О самоотречении и твердости в вере. Схиигумен Авраам (Рейдман)

(Евангелие от Марка, 37 зачало, глава VIII, стих 34 — глава IX, стих 1)

И, подозвав народ с учениками Своими, сказал им: кто хочет идти за Мною, отвергнись себя, и возьми крест свой, и следуй за Мною. Ибо кто хочет душу свою сберечь, тот потеряет ее, а кто потеряет душу свою ради Меня и Евангелия, тот сбережет ее. Ибо какая польза человеку, если он приобретет весь мир, а душе своей повредит? Или какой выкуп даст человек за душу свою? Ибо кто постыдится Меня и Моих слов в роде сем прелюбодейном и грешном, того постыдится и Сын Человеческий, когда приидет в славе Отца Своего со святыми Ангелами. И сказал им: истинно говорю вам: есть некоторые из стоящих здесь, которые не вкусят смерти, как уже увидят Царствие Божие, пришедшее в силе.

Во имя Отца и Сына и Святого Духа!

Сегодняшний воскресный день называется Неделей Крестопоклонной. Мы совершаем поклонение Кресту для воспоминания о том, что всякий из нас должен нести свой крест и быть преданным Господу нашему Иисусу Христу, вплоть до готовности испытать ради Него самые страшные, казалось бы, непосильные, невозможные скорби. Читая Евангелие, Священное Писание, святых отцов, многие из нас соглашаются с этим утверждением, никто не дерзнет отрицать его вслух, но своей жизнью, поступками, образом мыслей мы показываем нечто совершенно противоположное евангельскому и святоотеческому учению. Где найти человека, который бы молился о том, чтобы Господь даровал ему силу терпеть скорби? Но очень часто можно встретить православного христианина, который от всей души, искренне, с напряжением всех умственных сил просит Бога об избавлении от скорбей.

Мы молимся Богу и ищем общения с Ним более ради того, чтобы получить от Него помощь, облегчение, поддержку в наших трудностях или вовсе избавиться от них, но почти никто не имеет в себе силы духа молиться о том, чтобы ради спасения своей души эти скорби терпеть. Часто мы осознаем, что скорби посланы нам Богом потому, что мы тяжко согрешили в прошлом, и теперь Он наказывает нас для того, чтобы смирить, вызвать в нашей душе искреннее покаяние и таким образом подготовить нас к переходу в вечную жизнь. Господь очищает нас скорбями здесь, чтобы в будущей жизни мы не подверглись справедливому осуждению. Но и в тех случаях, когда все это мы теоретически понимаем, тем не менее мы искренне (здесь у нас всегда есть и искренность, и напряжение всех наших душевных сил) молимся Богу о том, чтобы избавиться от скорбных переживаний, печали, душевной муки.

Любая скорбь еще более усиливается нашим неправильным отношением к ней. Если скорбь внешнюю мы, так сказать, поддерживаем внутренним переживанием — огорчаемся, печалимся, — она усугубляется. Если бы мы — как и должно вести себя всякому христианину — эту скорбь растворяли, наоборот, благодарением Богу, радостью, молитвой, которая часто в таких случаях может соединяться с благодатным утешением, тогда она приобрела бы для нас совсем другой характер. Подвижники благочестия относились ко всем невзгодам, посещавшим их, так мудро, что земные скорби становились для них средством для стяжания благ небесных, духовных, и они радовались тому, чего другие боялись.

Один монах тяжело заболел, и долгое время собратья не посещали его, как бы забыв о нем. Это можно объяснить тем, что монахи-пустынники жили уединенно и редко виделись друг с другом, а потому могли и не обратить внимания на то, что кто-то из них долгое время не приходит в храм, где они собирались только раз в неделю. И вот месяц или более никто не посещал этого человека, хотя он и нуждался в помощи. Наконец его собратья догадались, что он болен, и пришли к нему. Вдруг, когда они еще только входили в его келию, этот монах закричал: «Братья, прошу вас, уйдите от меня». Они изумились и спросили, почему он так странно себя ведет. Поскольку они настаивали, он был вынужден открыть им истину и сказал: «Когда вас не было и никто из людей мне не помогал, тогда мне служил Ангел. Как только вы открыли дверь келии и зашли, Ангел меня покинул». Вот почему, желая, чтобы Ангел и далее ему служил, этот монах вскрикнул: «Братья, уйдите от меня». Это была непосредственная, необдуманная, как бы мы сейчас сказали, реакция. И с любым человеком, правильно переносящим скорби, по сути, происходит то же самое, хотя, может быть, помощь Божия проявляется и не так явно.

