О пороках зависти и осуждения. Схиигумен Авраам (Рейдман)

(Евангелие от Луки, 79 зачало, глава XV, стихи 11-32)

У некоторого человека было два сына; и сказал младший из них отцу: отче! дай мне следующую мне часть имения. И отец разделил им имение. По прошествии немногих дней младший сын, собрав всё, пошел в дальнюю сторону и там расточил имение свое, живя распутно. Когда же он прожил всё, настал великий голод в той стране, и он начал нуждаться; и пошел, пристал к одному из жителей страны той, а тот послал его на поля свои пасти свиней; и он рад был наполнить чрево свое рожками, которые ели свиньи, но никто не давал ему. Придя же в себя, сказал: сколько наемников у отца моего избыточествуют хлебом, а я умираю от голода; встану, пойду к отцу моему и скажу ему: отче! я согрешил против неба и пред тобою и уже недостоин называться сыном твоим; прими меня в число наемников твоих. Встал и пошел к отцу своему. И когда он был еще далеко, увидел его отец его и сжалился; и, побежав, пал ему на шею и целовал его. Сын же сказал ему: отче! я согрешил против неба и пред тобою и уже недостоин называться сыном твоим. А отец сказал рабам своим: принесите лучшую одежду и оденьте его, и дайте перстень на руку его и обувь на ноги; и приведите откормленного теленка, и заколите; станем есть и веселиться! ибо этот сын мой был мертв и ожил, пропадал и нашелся. И начали веселиться. Старший же сын его был на поле; и возвращаясь, когда приблизился к дому, услышал пение и ликование; и, призвав одного из слуг, спросил: что это такое? Он сказал ему: брат твой пришел, и отец твой заколол откормленного теленка, потому что принял его здоровым. Он осердился и не хотел войти. Отец же его, выйдя, звал его. Но он сказал в ответ отцу: вот, я столько лет служу тебе и никогда не преступал приказания твоего, но ты никогда не дал мне и козлёнка, чтобы мне повеселиться с друзьями моими; а когда этот сын твой, расточивший имение своё с блудницами, пришел, ты заколол для него откормленного теленка. Он же сказал ему: сын мой! ты всегда со мною, и всё мое твое, а о том надобно было радоваться и веселиться, что брат твой сей был мертв и ожил, пропадал и нашелся.

Во имя Отца и Сына и Святого Духа!

Сегодня мы читаем хорошо известное всем евангельское зачало о блудном сыне. Обычно оно воспринимается нами как образец покаяния, как пример того, что, по учению Господа Иисуса Христа, даже самого падшего человека, если только он смирится и захочет вернуться к Богу, Господь с радостью принимает и прощает ему все грехи. Более того, человек этот испытывает такую благодать, ощущает такую милость Божию, что со стороны иногда кажется, что он получил после своего покаяния честь бόльшую, чем та, которую он имел до своего падения. Это евангельское зачало можно воспринимать и как рассуждение о том, что никакого человека нельзя осуждать, да и вообще невозможно судить о человеке по внешности. Притча о блудном сыне рассказана Спасителем в ответ на осуждение Его фарисеями: «Приближались же к Нему все мытари и грешники слушать Его. И роптали фарисеи и книжники, говоря: Он принимает грешников и ест с ними» (Лк. 15, 1–2). Фарисеи, которые почитали себя праведниками и которых такими почитал народ, неоднократно осуждали и порицали Спасителя за то, что Он общается с падшими людьми. Мы с трудом можем это вообразить себе, даже не представляем, как это выглядело на самом деле. Мы не понимаем, почему так смело, так открыто дерзали роптать фарисеи и книжники, упрекая Спасителя, что Он принимает грешников и ест с ними.

Мытари были в глазах народа предателями и вымогателями. Пользуясь тем, что за их спиной стояла могущественная римская власть, они, собирая подати, злоупотребляли своим положением. Используя страх перед этой жестокой, твердой и многие столетия непобедимой властью, мытари вымогали средства не у одних богатых, но и у бедных, и не только для Римской империи, но и в свою пользу. Поэтому они встречали чрезвычайную ненависть и презрение. Всякий приличный человек брезговал общаться с мытарями, которые, действительно, допускали жестокости и были причиной многих человеческих горестей и несчастий. Мы не знаем точно, кто здесь назван грешниками, но, с точки зрения иудеев, это, скорее всего, люди, нарушавшие закон Моисеев: может быть, блудники, пьяницы, нарушители субботы или люди, принявшие римские языческие обычаи. Хотя иудеи ничего не смели им сделать, потому что их, возможно, защищала римская власть, но также презирали их как изменников отеческим обычаям. Эти падшие люди, в общем-то, по-человечески справедливо вызывали народное презрение, в особенности со стороны фарисеев и книжников, которые сами жили праведно и считали, что имеют все основания осуждать грешников. Внешняя праведность действительно была присуща фарисеям и книжникам, досконально знавшим закон. Спаситель, не желая оправдывать Самого Себя, но удерживая тех, кто Его окружал, от порицания и осуждения ближних по одному только внешнему виду, сказал притчу о блудном сыне.

