О СВЯТОМ И ВЕЛИКОМ КРИТСКОМ СОБОРЕ. Смилен Марков

Прошло три месяца после всеправославного Собора на Крите. Что думают об этом событии и как его оценивают православные богословы? Предлагаем вниманию читателей подробный анализ болгарского богослова Смилена Маркова.

НЕПРЕДВИДЕННЫЙ СОБОР

Хотя проведенный 20-26 июня сего года Святой и Великий Собор Православной Церкви готовился давно, а в последних несколько лет – особенно интенсивно, его проведение озадачило многих. Это связано как со слабой информированностью о соборном процессе, так и с настойчивостью, с которой предсказывался его провал. Сомнение, что в 2016 г. пройдет Всеправославный Собор, не было чуждо даже некоторым его прямым организаторам. Еще в марте 2014 г, когда было принято решение о том, что Собор должен быть проведен в церкви св. Ирины в Константинополе (где проводился Второй вселенский собор в 381 г.), Русская Церковь сделала оговорку: «если не случится что-то непредвиденное». Непредвиденное случилось: в конце 2015 г. русско-турецкие отношения неожиданно ухудшились, что дало повод русским требовать перемещение Собора на нейтральную территорию. В январе 2016 г. по время Совещания предстоятелей в Центре Вселенской патриархии в Шамбези, Швейцария, было решено провести Святой и Великий Собор в Православной академии на острове Крит. Вместо того, чтобы вздохнуть с облегчением, многие были смущены несоответствием провинциального облика Крита масштабу Всеправославного Собора.

Кроме того, что это исконная церковная территория Вселенского патриархата, в культурном отношении Крит – это колония Константинополя. В 64 г. св. ап. Павел рукоположил первого епископа острова – критянина Тита, в чьем лице сочетались, по свидетельству св. Игнатия Богоносца, эллинская образованность, естественное целомудрие и библейское Откровение. Для большинства делегатов и наблюдателей это смысловое отношение между событием и место осталось непонятым. А комбинация строгих правил работы, неумолимо и беспристрастно соблюдаемых Вселенским патриархом, и типичная для Балкан логистическая обтекаемость озадачили многих. Как обобщил после окончания Собора один венесуэльский корреспондент: «Все время я видел только хаос, но сейчас я понимаю, что там было и что-то другое».

КАК ПОЛУЧИЛСЯ КРИТ?

В 1872 г. в Константинополе был проведен поместный Собор, на котором осудили этнофилетизм. Последний нарушает правило, по которому поместная церковь идентифицируется с местом (городами), а не группами людей (расы, этносы, классы, полы, культурные стили и т. д.). Православное богословие в ХХ в. прилагало усилия для осмысления церкви как онтологической реальности, а не как социокультурную или этнолингвистическую формацию. Вопреки тому сохранилось ощущение кризиса церковной идентичности. В своих Дневниках о. Александр Шмеман пишет: «Православие сейчас – это что-то вроде супермаркета. Каждый выбирает, что хочет: эпоху, стиль, identification… Эту страшную цену разложения мы платим за то, что сотворили себе кумира, сотни кумиров… Эта мышиная суета юрисдикций, побрякивающих во все стороны канонами. Это желание покорить Запад самым спорным и скверным в нашем прошлом. Эта гордыня, это мелкое самодовольство, это «шапками закидаем». Все это страшно…»1. Понимание того, что единство церкви не осознается и не проживается, – это движущая сила для предсоборного процесса. И это видно из слов Вселенского патриарха Варфоломея, произнесенных на Пятом совещании предстоятелей в 2008 г.: «Мы приняли и сохраняем истинную веру. Мы причащаемся одним Телом и одной Кровью в Святой Евхаристии и участвуем в общих Святых Таинствах. Мы соблюдаем, в основном, один и тот же литургический чин и управляемся одними и теми же Святыми Канонами… Тем не менее, мы должны откровенно признать, что иногда мы представляем картину неполного единства, будто мы не являемся одной Церковью, а некой конфедерацией или федерацией Церквей»2.

