О старчестве. Митрополит Сурожский Антоний

Старчество в том виде, в котором мы его знаем в лице последних оптинских старцев, — явление, можно сказать, чисто русское. Но само старчество, традиция, из которой выросло русское старчество, уходит корнями в святую древность. Когда первые подвижники покидали мир, христианский мир, который перестал быть местом подвига, свидетельства и верности и начал разлагаться, и уходили в пустыню, они не от мира убегали, они уходили на единоборство с дьяволом, с силами тьмы, со всей тьмой, которая кроется в человеческом сердце, и со всей тьмой, которая принадлежит аду. Это были люди сильные, мужественные. Одно из присловий этого поколения было: «Пролей кровь и получишь дух». Они не укрывались от гонений, они шли на худшее.

Гонения к тому времени уже отгремели, и христианское общество начало устраиваться. Первые подвижники уходили в пустыню ни с чем, кроме знания Евангелия, — причем знания, часто, очень неполного: грамотных людей было очень мало, Евангелие знали отчасти наизусть, отчасти вспоминая евангельский рассказ, но не точные его слова. И уходили эти люди с тем, чтобы стоять в пустыне без всякой опоры человеческой, не поддерживаемые ничем внешним, в совершенном одиночестве, чтобы предстоять перед совестью, предстоять перед судом Божиим и беспощадным к себе подвигом искать чистоты сердца, истины и чистоты ума, правоты и неколебимости воли, совершенного бесстрастия плоти.

И в этой борьбе им пришлось встать перед всей сложностью человеческой души, с одной стороны, озаренной благодатностью, с другой стороны постоянно омрачаемой страстями и внутренним борением и колебанием, и обуреваемой беспрестанно нападением темных сил извне. Эта борьба длилась иногда десятилетиями, но в конце эти борцы вышли очищенные в сердце и в уме, непреклонные волей и умершие плотью, способные стоять перед Богом в созерцании, в молитве, в непрестанном труде и, когда это стало нужно — в непрестанном милосердии, в непрестанной любви к тем людям, которые к ним приходили. В этой длительной, суровой борьбе, в которой человек относился без пощады к себе, потому что целью этой борьбы был Господь, а не сам человек, выковывались большие, поистине великие души.

Когда к ним приходили новые насельники пустыни, им было, что сказать, они уже изведали на опыте и борьбу и опасности пути; они знали тайны человеческой жизни, они руководили своими учениками, которые уже под их руководством боролись. Борьба эта не делалась легче, но у учеников была уверенность в том, что они на правильном пути и безошибочно идут, пока они безусловно послушны своему старцу, тому более опытному подвижнику, к которому они пришли.

Было время, когда в пустыне таких духовных наставников оказывалось довольно много, и люди шли то к одному, то к другому, потому что кроме самого величия данного подвижника играло большую роль духовное сродство между учеником и наставником. Люди равной святости, равного духовного величия бывали окружаемы разными учениками: один от одного мог научиться, другой не мог научиться от того же, — общего языка, может быть, не было, созвучия душ…

И из десятилетия в десятилетие, в течение первых двух-трех столетий монашеской жизни собиралась сокровищница аскетически-духовного подвига. Старцы и их ученики кое-что записывали: записывали, примеры из жизни, записывали изречения, наставления и целые беседы. Так из столетия в столетие собиралось из всех стран, из всех пустынь, изо всех монастырей и городов, на всех языках, сокровище, которое у нас есть под именем Добротолюбия. Это Добротолюбие и служит основой духовной науки православной Церкви. Но в течение очень многих столетий Добротолюбие существовало только на греческом языке, на который были переведены и сирийские и египетские тексты. Кое-какие книги из Добротолюбия существовали также и на западных языках, например, сочинения св. Иоанна Кассиана. Но для русских людей эта сокровищница оставалась далекой — только отрывки, отзвуки доходили до нас.

В XVIII веке появился человек, который сыграл в истории славянской духовности решающую роль. Уроженец Украины, из благородной семьи, Паисий Величковский сначала искал духовной жизни в родной земле, а потом решил пробираться на гору Афон. В Карпатской Руси он встретился с замечательным духовным наставником, Василием Поляномерульским, который его духовно образовал, и затем Паисий продолжал свой путь на Афон. Там он пережил большое разочарование: он ожидал, что Афонская гора не только богата собранными рукописями, но что все подвижники Горы с ними опытно знакомы и что можно от них непосредственно научиться духовной жизни, которую они, в свою очередь, почерпнули из древней сокровищницы. Оказалось не так, не многие могли быть духовными руководителями.

И тогда Паисий решил уединиться и заняться чтением. Научившись греческому языку, он стал читать древние наставления, стал их переводить, и довольно быстро вокруг него собралась группа монахов, которые хотели более продуманного духовного подвига. Они вместе читали, сообща переводили, искали наставлений и образовали первый небольшой скит из двенадцати человек. Но их путь, их содружество, их ученость, их интерес к писаниям древности возбудили сомнение в неграмотных и гораздо менее духовно-образованных подвижниках. И через некоторое время им пришлось оставить Афонскую гору и двинуться в путь, они перешли с Афона в Румынию и там обосновались. В конечном итоге Паисий Величковский образовал в Нямецком монастыре братство, которое очень резко отличалось от современных ему других монашеских общежитии.

