О блудном сыне. Михаил Макракис

Третья стадия экзистенциального пути блудного сына: спасение (молитва – божественное служение – искупление).

Покаяние, достигающее своей кульминации в исповеди, это возвращение к Богу, восстановление связи с Ним и начало общения с Ним через молитву. Таким образом, когда мы понимаем, что отец из притчи о блудном сыне – не только аллегория духовного отца, Божьего свидетеля, в присутствии которого совершается исповедь, но и Самого Бога, Небесного Отца, “человеколюбивого Отца Бога”, по словам Ефимия Зигавиноса, тогда мы осознаем, что исповедь блудного сына – это одновременно и молитва к Богу, диалог с Ним. Следовательно, речь идет об истинной молитве, личной молитве, которая, прежде чем принять форму покаяния, проходит стадию размышления, погружения в себя и самокритики. Эта самокритика, чувство вины, как и в случае с блудным сыном, является следствием сущностного преображения, ведущего к покаянию и, как было сказано выше, к возвращению к Богу и возобновлению молитвенного общения с ним.

После личной молитвы человеческого “я” к “Ты” Бога следует коллективная, общая молитва –  “мы”. Согласно учению Фридриха. Хайлера (его классическое произведение, посвященное молитве, называется  “Das Gebet”), коллективная молитва является высшим способом выражения коллективного священного служения (культа).

Главная черта этой молитвы – благодарение. Это благодарственная молитва, благодарственный (евхаристический) ужин, которую отец из причти устраивает для своих друзей и знакомых, чтобы отпраздновать с музыкой и танцами возвращение любимого сына и заколоть “откормленного теленка”, чтобы все ели и радовались. Милосердный отец ради своего дитя жертвует самым лучшим из того, что имеет – откормленным теленком, чтобы отпраздновать возвращение и покаяние сына. Покаяние, “как выражение духа глубокого смирения, является истинной жертвой”.

Ужин из притчи о блудном сыне – это “большой ужин” из другой известной притчи, где “некий человек звал многих”. Речь идет о брачном пире, который царь организовал в честь своего сына. Такой же брачный пир был устроен и отцом блудного сына после его возвращения. По этой же причине он просит надеть ему на руку перстень.

Как в притче о царском брачном пире, так и в притче о блудном сыне, пир представляет собой аллегорию Божественной литургии, занимающей центральное место в общественном служении Церкви, как “царства Божия”. Откормленный теленок, поданный на этом пире, для празднования возвращения блудного сына, равно как и “царский сын” на брачном пире, олицетворяют собой Сына Божия. Это признанная трактовка отцами Церкви упоминания в притчах теленка и брачного пира. “Теленок, пишут святые отцы, – это Сын Божий, пир – Божественная литургия, собрание и жизнь Церкви”. И, как говорит Кирилл Александрийский, “откормленный теленок – это Христос, непорочное жертвенное животное, взявшее на себя грех мира, приносимое в жертву и съедаемое”.

Таким образом, заклание откормленного тельца в притче, согласно учению святых отцов, олицетворяет таинство Святой Евхаристии – центра Божественной литургии. Крестная жертва Богочеловека, искупительная жертва Сына Божия – это Святые Тело и Кровь Христовы. По словам Кирилла Александрийского, это – Христово таинство, великая жертва,  исцеляющая от греха.

Таким образом, эта жертва, как святое Таинство, несет спасение грешнику, всякому нечестивцу, равно как и блудному сыну из притчи. Участие в пире, где “отец заколол откормленного теленка”, в “великом пире”, “великой жертве” – принятие Святых Таин – “лекарства бессмертия” – символизирует духовное воскресение человека от смерти греха. И этому все мы должны особенно радоваться, подобно отцу, говорящему своему старшему сыну: “Надобно радоваться и веселиться, что брат твой был мертв и ожил, пропадал и нашелся”. Но в большей степени эту радость и ликование испытывал блудный сын, возвратившийся в отчий дом и одновременно вернувшийся к жизни. Это напоминает птицу счастья, найденную в известной сказке Садко, который после настойчивых и утомительных исканий решил возвратиться в отчую землю, обретя здесь спасение от своего бесконечного путешествия.

Подобное чувство избавления вместе с Садко и Персивалем из легенды о Граале, нашедшем Святую Чашу, испытал и блудный сын, вернувшийся из “страны далекой”, где он скитался во мраке греха. Избавление завершает третью стадию экзистенциального пути блудного сына, которая, равно как первая и вторая стадии, делится на три фазы: молитва, Божественное служение, искупление и спасение. Спасение, в свою очередь, проистекает из жертвы Христа – выражения любви Бога, который “так возлюбил Бог мир, что отдал Сына Своего Единородного” (Иоан. 3:16).

Любовь является пределом пути, начатого блудным сыном из страха перед свободой, омрачившейся, однако, угрозой смерти, когда “настал великий голод в стране той”, чтобы, в конце концов, оказаться на пиру любви и насытиться “откормленным теленком”. Путь сына к покаянию начался с боязни недостатка в пище или же в чем-либо еще как следствия полной свободы и бунта. Когда же сын осознал это, его страх превратился в трепет, уважение, благочестие и, наконец, в любовь, когда милосердный отец,  “побежав, пал ему на шею и целовал его”. Таким образом, любовь не оставляет место страху, как говорил о ней евангелист: “Совершенная любовь изгоняет страх” (1 Ин. 4:18).

Михаил Макракис, Психология блудного сына, издательстао “Армос”, стр. 44-49.

Перевод с новогреческого: редакция интернет-издания “Пемптусия”.

http://www.pemptousia.ru/2016/02/о-блудном-сыне/