Еще на встрече в Константинополе, проведенной в 1923 г., было заявлено, что необходимо созвать Всеправолсавный собор, чтобы вся иерархия Православной церкви приняла решения по определенным вопросам. В межвоенный период идея кристаллизировалась, было намечено большое количество тем для обсуждения. В период 1961-1964 гг. Вселенский патриарх Афинагор созвал несколько встреч на Родосе, а между 1976 и 2015 г. было проведено несколько предсоборных совещаний в Шамбези.

Одним из критиков предсоборного процесса был выдающийся сербский богослов св. Иустин Попович. По его мнению, недопустимо созывать всеправославный собор в эпоху, когда ряд православных церквей в Восточной Европе, в том числе и Русская, живу в условиях гонений. Разве можно ожидать, недоумевает он, что иерархия этих церквей, находящаяся в зависимости от режима, может выражать аутентичное церковное сознание? Он выражал негодование и по поводу лидерской роли Вселенского патриархата, которая не соответствует количественным пропорциям в православном мире в то время. Он также высказал опасения, что тогдашний Вселенский патриарх склонен предпринять шаги к беспринципному объединению с Католической церковью.

Эти возражения св. Иустина, на которые сегодня ссылаются определенные антисоборные группы, нашли ответ в последней фазе предсоборного процесса. В настоящий момент в Европе нет православных юрисдикций, которые существовали бы в условиях открытой антихристианской диктатуры. По статистическим данным, количество практикующих православных христиан (это не лица, посещающие храмы, а те, кто хотя бы раз в месяц участвуют в св. литургии, которые регулярно исповедуются и причащаются) сейчас наибольшее во Вселенском патриархате, у которого есть диоцезы в Европе, США, Австралии и Азии. Принятый по настоянию Московского патриархата консенсусный принцип для подготовки Собора и для его работы не позволял данной поместной юрисдикции продавливать решения. Вследствие этого компромисса было уменьшено количество иерархов, участвовавших в Соборе, и был принят принцип: одна церковь – один голос.

В отношении экуменического диалога ситуация отличается. В начале 60-х все Православные юрисдикции вошли во Всемирный совет церквей (ВСЦ). В этой организации принимало участие множество христианских церквей без Католической, которая, однако же, сотрудничала по некоторым вопросам. Восточноевропейские церкви согласились участвовать в ВСЦ под натиском Московского патриархата или же СССР. В 90-х гг. ХХ в. некоторые юрисдикции вышли из ВСЦ из-за опасений, что Православная церковь, идентифицирующаяся с Единой, Святой, Соборной и Апостольской церковью Символа веры, будет обезличена вследствие церковного плюрализма или т. н. теорией ветвей (branch theory). Принятый Собором документ о диалоге ясно фиксирует принципы участия Православной церкви в ВСЦ.

Кроме того, в 60-е гг. проводился Второй Ватиканский собор, который принял специальный документ об экуменическом диалоге – Unitatis redintegratio. В нем признавалось, что Православная церковь имеет аутентическое апостольское преемство, и что в ней живы наиболее существенные элементы христианской догматики, аскетики и литургики, сохраненные с неподражаемой полнотой и обаянием. Признаются все таинства, но авторы документа при этом настаивают, что для достижения полного единства необходимо разъяснение спорных вопросов. Из других документов Католической церкви становится ясно, что эти «спорные вопросы» сводятся к одному – примат Римского епископа, отсутствие которого в Православной церкви делает ее неполноценной3. Эта позиция ведет к поиску «догматического компромисса» во имя единства. В следующие годы Православная церковь, олицетворяемая преимущественно Вселенскими патриархами, смогла внести другую повестку дня в православно-католический диалог. Приветствуя стремление к христианскому единству (выраженному и через снятие взаимных анафем между кафедрами Константинополя и Рима), православные настаивают, что не может быть единства в вероисповедании, если не воцарится взаимная любовь («Возлюбим друг друга, да единомыслием исповемы» – из Евхаристического канона). К 2016 г. Православная церковь имела дерзновение бастовать в экуменическом диалоге не потому, что она вынуждена принимать неудобные компромиссы, а поскольку призвана свидетельствовать о Любви и Истине.