Вся жизнь их была построена на принципах, которые они узнали из чтения Добротолюбия. Во главе монастыря Паисий Величковский играл роль подлинного старца, в том смысле, в котором они бывали в древней египетской, сирийской, палестинской пустынях. Все монахи, все жители монастыря ежедневно приходили к нему, открывали свои помыслы, рассказывали все, что в их душе происходило в течение дня, и каждому он давал точное, внимательное наставление, основанное на прочитанном и пережитом им за годы своего искания. Они вместе молились, вместе трудились, но что делало их совершенно особенной обителью: они занимались систематически переводами с греческого языка на славянский и на румынский языки Добротолюбия. Они были разделены на переводческие группы под руководством начальника, работали целыми днями, а по вечерам переводы, которые были сделаны в течение дня, были вместе обсуждаемы.

Существует до сих пор Добротолюбие с пометками на полях, сделанными Паисием Величковским. Из этих пометок ясно, что они обсуждали смысл, причем не просто словарный смысл, но глубокий духовный смысл каждого слова греческого подлинника для того, чтобы передать его на гораздо более бедный и еще не освященный богословской традицией славянский язык. Кроме того, мы находим довольно многие следы его комментариев на Священное Писание и на тексты Добротолюбия. Есть один довольно большой трактат об Иисусовой молитве и четыре замечательно интересных введения в разные подвижнические книги, написанные старцем Василием Поляномерульским, который был его собственным наставником.

От Паисия Величковского пошла традиция старчества во всем славянском мире, в частности, на Руси. Началась она с того, что некоторые его ученики были посланы в Россию: двое были посланы на Север, в возрождающийся тогда Валаамский монастырь, другие в центральную Россию, в область Калуги. И везде они приносили тот же самый принцип: одного духовного наставника, богатого собственным опытом и опытом, который он изведал чтением и углублением в наставления других, древних подвижников, наставника, который прошел на самом деле монашескую школу послушания, молитвы и подвига; вокруг него несколько учеников, которые проводили много времени в чтении, в переводе и в комментировании подвижнических писаний.

В России эти две ветви старчества не то что разделились, но осели на разной почве, и развилась несколько разная традиция на Севере и в центральной России. На севере старчество не развилось в том же направлении, как в Оптиной: несколько старцев следовало друг за другом, но их метод воспитания заключался в том, что они старались своим духовным детям указывать основные, глубинные принципы духовной жизни, руководить внутренней их жизнью, и предоставляли собственному творчеству ученика обретение внешних путей.

В Оптине старчество было несколько иное: кроме внутреннего духовного образования старцы очень строго и точно определяли все внешнее поведение, молитвенное правило и все детали жизни своих духовных чад. Если мы остановимся на минуту на оптинском старчестве, то мы в нем можем увидеть несколько новых свойств. С одной стороны, традиция Паисия Величковского осталась жива: чтение Священного Писания, чтение духовных, подвижнических отцов продолжалось, продолжалась самая подвижническая жизнь, но кроме того, старцы следовали друг за другом, выбирая своего наследника и готовя его к этому подвигу. Кроме личной святости и личных дарований, тут прибавилась целая школа, целая наука духовной жизни, чего в самом начале, как будто, не было.

Самые известные старцы дореволюционной России — Леонид, Макарий и Амвросий, на грани революции — Анатолий и Иосиф, и в течение какого-то времени старчество продолжалось.

Если подумать о старцах, которые чередовались в Оптине, то поражает их громадная разнообразность. Общее у них было — дар Святого Духа, подвижническая жизнь и благодатная способность направлять духовную жизнь других людей. Но делали они это очень разно. Старец Леонид был из военных, очень высокого роста, могучий, у него был колоссальный авторитет, он правил людьми резко и сурово. Все, что до нас дошло о нем, о его облике, именно носит эту печать суровости и власти. Его ученики собирались по вечерам в его келье, открывали свои души, получали наставление. Через некоторое время стали приходить и другие люди, Господь ему дал дар прозорливости, но он употреблял его далеко не с той мягкостью, с которой проявлялся этот дар в Амвросии.

Старец Макарий был из мещан, из купцов, вокруг него собралась большая интересная группа людей культурных, которые занялись переводами уже на русский язык славянского Добротолюбия. И наконец, Амвросий был учителем, который пришел в свое время к старцу Макарию, и которого тот приготовил себе в наследники. Одну черту надо непременно отметить. Это то, что в центре жизни и действия каждого стоял подвиг, раскрывающий душу послушанию Богу, и молитва.

Есть два очень интересных рассказа из жизни старца Амвросия, как дважды к нему обращались люди с просьбой разрешить какой-то сложный духовный или житейский вопрос, и оба раза он в течение нескольких дней заставлял их ждать и всё не давал ответа. И когда, наконец, недотерпев, и в том и в другом случае они к нему пришли жаловаться, он ответил: «Что я могу сказать? Вот три дня как я спрашиваю Матерь Божию, и Она молчит». Вот из каких глубин, из какого общения с Богом, с Матерью Божией и святыми эти старцы и подвижники износили свои ответы.

http://www.benjamin.ru/logos/bloom/0084.html