В сегодняшнем евангельском чтении Господь как раз учит нас терпеть скорби ради Него. Мы не можем переносить, как я уже говорил, обычные мелкие, житейские неприятности, страдания, болезни, посланные нам и нашим близким за наши грехи. Тем более нам совершенно непонятно, если мы терпим скорби, как кажется, незаслуженно, только из-за того, что стремимся жить по-христиански, добродетельно, стремимся иметь правую веру и чистую нравственную жизнь. А ведь именно таков удел истинных христиан. Господь сказал: «Если кто хочет за Мною пойти, да отречется от самого себя и возьмет крест свой и следует за Мною» (ст. 34). Что это значит? Можем ли мы отречься от себя полностью, как бы возненавидеть самих себя? Конечно, если понимать слова Спасителя буквально, то исполнить их невозможно. Ведь все мы любим себя, что доказывают и законы человеческой природы, действующие в каждом из нас. Но любить себя нужно правильно: любить свою душу в вечности, а не во времени. Нужно, так сказать, не любить себя на земле. В другом месте Евангелия Господь Иисус Христос сказал: «Кто возненавидит душу свою в мире этом, тот спасет ее» (см. Ин. 12, 25). Не просто возненавидит, а возненавидит «в мире этом» — в мирской, суетной жизни.

Что же значит отречься от самого себя? Это значит, как говорят святые отцы, отказаться от самой страшной страсти, правильнее сказать от корня всех страстей, — себялюбия. Это слово опять же нужно понимать правильно. Себялюбие, если говорить о нем отвлеченно, свойственно человеку: каждый из нас любит себя. Но святые отцы, употребляя это слово как термин, имеют в виду неправильную любовь к себе: любовь к своей плоти, к своим страстям, слабостям, немощам — себялюбие, удаляющее нас от любви к ближнему и к Богу. Речь идет не о той любви к себе, о которой сказано в заповеди: «Возлюби ближнего твоего, как самого себя» (Мф. 22, 39; Мк. 12, 31; Лк. 10, 27), — здесь мерилом любви к ближнему служит как раз любовь к себе. Именно неправильная, плотская, земная, суетная, страстная любовь к себе — вот что осуждается Господом Иисусом Христом, сказавшим, что мы должны от себя отречься.

Если мы необходимость отречения от себя понимаем только теоретически, признаем ее лишь умом, то мы не лучше неверующих людей. Многие из тех, которые стремятся достигнуть каких-то успехов в науке, искусстве, в любой другой земной деятельности, понимают, что для этого нужно в какой-то степени отречься от себя. Как православные христиане, мы должны сделать и следующий шаг, практический: взять крест и следовать за Господом, то есть быть готовыми исполнять заповеди. Ведь следование за Господом Иисусом Христом для нас, уверовавших спустя уже почти две тысячи лет после Его земной жизни, выражается не в том, в чем оно выражалось для апостолов или других современников Спасителя. Мы следуем за Господом не буквально, а духовно, нравственно: исполняя заповеди, подчиняясь Его учению и подражая Его жизненному пути.

