Парадокс Алексея Рябцева. Календарный вопрос стал главной интригой Освященного Собора РПСЦ в 2011 году. Алексей Муравьёв

Страница для печатиОтправить по почтеPDF версия
Парадокс Алексея Рябцева

Накануне Освященного Собора Русской Православной Старообрядческой Церкви (РПСЦ) 2011 г. ситуация в СМИ и на внутристарообрядческих медиаплощадках была двойственной. С одной стороны, обществу стало понятно, что старообрядцы ни на этом Соборе, ни на следующем не "пойдут в народ", то есть не выступят с какими-то глобальными общенациональными инициативами, которые бы смогли вывести их из состояния привычной маргинальности. На Соборе речь об этом все же зашла, но об этом скажем в конце. С другой стороны, главной интригой Собора парадоксальным образом стал не какой-нибудь внутристарообрядческий вопрос о перстосложении или покрое кафтана, или о разночтениях в старых книгах, но вопрос пасхально-календарный, то есть такой, который теоретически касается всех христиан, вне зависимости от юрисдикции, ведь Пасху празднуют все.

Вопрос этот поднял военный картограф, бывший моряк-подводник, бывший председатель Рогожской старообрядческой общины Алексей Рябцев. Вкратце смысл вопроса таков: что произойдет, если по причине ошибки в пасхальных расчетах православные христиане отпразднуют Пасху вместе с иудеями? Ведь 1-е правило Первого Вселенского Собора однозначно запрещает такое празднование. Год назад Рябцев, проводя занятия со студентами Духовного училища в Рогожском поселке, обнаружил, что в конце XV века при расчетах Пасхалии на будущие столетия были совершены некоторые ошибки, приведшие к наложению христианской Пасхи на праздник опресноков, который в современном раввинистическом иудаизме иногда собирательно именуется "песах", так же как и сама Пасха. В результате этого для внешнего наблюдателя создается иллюзия, что иудеи не различают вовсе сам праздник песаха и хаг-а-мацот, то есть неделю опресноков. А христиане, празднуя Пасху, иногда попадают на эту еврейскую неделю. Не будучи специалистом в области древнего иудаизма, не зная из первых рук еврейской богослужебной практики, но обладая свойственным многим математикам и политическим лидерам безапелляционным суждением, Рябцев и его сторонники объявили православную традицию празднования Пасхи, начиная с XV века, ошибочной. Суть требований "новопасхальников", как называют эту группу ее оппоненты, состояла в исправлении церковной Пасхалии, согласно их расчетам. В противном случае, писал Рябцев, христиане осквернятся от евреев и навлекут на себя гнев Божий. В прошедшие века такие совпадения, по мнению Рябцева, уже повлекли за собой страшные последствия.

 В течение двух лет в старообрядческой среде шла вялотекущая полемика между Рябцевым и его противниками, прежде всего ученым новгородским священником Александром Панкратовым и чебоксарским диаконом Валерием Тимофеевым. Аргументы своих противников Рябцев считал достойными смеха, а в своих расчетах не признавал возможность ошибки. Это привело к тому, что весной 2011 года Рябцев и его единомышленники отправились в Крым, где в заброшенной пещере отпраздновали главный христианский праздник на неделю позже остального православного мира, но в полном соответствии с их Пасхалией. Именно этот демарш и стал предметом обсуждения на Освященном Соборе. Признавая за каждым христианином право свободно мыслить, в том числе и относительно Пасхалии, древние каноны православной Церкви налагают строгие прещения за любую попытку самовольно изменять даты богослужебных празднований. За это "неканоническое празднование" Рябцев и его сторонники были отлучены от Церкви "вплоть до покаяния". Последняя соборная формулировка обозначает, что у "неопасхалистов" всегда существует возможность покаяться в своих действиях, понести епитимью и продолжить дискуссию о Пасхалии внутри церковной ограды.

 Интересно задаться вопросом, что стоит за наукообразной и весьма абстрактной темой пасхальных расчетов. Здесь надо учитывать три аспекта. Первый, самый деликатный. "Неопасхалисты" понимают взаимоотношения христианства и иудаизма таким образом, что от иудеев можно оскверниться одним даже теоретическим совпадением с их "зломерзкими празднованиями". В оправдание они приводят различные выражения из древних христианских памятников, не учитывая, однако, что эти памятники создавались в эпоху жесткой религиозной конкуренции, когда христиане, нетвердые в вере, могли увлечься в иудаизм и отвергнуть Христа. В избегании этого соблазна и был смысл запрета празднования Пасхи с иудеями. Сейчас такого соблазна нет, и в педалировании темы "жидовской скверны" сквозит если не прямой антисемитизм, то, как минимум, обратная сакрализация с конспирологическим оттенком. Неслучайно, с точки зрения "неопасхалистов", главным последствием совпадения христианской Пасхи с "жидовской" стало возвращение Иерусалима под контроль евреев. С точки зрения Рябцева, мусульманское владение Святым Городом угоднее Богу, чем богопротивное иго евреев, ибо воины ислама признают Ису "великим пророком" и даже почитают Мариам… Подобные взгляды в РПЦ МП некогда высказывал бывший митрополит Среднеазиатский Владимир (Иким), а до него такая тенденция наблюдалась у последователей Л.Н. Гумилева.

