ОБИТЕЛЬ У ЗАМКОВОЙ ГОРЫ. МАЛОИЗВЕСТНЫЕ СТРАНИЦЫ ИСТОРИИ ФЛОРОВСКОГО ЖЕНСКОГО МОНАСТЫРЯ. Ч. 1

Мы продолжаем рассказ о малоизвестных эпизодах истории ведущих монастырей Украины.

В их основу положены исследованные автором в конце 2021 – начале 2022 гг.  архивные дела описи 8-й фонда 4648 («Совет по делам религий при Министерстве по делам миграции и национальностей Украины и его предшественники (объединенный фонд)»   Центрального государственного архива высших органов власти и управления Украины (далее – ЦГАВО Украины).  Сами дела охватывали период 1947–1968 годов и имели чистые листы пользования, т.е. не выдавались ранее для ознакомления историкам. Одно из дел содержит документы о послевоенной истории Свято-Вознесенского Флоровского женского монастыря в Киеве.

Из глубин Средневековья           

Считается, что основание Флоровскому монастыре положила грамота польского короля Сигизмунда II Августа от  17 мая 1566 года киевскому воеводе, князю Острожскому. Говорилось, что «Киевский девичий Флоровский монастырь на Подоле предоставляется со всем тем, что он имел, в потомственное владение или заведывание киевскому протопопу Иакову Гулькевичу (возобновившему этот монастырь) с правом совершения в нём богослужений ему самому, его детям и потомкам, какие годны быть священниками». Уже в официальной росписи Киева 1682 года идет речь о женском монастыре на Подоле с двумя деревянными церквями: во имя святого мученика Флора, и во имя святого мученика Лавра.         

За XVIII–XIX столетия  монастырь активно расширялся, и к началу XX века почти вся доступная ровная площадь, занимаемая монастырём, оказалась застроена каменными постройками, а весь восточный склон Замковой горы – деревянными постройками.  Кроме уцелевшего после пожара 1811 года Вознесенского храма, к 1917 году в монастыре было ещё четыре — церковь во имя Воскресения Господа, Трапезный храм во имя святого Николая и надстроенный над ним холодный храм во имя иконы Тихвинской иконы Богоматери, храм во имя иконы Казанской Богоматери и кладбищенская церковь на вершине Замковой горы во имя святой Троицы. Кроме того, с конца XIX века, на территории монастыря существовали богадельня (к 1918 году в ней на полном монастырском обеспечении находились 100 человек) и больница (на 10 коек). Всех зданий каменных и деревянных к 1918 году было 38.

Храмы – под клубы

К началу Первой мировой войны, в 1914 году в монастыре насчитывалось до 1000 насельников (вместе с жившими за пределами ограды монастыря в Киеве и на хуторах).  В 1920 г. монастырь (около 130 монахинь и 70 послушниц) зарегистрировали как приход (для сохранения доступа в храмы) и трудовая артель (для сохранения жилплощади), но в 1923 г. у артели отняли Вознесенский собор (после этого он около года принадлежал «обновленцам», затем стоял пустым) и поселили в обители семьи рабочих («Городок металистов», с расселением в кельях рабочих с семьями и закреплением в 1926 г. арендных прав за жилищным кооперативом). В январе1923 г. монастырские храмы передали обновленцам, трапезную отдали в пользование фабрике грампластинок. Монахини зарегистрировались как члены ремесленной и сельскохозяйственной трудовых общин, занимались преимущественно шитьем одежды, обуви, изготовлением одеял, сельскохозяйственными работами. С началом курса на индустриализацию и после известных антицерковных актов ВЦИК СССР 1929 года, артель официально упразднили и к 1934-у выселили большинство инокинь.

В 1929 году монастырь закрыли. Троицкую церковь, которая стояла на монастырском кладбище разрушили, а остальные здания раздали учреждениям, в частности – в церкви Казанской Богоматери расположили цех протезного завода, в Вознесенском соборе и Воскресенской церкви – мастерские «Укрпроектреставрации», в келейных корпусах – житлокооператив. Вознесенская церковь с 1931 г. стала клубом завода «Ленинская кузница». В 1934 г. Киевский горсовет дал разрешение на строительство цехов протезного завода[1]. Подобные «хозяйственные» мероприятия впоследствие породили немало острых проблем, которые власти использовали в попытках  закрытия монастыря.

Возрождение в  военную пору        

В документах властей времен «хрущевских гонений» отмечалось, что в 1942 г. (на самом деле – еще в 1941 году) бывшие монахини и монахини других ранее закрытых в период  тотальных гонений на Церковь монастырей стали «стекаться» в обитель, поселяясь  в жилых корпусах граммофонной фабрики (то есть бывших монастырских же зданиях). В докладной записке  от 10 августа 1962 г. уполномоченного Совета по делам РПЦ при СМ УССР по Киевской области Виктора Сухонина (в 1950–1960 гг. – начальника отдела по оперативной разработке религиозных конфессий МГБ-КГБ УССР) тогдашняя игуменья Флавия (Тищенко) именовалась «активной немецкой пособницей», направившей часть насельниц на работы в немецкие госпиталя[2]. О том, в каких условиях доводилось выживать сестрам в период оккупации, не говорилось.         