БЫЛ ЛИ ВСЕЛЕНСКИМ КРИТСКИЙ СОБОР?

Чтобы ответить на этот вопрос, необходимо принять во внимание применяемое Православной церковью понимание соборности. Православная церковь – соборная. Это значит, что таинства, совершаемые в данном месте, обладают тем же действием, что и совершаемые в иных местах, неважно раньше или позже во времени. Повсеместность (=кафоличность) метафизически гарантируется непрерывной цепью преемства, восходящей к первой Пятидесятнице, когда все апостолы собрались на одном месте, и Дары Святого Духа излились на них. Следовательно, по своей природе Православная церковь – это и есть собор. Существенным проявлением соборности являются церковные собрания, обладающие различным охватом – об собрания семьи на воскресной литургии, через приход и епархиальное собрание к постоянным соборам иерархии, синодам, поместным и вселенским соборам. Однако различия в охвате не означают различий в полноте, и не привносят градацию в значимость.

Официальное наименование Собора на Крите с самого начала было следующим: «Святой и Великий Собор Православной Церкви». Действительно, собор готовился как всеправославный. В процессе подготовки проектов документов участвовали все четырнадцать поместных церквей посредством делегаций, избранных оправляющими органами (чаше всего митрополичьими синодами) На встрече в Шамбези в январе 2016 г. шесть проектов документов, вместе с регламентом работы Собора и решением о дате его проведения, были подписаны всеми делегациями, за исключением документа «Христианский брак» и спорами о его включении в повестку, который не был подписан Грузинской и Антиохийской церквами из-за возражений по отдельным формулировкам. Ввиду юрисдикционного спора с Иерусалимским патриархатом по вопросу Катара Антиохийский патриархат не подписал регламент работы Собора, а также решение о назначении даты, но без подачи письменных возражений по этим текстам. Вопреки тому, что Синоды ряда юрисдикций высказали возражения по определенным формулировкам в документах, предложенных на рассмотрение Собора, подписи делегаций, избранных этими Синодами, стоят под проектами. Сами же проекты документов не были составлены в Шамбези, а разрабатывались в течение двух лет – срок, за который могла осуществиться обратная связь с поместными Синодами.

Мы не будет здесь останавливаться на конкретных возражениях, которые четыре из юрисдикций подали меньше чем за 20 дней до начала Собора. Можно утверждать, что даже если какое-то из возражений и было основательным, мотивы отказа от участия остались непонятыми и дали повод для обоснованного подозрения, что случилось это под российским натиском. Выраженное Болгарской юрисдикцией опасение, будто отсутствует даже возможность пересмотра документов на самом Соборе, возможность, предусмотренная ст. 11 регламента – было полностью опровергнуто.

Отсутствие вселенского представительства не предопределило статус Критского собора, поскольку на Седьмом Вселенском соборе также не было полного представительства всех православных юрисдикций. Как уточнил архидиакон Иоанн Хрисавгис, богословский советник Вселенского патриарха, епископы, участвовавшие в Соборе, являются не просто представителями своих диоцезов, а выразителями голоса всей Церкви. В этом смысле, православные, принадлежащие к Болгарскому, Антиохийскому, Грузинскому и Московскому патриархатам, должны чувствовать, что они также были представлены на Критском соборе.

Согласно некоторым мнениям, дар соборности в официальной Православной церкви иссяк, из-за чего в нашу эпоху Всеправославный собор невозможен. Потому Сербская церковь изволила в Окружном послании указать, что соборный процесс никогда не прекращался, и доказательства этого следующие: Семь вселенских соборов; Собор в Константинополе (879-880), созванный св. патриархом Фотием и папой Иоанном VIII; Соборы, посвященные учению св. Григория Паламы (1341, 1351, 1368); Собор 1484 г., осудивший Ферраро-Флорентийскую унию; серия поместных Соборов XVII в., осудившие некоторые протестантские воззрения, и Собор 1872 г., осудивший этнофилетизм. Каковым был Критский собор, церковное сознание определит в будущем.