 Второй аспект "неопасхализма" состоит в том, что за последние годы Рябцев и его сторонники пришли к довольно интересной концепции развития старообрядчества. И именно в интересах этой концепции "работает" теория новой Пасхалии. Суть этой концепции состоит в последовательной и радикальной маргинализации старообрядчества, своеобразном создании глухого барьера между старообрядцами и всеми остальными направлениями христианства. Рябцев многократно указывал, что никониан (как называют старообрядцы последователей реформы Никона, в том числе чад РПЦ МП) он за христиан в собственном смысле не считает. Что касается беспоповцев и даже беглопоповцев (РДЦ), то в последние годы Рябцевым было написано немало страниц, из которых явствовало, что указанные согласия старообрядчества суть еретики или самозванцы. Благодаря интернет-полемике и опубликованным брошюрам Рябцева полностью зашел в тупик диалог между РПСЦ и РДЦ, который, как казалось еще в 80-х годах ХХ века, может привести к скорому соединению двух ветвей старообрядчества. В последнее время "неопасхалисты" сформулировали эту направленность как возрождение неокружничества. Как известно, это движение конца XIX – начала ХХ вв. было радикальным направлением в старообрядческом поповстве, признававшим, что новообрядцы поклоняются антихристу под видом Христа. Неокружники считали, что основная масса старообрядцев-поповцев "продалась никонианам" и стала фактическими единоверцами. Именно к такой концепции тяготеют сторонники новой Пасхалии в последнее время. В ряде работ ими была обоснована необходимость приема через крещение абсолютно всех приходящих в старообрядческую Церковь извне.

 Третий аспект "неопасхализма" связан с актуализацией в старообрядческой среде темы календаря. Старообрядцы в XVII в. разошлись с новообрядцами во многом, но календарь у них остался общим. Как известно, в 1920-х гг. мир православных новообрядцев в Греции постиг раскол, который многие сравнивают с Русским Расколом XVII в. Официальная главенствующая Церковь Греции вместе с Константинопольским патриархатом приняла реформированный календарь, совпадающий с григорианским папским календарем, а общины старокалендарников (или старостильников) разорвали с ней общение, оставшись при древнем юлианском календаре. Именно тогда в их полемике вновь была поднята тема соотношения древности и правильности. Официальная Церковь настаивала на том, что необходимо исправить неправильный календарь на более правильный, в то время как старокалендарники указывали на невозможность менять святоотеческий календарь на "папский новодел". Парадоксальным образом "неопасхализм" оказался параллельным календарной реформе греков. Если же отвлечься от исторических параллелей, то окажется, что для Церкви имеет значение не сам календарь, а то, зачем или ради чего он меняется. Официальная Церковь пошла на изменение календаря, чтобы продемонстрировать экуменическое единство с Европой и Америкой, которые могли помочь грекам реализовать их национально-романтические мечты о возвращении Константинополя и Малой Азии, известные как "Великая идея". За предложениями "неопасхалистов" не видно ничего, кроме указанных выше двух тем. Боязнь иудейской скверны и желание окончательно маргинализировать старообрядчество, закупорив его в герметичный сосуд, непроницаемый ни для кого.

 Таким образом, пред Освященным Собором стоял главный вопрос: что можно противопоставить истинному содержанию "неопасхализма" по существу? Если в случае Рябцева и его сторонников старообрядческая Церковь просто применила древний принцип отделения (анафему), то в отношении "неопасхализма" необходим ответ на ином метафизическом уровне. Опровергать календаристские построения здесь оказалось бы недостаточно. Хотя в указанных выше сочинениях оппонентов Рябцева и была дана такая критика, сам Рябцев не признал ее состоятельной, и полемика может продолжаться до греческих календ. Да и может ли Собор противопоставить новой Пасхалии что-нибудь, кроме традиционной для старообрядцев приверженности церковной старине? Но, по сути, ответом на главный вопрос Рябцева стало несколько решений Собора. Во-первых, Собор признал Интернет благом, которое необходимо использовать для нужд христианской проповеди, в частности - для донесения мнения старообрядческой Церкви до российского общества. С другой стороны, Собор одобрил различные межцерковные контакты предстоятеля Церкви Митрополита Корнилия, в частности с иерархией РДЦ. Кроме этого, Собор высказался в пользу глобального повышения образовательного уровня духовенства, чтобы довести его в перспективе до готовности ответственно полемизировать с религиозными оппонентами, в том числе с теми, кто подобно "неопасхалистам" пытается предложить новую реформу с туманными, но явно изоляционистскими перспективами.

 Такой видится основная интрига Собора. Все остальные решения его можно либо счесть внутристарообрядческим делом, либо рассматривать в свете вышеназванных тенденций.


 Источник: Портал-Credo.Ru