Отметим, что в первые месяцы войны немецкое командование на Восточном фронте и отдельные представители оккупационной администрации содействовали открытию храмов (до 5400 их открылось на оккупированных землях Украины) и восстановлению монастырей (около 40 с 2000 насельников). Представители полевого командования немецкий групп армий на Восточном фронте рассчитывали, что гонимая Церковь станет «естественным союзником», будет способствовать притоку добровольцев и стабильности тыла. Однако постепенно курс на отношение к христианству (обреченному на замену квазиязыческой «религией тысячелетнего рейха») стал определяться идеологами национал-социалистической партии, Министерством по делам восточных территорий и его главы – известного теоретика расовой политики Германии Альфреда Розенберга.         

Уже 2 октября 1941 г. фюрер запретил оказывать помощь Православной Церкви, соответствующие директивы издало командование групп армий «Север», «Центр» и «Юг» (на Украине). 31 октября директива Главного управления имперской безопасности Германии  о «разрешение вопроса о Церкви в оккупированных восточных областях» распорядилась препятствовать «попам» проповедовать христианское вероучение, «закрывать находящиеся в восточных областях церкви, зараженные еврейскими догматами»,  создавать «новый класс проповедников».

С конца октября 1941 г. развернулись и физические расправы над православным духовенством. В частности, 26 октября нацистские изверги за помощь бежавшим советским военнопленным пытали и зверски убили в Киеве ударами по голове почитаемую всеми столетнюю схимницу Серафиму (Голубенкову) и ее послушницу Александру – у нее был отрезан нос и выколоты глаза, о чем в 1943 г. сообщили митрополиту Киевскому и Галицкому Николаю настоятельница Флоровского женского монастыря игуменья Флавия и протоиерей о. Петр Кривошей.

От побоев умерли игумен Киево-Печерской Лавры Иринарх (Кондаркин) и лаврский монах Аркадий, в столице и епархиях Украины начались расстрелы и расправы над священниками,  в т.ч. – за чтение патриотических  воззваний  Местоблюстителя Патриаршего престола, митрополита Сергия[3]. Наибольшее количество православных церквей и часовен было полностью разрушено и повреждено  именно на Украине – 654 храма из 1670 в оккупированных регионах СССР. Архиепископ Лука (Войно-Ясенецкий) писал: «Германский народ, более тысячи лет считавшийся христианским народом…явил всему миру, народам-братьям во Христе и народам нехристианским, неслыханное, страшное лицо варвара, топчущего святое Евангелие, вторично распинающего Христа».

Следует вспомнить и тот случай, когда над флоровскими монахинями реально нависала угроза репрессий оккупантов. Дело в том, что  киевские подпольщики тайно передали в монастырь истощенных детей из закрытого приюта. Инокини помогли малышам окрепнуть, и после войны некоторые из спасенных ими приезжали в обитель, чтобы поблагодарить за жизнь[4].

После освобождения Киева в ноябре 1943 г. сестры не покинули обитель и он уже не закрывался. В 1945–1946 гг. были проведены восстановительные работы в соборе. К 1 января 1949 г. монастырь имел 266 насельниц. В 1950–1952 гг. в монастыре пребывало  около 240-250 монахинь и послушниц (около 180 из них были старше 55 лет), проживало 204 светских лица. Служба велась в двух храмах (Вознесенском и Трапезном). Сестры, в частности, зарабатывали на жизнь  трудом в своей артели ватных одеял[5].

Активную роль в налаживании монастырской жизни сыграла упомянутамя игуменья Флавия. Как писал в 1958 г. Уполномоченный Совета по делам РПЦ при СМ СССР по Украинской ССР Григорий Катунин, игуменья Флавия (Тищенко Елена Диомидовна) родилась в 1890 г., по тогдашнему районированию – в селе Дулецкое Великополовецкого района Киевской области. С 1895 г. – во Флоровском монастыре при родственнице. Постриг приняла в 1926 г., в период закрытия обители трудилась в Киеве, в артели художественной вышивки. Характеризовались как «волевая, энергичная» личность с «контрреволюционными» взглядами, но способная сдерживать себя и приспосабливаться к окружающим условиям[6].

Среди «провинностей» игуменьи уполномоченные по делам РПЦ называлось и то, что она в 1953 г. «сагитировала» к поступлению в монастырь 32 женщины-ткачихи из города Иванова без благословения и разрешения светских властей.

