Обязаны ли мы быть врагами? Исторический контекст Совместного заявления Папы Римского Франциска и Святейшего Патриарха Кирилла

Первая в истории встреча между Патриархом Русской Православной Церкви и Римским Папой спровоцировала в информационном пространстве серьезную дискуссию, интонация которой и ряд псевдо-критических оценок сделанного в Гаване Совместного заявления, требуют от нас обратить внимание на исторический контекст православно-католических отношений.

В первую очередь, необходимо признать, что отношения между Православными Церквами и Римским Престолом никогда не были простыми. Причины тому были самые разнообразные: культурные различия между Западом и Востоком, властные притязания отдельных иерархов, политическое давление со стороны светской власти и мн. др. Более того, еще до формального разделения Церквей случались конфликты, которые на многие годы прерывали отношения между христианским Западом и Востоком. Причем не всегда прямым виновником этих конфликтов была именно Западная Церковь. Например, первый в истории многолетий разрыв евхаристического общения, «Акакиевская схизма», произошел по причине неоднозначного отношения к монофизитской ереси Константинопольского Патриарха Акакия[1]. Только спустя 35 лет сторонам удалось тогда преодолеть схизму и восстановить церковное общение. Конечно же, это не идет ни в какое сравнение с почти тысячелетним расколом, начавшимся в 1054 г. и длящимся по сей день. Но насколько мы удалились друг от друга за это время? Неужели сегодня нельзя не только помыслить о преодолении раскола, но даже встретиться Предстоятелям Церквей? Какие события церковной истории привели к такому озлоблению и являются ли они непреодолимыми?

С самого начала христианской истории мир условно разделялся на Восточную и Западную части и, как верно замечает известный церковный историк конца XIX в. прот. Александр Иванцов-Платонов, несмотря на единство веры и основных начал церковного устройство между Восточными и Западными Церквами не было такой близости, которая была между отдельно Западными и отдельно Восточными Церквами[2]. Тем не менее, на протяжении первого тысячелетия христианской эпохи Римская Церковь не раз оставалась чуть ли не единственной защитницей Православной веры: поддержка святителя Афанасия Великого во время арианской ереси, активное противодействие монофизитству со стороны святого Папы Льва Великого, стойкость святого Папы Мартина Исповедника перед лицом светской власти и монофелитской ереси, отказ поддержать иконоборческую политику византийских императоров и др. 

Наряду с этим, ввиду особого положения Римского епископа, бывшего не только духовным, но также и светским правителем, на Западе постепенно развивается учение о первенстве Римского Папы в Христианской Церкви. Усиливалось это тем фактом, что Рим был практически полностью оторван от Византийской империи и вынужден был самостоятельно налаживать отношения с многочисленными варварскими племенами, расселившимися на останках старой Римской империи и бывшими в основе своей языческими. Римский Папа стал фактическим покровителем христиан перед лицом этих варваров-язычников, что сплачивало вокруг его личности Западные Церкви.

На Востоке, до поры, не обращали внимание на такое изменение статуса Римского епископа. Периодически возникавшие конфликты не носили серьезного характера и со временем затухали сами собой. Претензии же некоторых Пап на большее влияние во Вселенской Церкви, хотя и осложняли порой отношения с Восточными Церквами, но не носили настойчивого и системного характера.

Ситуация изменилась в IX веке, когда Римский Папа Николай I решил воспользоваться нестроениями в Константинопольской Церкви и подчинить ее своему влиянию. Благодаря Свято-Софийскому собору 879-880 гг. Церквам удалось на время примириться, но серьезное церковно-практическое и богословское различие западного и восточного христианства с тех пор стало очевидным. В частности, на Востоке обращают внимание на догматическое искажение Символа веры – «Filioque» («и от Сына»), которое хотя еще и не повсеместно, но распространяется в лоне Римской Церкви.

Формальное разделение Церквей произошло в 1054 г. после визита в Константинополь печально известной делегации кардинала Гумберта. Послы Римского Папы, полномочия которых были спорными, бросили на престол храма Святой Софии папскую буллу об отлучении Константинопольского Патриарха Михаила Керуллария и положили начало расколу христианства на Православную и Католическую Церкви.  

Тем не менее, есть серьезные основания полагать, что произошедший раскол не рассматривался современниками в качестве непоправимого события: «Прежде всего, никто не думал, что это событие положило конец церковным или дипломатическим переговорам, и ни одна из сторон не допускала мысль, что противоположная сторона впала в ересь»[3]. Западные христиане продолжали посещать восточные христианские святыни и участвовать вместе с православными в церковных Таинствах, ожидая скорейшего примирения.