Любовь к своим детям присуща вообще всем людям, не исключая самых черствых, самых грубых, жестоких и вероломных. Все своих детей, своих потомков любят. И даже совершенно бесчеловечные разбойники часто совершают преступления ради своих детей, чтобы, как они считают, сделать их счастливыми и обеспечить им будущее. Спаситель привел такой пример, который должен был затронуть слушателей и волей-неволей заставить их признать правоту притчи. «У одного человека было два сына, и сказал младший из них отцу: “отец, дай мне причитающуюся мне часть состояния”. И он разделил между ними имение. И спустя немного дней, собрав всё, младший сын уехал в страну далекую и там расточил свое состояние, живя разгульно. И когда он истратил всё, настал сильный голод в той стране, и он начал нуждаться; и пошел, пристал к одному из граждан той страны, и тот послал его на свои поля пасти свиней. И он рад был бы наполнить чрево свое рожками, которые ели свиньи, и никто не давал ему» (ст. 11–16). Под образом блудного сына изображен всякий человек и, можно сказать, ум человеческий. Когда мы начинаем гордиться, требовать того, что нам будто бы справедливо положено, мы постепенно удаляемся от Бога. Внешне мы остаемся такими же, какими были и раньше, занимаем то же положение в обществе, но внутренне мы совершенно удаляемся от Бога. Вместо того чтобы общаться с Богом и наслаждаться тем Божественным действием, которое Бог источает на любящих Его и пребывающих в молитве, наш ум как будто забывает о бытии Божием, желая насытиться греховными помыслами, получить удовлетворение от действия страстей. Но это невозможно. В конце концов ум человеческий отрезвляется и вспоминает то состояние, в котором он пребывал прежде. Со стороны этого не видно. Это изменение — как отпадение наше, так и покаяние — чаще всего, может быть за исключением редчайших случаев, никем не замечается, потому что человеку свойственно скрывать свою внутреннюю жизнь. Происходит пока еще внутреннее восстание — осознание своего состояния.

«И придя в себя, он сказал: “у скольких работников отца моего хлеб в изобилии, а я здесь погибаю от голода. Встану, пойду к отцу моему и скажу ему: отец, согрешил я против неба и пред тобою; я больше не достоин называться твоим сыном; поступи со мной, как с любым из твоих работников”» (ст. 17–19). Человеческий ум смиряется настолько, что уже не ждет особенных милостей. Он желает всего лишь скромного душевного состояния, некоего малого покоя и уже не хочет, правильнее сказать не смеет, думать об изобилии благодати. Когда же человеческий ум так смиряется, то происходит возрождение, как сказано в притче: «И он встал и пошел к отцу своему» (ст. 20). Начинается возвращение ума человеческого к Богу. Конечно, это происходит не в несколько часов и не в один день, хотя изредка случается и такое. Как правило, на это уходят годы. «И когда он был еще далеко...» Легко пасть, но трудно вернуть свое прежнее душевное состояние, трудно восстановить в себе общение с Богом. «И когда он был еще далеко, увидел его отец его и сжалился, и побежав, пал на шею ему и поцеловал его» (ст. 20). Ум человеческий только еще проявляет некое расположение к тому, чтобы вернуться к Богу, только начинает свое возвращение, а милосердный Бог уже Сам преодолевает бόльшую часть пути. Он «выходит» навстречу человеку и соединяет его с Собой, что изображено под словами «пал на шею ему и поцеловал его». И слушатели Спасителя, несомненно, не могли не сочувствовать этому образу.

«И сказал ему сын: “отец, согрешил я против неба и пред тобою; я больше не достоин называться твоим сыном”» (ст. 21). Когда в нас проявляется такое смирение, когда мы искренне считаем себя недостойными называться детьми Божиими, тогда обильная благодать изливается, как от отца к детям, от Бога на наш кающийся ум, наш сокрушенный дух, по слову пророка Давида (см. Пс. 50, 19).

«И сказал отец рабам своим: “скорее достаньте лучшую одежду и оденьте его, и дайте перстень на руку его и обувь на ноги, и приведите нашего откормленного теленка, заколите, будем есть и веселиться, ибо этот сын мой мертв был и ожил, пропадал и нашелся”» (ст. 22–24). Действительно, когда человек удаляется от своих родителей и забывает о них, то сначала наслаждается грехом, а потом испытывает нужду. Никаких известий от этого сына не было, отец почитал его уже умершим. Как говорят в таких случаях, уже похоронил его. И вдруг тот, кого уже не надеялись видеть, оказывается живым. Более того, его душевное состояние, проявляющееся в смирении и осознании своей вины, стало гораздо лучше, чем было до этого видимого падения. Внутреннее его падение совершилось раньше, чем он ушел от отца, то есть от Бога.