РЕШЕНИЯ СОБОРА

Основная заслуга Собора – дело любви. Еще в конце первого дня все участники были охвачены радостью от совместного присутствия, от возможности вести откровенный разговор о проблемах церкви и мира. Разве возможно, чтобы митрополит из Восточной Европы, который заявил, что проблемы сексуальности не затрагивают православных, американский архиепископ Димитрий, который ощущает некую группу давления, чтобы не было заведено дело о дискриминации против православной епископской конференции в США, и митрополит Нигерийский, который заявил, что в Африке часто недостает муки, чтобы замесить просфоры – разве возможно, чтобы эти трое епископов разговаривали на одном и том же языке? Особенно в постмодерной ситуации разноязычия устрашает конструирование смысла, поскольку универсальный горизонт человеческого практически утерян в публичном разговоре. Сегодня культурные различия зачастую гротескно преувеличиваются обезличивающими идеологическими штампами, а взгляд ума упорно избегает важных человеческих проблем. На Соборе «Вавилония» преобразилась в Пятидесятницу, а каждый участник получил шанс отойти от стереотипов культурного гетто и проявить свою персональную церковную идентичность.

Собор принял шесть документов, посвященных следующим темам: диаспора, брак, пост, миссия, автономия и диалог с инославными. Большое значение имеет признание того, что ситуация в диаспоре является канонически аномальной, и что епископские собрания – это мера, а не решение. Подобной мерой является и недопущение дублирования епископских титулов. Было принято, что брак с инославными может быть благословлен не только по снисхождению, как гласила формулировка проекта документа, а по икономии – т. е., с принятием во внимание спасительного дела Церкви. Было указано, что пост не является самоцелью, а неразрывно связан со всеми остальными аспектами христианской жизни, в том числе с молитвой, покаянием, милосердием и социальными отношениями. Подчеркивается, что современные христиане сталкиваются с трудностями при соблюдении поста, и причина этого заключается в отчуждении от богослужебной жизни. Было определено, что Церковь поощряет постоянное причащение и не требует особого поста перед ним, кроме воздержания от пищи после полуночи накануне литургии. Христиане были предупреждены, что как элемент христианской, а не только монашеской жизни, аскеза исключает дуалистическое отвращение от телесности или ожесточение к миру и ближним. Собор заклеймил распространение веры путем насилия и осудил религиозный фанатизм, травмы от которого должны излечиваться с бальзамом истинного религиозного опыта. В отношении остального христианского мира был утвержден принцип различия степени близости соответствующей деноминации к Православной церкви, что означает, что с Католической церковью и с мормонами диалог ведется разный. Заклеймен был и ширящийся в Православной церкви зилотизм, поскольку Собор постановил, что ревность должна быть основана на знании и любви. Участники собора продемонстрировали глубокое понимание доктрины о человеческих правах как юридического инструмента защиты отдельного человека от государственных репрессий. В этом смысле было подчеркнуто, что этот инструмент может быть действенным только тогда, когда общество и политическая власть критически всматриваются в самих себя. Критский собор осудил терроризм, религиозные и информационные войны. Последнее означает, что православный христианин не имеет права участвовать в индустрии дезинформации. Было осуждено и вмешательство Церкви в политическую жизнь, но было указано, то ее пророческий голос должен быть услышан по важным для общества темам. Без злоупотребления левацкой терминологией Сбор настоял, что цель экономического развития страны не может выражаться в одном лишь росте благосостояния в ущерб духовных ценностей. Автономизация экономики приводит к обезличиванию как отдельных личностей, так и целых народов.

