Пассия, или о Чьих страстях речь? Протоиерей Игорь Прекуп

Пассия. Слово-то какое… Для человека, с младенчества приученного к храму, оно ассоциируется лишь с великопостной службой, посвященной страстям Христовым, но сколько нас, которые «с младенчества»? Не говоря уже о молодежи и людях «среднего возраста», но даже среди бабушек-старушек, глядя на которых думаешь, что они прямо здесь, в храме, и родились, далеко не все могут похвастать, что всю сознательную жизнь были верующими и ходили в церковь.

У человека невоцерковленного слово «пассия» вызывает целый букет ассоциаций, начиная с того, что этим словом обычно называют предмет любовных воздыханий или, как минимум, обезоруживающих симпатий. Еще это слово ассоциируется с пассивностью, слабостью, беспомощностью и безволием. Те, у кого есть музыкальное образование, что-то слышали о «пассионах» — музыкальных произведениях, посвященных страданиям Христа, наиболее известными среди которых являются «Страсти по Матфею» и «Страсти по Иоанну» Иоганна Себастьяна Баха. Опять же иной человек, что называется, «слышит звон»: словосочетание «страсти по Матфею» может вызывать у него представление о страстном томлении по некоему Матфею (я не шучу и не придумываю). К сожалению, чудесатость невежества и не такое выдать может. Причем, если лет двадцать с небольшим назад человек, не знающий, о каких и о Чьих страстях речь, был достоин лишь сочувствия, то сегодня… Сегодня это — результат свободного выбора, потому как у желающих знать о христианском веро- и нравоучении, о церковной жизни возможностей — масса.

Пассией называется посвященная искупительным страданиям Спасителя неуставная служба, ставшая на сегодняшний день органичной частью великопостного богослужебного периода. Сказать, что она была импортирована из Римско-Католической Церкви, будет правдой лишь отчасти.

Появляется эта служба в русле косвенных прокатолических влияний впервые на юго-западе Руси в XVII веке и получает хоть и неуставной, но все же благословленный статус благодаря архимандриту Киево-Печерской Лавры, впоследствии Киевскому митрополиту Петру Могиле. Так что формально да, Пассия — это богослужебная традиция, заимствованная от католиков. Тем не менее было бы несправедливо считать эту службу неправославной, цепляясь либо к историческому факту заимствования, либо к тому, что для воспоминания страстей Христовых есть Страстная седмица, а Пассия, будто бы, сбивает нас с ритма последовательного развития великопостной поэтапности. На самом деле, православная Пассия принципиально отличается по духу от западных «пассионов». Пассия совершенно свободна от присущего им драматизма. Она предельно аскетична. И все же — это служба, посвященная страданиям… Тут в первую очередь неуместно равнодушие, безучастность. Пассия эмоционально встряхивает и, собирая ум и сердце в слова акафиста страстям Хрис­товым, в то же время не дает растечься им в драматичной сентиментальности.

Пассия — слово, как и служба, латинского корня. Происходит оно от passio, которое переводится в первую очередь как претерпевание, страдание (отсюда passibilis — подверженный страданию; passivitas — перепутанность, беспорядочность; passive — повсюду, рассеянно, пассивно; passivus — наносимый без разбора, рассеянный, находящийся повсюду, повсеместный, перемешанный, восприимчивый, ощущающий, а также всем известная грамматическая категория: страдательность), и только после этого — как страсть, аффект. Синонимы? Ничуть.

Речь являет мысль. В данном случае — древнее понимание причинно-следственной связи: страсть (аффект, порабощенность какой-то потребности, увлеченность стремлением) — страдание (мучение, пытка, испытание, претерпевание издевательств, гонений, несчастий, болезней). Источник наших страданий, их причина — наши же страсти.

Получается, что страстность и пассивность — казалось бы, антонимы — одного понятийного происхождения? Ничего странного. Вдумаемся: что такое страсть? Или, лучше, что такое страстность? Это активная или пассивная (в общепринятом смысле) жизненная позиция? А бесстрастие (apaqeia, отсюда общеизвестное слово «апатия») — это активное или пассивное состояние? Апатией принято называть состояние эмоционального отупения, безволия, тогда как страстность подразумевает энергичность, активность, яркое самовыражение…

На самом деле, страстность — это самая что ни на есть существенная пассивность, в самом обычном смысле этого слова, не говоря уже о том, что страстность или непосредственно сопряжена со страданием, или становится его причиной как в сем веке, так и в будущем. Какой там еще омоним? — Целостное понятие, только разнообразно проявляющееся.