Это следование возможно тогда, когда мы будем готовы ради исполнения заповедей терпеть скорби. В жизни так часто и бывает. Перед нами встает выбор: либо нарушить заповедь, проявив, может быть, человекоугодие или поддавшись какой-либо другой страсти, и, так сказать, удобно устроиться в жизни, приспособиться к жизненным обстоятельствам; либо поступить противоположным образом — исполнить заповедь, несмотря на то что из-за этого мы должны будем потерпеть какое-то лишение или страдание. К сожалению, нужно сказать, что, как правило, мы находим извинение своей готовности пойти на компромисс с совестью, оправдывая себя так: это мелочь, ничего, мол, страшного тут нет, пустяк какой-то. И очень часто, почти всегда, под тем предлогом, что нарушение заповеди в данном случае — это пустяк, мы идем на компромисс с совестью. Наша жизнь состоит из бесконечных компромиссов. Мы поддаемся лукавым, нечистым страстям: блудной страсти, гневу, человекоугодию, сребролюбию, чревоугодию — и все объясняем таким, казалось бы, глупым, примитивным образом: это мелочь. Когда мы с вами сейчас об этом говорим вслух, наши оправдания кажутся нелепыми. Когда же доходит до дела и бывает необходимо проявить мужество и немного пострадать ради Евангелия, мы находим какой-то довод, кажущийся нам в тот момент необыкновенно, как бы непобедимо убедительным. И мы уступаем жизненным обстоятельствам, оправдываясь тем, что невозможно жить и не согрешить. Часто мы извиняем себя и тем, что не нарушаем заповедей в чем-то великом: не отрекаемся от Бога, остаемся православными христианами, исполняем церковные обряды. Мы как бы объясняем самим себе: в самом главном мы остались христианами, и поэтому ничего страшного, необыкновенного, ужасного мы не сделали.

Большинству из нас никогда не придется — дай Бог, чтобы так и было, — переживать какие-то тяжелые испытания. Едва ли нас будут заставлять отречься от Христа — сейчас не такое время — или как-то грубо нарушить заповедь (если только мы сами этого не захотим). Таким образом, наши маленькие компромиссы и составят всю нашу жизнь. И вот мы оглянемся на нее: а когда же мы должны были исполнять заповеди, в том числе и заповедь о том, чтобы следовать за Господом и нести свой крест? И окажется, что не было такого случая. Мы, как нам думается, и исполнили бы заповеди, но не представлялось удобных случаев для этого, и мы проспали, прозевали всю нашу жизнь. Но если, не дай Бог, настало бы такое время, когда пришлось бы переживать тяжелые испытания, когда Промысл Божий испытывал бы нашу веру, — то человек, который шел на маленькие уступки себе, вполне вероятно, согласился бы и на большой компромисс.

Я приведу вам примеры из недавнего исторического прошлого — времени гонения на Церковь при советской власти. Казалось бы, в России до революции было очень много истово верующих людей. Но, когда пришло время испытаний, эти искренние, верующие люди, не отпавшие от Церкви и от веры даже после того, как власть объявила себя богоборческой, в искушениях проявили малодушие. Вспомним, например, екатеринбургского митрополита Григория, родоначальника раскола, названного по его имени григорианским. Спустя некоторое время после революции он произнес пламенную проповедь о том, что Россия восходит на Голгофу и пришло время испытаний. Потом он был арестован, пробыл некоторое время в заключении и вышел оттуда, как говорится, другим человеком: он пошел на компромисс с советской властью, по наущению НКВД организовал раскол, сопротивлялся сначала Патриарху Тихону, потом заместителю местоблюстителя митрополиту Сергию и таким образом многих людей соблазнил и увел от Церкви. Были и другие люди, может быть, достойные и хорошие, но, когда пришло время испытаний, арестов, допросов, они проявили малодушие. Многие из священников, монахов, монахинь, хотя и не отрекались от Христа, когда на них оказывали давление или избивали их, но предавали друг друга, и притом так, что иногда горько об этом читать и думать. Не будем их осуждать. Мы вспоминаем все это для того, чтобы отрезвиться, чтобы их печальный пример послужил нам поводом для правильного, трезвого взгляда на себя. И только немногие, часто неизвестные до того времени люди, жившие как бы в тени, вели себя твердо. Недавно к лику святых как исповедник был причислен иеросхимонах Иоанн (Кевролетин). Он дал показания только два раза. На одном из допросов он сказал, что ценит монашество выше советской власти. На другом — что к советской власти относится враждебно, но каяться в этом не будет и ничего больше говорить не будет. Таковы были его показания, он ни про кого ничего не рассказал.