Между тем, вернуть существовавшие до революции границы территории монастыря в послевоенное время не удалось. В Казанской церкви в конца 1940-х гг. разместилась фабрика детской одежды. Для притеснений сестер и предупреждения роста числа монахинь использовался институт паспортного контроля и прописки, что приводило к эрозии внутримонастырской жизни и традиционного уклада: сестры не могли постоянно находиться в монастырской ограде, поскольку часто проводились рейды по проверке паспортного режима, а прописку в большинстве своем они получили в пригороде Киева. Удлинились ночные богослужения за счет дневных, в то времяч как большинство сестер находились на рабочих местах в советских учреждениях – госпиталях, столовых, работая нянечками в семьях. Даже постриг также совершался в ночное время, поскольку днем сестры были вынуждены носить мирскую одежду[7].

Сам монастырь был «на особом счету». В служебных записках в ЦК Компартии Украины и КГБ СССР сотрудники КГБ УССР отмечали, что за 1955–1956 гг. в Украине из свыше 200 новых монашествующих, 42 постриглось в Киевском Флоровском монастыре. Наступала полоса гонений на Церковь времен Н.Хрущева, и киевские чекисты уже предлагали ЦК КПУ планы полного закрытия монастырей Украины.   Монастыри именовались «рассадниками религиозного фанатизма», местами «концентрации церковно-кликушеского элемента и приверженцев ИПЦ».  КГБ бил тревогу по поводу «распространение фанатизма через схимников, затворников и «сестер духовных», открытие нелегальных курсов для подготовки ко вступлению в семинарии[8].

Кроткая матушка Анимаиса

Игуменью Флавию сменила матушка Анимаиса. 10 мая 1962 года упомянутый Виктор Сухонин составил характеристику на игуменью Анимаису (Анну  Дорофеевну Кайдунову). Согласно документа, она родилась в 1899 г. в селе Тереховка Гомельской области Белоруссии. С семи лет пребывала на воспитании во Флоровском монастыре, получила церковно-приходское образование. После закрытия обители в 1929 г. – работала санитаркой в инфекционной больнице Киева, а в 1948 – приняла постриг с именем Анимаиса, несла послушание казначеи, с 1960 года – настоятельница без возведения в сан игуменьи. Сухонин именовал ее «фанатичкой» (читай – человек крепкой веры, бескомпромиссный в вероучительных вопросах), в целом не жалел эпитетов по отношению к матушке Анимаисе, используя тогдашний традиционный сленг чиновников из сферы государственно-церковных отношений.

Отмечалось, что настоятельница ничем мирским не интересуется, не читает художественную литературу и газеты, «не слушает радио и ни разу за всю жизнь не посетила кинотеатра». «Общение с представителями государственных органов, – продолжал отставной полковник госбезопасности, –   считает для себя большим грехом, перед каждой встречей с Уполномоченном Совета по делам русской православной церкви молится Богу, прося у него благословения и защиты[9].

В трактовке властей, игуменья Анимаиса устраивала часть сестер своим «безволием», но тут же отмечались ее усилия по наведению порядка и дисциплины, устранения антисанитарии и компрометировавшего обитель бродяжничества (за что мать Анимаиса даже подвергалась нападению любителей подобной анархии)[10]. Что бы там ни говорили, именно этой настоятельнице как раз и пришлось проявить недюжинную волю и дипломатический талант, чтобы спасти   древнюю обитель от уничтожения.

Дмитрий Веденеев, доктор исторических наук

Примечания:

1. Крайняя О. А. Киевский во имя святых Флора и Лавра (в честь Вознесения Господня) женский монастырь. Православная энциклопедия. М., 2013. Т. XXXIII С. 328–336.
2. ЦГАВО Украины. Фонд 4648. Опись 8. Дело 5. Л. 44.
3. См подробнее: Шкаровский М.В. «Господь дарует нам победу». Русская Православная Церковь и Великая Отечественная война. М.: Познание, 2020. 528 с.
4. Вознесенский Флоровский женский монастырь. URL:  https://florovsky-mon.church.ua/istoriya/
5. ЦГАВО Украины. Фонд 4648. Опись 8. Дело 5. Л. 298, 328.
6. ЦГАВО Украины. Фонд 4648. Опись 8. Дело 5. Л. 337.
7. Крайняя О. А. Киевский во имя святых Флора и Лавра (в честь Вознесения Господня) женский монастырь. Православная энциклопедия. М., 2013. Т. XXXIII С. 328–336.
8. Отраслевой государственный архив СБУ. Ф.2. Оп.27. Д.1. Л. 1–66.
9. ЦГАВО Украины. Фонд 4648. Опись 8. Дело 5. Л. 182.
10. ЦГАВО Украины. Фонд 4648. Опись 8. Дело 5. Л. 48.

https://pravlife.org/ru/content/obitel-u-zamkovoy-gory-maloizvestnye-str...