Пустите скорлупку ореховую в бурлящий поток: ах, как она помчится, как начнет взлетать, сколько в ней мощи!.. Мы­то с вами, конечно, понимаем, что на самом деле мощь не в ней, это не она сама несется, а ее несет, подбрасывает, но если бы скорлупка могла чувствовать, думать, говорить, она, скорее всего, была бы от себя в диком восторге, воображая, что сила, владеющая ею, — это якобы ее сила, ее мощь, что это она такая вся яркая и свободная в самовыражении. То есть рассуждала бы «по-человечески»… А ведь получается, что она пассивна по отношению к стихии, которая ею играет.

Так и со страстным человеком: себе и окружающим он может показаться свободным и независимым, а на самом деле — он раб своего своенравия, марионетка гордыни и тщеславия. Стихии страстей его несут и подбрасывают в потоке жизни, а он воображает, что собственной мощью возвышается над «пошлой реальностью». Страстный человек — трагично пассивен.

«Боготочною кровию Твоею весь облеклся еси, одеяйся светом яко ризою: вем, воистину вем со пророком, почто червлены ризы Твоя: аз, Господи, аз грехми моими уязвих Тя». Сказано точно, беспощадно к себе, честно. Что дальше? Ведь это понимание должно радикальным образом повлиять на состояние души человека: на весь образ мыслей, жизни… По идее, да. Из того, что после Пассии человек радикально не меняется, можно сделать вывод, что эти слова не вполне всерьез принимаются им. Не то чтобы он совсем не верил в то, что им или от его имени произносится… Но как бы не до конца. Так уж привыкли мы относиться в последние десятилетия к наставлениям книжным: красиво, но не будьте же наивны, право! Привыкнув на излете советской власти «понарошку» воспринимать любые «идейные» призывы, мы никак не можем научиться принимать в простоте сердца учение Христово. Речь ведь не об одном только согласии, что, дескать, да, все правильно! Нет, это еще не принятие. Мы тогда принимаем Христа и Его слово, вернее, только начинаем принимать, когда искренне стараемся жить по Его заповедям, когда до нас доходит, «почто червлены ризы Его», и в осознании своей греховности происходит качественный сдвиг.

Свободно принимая страсти-страдания за мир, лежащий во зле и опутанный страстями, Сын Человеческий не только дает новое понимание истинной свободы, но и Сам становится нашим Освободителем. Облекаясь во Христа (а не только крестясь в Него), человек обретает истинную свободу, потому что по мере того, как по образу мыслей, чувств и действий приобщается своему Спасителю, он исцеляется от своих страстей и становится внутренне все более свободным.

Именно исцеляется: Господь — Врач. Он не обвиняет нас в страстях, а обличает их, то есть обнаруживает, диагностирует, но не для того чтобы ткнуть нас в них носом, укорить, а чтобы через наши же добровольные усилия (другого способа нет) лечить нас, что-то смазывая и успокаивая, а что-то вскрывая и очищая — тут уж в зависимости от целесообразности.

«Иисусе, Врачу уязвленных грехми,— обращаемся мы к Нему словами акафиста,— даждь ми врачевство покаяния!» Достойно внимания: во время чтения акафиста мы, измученные душевной болью, осознавая, что причина ран душевных — наши грехи, просим у Бога какого лекарства? — Покаяния. Хорошо. Пассия завершилась. Душевные раны дают о себе знать. Как мы их лечим? Покаянием? То есть всякую скорбь и обиду от ближних, оскорбление и предательство принимаем как попущение Божие во исцеление души? Да неужели?!.. А если нет, что ж только что просили врачевства покаяния? Фигура речи?

Так богослужение — это что, как бы утренник безвременно впавших в детство? Слушаем и читаем, что дадено? Просто чтобы красиво было да за душу брало? Катарсис им подавай!..

Нет, простите, что-то не так у нас, значит, с пониманием богослужения и своего места в нем. Это ведь не постановка театральная, не один из способов «отвести душу», это — реальное обращение к реальному Богу. Тут все всерьез, все по-настоящему, ничего не понарошку.

Произнося слова, призванные отрезвить нас, мы должны либо на самом деле их принимать как руководство к действию, либо воздерживаться от них, ибо это как раз тот самый случай, когда «от слов своих осудишься».

Смысловой стержень Пассии — сораспятие Христу. Приходить на эту службу, чтобы просто помолиться Ему, насытиться благодатью и получить утешение, уклоняясь, однако, от ига (ярма) Его заповедей и не желая видеть своей греховности; взывать к страдающему Спасителю об исцелении, нисколько не позволяя Ему это сделать, но продолжая подпитывать свои страсти — это какое-то кощунство, от которого да сохранит нас Господь!  

http://www.vocerkovlenie.ru/index.php/bogoslugenie/3330-2013-04-23-07-57...