Ответственность за реальный церковный раскол следует возложить на инициированные Римским престолом крестовые походы. Благая цель защиты христианских святынь и паломников была искажена крестоносцами и превратилась в неконтролируемый захват территорий с притеснением местного православного населения. Одновременно в Римской Церкви осуществляется григорианская реформа, закончившаяся окончательной централизацией церковной власти на Западе в руках Римского Папы. С тех пор отличительной особенностью политики Римского престола становится настойчивое желание подчинить себе Восточные Православные Церкви.

В 1204 г. влекомая алчностью армия крестоносцев захватила и варварски разграбила Константинополь, чем положила конец Восточной Римской империи и разбила последние надежды на примирение Церквей. С тех пор, Римские Папы начинают приводить в действие униональную политику, заключавшуюся в навязывании Православным Церквам единства во главе с Римским епископом в ответ на военную и материальную помощь в борьбе с мусульманскими захватчиками. Раз за разом Папы стремились заключить унию, но даже когда им это формально удавалось (Лионская уния 1274 г., Ферраро-Флорентийская уния 1439 г.) соборный разум Православной Церкви отвергал этот ложный союз. Можно сказать, что именно унии взрастили в сердцах восточных христиан недоверие и вражду по отношению к Римско-католической Церкви. В 1453 г. Константинополь был захвачен турками и вопрос всеобъемлющей унии с Римом потерял свою актуальность.

Не миновала униональная политика Рима и исконно православные земли Восточной Европы. В XIII в. католицизм проникает в юго-западные области Руси. Папы предлагают русским князьям королевские титулы и военную помощь в ответ на переход в католическую веру. В 1439 г. Русская Церковь, канонически подчинявшаяся Константинополю, была представлена митрополитом Исидором (по происхождению – грек или эллинизированный болгарин) на Ферраро-Флорентийском соборе. Там восточная иерархия, надеясь на помощь Рима в борьбе с турецкими завоевателями, изменила Православию и заключила унию с Римской Церковью. Одним из инициаторов и ревностных приверженцев Флорентийской унии был митрополит Исидор, возведенный Папой за свои «труды» в кардинальское достоинство. В Москве Флорентийская уния была решительно отвергнута, а сам Исидор был вынужден бежать за пределы государства. Интересно отметить, что Флорентийская уния стала главной причиной установления Русской Церковью самостоятельности (автокефалии) от Константинопольского Патриарха.

На этом попытки склонить в унию православных славян со стороны Рима не закончились. Латинские миссионеры, начиная с XIV века, разворачивают активную прозелитическую деятельность в западнорусских землях (находившихся под владычеством Польского королевства и Литовского княжества). После образования Речи Посполитой католицизм становится господствующей в государстве религией и пользуется привилегиями, недоступными для православного населения. Перманентное давление со стороны государства, а также предательство ряда иерархов привело в 1596 г. к заключению Брестской унии и созданию Униатской (Греко-католической) церкви. После этого начинается серьезное притеснение православного духовенства и мирян, вплоть до насильственного отбора храмов и монастырей в пользу Греко-католической церкви.

Униаты с разным успехом действовали на территории современной Украины и Белоруссии на протяжении нескольких столетий вплоть до 1946 г., когда советское правительство решило ликвидировать греко-католиков из-за поддержки, оказываемой ими германским нацистам и местным националистам. Стоит отметить, что во время оккупации нацистами Западной Украины, униаты самыми различными способами ущемляли местное православное население.

В середине XX века постепенно налаживаются отношения между Восточными Церквами и Римским престолом. Такое потепление стало возможным на фоне развития экуменического движения и некоторого изменения позиции Рима по вопросу взаимоотношений с Православными Церквами.  В 1965 г. Константинопольский Патриарх Афиногор и Римский Папа Павел VI снимают взаимные анафемы 1054 г. и подписывают Совместную декларацию Церквей. Тем не менее, ряд разделявших Церкви догматических вопросов, так и не был решен.

После развала Советского Союза греко-католики опять получают возможность свободно функционировать и с попустительства Папы Иоанна Павла II незаконно захватывают множество православных храмов в Украине. Подобные враждебные действия, а также прозелитизм среди православного населения на территории Московского Патриархата сделали невозможной организацию встречи между Патриархом Алексием II и Папой Иоанном Павлом II в 1996-1997 гг.[4]

Таким образом, подводя итог сделанному выше краткому обзору православно-католических отношений, нужно отметить, что на протяжении второго тысячелетия одним из основных препятствий к установлению диалога между Церквами был вопрос униональной и прозелитической политики Рима. Серьезная и независимая богословская дискуссия по разделявшим Церкви вопросам была невозможна, пока Рим шантажом и насилием навязывал Православию единство (унию) под главенством Римского Папы.