У одной монахини, арестованной с группой других инокинь в 1937 году, спросили, знает ли она кого-нибудь из духовенства. Конечно же, она знала всех, потому что ходила в храм, молилась, а священников и храмов в то время было немного. Монахиня ответила: «Нет, не знаю», хотя это был явный абсурд, — и была за это приговорена к расстрелу, но сохранила свою совесть чистой. Другая монахиня, подвизавшаяся в подпольном монастыре, где был обычай вслух читать Евангелие, на допросе была спрошена, кто стоял рядом с ней, когда она читала Евангелие. Она сказала: «Не помню», хотя это тоже был явный абсурд. Так вели себя люди мужественные, люди, которые имели в себе благодать и не превозносились, не кичились.

Одна подвижница, про которую мы мало что знаем и которая очень мужественно вела себя на допросах, имела духовное дарование, косвенно указывающее на ее внутреннее состояние. Она мужественно перенесла все скорби, все тяжелые испытания, допросы, может быть и пытки, и заключение. Некая монахиня, жившая с ней в последние годы, рассказывала, что эта подвижница, когда молилась по четкам, всегда плакала, то есть она имела дар слез, благодатную молитву. Вот что давала людям благодать — силы выдержать все тяжелые испытания. Люди, которые не шли на компромисс и в малом, боролись за свою праведность, имели в себе духовную, сверхъестественную силу — Божественное действие в своей душе, — только благодаря этому смогли выдержать и тяжкие испытания, выпавшие на их долю. А те, кто думал, что достаточно одной только веры и, так сказать, более или менее приличной жизни, спотыкались и падали. Не будем их осуждать. Может быть, они и покаялись, но свой крест донести все-таки не смогли.

Поэтому мы не имеем права оправдывать себя тем, что мы обыкновенные люди и потому должны, так сказать, жить компромиссами. Никто нас не освобождал и никогда не освободит от обязанности исполнять Евангелие. Если бы какой-нибудь безумный человек сказал: «Можете не исполнять Евангелие» или: «Можете оставить какую-нибудь заповедь и пренебречь ею», то его надо было бы посчитать достойным всякого осуждения, даже проклятия. Мы не имеем права давать себе такую свободу — свободу от Евангелия — ни в чем: ни в великом, ни в малом. Компромисс в малом, если на нашу долю выпадет какое-то испытание, может привести нас к тяжелой, страшной катастрофе. Если же ничего и не произойдет, то мы просто останемся бесплодными.

«Кто хочет душу свою спасти (то есть кто захочет спасти свою жизнь. — Игум. А.), тот погубит ее» (ст. 35). Кто из священников, монахов, епископов, мирян, которых допрашивали во времена гонений, желали сохранить свою жизнь, боялись за себя или за своих близких (может быть, и этим их шантажировали), те губили свою душу для вечности. А те, которые были готовы ради Господа свою жизнь погубить, для вечности душу спасали. «Кто же погубит душу свою ради Меня и Евангелия, тот спасет ее» (ст. 35). Не только ради веры в Господа (как мы себя оправдываем: мы ведь верим!), но и ради Евангелия, то есть ради жизни по учению Спасителя.

«Ибо какая выгода человеку весь мир приобрести и повредить душе своей?» (ст. 36). Действительно, если мы не только станем богатыми, обеспеченными, благополучными, но и приобретем весь мир, а свою душу погубим для вечности, повредим своей душе — что за выгода нам будет? Приведу простой пример: представьте себе богатого человека, который очень болен. Он не может воспользоваться своим богатством: не может есть то, что ему хочется и что позволяют его средства, не может развлекаться, как желал бы, хотя теоретически и такая возможность у него есть. Он ничем не отличается от самого убогого, нищего человека и так же, как какой-нибудь больной бедняк, думает только о здоровье. Однако если богатый человек может себе позволить купить дорогие лекарства, найти хороших, опытных врачей и в этом все же имеет перед бедным преимущество, то в духовном отношении ни перед кем никаких преимуществ у него нет, потому что душе может помочь только Единый Врач, Господь Иисус Христос. Поэтому если мы повредим своей душе, то, хотя бы мы и всем миром обладали, это обладание ничего нам не даст и никакого утешения от него не будет.

