Олеся Алексеева: На разных полюсах любви.

Браки совершаются на небесах. Я теперь это знаю совершенно точно. Дело не в умении выбирать, и даже не в велениях сердца — сердце тоже, оказывается, может ошибаться.

Я повстречала своего самого дорогого человека почти случайно. Он говорит, что полюбил меня, без всяких причин, в ту же секунду, как увидел. Я оказалась не столь проницательной и долго ещё считала наши отношения дружбой. Но после всего, что было, я больше не верю в случайности.

Мама вдруг сказала: «Вот увидишь, это всё не просто так. Приедешь уже его невестой». Он им тогда не нравился. А мне — нравился, конечно, но чтоб невестой? За столько лет не стала, где уж там за две недели.

Да и не до романов мне. Сердце — в клочьях, душа — в лохмотьях, улыбка вымученная, на лбу написано большими такими буквами: он меня бросил. Жить как будто было незачем, но приходилось. Плакать целыми днями я уже перестала (а вначале, вспомнить противно, бродила по улицам с Земфирой в ушах и рыдала на берегу Днепра по несостоявшейся жизни). Но прошёл уже год, и прошёл не зря. В октябре поздравила его с днём рожденья. Подарок подарила, а как же. В том числе все его фото, перевязанные ленточкой. Чтоб уже ни-ни. Не лазить чтобы в тот проклятый ящик стола. Пережила серию сердечных приступов от его непринуждённых повествований, как он встретился случайно со своей бывшей, горячо любимой, и как ему удалось это перенести. Бедненький. Смотрела честными глазами и медленно умирала. От его писем «слушал серию лекций о разных типах любви и вспоминал тебя». Потом от отсутствия писем. От этой звенящей, звенящей пустоты. Ходила на лекции, сдавала экзамены. Лучшая подруга вдруг ни с того ни с сего сказала: «Вот чего я никогда ему не прощу, так это того, что ты перестала улыбаться». Я ей в ответ улыбнулась. Наверное, опять как-то не так, но я старалась.

Прошёл год. Опять лето. Нужно было куда-то его девать. Лучший, самый-самый близкий и родной, привычный друг предложил составить им компанию в поездке на море — я сразу согласилась. Правда, они собирались жить прямо у моря в палатках. Я уже переросла палатки, я сниму домик, буду приходить к ним петь под гитару у костра, слушать прибой.

И вот, наконец, кипарисы и чайки, этот особенный крымский запах, такси мчит нас по горам, ближайший домик оказывается в сорока минутах ходьбы вдоль прибоя… Палатку они для меня, оказывается, взяли. Обманщики. Они всё взяли, кроме ложки. Поэтому мы с ним ели одной ложкой, по очереди. Пока не сходили наконец в деревню и не купили мне одноразовую.

Мой фен гордо висел в палатке, на радость соседкам, и все хихикали по этому поводу ещё лет пять, не меньше. «А помните, Олеся фен ещё тогда с собой взяла?» Мы мыли посуду прямо в море, а по вечерам разжигали костёр, и ребята пели под гитару. Как-то потихоньку и я стала петь — ужасно стеснялась поначалу, но как же это здорово оказалось! Он играл и подпевал, темнота окутывала нас со всех сторон, казалось, на свете есть только мы, костёр и цикады, и шум моря вдалеке.

Даже не знаю, как это мы вдруг поцеловались. Мозг сверлила одна мысль: вот теперь ты и лучшего друга потеряешь… Потом и она смолкла, и остался только шум прибоя, и его сияющие счастьем глаза — никогда больше не видела такого взгляда, как будто вопрошающего и не желающего ничего больше знать одновременно. Мы почти не говорили в ту ночь, бродили, держались за руки, говорили невпопад, снова целовались. Казалось, всё наконец-то правильно в мире, и море нас одобряет, и горы. Рассвет застал нас на холме, ошеломлённых, счастливых, растерянных. Друзья выглядели довольными и лукаво переглядывались. Они, оказывается, сначала хотели пойти нас разыскивать, но передумали. Молодцы.

Я уезжала, он стоял на перроне, казалось, рвёмся на части. Он слал мне SMS-ки: «У моря и неба твои глаза». Это была моя тайная радость, никому не хотелось рассказывать о ней. А ещё я боялась. Я знала, что мне придётся бороться за него. С мамой, с папой, даже с собой. Как будто я вернулась — и сказка кончилась. Теперь всё будет как всегда. Но он вернулся — и сказка продолжается. До сих пор.

Когда-нибудь, когда моя повзрослевшая дочь придёт домой с сердцем, истрёпанным в клочья, и с душой, изодранной в лохмотья, — я знаю, придёт, никуда не деться от этого демона лжи, страсть именующего любовью, — я тихонько подсуну ей эти свои мемуары. Мне трудно будет объяснить, но я постараюсь. Что так много нужно нам для счастья — и так мало: сияющие счастьем глаза. Оттого, что ты рядом.

Любовь-благословение и любовь-страсть отличаются друг от друга, как летняя гроза от бури, выворачивающей вверх корнями столетние дубы. Но и в самом трудном и болезненном опыте всегда кроется благословение нам — если мы вынесем из него урок.

Свою первую любовь я ни за что не согласилась бы вычеркнуть из жизни. Никогда бы мне не оценить всей полноты обрушившегося на меня счастья, если бы я не испытала несчастье — до дна, до самой последней капли. Слава Богу за всё!

http://otrok-ua.ru/sections/art/show/naraznykh_poljusakh_ljubvi.html