БОГОСЛОВИЕ СОБОРА

Было высказано немало критики в отношении богословского уровня проекта документов. Кое-что в этой критике было вполне обосновано, а что-то выдавало анахронические ожидания. Например, в документе о браке основная концепция развита по линии естественной нормы, которая настаивает на том, что брак – это древнейшая институция Божественного закона (I, 1). Достаточно слабо представлен специфический для христианского брака христоцентризм, который указывает, что брак – это не только церковное признание некоей природной связи, но и специфическое проявление тайны спасения; и только в этой перспективе брак есть «образ единства Христа и церкви» (I, 2). Углубление этой перспективы позволило бы обратиться к таким проблемам как потребительское отношение к сексуальности, насилие в семье, злоупотребление родительскими правами, контроль над рождаемостью, в том числе и к евгенике. Предпринятый законнический подход, который следует за латинским каноническим правом (Модестин), упускает возможность пастырского наставления по важным темам, связанным с глобализацией, как и с проблемами, проистекающими от сложностей в поиске брачного партнера и потребности в пастырском попечении в процессе ухаживания.

Равноценность полов – очевидное с точки зрения Евангелия положение, которое, впрочем, не было ясно высказано. В документе о миссии утверждается, что Церковь уважает принцип равноправия и применяет его в свете своего учения о таинствах, семье и месте обоих полов в Церкви. Сюда в переводе может вкрасться ошибка: тогда как в греческой версии стоит «θέσις τῶν δύο φύλων», что можно перевести как «позиция обоих полов», а английский вариант предлагает «role of both genders» (т. е. роль, функция), русский перевод озадачивает формулировкой «положение обоих полов». Понятия «пол» и «гендер» также неравнозначны. Неясность проистекает из стремления переосмыслить концепты социологии и права, которыми мы обыкновенно называем явления в современной публичной жизни, по критериям церковного сознания.

Недифференцированное употребление понятий «секуляризация» и «секуряризм» размывает границу между экзистенциальной критикой современного антитеистического взгляда на человека, с одной стороны, и отрицанием гарантированной в западной цивилизации религиозно нейтральной публичности, с другой. Наличие секулярно-публичного пространства не предполагает стены между религией и обществом, напротив – становится возможным установление дифференцированных правил для заявления религиозно-различных идентичностей. Понимаемая в таком свете западная секуляризация – это шанс для того, чтобы религии вышли из гетто частного, куда их загнали атеистические диктатуры в Восточной Европе. Указанное отсутствие терминологической ясности может создать впечатление, что мировое православие порабощено антизападной идеологией, что и неприемлемо, и неверно.

По поводу этих слабостей в одном из своих кулуарных высказываний митрополит Великобританский и Оксфордский профессор Калистос Диоклийский (Константинопольский патриархат) заявил, что документы нуждаются в богословском вдохновении, т е., в перенаписании. Вместо них, по предложению предстоятелей Албанской, Румынской и Кипрской церквей, были подготовлены два новых текста – энциклика и послание, – которые в значительной степени преодолевают слабости первых шести, поскольку задают общие богословские рамки. Исходным положением для послания являются слова св. ап. Павла в Послании к галатам: «Итак стойте в свободе, которую даровал нам Христос, и не подвергайтесь опять игу рабства» (Гал. 5: 1). Это означает, что Церковь в этом мире существует не сама для себя, а для того, чтобы делиться дарами Воскресения и вечной жизни. По этому критерию, независимо от направленности к внутренним или внешним проблемам, соборное сознание Церкви не позволяет себя вести императиву оборонительной защиты Церкви от внешних враждебных сил.

ОТКРОВЕНИЯ СОБОРА

Без того, чтобы поставить перед собой такую цель, Собор дал новое определение существующим в Православной церкви проблемам. Стало ясно, что сегодня наибольшую опасность для церковного единства представляет не этонофилетизм, а автокефализм. В послании Собора и в энциклике подчеркивается. что автокефальный статус поместных церквей не может подрывать соборность и единство Церкви (Энциклика I, 5); и что учреждение новых территориальных подразделений Единой, Святой, Соборной и Апостольской Церкви является не выражением некоего «суверенного права» церковной самостоятельности, а дуновение Святого Духа, который превращает мир в Церковь (Энциклика II, 6).