То же самое происходит и с умом человеческим. Он так удаляется от Бога в своей гордости и грехолюбии, что становится как бы уже мертвым, почти не способным действовать. А после покаяния начинается обильное действие благодати, и в душу человека нисходит Божественная радость. Это изображено в притче под такими словами: «И начали веселиться. А сын его старший был в поле; и когда, возвращаясь, приблизился к дому, услышал он музыку и пляску; и призвав одного из слуг, он спрашивал, чтό бы это могло значить. И тот сказал ему: “брат твой пришел, и заколол отец твой нашего откормленного теленка, так как принял его здоровым”» (ст. 24–27). Под образом второго сына изображен человек, с осуждением относящийся к тому, что Бог дарует благодать кающемуся грешнику. Но ведь мы видим только внешнюю сторону. Мы не видим того внутреннего возрождения, глубокого осознания своего недостоинства, которое в этой притче изображено под видом возвращения, и судим только по внешности. Нам кажется: что особенного сделал этот человек и чем заслужил такую милость Божию? Ведь он так тяжко согрешил! По большей части видны именно грехи, а вот покаяние замечается редко. Да покаянию и не свойственно выставлять себя напоказ. Когда мы судим по внешности, мы от зависти, ропота и огорчения впадаем в то же состояние, в каком был блудный сын, хотя и осуждаем его. Теперь от этой зависти и осуждения мы сами не желаем войти к Богу. Нельзя судить по внешности человека: она обманчива, мы можем только догадываться о том, что у него внутри. Апостол Павел сказал: «Никто не знает того, что в человеке, только дух человеческий» (см. 1 Кор. 2, 11), то есть дух самого этого человека. Потому мы легко обманываемся, не замечаем покаяния, того необыкновенного, великого, можно сказать, подвига, который совершил в своей душе человек и который привел его обратно к Богу. И, не замечая этого, мы впадаем в осуждение, неприязнь к ближнему и через это сами препятствуем себе войти в радость Божию, на этот Божественный пир, и лишаем себя той великой Божией милости, которой сподобляются кающиеся.

Спаситель сказал про человека, впадающего в осуждение: «Он рассердился и не хотел войти. И отец его вышел и стал просить его. А он ответил отцу: “вот, я столько лет служу тебе, и никогда заповеди твоей не преступал, и мне ты никогда не дал козленка, чтобы повеселиться мне с друзьями моими. А когда пришел сын твой этот, проевший твое имение с блудницами, ты заколол для него откормленного теленка”. Он же сказал ему: “дитя мое, ты всегда со мною, и все мое — твое, но надо было возвеселиться и возрадоваться тому, что брат твой этот мертв был и ожил, пропадал и нашелся”» (ст. 28–32). Кто может осудить отца за его любовь? И, видя эту жизненную правду, волей-неволей слушатели Спасителя соглашались, что любовь Божия все прощает. Любовь Божия распространяется не только на блудного, но и на мнимо праведного сына. Однако через гордость и осуждение, через презрение к ближним, которых он почитает грешниками, этот сын сам лишает себя Божественной благодати, о чем и свидетельствует притча. Если бы, как и положено брату — ведь все люди братья, — он радовался о спасении своего ближайшего родственника (ибо нет никого роднее братьев и сестер), то он легко вошел бы на этот пир и сподобился еще большей радости, такой же Божественной радости, которой отец радовался о сыне, падшем и восставшем, мертвом и ожившем. Тогда старший сын в этой благородной, бескорыстной радости о спасенном грешнике, можно сказать, уподобился бы Богу.

Эта притча учит нас не только покаянию, но и неосуждению. Даже если бы мы во всем были безупречны, но только неприязненно судили бы о человеке по его внешности, не зная, что, может быть, внутри у него происходит какая-то духовная буря или совершается возрождение, как говорят святые отцы — воскрешение, души, то этим неприязненным, неразумным, правильнее сказать — безумным, отношением мы сами себя лишили бы благодати. Мы сами себе, как изображено здесь в притче, воспрепятствовали бы войти на этот Божественный пир. Поэтому будем весьма осторожны: будем каяться сами, не будем осуждать ближних и никогда не позволим себе судить по внешности. Нам видны по большей части грехи, а покаяние — тайна между Богом и человеком. Аминь.

27 февраля 2000 года

http://www.sestry.ru/church/content/confessor/amvonn/p/pod_vp/02/2/html_...