Обратимся же теперь к Совместному заявлению Папы Римского Франциска и Святейшего Патриарха Кирилла. С точки зрения истории, центральной в заявлении является мысль, изложенная в пункте 25: «Сегодня очевидно, что метод «униатизма» прежних веков, предполагающий приведение одной общины в единство с другой путем ее отрыва от своей Церкви, не является путем к восстановлению единства». Фактически данным заявлением Римская Церковь признает ошибочность своих действий на протяжении нескольких столетий. Как бы этого ни хотелось современным греко-католикам, данный пункт нельзя нивелировать последующим заявлением о праве на существование исторически сложившихся униатских церковных общин.

Также достаточно странно читать о недовольстве греко-католиков действиями Римского Папы по сближению с Русской Православной Церковью и подписанию им Совместного заявления. Например, глава УГКЦ Святослав Шевчук выразил свое удивление тем фактом, что несмотря на его членство в Папском совете по делам единства, его мнения о готовящейся декларации в Ватикане не спросили[5]. Но не должен ли был отказ от привлечения греко-католиков к составлению Совместного заявления намекнуть им о степени доверия и одобрения последних действий со стороны Римского Престола? Тем не менее, Святослав Шевчук дал весьма неоднозначную оценку Римскому Папе, намекнув что предпочитает считать Совместное заявление «политическим соглашением» и «дипломатической конъюнктурой», а к самому Папе применяет слова Христа из Евангелия от Луки: «Симон, Симон! Вот сатана хотел просеять вас, как пшеницу, но я молился за тебя, чтобы вера твоя не ослабла, и когда ты обратишься, утверждай братьев своих»[6].

Другая давняя проблема православно-католического диалога – прозелитизм (прозелитизм – влияние на церковную принадлежность человека за счет предоставления материальных и социальных преимуществ, а также с использованием давления, запугивания и других способов принуждения), также рассматривается в заявлении, а именно в пункте 23: «Православные и католики объединены не только общим Преданием Церкви первого тысячелетия, но и миссией проповеди Евангелия Христова в современном мире. Эта миссия предполагает взаимное уважение членов христианских общин, исключает любые формы прозелитизма».

И напоследок хочется отметить, что среди некоторых «ревнителей», которые вопиют сегодня в информационном пространстве о предательстве Православия, популярно обращать внимание на тот факт, что встречи между Патриархом Русской Церкви и Римским Папой не было на протяжении целого тысячелетия и делать из этого глубокомысленные выводы, чаще всего связанные с «теорией заговора». Справедливости ради необходимо отметить, что настоящий срок значительно меньше. С момента Крещения Руси и вплоть до 1448 г. Русская Церковь была канонической частью Константинопольского Патриархата и возглавлялась митрополитом, который чаще всего назначался в столице Византийской империи. Митрополит не имел канонического права вести от своего лица какие-либо переговоры с Римским Папой, не имея санкции от Предстоятеля Константинопольской Церкви. Установление автокефалии в 1448 г. (хотя и не признанной на Востоке) происходило на фоне событий (Ферраро-Флорентийская уния), которые автоматически делали невозможными какие-либо серьезные контакты между Москвой и Римом. В 1589 г. автокефалия Русской Церкви была признана на Востоке, но отношения с католицизмом не развивались по причине наступившего вскоре Смутного времени, в период которого Римская Церковь дискредитировала себя вмешательством во внутренние дела Русского государства. В 1721 г. патриаршество в Российской империи было упразднено и заменено полугосударственным органом Святейшим Синодом. Наконец, после восстановления Патриаршества в XX в. наша Церковь очень скоро оказалась в положении, которое делало невозможным встречу Патриарха и Папы. Фактически получается, что хорошая возможность провести подобную встречу с точки зрения политической обстановки была только в 90-е годы минувшего века. Но тогда, как это было указано выше, действия католической стороны сделали эту встречу невозможной.

Конечно, у нас сегодня нет никаких гарантий того, что пункты Совместного заявления будут исполняться, но сам факт отказа на официальном уровне Римского Папы от униональной политики и прозелитизма может создать по-настоящему благоприятную почву для межцерковного богословского диалога. Более того, на фоне нравственной деградации современного протестантизма и церквей Англиканского содружества, общая позиция Православия и Католицизма по ключевым социальным вопросам может помочь Христианству выстоять в эту непростую эпоху. Нам же необходимо сейчас дать себе ответ на вопрос: делает ли прошлое нас своим заложником?  Обязаны ли мы быть врагами?