Очевидно, дилемма «ригоризм-либерализм» при приложении канонической дисциплины несостоятельна, поскольку только инклюзивность предполагает экзистенциальный консерватизм. Церковь открыта для всех, но каждый ее член призван Христом к покаянии. Критерий покаяния – это не более строгая или более мягкая норма, а Сам Христос, Который «един Свят», согласно утверждению Евхаристического собрания (Энциклика I, 4).

Собор не стал заложником ни одной из представленных на нем богословских партий: персоналисты и нео-паламисты. Основная причина этого – такт и организационная культура Вселенского патриарха. В то же время, документы вовлекают академическое богословие в дебаты, связанные с богословским обоснованием формулируемых принципов (оросы).

Послание демонстрирует, что диалог Православной церкви с миром и неправославными христианами проистекает не из некоего абстрактного идеала единства, а является выражением литургии после литургии (Послание2). Ведь любовь ответственна, и именно поэтому Православная церковь придает больше значение свидетельству Истины Православной веры в рамках диалога (Послание 3).

ТРИ НЕДОРАЗУМЕНИЯ

Первое недоразумение: отсутствие четырех церквей делает Собор нелегитимным, поскольку принцип консенсуса был здесь скомпрометирован. В сущности, решение о проведении Собора – плод консенсуса, а перенос срока по предложению некоторых юрисдикций нарушил бы этот принцип.

Второе недоразумение связан с подозрением, что Собор преследовал скрытую цель – легитимизацию экуменизма, понимаемо как беспринципное объединение православных со всеми прочими христианами. Большинство было уверено в этом еще до прочтения соборных документов. В сущности, Собор окончательно закрыл двери для такого типа экуменизма, заявив, что единство возможно лишь через объединение в истине.

Третье недоразумение происходит из употребления понятия «церковь» в отношении других христианских деноминаций, как и из того факта, что они не определяются как еретики (с указанием догматических отклонений). В отношении понятия «церковь» с серьезной критикой выступала делегация Элладской церкви, хотя в служебник этой юрисдикции помещена письменная декларация католика, принимающего православие, в которой говорится о «нововведениях Латинской церкви». Действительно, Православная церковь признает у католиков апостольское преемство и некоторые таинства. Неслучайно сегодня нет православного епископа на Римской кафедре. Хотя некоторые доктрины Католической церкви были соборно осуждены как еретические, католицизм в целости и в его сегодняшнем виде не был осужден на вселенском соборе. Некоторые из оставшихся неправославных общностей были осуждены как ереси на древних соборах (например, Армянская церковь, но абсурдно в диалоге сегодня подходить к армянам как к еретикам, поскольку сегодняшние поколения не по собственному выбору встречаются с христианством в традиционной для этой стране форме, да и удаленность во времени требует переподтверждения еретического статуса этой общности на вселенском соборе.

Возникает вопрос, почему даже не были перечислены еретические доктрины христианских общностей, с которыми возникает диалог. С одной стороны, это невыполнимо в документе, не имеющем догматического характера. С другой стороны, утверждение, будто различия между Православной церковью и неправославными деноминациями сводятся лишь к определенным догматическим различиям, есть выражение богословского минимализма. Различия наслоились в течение веков разделения в самых различных аспектах христианской жизни, и многие из них даже не артикулированы. Простое перечисление вынудило бы Православную церковь автоматически принять в общение эти общности, если они решат отредактировать свои определенные догматические позиции. Но это недальновидно, поскольку единение в вере не может основываться только на формулировках, это – истинный опыт разделенной Истины.

Пер. с болгарского – Илья Бей.

Болгарский оригинал: Смилен Марков. За Светия и Велик Събор в Крит. Култура (2867), 23.09.2016.

С прочими переводами Ильи Бея можно ознакомиться по ссылке:cuni.academia.edu/IllyaBey

Примечания