда по всей стране прошли суды ревтрибуналов, а подсудимыми были духовенство и миряне, обвиненные в сопротивлении власти. Угроза суда и расстрела нависла и над арестованным патриархом, которого назвали главой «обширного контрреволюционного заговора».

Суд не состоялся. Патриарх сознавал, что его жизнь нужна Церкви, оказавшейся на грани разгрома. Условием освобождения было его письменное раскаяние в преступлениях против советской власти и выражение полной лояльности к ней. Он признал свою несуществующую вину и, вопреки желанию принять венец мученика, заставил себя и дальше нести крест патриаршества…

Через неделю после смерти патриарха в апреле 1925 г. было напечатано его последнее обращение к пастве. До сих пор не утихли споры, насколько оно подлинно и какова степень вмешательства в его текст чекистов. Но смысл послания лишь повторяет то, что Святейший высказывал и прежде: «Пора понять верующим христианскую точку зрения, что «судьбы народов от Господа устрояются», и принять все происшедшее как выражение воли Божией. Не погрешая против нашей веры и Церкви… не допуская никаких компромиссов или уступок в области веры, в гражданском отношении мы должны быть искренними по отношению к советской власти…» Святитель Тихон четко обозначил тот предел, дальше которого отступать невозможно. Церковь, переступившая через Христа, была бы уже не Церковью, а сборищем разбойников. Все компромиссы в области политики — ничто по сравнению с нарушением этого рубежа веры.

И ныне Русская Церковь следует этому завету святителя: ее деятельность «должна быть направлена не в сторону политиканства, совершенно чуждого Церкви Божией, а на укрепление веры православной…» Да и кое-какие реалии тех лет, в несколько измененном виде, можно наблюдать сегодня в одном соседнем государстве. «Беспримерные потрясения и разложение нравственных основ», власть, проявляющая «разнузданное своеволие и сплошное насилие», ее готовность вырезать одну часть народа руками другой; извращенные понятия в народе о «строительстве государственном и общественном»; гражданская война, ножом прошедшая по семьям и соседям; ограбление и притеснение Церкви, попытки втягивания ее в вульгарное политиканство, разрушение храмов… Все это уже было. На вопросы русских смут Церковь не раз давала свои ответы…

http://radonezh.ru/analytics/patriarkh-tikhon-odnostoronny-razgovor-s-vl...