Олег Кочевых: Живописец света и смерти

Старая история

Ещё одно слово, без которого не могут обойтись пишущие о Васильковском, — «Слобожанщина». Это не просто регион, в главном городе которого художник прожил большую часть жизни. Харьковско-донецко-запорожские просторы, красоты, эпизоды — основная тема и, так сказать, муза-вдохновительница Васильковского. Они же и источник заметной в его полотнах жгучей ностальгии — ведь творческий путь мастера пришёлся на тридцатилетие с 1880 х до революции, когда степь начала индустриализоваться и утрачивать прежний староказацкий колорит.

Наконец, даже характер Сергея Ивановича, по словам мемуаристов, был типичный слободской, казацкий, чумацкий. Кстати, дед живописца действительно был чумаком, возил соль и рыбу из Приазовья и Причерноморья древними степными дорогами. Отец же художника служил секретарём — и достиг такой виртуозности в каллиграфии, что сыну в детстве казались чудом столь изящные виньетки.

В харьковской гимназии юноше посчастливилось встретиться с замечательным педагогом, художником Дмитрием Безперчим. Это был человек, «без которого бы не было Васильковского». Именно Безперчий заметил и направил талант Сергея, уговорил не поскупиться на обучение в местной рисовальной школе. А одновременно возникла ситуация, подобная истории художника Пимоненко и его учителя Орловского (о которых «Отрок» уже рассказывал), — ученик подружился с дочкой своего учителя, Соней Безперчей, их чувства были взаимными и крепкими.

Своеволие и последствия

Но вот гимназия и рисовальная школа окончены. Можно бы поступать в Петербургскую Академию художеств. Все говорят, что уровень мастерства Сергея превышает экзаменационные требования. Однако для небогатых провинциалов учёба в тогдашнем столичном вузе — это продолжительная нищета, реально полуголодное существование. Да и после обучения лишь немногие достигают такого уровня, чтобы зарабатывать на жизнь своим искусством. А между тем, у юноши есть любимая девушка, и она не в столице, а в Харькове. Наконец, отец Сергея грозил проклятием, если сын выберет столь «неприбыльное» ремесло.

В общем, не судите строго нашего героя. Он выбрал остаться поближе к Соне — и поступил в Харьковский ветеринарный институт (с детства очень любил лошадей). Однако талант людям не просто так даётся; зарыть его юноша не смог. У него не вышло целиком посвятить себя чужим для души делам. Институт Сергей бросил. Попробовал поработать клерком. Тоже не вышло. Аналогично и с попыткой начать карьеру канцеляриста... Наконец, к 21 летнему возрасту юноши его уговорили Соня и её отец, что грех с такими способностями их не развивать. А уж что Соня его дождётся — Васильковский не сомневался.

Впрочем, наш выходец из бедной семьи снова попытался излишне всё просчитать. Вместо отделения пейзажа, который ему так удавался, он выбрал для поступления в Академию класс натуры — в надежде стать портретистом и на частных заказах иметь постоянный стабильный доход. Но, снова-таки, тяжело идти против рожна. После трёх лет, отданных портретированию (без особых успехов в этом направлении), наш студент наконец смирился с судьбой и... сначала начал обучение в той же питерской Академии — теперь уже в пейзажном классе.

Разумеется, все каникулы Сергей проводил дома — точнее, в путешествиях по Харьковщине, Полтавщине, Донецкой степи. Многие поездки, многие сплавы на лодке по Северскому Донцу Сергей осуществил со своей Соней и её отцом. Вместе они любовались видами, рисовали этюды, помогая друг другу советами (Соня тоже хорошо рисовала). Да и просто запоминали глазами и сердцем то, что потом можно было воплотить на холсте.

Стоит лишь упомянуть, что уже в те студенческие годы Васильковский создал элегичную и светлую «Весну на Украине» — ставшую своеобразной визитной карточкой и самого художника, и киевского Музея украинского искусства. Простой, казалось бы, пейзаж производит хорошее ласковое впечатление — ещё бы, он написан любящим сердцем.

Жертвенность

Наконец, небывало продолжительное обучение окончено. Васильковский заканчивает вуз лучшим студентом — художником первой ступени с большой золотой медалью. Более того, он становится одним из двух «пенсионеров» — тогда это слово означало не пожилых людей, а наоборот, способную молодёжь, которую отправляли на многолетнее обучение за границу, выплачивая им при этом весьма солидную стипендию («пенсион»). Кстати, вторым художником-отличником в год выпуска Васильковского стал ещё один молодой украинец — баталист и книжный иллюстратор из Нежина Николай Самокиш.