«Ибо что даст человек в обмен за душу свою?» (ст. 37). Что дороже души? Чем мы можем заплатить за душу, которую мы, так сказать, растратили в мелких грехах (про тяжкие я не говорю, хотя часто бывает, что мелкие грехи прокладывают дорогу и к большим)? «Ибо, кто постыдится Меня и Моих слов в роде этом прелюбодейном и грешном, того постыдится и Сын Человеческий, когда придет во славе Отца Своего с ангелами святыми» (ст. 38). Не будем оправдывать себя тем, что мы не стыдимся веры, — мы стыдимся праведной жизни. Мы стыдимся быть святыми, не хотим быть такими, считаем, что это невозможно для нас, нам не нужно. Что бы мы ни делали, думаем мы, все равно у нас ничего не получится, мы должны быть как все или, по крайней мере, внешне никак не отличаться от других людей. И вот эта наша установка: мы не можем жить по Евангелию и должны быть как все люди, которые нас окружают, — лишает нас дерзновения, ревности к тому, чтобы всегда и всюду бескомпромиссно исполнять Евангелие, жить по заповедям Господа нашего Иисуса Христа. По крайней мере, если у нас не получается исполнять заповеди, надо плакать об этом, а не относиться к этому, как у нас бывает, спокойно и безразлично. Таким образом мы показываем, что в своей повседневной жизни стыдимся Господа. Если нас спросят, христиане ли мы, то, наверное, мы ответим: «Да, мы верующие люди». Но свою веру мы не проявляем на деле: допустим, не желаем вести себя целомудренно и стыдливо среди людей бесстыдных и развратных или поступить кротко, когда на нас гневаются. Напротив, мы хотим защитить свое достоинство, показать, что можем за себя постоять. Много можно было бы привести подобных примеров, и каждый из нас, если заглянет в свою совесть, увидит те случаи, когда мы из-за человекоугодия, из-за стыда быть истинными христианами потакаем людям грешным, чуждым Христовой Церкви и, по крайней мере внешне и в мелочах, следуем за ними. Если мы так стыдимся Господа, если не хотим бескомпромиссно следовать Евангелию, нести свой крест, то и к нам относятся слова Спасителя, что Он постыдится нас, «когда придет во славе Отца Своего с ангелами святыми», то есть когда будет Второе славное Его пришествие.

Если бы мы всей душой принимали предсказание Спасителя о Страшном Суде и верили в него так, чтобы очами веры видеть этот Суд как бы уже совершающимся, а себя — предстоящими на нем! Если бы мы видели бесконечную славу Божию и сонмы, мириады Ангелов, идущих со Спасителем! Конечно, мы устрашились бы, а может быть, наоборот, с любовью и вожделением устремились бы к этой славе, попрали и отрясли с наших ног этот прах — все земное, не только греховное, но и суетное, ненужное. Это не значит, что мы обязательно должны уйти из мира, оставить все и таким примитивным образом исполнить веление нашего сердца. Речь идет о том, что в каждом своем поступке, каждом движении мысли, каждом слове нам следует помнить об одном — что мы последователи Христа. Мы должны каждое свое жизненное движение соизмерять с Евангелием. И тогда мы были бы не такими, какими сейчас себя представляем (и уже примирились с этим) — убогими людьми, живущими во времена, когда нет чудес и давно не слышно проповеди Спасителя. Нет, мы были бы подобны первым христианам, которые считали наградой, милостью и даром Божиим возможность пострадать за Господа Иисуса Христа, возможность своими собственными страданиями и своей кровью присоединиться к Его спасительным страданиям. Только праведная жизнь делает человека способным по-настоящему исповедовать Христа и при тяжелых испытаниях. К этому необходимо готовиться, для этого надо развиваться. Неправильно относиться к испытаниям как к какой-то случайности. Не нужно думать, что одному выпало на долю быть праведником, святым, а другому — обыкновенным человеком и что с этим следует примириться. Я, конечно, призываю вас стремиться не к каким-то сверхъестественным дарам — чудотворению, прозорливости и тому подобному, но к самому главному, высшему дарованию, которое апостол Павел назвал «совокупностью совершенства» (Кол. 3, 14), — к любви к Богу и по Боге к нашим ближним, потому что в этом состоит истинное христианство. Аминь.

18 марта 2001 года

http://www.sestry.ru/church/content/confessor/amvonn/p/vpost/04/4/html_i...