Но тут возникла новая загвоздка. Право на пенсионерство имели только неженатые выпускники Академии (государственные мужи опасались, что вступившие в брак художники истратят государственную помощь совсем не на кропотливую работу). А Васильковский ещё на рождественских каникулах последнего года обучения сделал долгожданное предложение Соне Безперчей... Впрочем, у него сомнений в выборе не было: Сергей знал своё «единое на потребу». С золотой медалью выпускника он отправился в Харьков и предложил Соне сыграть свадьбу немедленно. После чего, предлагал он любимой, мы всё равно отправимся вдвоём за границу для совершенствования мастерства; отправимся без государственной помощи, зарабатывая на жизнь рисованием. Но Соня мудро заявила: «Я ждала тебя десять лет и ещё подожду». И вскоре Васильковский вместе с Самокишем таки уехал на два года в Европу.

А вот финал нашей романтической истории будет по-чеховски минорный. Дело в том, что Соня была тяжело больна туберкулёзом; из любви к Сергею, не желая его связывать, она скрывала своё состояние. Впрочем, он сердцем почуял неладное; от мучительных переживаний и предчувствий перед отъездом тяжело заболел; невеста самоотверженно ухаживала за любимым.

Через год Соня скончалась. Собственную семью Васильковский до конца жизни так и не создал.

Эпос казака Мамая

Работа-учёба во Франции, особенно знакомство с побеждавшими тогда в этой стране новыми стилями — барбизонской школой и импрессионистами — завершили сложение стиля Васильковского. Те самые лучащиеся «небо» и «свет», отличающие харьковского художника, — это творческий вариант новой французской техники, незаметно влитой в обычную академическую пейзажную традицию.

Впрочем, все эти специальные подробности не очень-то важны. Пейзажи Васильковского интересны не манерой, техникой, композиционными решениями — а особым эмоциональным тоном, обволакивающим зрителя. А это впечатление не делится без остатка на «оттенки», «мазки», «сценические планы». Зато стоит лишь сказать, что многими картинами Васильковского хорошо иллюстрировать «Степь» Чехова, поскольку они необыкновенно сходны по настроению — и любители литературы сразу понимают, о какой тональности идёт речь.

Все тридцать лет, прожитые художником после возвращения из Европы, он провёл в отцовской мазанке на окраине Харькова; не заботился о красоте одежды, ездил всю жизнь третьим классом — и вообще, всегда выглядел так, что парижские мальчишки (по воспоминаниям Н. Самокиша) показывали пальцем и безошибочно выкрикивали: Сosaque! («Казак!») Но в то же время, наш почти юродивый, грустно-ироничный казак Мамай писал эпические пейзажи, каждый из которых возвышается до аллегории.

Васильковский всегда намекал на увядание. Притом осенних сюжетов он почти никогда не касался; в его картинах преобладают весна и лето, к тому же, в некоей застывшей, сгущённой ипостаси (на его полотнах не бывает ветра). Но сквозь эти свежие весенние дни, сквозь тяжёлые летние полдни, сквозь стоящий и осязаемый (хоть режь его ножом!) воздух — проходит тревожащий как бы запах или как бы звук. Кстати, Васильковский был ещё и выдающимся скрипачом и флейтистом; неспроста его живопись оказывает воздействие, настолько подобное музыке.

Однако неверным будет приписывать скрыто-минорную тональность только личной судьбе художника. Достаточно сказать, что Васильковский принадлежал к «великолепной четвёрке» харьковской пейзажной школы, три других мастера которой известны ещё более печальными мотивами живописи. На самом деле, потаённая грусть и ностальгия Васильковского — это, скорее, философское обобщение. Смерть будет — оттого и самая незатейливая жизнь значительнее, величественнее, глубже, — исподволь говорит нам интонация харьковского пейзажиста.

Впрочем, не стоит сосредотачиваться на потаённом, когда есть и явное. А наяву картины Сергея Васильковского — это десятки тихих радостных встреч со старым родным лугом, селом, ярмаркой, речкой, степью. Это встречи с ушедшей в небытие природно-сельски-гармоничной Украиной, в которую заочно влюблялись и влюбляются миллионы людей, живущих за тридевять земель отсюда (читатели Гоголя, например). Это свидания с той идеальной старой Украиной, которая запечатлена в глубине сердца каждого здешнего жителя, к какой бы нации он ни принадлежал.

http://otrok-ua.ru/sections/art/show/zhivopisec_sveta_i_smerti.html